Тавры, Дева и Еврипид^*

Первая половина XX в. стала своего рода Ренессансом в изучении таврских древностей, и, несмотря на скромный вид открытых памятников (по сравнению с золотом скифских курганов), они заставили совершенно иначе, чем в XIX в., взглянуть на историю Крымского полуострова, снова и не раз критически пересмотреть сообщения древних авторов.

Вся предшествующая историография исходила при характеристике уровня развития и основных занятий тавров из сообщения Геродота, повторенного другими древними авторами, что тавры — пираты и разбойники, жившие только грабежом и войной. Раскопки могильников и особенно поселений (в урочищах Уч-Баш, Кошка, Тау-Кипчак и других) дают иную картину: большая часть тавров занималась оседлым земледелием, скотоводством и ремеслом, строила примитивные дома и сооружала для погребений «каменные ящики»¹.

Освещение всех вопросов, связанных с таврами, сейчас не входит в нашу задачу; это было бы уместнее в другой книге, специально посвященной таврским памятникам. Здесь же важно остановиться на тех моментах, которые помогут лучше понять факты, мифы а легенды, связанные с Партенитом и Аю-Дагом.

Загадкой остается название тавров, созвучное греческому слову tauroi — «быки». Что это — только совпадающие по звучанию слова разных языков (омонимы) или между ними есть историческая связь? По этому поводу высказывают самые разные предположения.

Название народа нередко восходит к имени тотемного животного, которому поклонялись далекие предки (например: саки — значит «олени», даки — «волки», галлы — «петухи»). Но условия жизни тавров и их памятники не дают оснований предполагать у них широкое распространение культа быка. Эту гипотезу надо отбросить как неубедительную.

В ряде областей древней Греции существовал культ Артемиды с эпитетом «Тавропола»^**. Специалисты по греческой мифологии (например, О. Группе, И.И. Толстой)², рассматривая миф об Ифигении, которую Артемида Тавропола перенесла на землю тавров, предполагали, что греки назвали таврами один из народов, населявших Крым, по этому эпитету Артемиды или по одноименному мифическому племени.

Но обычно бывало наоборот: для объяснения уже существовавшего, но непонятного названия греки создавали какой-либо миф (например, миф об Эгее — для объяснения догреческого названия Эгейского моря). Кроме того, наименование «тавры» засвидетельствовано греческими и латинскими надписями Крыма, в том числе и надгробными; следовательно, тавры сами употребляли это наименование.

Наконец, наиболее принятым считается мнение, что греки, услышав название народа, слегка переделали его на свой лад, приблизив к знакомому греческому слову «тавр». Так поступали все народы, встречая непонятные этнические или географические наименования на чужом языке. Чтобы далеко не ходить за примерами подобной народной этимологии, вспомним, как русские переименовали в Крыму речку Кара-Су в Карасевку, гору Кош-Кая в Кошку, поселок Сюйрен в Сюрень, а затем в Сирень, деревню Кады-Кой — в Кадыковку...

Рискнем добавить к существующим гипотезам еще одну, которая, по нашему мнению, лучше объясняет некоторые факты и позволяет привлечь ряд аналогий.

Основная горная гряда в Малой Азии называлась Тавр. Что, опять греческие быки? Нет, оказывается это название идет с Востока, скорее всего от северо-семитического tûr — горы.

По сообщению Страбона и Плиния, горы Кавказа и Гималаи считались продолжением малоазийского Тавра³. То же имя носили гора в Сицилии, от которой получил свое название соседний город Тавромений, горы в верховьях реки По, где проживало лигурийское племя тавринии⁴.

Логично предположить, что этот привычный термин (а не пресловутые быки) был использован греками, когда они познакомились с рельефом Крымского полуострова. К тому же почти все греческие колонии в Крыму основали выходцы из Малой Азии.

Внимательно читая Геродота, можно обнаружить такое выражение: скифы выкопали широкий ров «от Таврских гор» до Меотиды⁵. В «Землеописании» римского поэта Дионисия упоминаются киммерийцы, живущие около Боспорского пролива, у холодной подошвы Тавра⁶. В комментариях к этому месту авторы позднеримского и раннесредневекового времени поясняют, что здесь идет речь о горе Тавр, расположенной в Крыму⁷.

Ряд византийских авторов именует Крымские горы Северным Тавром⁸ (вероятно, в отличие от малоазийского Тавра, расположенного южнее). Интересно, что до войны население Балаклавы называло одну из двух вершин западного Балаклавского массива, составляющего начало основной гряды Крымских гор, Таврос⁹.

От малоазийского, а возможно и крымского, Тавра скорее всего и происходит название народа «тавры», т. е. живущие в горах, горцы^10 ***.

Хорошую аналогию из близкого к нам времени и ясную по этимологии дают названия «Черногория» (часть современной Югославии) и «черногорцы». Здесь нет сомнения, что первичным является название горной местности, покрытой густым лесом, а вторичным — наименование страны и ее жителей, хотя по происхождению они относятся к сербам (ср. также уральцы, кавказцы и др,).

Заметим, что автор IV в. н. э. Аммиан Марцеллин называет среди тавров племена арихов, синхов и напеев¹¹. Значит, наряду с собирательным именем (ср. скифов) у них были и другие, подобно тому, как среди кавказцев мы различаем множество отдельных племен и народов.

Если принять предложенное толкование, то и древнее название страны «Таврика» будет правильнее также производить от Тавра. Ведь Таврикон древние называли обычно только прилегающую к морю горную часть Крыма¹².

В отличие от киммерийцев и скифов, упоминаемых в Библии, восточных хрониках, поэмах Гомера, о таврах греки узнали позже и долго имели о них весьма смутное представление. Видимо, таврские племена были не настолько многочисленны, чтобы дать название стране. Тем более трудно допустить перенесение их имени на весь полуостров, где главную часть населения составляли скифы. Наименование Крыма — Херсонес Таврический, т. е. Таврический полуостров, засвидетельствованное рядом авторов (особенно отчетливо, с обозначением границ, в «Географическом руководстве» Клавдия Птолемея¹³), видимо, имеет не этническое происхождение, а также восходит к рассмотренным выше топонимам.

Как отмечалось, под Аю-Дагом, расположенным в древней Таврике, уже в раннем средневековье известно поселение Партенит (от греческого — «Дева»). Откуда взялось это название, сохранившееся до наших дней, и в какую даль веков оно уходит? Все ассоциации ведут в античную эпоху. Женское божество, олицетворяющее плодородие, появляется на ранней стадии развития почти у всех народов, в том числе у тавров.

По сообщению Геродота и других авторов, тавры поклонялись богине Деве, приносили ей в жертву эллинов, потерпевших кораблекрушение, и других иностранцев, захваченных в море¹⁴. В античном Херсонесе и рядом с ним — в районе Таврики, вероятно, наиболее густо заселенном таврскими племенами, — произошли идентификация (отождествление) и религиозный синкретизм (слияние) греческой Артемиды и Ифигении, а также почитавшейся среди дорийцев и других греческих племен Девы, с близкой этим божествам таврской Девой. Эту синкретическую богиню и называли в Херсонесе Девой, сооружали ей храмы, статуи и алтари, посвящали специальные праздники, объявили главной покровительницей, а позже и царицей города¹⁵.

Издавна ищут путешественники и ученые храм Девы в Таврике, и, как сказано выше, имеется несколько вариантов его локализации. Но «холодное сомненье» заставляет исследователей продолжать археологические поиски, вновь и вновь обращаться к сообщениям древних авторов, пытаясь путем критики текста выделить подлинные исторические и географические сведения, причудливо переплетенные с мифами и легендами. Оставим последнюю задачу специалистам-мифографам, однако подчеркнем, что многие вслед за древними авторами, а иногда и вопреки им, допускали существенную ошибку, путая святилище таврской Девы с храмом одноименной херсонесской богини. Так, например, рассказ Страбона о храме на мысе Парфений (Партенион) есть все основания отнести не к таврам, а к херсонесцам. И поэт Овидий в «Письмах с Понта»^**** описывает явно греческий храм с колоннами, статуей и мраморным жертвенником, какой не мог существовать у тавров.

С Таврикой связан греческий миф о дочери Агамемнона Ифигении. Артемида заменила обреченную на заклание девушку ланью, умчала ее за море, в землю тавров, и сделала жрицей в своем храме. Этот миф вдохновил Еврипида на создание гениальной трагедии «Ифигения в Тавриде».

Несмотря на обязательный мифологический сюжет, выбор и трактовка темы обычно определялись у Еврипида современными политическими задачами. Назовем для примера «Гекубу», написанную во время Пелопоннесской войны, и «Троянок» — после экспедиции 415 г. до н. э. в Сицилию, — трагедии, пронизанные идеей мира¹⁶. К тому же троянскому циклу принадлежит и «Ифигения в Тавриде», созданная около 410 г. до н. э., за несколько лет до «Ифигении в Авлиде».

В конце Пелопоннесской войны, примерно с 411 г. до н. э., решающую роль для Афин играла борьба за черноморские проливы, по которым шел Понтийский хлеб. Победа Алкивиада в Геллеспонте внушила Афинам некоторую надежду на благоприятный исход войны, и все взоры были обращены на север. Это и могло привлечь интерес Еврипида к Северному Причерноморью, особенно к Крыму, где незадолго до того на земле тавров, прославившихся жестоким культом, был основан греческий город Херсонес. Еврипид, несомненно, использовал сообщения Геродота о Таврике и таврской Деве и почти дословно цитировал из его книги в конце трагедии, где царь тавров Фоант грозит с помощью богини расправиться с беглецами-греками, сбросив их с кручи или посадив на кол.

Содержание мифа об Ифигении изложено еще в VII—VI вв. до н. э. в послегомеровской поэме «Киприи», которая дошла до нас лишь в изложении позднейших авторов, но, конечно, была хорошо известна Еврипиду. Так, в пересказе Прокла Артемида, похитив Ифигению, перенесла ее к таврам, а к алтарю подставила лань¹⁷.

Ифигения ведет связанных Ореста и Пилада в храм Артемиды (с античного барельефа)

Что это — самое раннее упоминание о племенах тавров? Вряд ли. Здесь уместно вспомнить, что мифический царь Фоант назван в «Илиаде» (XIV, 230) царем острова Лемноса. И.И. Толстой обратил внимание и на другие моменты, связанные с Лемносом: там жили снятии (что значит в переводе «разбойники»), был культ Великой богини, которой приносили в жертву девушек, наконец, сам остров назывался Таврикой¹⁸. Добавим, что там был и культ Артемиды Таврополы¹⁹ и что остров этот очень горист. Не исключено, что в «Киприях» подразумевался Лемнос, а уже Еврипид перенес действие своей трагедии в Крым, многое позаимствовав из легенд и фактов о Лемносе.

Наконец, определенную роль могло сыграть для Еврипида сходство между названием племени тавров и прозвищем Артемиды — «Тавропола». Это как бы роднило богиню с таврами Крыма, объясняло зрителям, почему именно там находился ее храм, и позволяло автору включить в ее культ черты таврской Девы с человеческими жертвоприношениями. В конце трагедии Афина повелевает Оресту и Ифигении перенести в Аттику статую Артемиды Таврополы и воздвигнуть храм в Бравроне, недалеко от Афин. В Бравроне давно существовал такой храм и культ, а поэт лишь в художественной форме объяснял его происхождение, снова вплетая в мифологическую канву подлинные факты.

Культ Артемиды Таврополы был широко распространен во многих городах Малой Азии (откуда мог проникнуть и в греческие колонии Крыма), островной и материковой Греции. Обратный же путь этого культа из Крыма в Грецию существовал только в мифах, которым верили древние, а иногда и ученые мужи последующих эпох. М.И. Ростовцев убедительно показал, что нельзя связывать эпитет «Тавропола» с крымскими таврами и выводить культ Артемиды из Таврики²⁰.

Значение прозвища «Тавропола» трудно поддается объяснению; большинство исследователей понимает его как «Покровительница быков»²¹, так как одним из священных животных Артемиды был бык. На монетах города Амфиполя ее даже изображали скачущей на быке. Еврипид же при толковании этого прозвища не говорит о быках, а связывает его с судьбой основных героев трагедии — Ифигении и Ореста. Первую часть слова «Тавро-пола» он производит от «Таврической земли», где страдала Ифигения, а вторую — от скитаний Ореста, на которые его обрекли эринии^5* (греч. peri-poleo — «странствовать, скитаться»)²².

И все же не следует совсем забывать о быках. Греки бы изменили себе, если бы не обыграли созвучие слов тавры и быки. Поэтому появился новый вариант мифа об Ифигении, где девушку заменяет не лань, а бык. В честь этого быка Артемида якобы и назвала народ таврами, как сообщает поэт II в. до н. э. Никандр. По другой легенде, переданной Стефаном Византийским и Евстафием, египетский бог Осирис пахал на быках землю в Таврике.

Трагедия Еврипида, прославленная в античное время, продолжала вдохновлять многих поэтов. В XVI в., почти через две тысячи лет, к этому сюжету обратился итальянец Ручелли из рода Медичи, в XVIII в. — французские писатели Лагранж-Шансель, Симон Делатуш и Расин (от замысла Расина остался только план пьесы). Великий немецкий поэт и мыслитель Вольфганг Гёте сумел в созданной им «Ифигении в Тавриде» сочетать аромат античности с идеями своей эпохи. Отдала дань этой теме и Леся Украинка, написав Драму в стихах под тем же названием.

Обратимся, однако, к середине прошлого века. В это время, как и в первой его половине, по-прежнему появлялось множество дилетантских сочинений о Крыме. Пестрый набор самых разнообразных сведений, разноголосица мнимоисторических толкований древних и средневековых источников, противоречия в описаниях памятников, вороха догадок и наукообразных домыслов — все это способно оглушить и сбить с толку того, кто без должной подготовки погрузится в безбрежную литературу о древностях южной Таврики.

Сумбурное состояние вопроса во второй половине XIX в. ярче всего проявилось в работах самого плодовитого и потому наиболее популярного из крымских дилетантов-историков — В.Х. Кондараки²³. Без разбора наполняет он свои статьи и книги всем, что ни увидит или услышит, Неточно описывая, наивно, иногда шовинистически-тенденциозно объясняя увиденные памятники или на свой слащаво-сентиментальный лад пересказывая местные легенды, воспоминания старожилов, свидетельства древних авторов^6* и высказывания современных ему ученых. Однако при всем скептицизме по отношению к нему будем все же благодарны этому крымскому помещику за то, что он сохранил хоть клочки ценных для науки сведений из прошлого Тавриды.

Но, кроме подобных «исследователей», в Крыму тогда начали работать и более серьезные люди, в том числе уже появившиеся в России профессионалы-археологи. Их-то труды и легли в основу современных научных исследований.

Противоречия, хотя и совсем иного характера, свойственны не только дилетантским творениям, но и вполне профессиональным археологическим работам; Это особенно справедливо для конца прошлого века, когда археология лишь начинала формироваться как наука.

Издавна ходит в Крыму одна украинская поговорка — на тот случай, когда не удается осмыслить как целое какие-нибудь взаимоисключающие суждения. Вот и подходящий девиз для заключительного раздела этой главы.

Примечания

*. Автор этого раздела главы доктор исторических наук Э.И. Соломоник. — Ред.

**. Подробнее см. ниже.

***. Гипотеза эта высказывалась и ранее, в частности И. М Муравьевым-Апостолом. «Весьма основательна догадка. — писал он в «Путешествии...» — что Таврия и тавры, жители ее, получили наименование свое от гористого южного берега полуострова, ибо на ассирийском языке гоирз, как на халдейском тиру, а на сирийском туро, значит гора». Названия крымские — Таврия, тавры — автор считает родственными малоазийскому «Тавр», которое «происходит, конечно, от того же» («Путешествие по Тавриде...», СПб, 1823, стр. 53). — Ред.

****. См. приведенный на стр. 29 отрывок.

5*. В древнегреческой мифологии — богини-мстительницы (у римлян — фурии).

6*. Беря, например, у Гесиода, Гомера и Еврипида разновременные и различные по содержанию мифы об Ифигении и Артемиде, он лепит из них свой вариант мифа и строит на такой «основе» некий «Таврополь», якобы город тавров на восточном склоне Аю-Дага.

Литература и источники

1. А.М. Лесков. Горный Крым в I тысячелетии до н. э. Киев, 1965.

2. O. Gruppe. Griechische Mythologie und Religionsgeschichte, III, München, 1906, стр. 1293; И.И. Толстой. Остров Белый и Таврика на Евксинском Понте. Пг, 1918, стр. 144.

3. Страбон. География, XI, 2, 15 и 8, 1. М., 1964; Плиний. Естественная история, V, 97—99. В кн.: «Scythica et Caucasica. Известия древних писателей, греческих и латинских, о Скифии и Кавказе» (SC). Перевод В. В Латышева, I—II, СПб, 1893—1904.

4. Реальный словарь классических древностей. СПб, 1885.

5. Геродот. История, IV, 3. Л., 1972.

6. Дионисий. Землеописание..., 168 (SC, I, стр. 179).

7. Схолии к Землеописанию Дионисия, 163 и 168 (SC, I, стр. 213); Евстафий. Комментарии к Землеописанию Дионисия, 163 (SC, I, стр. 193).

8. М.В. Левченко. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, стр. 60.

9. А.К. Тахтай. Отчет о раскопках 1940 г. в Балаклаве. Архив Херсонесского музея.

10. Э.И. Соломоник. Новые эпиграфические памятники Херсонеса. Киев, 1973, стр. 79, прим. 61.

11. Аммиан Марцеллин. История, XXII, 8, 33 (SC, II, стр. 327).

12. Геродот, IV, 99; Плиний, IV, 85 и др.; В.Н. Дьяков. Таврика до римской оккупации. ВДИ, № 3, 1939, стр. 72.

13. Птолемей. Географическое руководство, III, 6, 1 (SC, I, стр. 233).

14. Геродот, IV, 103.

15. Э. И. Соломоник. Новые эпиграфические памятники Херсонеса, № 125.

16. M. Dieckhoff. Zwei Tragödien um Troja. Eirene, VIII, 1970.

17. Хрестоматия Прокла, 1 (SC, I, стр. 319).

18. И.И. Толстой. Остров Белый..., стр. 132—134.

19. K. Wernicke. Artemis, Realencyclopädie der klassischen Altertumswissenschaft, II, 1, 1895, стб. 1400.

20. М.И. Ростовцев. Новая книга о Белом острове и Таврике. Известия Археологической комиссии (ИАК), вып. 65, 1918, стр. 194 и сл.

21. И.И. Толстой. Остров Белый..., стр. 135.

22. Еврипид. Ифигения в Тавриде, 1454—1457. В кн.; «Еврипид. Драмы», М, 1921.

23. В.Х. Кондараки Универсальное описание Крыма, ч. I, Николаев, 1873, стр. 169.