С.Д. Крыжицкий. «Основные направления и проблемы развития античной археологии на Украине»

Понятие «античная археология» охватывает весьма широкий круг задач — от координации, организации и проведения раскопок, исторической интерпретации полученных результатов до консервации, в необходимых случаях реставрации и даже охраны открытых памятников. Для успешного разрешения всех этих задач требуются усилия не только археологов, но и специалистов, работающих в других областях знаний — архитектуры, химии и технологии, инженерно-строительной, охраны памятников и др. Ниже пойдет речь только о том, в чем участие археологов обязательно.

Из всего многообразия задач, которые стоят перед античной археологией, выделю несколько направлений, складывающаяся ситуация в которых вызывает определенную тревогу.

Первое из этих направлений, являющееся, с профессиональной точки зрения, основным для археологов, это, естественно, комплекс задач, связанных с изучением археологических памятников. Это прежде всего: планирование и координация раскопок и кабинетных исследований; дальнейшее совершенствование методики полевых работ и разработка методик обработки археологических материалов; проведение собственно раскопок; разработка источников в аспектах хронологизации и типологии; и, наконец, историческая интерпретация полученных данных.

Второе крупное направление — главное для работников культуры, но от которого никак не могут оставаться в стороне археологи, это консервация и реставрация открытых объектов как архитектурно-строительных остатков, так и движимых памятников материальной культуры. Здесь также выделяется ряд наиболее существенных задач. Это, в первую очередь: составление научно обоснованных проектов консервации, графических реконструкций, в необходимых случаях реставрации в натуре в морфолого-эстетических аспектах; апробация предлагаемых проектов; оценка степени их достоверности; разработка химико-технологических методик консервации и реставрации и их инженерного обеспечения; осуществление этих проектов в натуре. Две последние задачи реализуются, разумеется, специалистами соответствующего профиля, но при обязательном наблюдении и контроле археологов.

Третье направление — охрана памятников и хранение добытых материалов. Здесь на долю археологов приходятся такие задачи, как то: определение приоритетности и последовательности изучения тех или иных объектов; определение уровня их значимости при решении судьбы памятника; разработка принципов системы мер по обеспечению сохранности объектов.

И, наконец, одна из важнейших проблем — это подготовка кадров профессиональных археологов.

Прежде всего подчеркну, что, хотя археология это в значительной степени источниковедческая наука, и одной из ее важнейших задач является пополнение фонда памятников культуры, тем не менее в настоящее время приоритетные задачи ее развития необходимо определять исходя из результатов исторической интерпретации полученных ранее данных. В связи с этим задачей должно быть не раскопать все, что возможно, а только то, что крайне необходимо для дальнейшего развития науки, и по возможности не трогать то, что еще может сохраняться для будущих поколений (это, конечно, не касается тех объектов, которым в ближайшее время грозит неминуемая гибель).

В связи с этим попутно отмечу, что в интересах сохранности недвижимых памятников следует отказываться от довольно распространенной практики «булавочных уколов», когда на протяжении десятилетий на каком-либо памятнике раскапывается ежегодно несколько десятков квадратных метров отдельного объекта (исключение — охранные раскопки). В результате, поскольку раскопщиком консервация не ведется, памятник систематически разрушается, и, когда исследование объекта закончено, он имеет уже столько утрат, что его достоверное восстановление невозможно.

Исходя из всего сказанного мне представляется, что в настоящее время наиболее актуальной становится задача углубленного изучения и обобщения данных по сельским округам, создания работ, в которых были бы на современном уровне подведены итоги хотя бы уже накопленных данных. Кроме того, настоятельная необходимость скорейшей подготовки такого рода работ определяется также безудержным разрушением поселений сельских округ в результате современного строительства(особенно дачного) и сельскохозяйственной деятельности. Близкие к этим задачам работы были опубликованы по Боспору И.Т. Кругликовой в 1975 г., по Нижнему Побужью автором, С.Б. Буйским, А.В. Бураковым, В.М. Отрешко в 1989, 1990 гг. Особенно это важно в настоящее время для Тиры-Никония и Херсонеса, где работы, обобщающие данные по всему региону в целом и в рамках всей античной эпохи, отсутствуют, несмотря на большое количество отдельных весьма интересных и глубоких разработок (по Нижнему Поднестровью С.Б. Охотникова и Н.М. Секерской) и, в частности, по Западному Крыму С.Ф. Стржелецкого, А.Н. Щеглова, С.Б. Ланцова и др. В развитие перспективной проблематики исследования сельских округ представляется целесообразным акцентировать внимание на таких направлениях, как разработка палеодемографических и палеоэкономических моделей как отдельных поселений, так и государств в целом. В связи с этим следует отметить крайнюю недостаточность археологических данных в отношении V в. до н.э., 1 в. до н.э., I в.н.э., конца античной эпохи.

Таким образом, целесообразно тематические археологические работы в ближайшее время сосредоточить, в основном, на гибнущих сельских поселениях. Это, конечно, не означает полного отказа от продолжения раскопок городских центров, но дает основания исходить при этом, главным образом, из задач охранных раскопок и необходимости создания экспозиции. Тем более, что пока, за исключением Ольвии, археологические исследования ни одного из наиболее крупных античных северопричерноморских городов не обеспечены достаточным потенциалом научных кадров. А небольшие частные исследования на таких крупных объектах, как уже отмечалось, почти ничего, кроме очередных разрушений, не дают.

Второй не менее актуальной научной задачей видится необходимость создания на базе уже накопленных археологических данных, историко-культурных и исторических разработок — обобщающих исследований по истории и истории культуры наиболее крупных античных северопричерноморских государств. В отношении Ольвии такая работа коллективом киевских исследователей в ближайшие год-два завершается. В 1985 г. вышел труд П.О. Корышковского и И.Б. Клеймана по Тире (готовится аналогичная работа и по Боспору). Что же касается Херсонесского государства, то все многочисленные планы создания такой работы так пока и остаются на бумаге. Вплоть до настоящего времени единственным освещающим всю историю античного Херсонеса остается очерк Г.Д. Белова (1948 г.), хотя с тех пор накоплен громадный материал, сделаны десятки интереснейших исследований И.А. Антоновой, О.М. Домбровским, В.И. Кадеевым, В.М. Зубарем, В.А. Кутайсовым и другими. Представляется, что здесь должен проявить инициативу КФ ИА НАН Украины. Разумеется, создание подобной работы отнюдь не означает отказа от исследований конкретных проблем. Речь идет о необходимости создания работ, представляющих интерес не только для узкого круга антиковедов, но и для археологов других специализаций, а также историков и вообще более широкой аудитории читателей как Украины, так и зарубежных.

Осуществление задач, о которых шла речь выше, потребует в первую очередь разработки конкретного перспективного комплексного плана исследований в области античной археологии в Украине и, в частности, в Крыму, в котором были бы зафиксированы наиболее актуальные направления с учетом имеющихся возможностей и намечены пути их дальнейшего развития. Это позволило бы осуществить и более действенную координацию раскопок. Подчеркну, что именно в области координации в настоящее время состояние дел обстоит неважно. Очевидно, работы большого координационного совета при нашем Институте и советов по археологическим исследованиям по областям в существующих формах их деятельности недостаточно. По-видимому, было бы целесообразно создать при том же большом совете секцию античной археологии, в которой ежегодно рассматривались бы заявки по ней и принимались бы определенные решения в русле единого перспективного плана исследований. При этом, естественно, должны учитываться тематическая направленность, цели работ, объемы финансирования. Такой план должен составляться не наспех — в мае текущего года, а, по крайней мере, в январе—феврале на основе многолетнего перспективного плана.

Следующим, весьма важным моментом, с которым дело обстоит далеко не всегда удовлетворительно, является методика проведения полевых работ.

В связи с этим отмечу, что эволюция полевой методики проходила у нас со значительным отставанием от европейского уровня античной археологии. Практически до 30-х гг. нынешнего столетия в России был только один археолог, владевший всей суммой современных ему знаний в области полевой методики, — ученик Дёрпфельда Б.В. Фармаковский.

Начиная с 30-х гг. положение стало постепенно выправляться. Современные методические принципы ведения раскопок, фиксации строительных остатков, обработки сопровождающего материала стали распространяться среди советских археологов, главным образом Ленинграда, Москвы и Киева. Разработанные ими принципы полевой практики легли в основу работы большинства ныне здравствующих археологов-античников. Постепенно сформировались и школы полевой археологии в Ленинграде, Москве, а в последние десятилетия и в Украине. В принципе, у наиболее подготовленных исследователей методики полевой работы близки, за исключением так называемого «штыкового» метода, искажающего стратиграфическую картину, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Казалось бы, за исключением «штыкового» метода, который к счастью встречается все реже, все обстоит благополучно. К сожалению, на практике картина иная. Хорошие методисты-полевики, такие как А.Н. Щеглов, Я.В. Доманский, В.В. Крапивина, В.А. Кутайсов, В.М. Отрешко и некоторые другие, — единичны. Большая же часть раскопщиков, судя по полевым отчетам, работает на среднем, а иногда даже и ниже среднего, уровне. В качестве примера последнего можно назвать отчеты, получившие отрицательные рецензии, — Н.М. Николаенко, (раскопки на Гераклейском полуострове микрорайона «Омега» в 1990—1991 гг.) В этом случае имело место проведение раскопок не официальным автором отчета, а вообще не известно кем, не имевшим элементарной полевой подготовки. Такое положение наблюдается, конечно, не только в античной археологии — отрицательные рецензии, из-за низкого методического уровня раскопок, получили отчеты А.О. Добролюбского (раскопки 1991 г. Чуфут-Кале), А.И. Айбабина — раскопки 1991 г. Лучистого и Баклы. Но это не основание, чтобы снижать требования к методическому уровню раскопок античных памятников.

Многолетние наблюдения показывают, что вузы не в состоянии дать достаточно профессиональную полевую подготовку своим выпускникам. Это объясняется, с одной стороны, отсутствием в вузах высокопрофессиональных полевиков, а с другой стороны — ничтожными сроками полевой практики студентов. Ведь не секрет, что подготовка хорошего полевика требует не менее 5—10 полевых сезонов. Кроме того, при этом необходимо учитывать также специфику различных категорий памятников и конкретных геологических условий, в которых они находятся. Самостоятельная работа в поле дилетантов, каковыми являются выпускники вузов, в области методики полевых работ, ведет к тому, что зачастую страдает та часть материалов и данных, которая, если ее наиболее полно и всесторонне не зафиксировать во время раскопок, безвозвратно гибнет.

Это касается прежде всего стратиграфических наблюдений, архитектурно-строительных остатков или их следов, обнаруженных in situ.

В связи с этим необходимо отметить, что архитектурно-строительные остатки, даже если они и не сносятся, в силу различных причин (прямого разрушения, часто непродуманной консервации, перекладок, безграмотной реставрации), теряют, иногда полностью, научную достоверность. Не говорю уже о мастерстве раскопщика, необходимом для того, чтобы не «зарезать» тот или иной объект.

Отсюда проистекает одна из важнейших задач на ближайшее будущее в античной археологии в Украине. Это подготовка кадров полевых археологов.

Очевидно, в перспективе следовало бы подумать о создании специальной школы археологов-антиковедов, на манер Французской археологической школы в Афинах, с тем, чтобы в ней на протяжении 3-х—5-ти и лет проходили круглогодичную подготовку выпускники вузов. За время подготовки студенты могли бы в полной мере освоить полевую методику, сопутствующие, необходимые археологу дисциплины (обмеры, топосъемку, фотографию, принципы консервации и реставрации, а также хранения археологических материалов и др.) и овладеть профессиональными навыками ведения раскопок, научной обработки и исторической интерпретации археологических материалов. Такой метод подготовки специалистов был бы несравненно эффективнее существующей обычной аспирантуры. Не является секретом, что не все кандидаты наук по специальности «археология» владеют в полной мер методикой полевых работ.

Из остальных задач упомянутого первого направления коснусь лишь хронологизации и типологизации источников. В целом, здесь положение относительно благополучное, но тем не менее можно назвать две общие задачи, которые имеет смысл учитывать при планировании. Это, прежде всего, введение машинной обработки для составления банка данных. В области античной археологии такая работа почти не ведется. И, во-вторых, создание сводных обобщающих работ по отдельным категориям археологических материалов. Например, по сероглиняной и красноглиняной посуде, стеклянным сосудам, антропоморфным надгробиям и т.п. У нас накоплено большое количество подобных материалов, которые практически лежат мертвым грузом, поскольку в научный оборот вводится крайне незначительное количество. В этом мы отстаем от европейского уровня. Очевидно, имеет смысл ориентировать на подобную работу молодых начинающих исследователей. Подготовка такого корпуса на хорошем научном уровне с разработкой типологии и хронологии вполне может отвечать уровню кандидатской, а то и докторской диссертации.

Особую тревогу вызывает состояние второго основного направления — консервации и реставрации открытых архитектурно-строительных остатков, которые после их раскопок, в подавляющем большинстве, обречены на гибель. В данном случае имеются в виду, разумеется, не Ольвийский и Херсонесский заповедники, где задачи консервации и охраны в какой-то степени решаются, правда, тоже только относительно собственно городищ. Речь идет о поселениях и городищах, которые не входят в них. Это многострадальная Тира, которую, беззастенчиво грабят и разрушают кладоискатели — жители Белгорода-Днестровского и приезжие. Это клеры Херсонеса, поселения, городища и могильники Западного Крыма (исключение составляют Керкинитида и Калос Лимен), памятники Керченского полуострова, даже такие, как Нимфей.

В связи с этим, прежде всего, о консервации. Она, как правило, не ведется. А если и ведется, то обычно на примитивном уровне и уже во всяком случае без учета современных рекомендаций и технологий. Объемы этой консервации крайне малы; выбор объектов зачастую случаен — без учета перспективы построения экспозиции. При этом допускаются необоснованные изменения и дополнения памятников. Кроме того, сплошь и рядом новодел ничем не отличается от подлинных частей и ничем от них не отделяется. Между тем в настоящее время наша наука располагает новейшими разработками методик по консервации строительных остатков, которые сейчас применяются в Ольвийском заповеднике. Эти методики позволяют получить неплохие результаты, и их следует распространить и на другие памятники.

Все сказанное более всего относится к реставрации. Как правило, проекты реставрации, если они есть, не имеют настоящих научных обоснований. Яркий пример тому настойчиво предлагавшийся киевскими реставраторами проект реставрации Царского кургана в Керчи. Проекты реставрации, как правило, не обсуждаются с компетентными специалистами. Реставрация находится на уровне принципов, использовавшихся в XVIII и первой половине XIX в. Имею в виду принципы эмпирический и компиляции. Но сейчас недопустим и синтетический, или принцип целостной реставрации, применявшийся во второй половине XIX в. Использование перечисленных принципов ведет к безвозвратной научной, в общем и культурной, поскольку дает искаженную картину, гибели памятника. К сожалению, несмотря на неоднократные рекомендации проводить научную экспертизу обоснования таких реконструкций, никакой реакции не следовало. Не встречалось мне, в частности, обоснований и по поводу реставрации, которую проводит в Пантикапее в настоящее время В.П. Толстиков. В связи с этим возникает вопрос — не проще ли просто где-то рядом с памятником построить то, что автору больше по душе и не губить окончательно объект.

Хочу подчеркнуть, что одно дело реконструкция графическая. Здесь автор, и только он, расплачивается за степень научной обоснованности реконструкции. Если автор и напутал, придут другие и поправят. В противоположность этому, реставрация в натуре закрепляет ошибки автора на весьма длительное время, если вообще не до конца самого существования памятника. Как показывает мировой опыт, искажения, внесенные такой реставрацией, уже никогда устранить до конца невозможно — только вместе с памятником.

Для исправления существующего положения представляется необходимым следующее: разработка обоснования проекта реставрации должна осуществляться в первую очередь археологом при участии архитектора, инженера и технолога; проект реставрации должен проходить серьезную научную экспертизу с оценкой степени достоверности предложенного проекта, для чего в Украине необходимо создать экспертный совет из археологов и архитекторов, имеющих положительный опыт таких работ.

Среди многочисленных задач охраны памятников коснусь только того, чем должны заниматься и что должны решать археологи. Это, прежде всего, определение приоритетности (значения) памятников и последовательности их изучения. По поводу первого следует сказать, Что во многом это делается стихийно и нередко людьми, не имеющими достаточной научной квалификации. В связи с этим представлялось бы желательным пересмотреть существующие списки памятников, проведя настоящую научную экспертизу и разработав классификационную шкалу, отвечающую научным критериям. Существующие градации, основанные на уровне их административной иерархии, не отвечают сути проблемы и уж тем более непригодны тогда, когда речь идет об участи памятников. Наиболее яркий отрицательный пример этому дают действия властей Севастополя, практически почти полностью уничтоживших усадьбы клеров античного Херсонеса. Приоритетность памятника должна зависеть от сугубо его научной иторико-культурной ценности, а не от уровня административного подчинения.

Особо нужно обратить внимание на такой вопрос, как последовательность исследования памятников. В последние несколько лет распространилась, к сожалению, тенденция случайного выбора памятников, когда решение о том, что копать, принимает спонсор, как это чуть не случилось с Кара-Обой. Разумеется, в наше тяжелое время пренебрегать спонсорскими деньгами нельзя. Но любая деятельность в этом направлении должна идти под контролем координационных советов, и определяющую роль в выборе памятников с учетом перспективного планирования разработки научных проблем должны играть археологи.

В заключение нам нужно отметить еще раз существующую разобщенность, в том числе и тематическую, исследователей, работающих на разных памятниках Крыма. Изучение этих объектов в натуре должно контролироваться и обсуждаться не за тысячи километров от места их нахождения, а здесь же — в Крыму, желательно с выездами на место. Координация и контроль за методикой должны быть не формальными, а реальными. Для этого, как уже говорилось, необходимо создать перспективную научную программу изучения памятников античной археологии в Украине, в целом, и в Крыму, в частности.