Дореволюционная Алушта

За время татаро-турецкого владычества Крым пришел в упадок. Обезлюдел Южный берег. На месте бывших городов лежали груды развалин. К началу XIX века в Партените (с. Фрунзенское), Биюк-Ламбате (с. Малый Маяк) и Кучук-Ламбате (с. Уютное) население не превышало 200 человек. В Алуште около четырех десятков ветхих домиков лепилось на холме вокруг развалин крепости. До образования Ялтинского уезда Алушта была центром волости, объединяющей все селения побережья от Симеиза на юго-западе до Ускута (с. Приветное) на Востоке¹.

Присоединение Крыма к России как бы встряхнуло полуостров от спячки. На берегах Ахтиарской бухты у древнего Корсуня началось строительство Севастополя. В обширной долине Салгира на месте небольшой деревушки Ак-Мечеть возник административный центр Таврической губернии Симферополь. Медленно поднимались из руин города и села.

Богатые земли Тавриды раздаются придворным сановникам, вельможам и царедворцам. В виде подарков Екатерина преподнесла их также знатным иностранцам. Так, земли Партенита и Кучук-Ламбата были подарены австрийскому принцу де Линю, который хотел на них устроить, по американскому образцу, плантаторское хозяйство, поселив здесь английских преступников и негров. Только протесты передовых людей России предотвратили осуществление этой затеи. Позже здесь возникли имения генерала Раевского и таврического губернатора Бороздина. Восточнее Алушты земли речных долин Куру-Узень и Кучук-Узень попали в руки камердинера царицы Козлова и генерала Княжевича.

Часть земель стала собственностью правителя канцелярии Потемкина генерал-адъютанта Попова. Возможно, поэтому западная окраина Алушты (Ильичевка) в дореволюционное время называлась «Поповкой». Из центральных губерний владельцы крымских имений начинают массовое переселение крепостных крестьян. На Южном берегу строятся дворцы, роскошные особняки, разбиваются парки, выращиваются сады и виноградники. Большое значение для дальнейшего развития Южного берега имело строительство дороги Симферополь — Алушта — Ялта — Севастополь. В течение 14 лет (1824—1838) в трудных горных условиях, среди скал и круч, подгоняемые зуботычинами унтеров и подрядчиков, прокладывали дорогу русские саперы и крепостные крестьяне.

В 1838 году в связи с новым административным делением Алуштинская и Кучук-Узеньская волости вошли в состав Ялтинского уезда.

Наметившееся возрождение Крыма в середине XIX века было прервано войной 1833—36 годов, которая нанесла огромный ущерб полуострову. Пострадало и население Алушты. После войны ему была оказана ничтожная помощь: по 10 рублей на двор².

Война принесла массовые эпидемические заболевания. Первая оспопрививка, проведенная в Алуште в 1844 году, не могла предупредить заболевания оспой, а эпидемия тифа, распространившаяся вначале среди солдат 52-й военно-рабочей роты, расквартированной в Алуште, перебросилась и на жителей, унеся много жизней.

«Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России», — указывал В.И. Ленин. После реформы 1861 года основная масса крестьян Южного берега не получила земельных наделов. Эти крестьяне не получали вовсе надела мирской земли и подчинялись правилам, которые установлены были для дворовых людей. Имения Южного берега Крыма, а также имения горной части Крымского полуострова состояли почти исключительно из садов, виноградников и огородов.

Только в Кучук-Узеньской волости, в деревнях Туак (Рыбачье), Приветном и других, земли которых не попали в число подаренных царедворцам, крестьяне сохранили земельные угодья. Но в дальнейшем бурный процесс развития капиталистических отношений в крымской деревне привел к тому, что уже к началу XX века основная масса крестьян этого района пришла к полному обнищанию и все земли попали в руки кулаков и комиссионеров. Так, в Рыбачьем, например, 170 бедняцким хозяйствам принадлежало 86 десятин земли, а, 44 кулацким — 180. Такое же положение было и в Приветном, где 574 хозяйства бедняков владели меньшей частью удобных земель, большая же часть принадлежала 38 кулакам и лавочникам. В делах статистической комиссии указывалось, что крестьяне обеих деревень «совершенно не обеспечены и не могут быть уверены в завтрашнем дне».

Ускоренный процесс развития капиталистических отношений, соединение Крыма с Центральной Россией железнодорожной магистралью способствовали быстрому развитию виноградарства и садоводства. К концу XIX века площади виноградных плантаций в Алуште выросли в девять раз. Виноград и особенно груши Алуштинской долины завоевали заслуженную славу на рынках Екатеринослава, Харькова, Киева. Лавочники и комиссионеры скупали у крестьян за бесценок виноград, фрукты, табак и вывозили их на центральные рынки.

В Алуште возникают крупные винодельческие хозяйства помещиков-живодеров Таюрского в Кастели, Сарыбана, Штакера, Токмакова-Молоткова, Стахеева и других в долинах рек Улу-Узени и Демерджи. Только в подвалах имения Токмакова-Молоткова (теперь центральная усадьба винсовхоза «Алушта») вырабатывалось ежегодно до 150 тысяч ведер вина. На жестокой эксплуатации местных бедняков и сельскохозяйственных рабочих, батраков, пришедших в поисках работы из дальних губерний, наживали свои капиталы алуштинские предприниматели. Трудом обездоленных, гонимых нуждой людей создавались дворцы Карасана и Кучук-Ламбата, многочисленные дачи аристократов и коммерсантов.

* * *

Красочная природа Крыма и обильная событиями история привлекала многих путешественников, писателей и поэтов.

На набережной Алушты в сквере высится бюст А.С. Пушкина. Он установлен в честь пребывания поэта в Крыму в 1820 году. Великий поэт видел Алушту и Чатыр-Даг в предутренней дымке тумана, проплывая на бриге «Мингрелия» к Гурзуфу. В пути он написал первое крымское стихотворение — элегию «Погасло дневное светило». Из Гурзуфа живой и любознательный поэт совершал частые прогулки: в одиночестве бродил вокруг утесов Аю-Дага или же с семьей Раевских посещал чудесные уголки Партенита и Кучук-Ламбата. Одна из картин И.К. Айвазовского изображает такую прогулку поэта.

Пятью годами позже Крым посетил А.С. Грибоедов. Захватывающие просторы Тавриды открылись перед поэтом с вершины Чатыр-Дага.

«Оборотясь назад, — писал Грибоедов, — море, даль непомерная, с запада спускается к нему Яйла, из-за нее Кастель, прямо Алушта...»

Ночь Грибоедов провел у костра среди пастухов. На следующий день он спустился в горное селение Корбек (теперь Изобильное) и к вечеру 26 июня пешком добрался в Алушту. Ее внешний облик поэт запечатлел яркими штрихами: «Алушта: древние развалины замка, около которого домики с плоскими кровлями прислонены к холму, образующему со многими другими подошву Чатыр-Дага, около него ручьи и сады в яминах. Все место окружено амфитеатром, к морю отроги Яйл и Чатырдага, которого вершина господствует над сей долиною».

Исследователи предполагают, что поездка Грибоедова в Тавриду была связана с конспиративным поручением «Южного общества» декабристов.

Из Алушты, после вторичного восхождения на Чатыр-Даг, Грибоедов направился в Кучук-Ламбат и Партенит. У подножия Аю-Дага на даче поэта Олизара он встретился с Адамом Мицкевичем.

Окрестности Алушты, богатая природа долин, горы, просторы моря произвели глубокое впечатление на великого польского поэта.

«Алушта, — писал Адам Мицкевич, — одно из самых восхитительных мест Крыма». С большой теплотой он воспел в звучных стихах «Крымских сонетов» и «мачту крымских гор — Великий Чатыр-Даг» и «волн... гремящие обвалы». Полюбившейся ему Алуште он посвятил сонеты «Алушта днем» и «Алушта ночью».

В 1837 году посетил Алушту В.А. Жуковский. В Карабахе (ныне Бондаренково) он познакомился с известным исследователем Крыма академиком П.И. Кеппеном. Здесь же в 90-х годах прошлого века более двух недель жил выдающийся русский писатель и общественный деятель В.Г. Короленко.

Крымскими впечатлениями овеяны горьковские образы «Буревестника» и «Сокола». В 1891 году молодой А.М. Горький совершал трудное путешествие из Ялты к Феодосии. Вблизи села Куру-Узень (с. Солнечногорское) он провел ночь на берегу моря у костра. Об этом привале писатель упоминает в рассказе «Мой спутник»: «Отойдя верст 20 от Алушты, мы остановились ночевать... разожгли костер и лежали около него. Вечер был дивный. Темнозеленое море билось о скалы внизу под нами, голубое небо торжественно молчало вверху, а вокруг нас тихо шуршали кустарники и деревья. Всходила луна. От узорчатой зелени чинар пали тени. Костер горел весело, и его огонь казался большим пылающим букетом цветов... Широкий горизонт моря был пустынен, небо над ним безоблачно, и я чувствовал себя на краю земли, созерцающим пространство».

В 1896 году в Алуште и окрестных селах 4,5 месяца работал в комиссии по борьбе с филлоксерой М.М. Коцюбинский. В свободное время писатель с большим интересом наблюдал жизнь, обычаи, нравы местных жителей. Он часами бродил по Алуште, «по самым глухим улочкам, по крышам...», его интересовали развалины крепости, он посещал местную школу, а иногда просто подолгу сидел у моря.

Море, природа покорили писателя. «Почти целый день просидел над морем, — писал Коцюбинский в одном из своих писем, — воздух такой прозрачный, что Демерджи кажется вот-вот за плечами. Море синее до черноты, только белой пеной бьет о берег. Свежий ветер с моря срывает эту пену и бросает в лицо маленькие брызги. На море много лодок... под парусами, а над берегом летают голуби. Очень красиво. Такие дни бывают только в Крыму и только осенью».

Пребывание здесь дало обильный материал писателю. В новеллах «На камне», «В сетях шайтана», «В грешный мир» и других мы узнаем детали алуштинских пейзажей: каменные громады Чатыр-Дага и Демерджи, «зеленые от винограда и полные седой мглы» долины, генуэзскую башню, купца Фукидова, квартиру у которого снимал писатель во время своего пребывания в Куру-Узени (Фукидов стал прототипом образа Мемета в новелле «На камне»).

Коцюбинский с болью в сердце наблюдал разорение мелких виноградарей, попадавших в кабалу к фукидовым и им подобным, тяжелый труд батраков на плантациях помещичьих имений. Все это он воплотил в ярких художественных образах крымских новелл.

Встреча в Кучук-Узени с псевдоаристократами Княжевичами вызвала у писателя брезгливое презрение к этим тупым, ограниченным тунеядцам. «Сколько там навоза, мусора и всякой гадости, если бы ты знала, моя милая, — писал Коцюбинский жене, — хотя бы одна благородная мысль, хотя бы одно человеческое слово! Абсолютно ничего».

В период пребывания М.М. Коцюбинского в Алуште революционер-демократ постоянно находился под негласным надзором полиции.

Именем писателя ныне назван Солнечно-горский сельский клуб. На доме, где он жил, установлена мемориальная доска.

В 1906 году в «Профессорском уголке» жил и работал А.И. Куприн.

* * *

В конце XIX века Алушта становится известным климатическим курортом. Этому способствовала большая пропаганда целебных сил Южного берега известным ученым-медиком профессором С.П. Боткиным. Он неоднократно обращал внимание на благоприятные климатические особенности Алушты и ее окрестностей.

В двух километрах западнее Алушты возникает новый курортный поселок. Море в этом месте имеет почти от самых берегов глубокое, ровное, без крупных камней и ям дно. Берег, покрытый мелкой галькой, образует широкий в несколько километров пляж. Гора Кастель, как заботливая мать, прикрыла этот чудесный уголок руками-отрогами.

В 70-х годах в этих местах появляется усадьба М.А. Сосногоровой — автора первого путеводителя по Крыму.

Позже здесь построили себе дачи видные представители русской науки профессора Н.А. Головкинский, Д.И. Тихомиров, А.С. Голубев, А.И. Кирпичников, А.Н. Бекетов, И.А. Умов и другие. Район стали называть «Профессорским уголком».

Выше, на отроге горы Кастель, там, где «воздух первого получения, как а-на-нас», в 1905 году поселился писатель Сергей Николаевич Сергеев-Ценский.

На территории поселка Лазурное установлен обелиск — памятник Н.А. Головкинскому, ученому с мировым именем. Поселился он в «Профессорском уголке» в 1886 году, после того, как оставил в знак протеста против реакционной политики самодержавия в области народного образования должность ректора и декана Новороссийского университета (Одесса). Работая в Крыму долгое время главным гидрологом, Н.А. Головкинский тщательно изучил водный режим полуострова, интересовался историей Крыма, его богатой природой, развитием виноградарства и виноделия. В 1894 году он издал один из первых путеводителей по Крыму, который и в настоящее время является ценным пособием для краеведов.

Здесь же в «Профессорском уголке» жил известный педагог и общественный деятель профессор Д.И. Тихомиров. Он был основателем первой в России вечерней школы для рабочих, которая была открыта на фабрике Михайлова в Москве. Много творческих сил и энергии отдал Тихомиров организации начальных земских школ и подготовке для них учителей. Им был создан ряд школьных учебников и методических пособий. Тихомиров являлся редактором прогрессивного детского журнала «Юная Россия». За большие заслуги в области народного просвещения «Петербургский комитет грамотности» наградил Д.И. Тихомирова «Большой золотой медалью». Находясь последние годы жизни почти безвыездно в Алуште, Д.И. Тихомиров много внимания уделял общественной работе, нуждам местной школы. После смерти выдающегося педагога в 1915 году ей было присвоено имя Тихомирова.

* * *

Вскоре Алушта приобрела известность «недорогого» второразрядного курорта. С каждым сезоном увеличивалось количество приезжающей буржуазной публики. Сравнительно быстро росло и ее население. За пять лет (с 1897 по 1902 г.) оно увеличилось на 600 человек и составило 2800 человек. В мае 1902 года Алушта была преобразована в безуездный город.

Центральная часть города располагалась на холме, которым заканчивается отрог Чатыр-Дага, являющийся водоразделом двух рек. Маленькие домики с плоскими крышами тесно грудились на вершине холма и спускались уступами по крутому обрывистому склону, напоминая пчелиные соты. С холма к морю от маленького грязного базара сбегала узкая извилистая улица, по сторонам которой располагались лавочки, кофейни, цирюльни. На узкой Набережной, кроме магазинчиков, находились почта и казарма солдат пограничной стражи. В дореволюционной Алуште, как и во всех городах царской России, в дворцах, особняках царила роскошь, беспечная и сытая жизнь богатых бездельников, а в маленьких, грязных, тесных лачугах, терпя вечную нужду, прозябала беднота.

В тяжелом положении оказывались приезжие больные бедняки, среди которых было много студенческой молодежи. Не имея средств, они ютились в жалких лачугах на окраинах города, где в комнате, кроме «кровати, набитой клопами, и колченогого стола», не было ничего, где «воздух, пропитанный смрадом из помойных и прочих ям, удушливый, зловонный, господствовал над всей окрестностью».

Передовая часть интеллигенции города мечтала о создании восточнее Алушты, в Семидворье, студенческого уголка — места для отдыха и лечения необеспеченной учащейся молодежи. Но найти необходимые средства для покупки земли и строительства хотя бы временного здания барачного типа так и не удалось.

Переименование Алушты из села в город не изменило ее внешний облик.

Даже газеты тех времен на своих страницах рассказывали об ужасном состоянии крымских курортов.

«Берег моря возле Профессорского уголка, — писал корреспондент газеты «Крымский курьер», — загрязняется коровами, которые здесь разгуливают свободно».

Алушта, 1910 год

В очень плохом состоянии находилась дорога, соединяющая город с «Профессорским уголком»: «Вообразите себе колею аршина в четыре ширины, состоящую из ряда ям и бугров и покрытую слоем мельчайшей глиняной пыли вершка в 2—3 глубиной. А что здесь делается при проезде экипажа или проходе стада коров! Облако желтой пыли, мелкой, как пудра, поднимается к небесам и окутывает непроглядной пеленой все окружающие предметы. Путники, застигнутые в дороге, задыхаются в этой атмосфере, не могут отчихаться и очиститься от пыли, наполнявшей нос, рот, легкие и платье...»

Не в лучшем состоянии находилась и Набережная, по которой постоянно двигались экипажи, следующие в Ялту и Симферополь. «Публика должна была ежеминутно отскакивать к грязным заборам, чтобы не попасть под копыта лошадей, под колеса проезжающих экипажей». Летом Алушту окутывали столбы пыли, а в ненастное время ее улицы превращались в сплошное месиво грязи. По Набережной невозможно было «двигаться даже на экипажах». Вечерами город тонул в темноте. Улицы не освещались.

По инициативе Д.И. Тихомирова и врача Полюты возникает «Алуштинское общество курортного благоустройства». Оно не располагало ни средствами, ни общественными землями, необходимыми для планировки улиц, устройства скверов и городского сада. Члены этого общества вынуждены были прийти к выводу, что «под прокладываемые новые улицы пришлось бы отчуждать от частных лиц более 60-ти десятин, а при сравнительно высоких ценах на землю для Алуштинского городского самоуправления это является совершенно невозможным»³.

Энтузиасты только и смогли, что составить примерный план реконструкции города.

В 1905 году Набережная стала освещаться керосиновыми фонарями, было поставлено несколько диванчиков и скамеек для отдыха. После трехлетних ходатайств заканчивается шоссирование дороги в «Профессорский уголок». В городе была устроена и выложена каменной брусчаткой новая базарная площадь. Вот и все изменения, которые произошли в предреволюционные годы во внешнем облике города. Благоустройство его находилось в полной зависимости от финансовых тузов и крупных землевладельцев, которым принадлежало большинство земель в черте города. Существование, например, единственного культурного учреждения Алушты — плохонького дощатого театра, построенного на арендованной Стахеевской земле, всецело зависело от произвола землевладельца.

4 апреля 1908 года Стахеев предупреждал городское управление: «Если мне понадобится, городская управа обязана по первому моему требованию снести и очистить место, приведя его в прежний порядок».

Частная собственность была основным препятствием для развития города. «Здесь можно бы иметь прекрасную набережную, — писал профессор Головкинский, — к сожалению, большая часть береговой полосы примыкает к частным владениям...»

Даже и те немногие мероприятия по благоустройству города, которые удавалось осуществить, приносила пользу лишь богачам. В 1913 году из 6000 человек населения участвовать в выборах уполномоченных в городское управление имели право 214 человек. Поэтому первый электрический свет появился в домах «отцов города», а тротуары и осветительные фонари — у магазинов, трактиров и домов алуштинских торговцев и дачевладельцев.

Особенно плохо обстояло дело с водоснабжением города, на значительной территории которого находилось всего 6 колодцев и фонтанов. В засушливое время года население переживало настоящий водяной голод. Пересыхали колодцы, фонтаны, речки в границах города превращались в отдельные мутные лужицы. А между тем вода была. По подсчетам, произведенным в 1910 году, только речка Улу-Узень могла давать даже в засушливое время года 70 000 ведер воды в сутки, 3% которой хватило бы в то время для снабжения города. Но и здесь частная собственность была тормозом. Владельцы имений, расположенных в долинах рек, присвоили себе права на воду. Запрудив русла, они направляли ее на поливы садов и виноградников, почти полностью лишая в летние месяцы население воды.

Отсутствие водопровода и канализации, общее антисанитарное состояние города приводили к частым массовым инфекционным заболеваниям. «Алушта, — писал в докладной записке городской санитарный врач, — климатическая жемчужина, лежащая у подножия Чатыр-Дага, не может избавиться от тифа и постоянно угрожаема по холере».

Все здравоохранение Алушты представлялось земской больницей на 20 коек, одним врачом, фельдшером и акушеркой.

Зато в изобилии преподносилась народу в четырех церквах и мечетях «духовная пища». В городе имелось всего две школы: земская и церковноприходская, в которых обучалось 142 школьника.

Население окрестных деревень было сплошь неграмотным. Только в четырех из одиннадцати сел современного района были школы. Здесь обучались главным образом дети зажиточных крестьян.

Бедной, мещански ограниченной была культурная жизнь города. «Из духовно-просветительных учреждений, — писал Семенов-Тяньшанский, — в Алуште можно назвать более чем скромную библиотеку-читальню и театр, где обыкновенно играют проезжие гастролеры...» Театр этот, по свидетельству современников, был «деревянный, похожий на сарай».

В единственной комнате библиотеки-читальни находился небольшой стол с журналами и газетами. У стены стоял маленький шкафчик с 500 книгами, в основном — французскими романами уголовно-бульварного содержания.

Сообщение с Симферополем и Ялтой поддерживалось почтовыми дилижансами (мальпостами). Это были неуклюжие, крытые брезентом повозки, стоящие на огромных колесах, от которых «стуковень и громовень... долетал до самого моря», писал С.Н. Сергеев-Ценский.

Летом, в период курортного сезона, между южнобережными населенными пунктами курсировали тихоходные пароходики «Гурзуф» и «Алушта». Их двигатели очень часто портились, и пассажиры часами болтались в море или с помощью лодок высаживались на берег.

В городе не имелось даже помещения, где можно было бы дожидаться часто запаздывающего парохода.

* * *

Тяжелой и беспросветной была жизнь трудящихся дореволюционного города. Многие из них работали за гроши в садах и на виноградниках окрестных имений, где тяжелая лопатка и кирка были основными орудиями труда. Они рыхлили землю, поднимали плантажи на десятках гектаров каменистой крымской земли, рыли обширные подвалы. Рабочий день обыкновенно продолжался 12—14 часов. Особенно жестокой эксплуатации подвергались сезонные рабочие, которые нанимались в имения на 5—6 месяцев. Они, как правило, работали по 19—20 часов в сутки.

Среди завербованных сезонников очень много было девушек. В Крым их привозили специальные агенты партиями по 50—60 человек. Помещались работницы в сырых, грязных бараках, куда не заглядывал никакой санитарный надзор. «В этих бараках бацилл и тараканов — миллионы», — писала большевистская «Северная правда» в 1913 году. Подобные бараки для сезонных рабочих алуштинские плантаторы устраивали из помещений для скота, который на лето угонялся на выпас в горы. Надсмотрщики «приставали к работницам с гнусными предложениями, и девушкам приходилось терпеть, чтобы не лишиться работы», — указывала «Северная правда». Все это приводило к трагическим развязкам.

Нелегкой была участь рабочих, занятых в мелких мастерских города и кузнях, грузчиков небольшой пристани. Особенно невыносимыми условиями труда отличались кузни. Эксплуатация здесь была настолько жестокой, что вызвала возмущение алуштинской общественности, под давлением которой власти вынуждены были привлечь хозяина одной из кузен к судебной ответственности.

На суде выяснилось, что работы в кузне производились даже подростками от 6 часов утра до 8 часов вечера, а иногда в летнее время хозяин поднимал рабочих в 4 часа утра, а заканчивалась работа в сумерках, т. е. в девятом часу вечера.

В 1898 году в Алуште были построены новая пристань и более обширные склады для хранения грузов. Город превратился в небольшой коммерческий порт. Стали подходить пароходы Крымско-Кавказской линии и баржи с различными грузами.

Опасаясь разбить зыбкую пристань, они обыкновенно останавливались на рейде, а грузы переправлялись к берегу на больших лодках. За малейшую порчу товаров во время работы грузчиков штрафовали, а иногда и увольняли.

Так, в 1903 году пароходная компания уволила с работы группу алуштинских грузчиков, которые проработали на пристани от 10 до 13 лет. Семьи их оказались в тяжелом положении. «Мы — семьянины, — писали в жалобе грузчики, — остались без куска хлеба и обречены на верную голодовку. Все бывшее у нас хозяйство мы продали, и теперь вследствие безработицы и голодовки в наших семьях между детьми свирепствуют болезни». Алуштинские торговцы выжимали семь потов из своих рабочих и приказчиков, заставляя работать их почти круглые сутки.

Во всех магазинах и лавках рабочий день продолжался 17—19 часов без перерыва на отдых.

Трудящиеся города и окрестных деревень попадали в кабальные сети лавочников и комиссионеров.

Беспросветная нужда, постоянный голод, жестокая эксплуатация, произвол властей и политическое бесправие оказывали революционизирующее воздействие на трудящихся.

Хотя в маленькой Алуште не было крупных промышленных предприятий, трудящиеся города и передовая часть интеллигенции в годы первой русской революции не стояли в стороне от революционной борьбы.

Примечания

1. Государственный архив Крымской области (ГАКО), ф. 400 оп. 2, е. х. 155.

2. ГАКО, ф. 628, оп. 1, е. х. 75.

3. ГАКО, ф. 622, д. 1, е. х. 19.