Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

В 15 миллионов рублей обошлось казне путешествие Екатерины II в Крым в 1787 году. Эта поездка стала самой дорогой в истории полуострова. Лучшие живописцы России украшали города, усадьбы и даже дома в деревнях, через которые проходил путь царицы. Для путешествия потребовалось более 10 тысяч лошадей и более 5 тысяч извозчиков.

Главная страница » Библиотека » Н. Халилов. «Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941—1944»

Послесловие

В 1970 году тема крымских партизан впервые вошла в мою жизнь. В ту пору я только что вернулся со срочной службы, женился, родилась дочь, заочно поступил в институт. Проблем хватало, но, работая в окружении старых водителей, я невольно стал обрастать информацией о работниках автопарка, которые погибли на войне. Кто-то на фронте, кто-то в партизанах. Именно тогда я впервые услышал о последнем довоенном директоре «Союзтранса» — автобусного парка той поры — Поскребове.

Уже сам факт, что этот человек встретил на этом посту войну, выделял его в моих глазах из числа прочих. Старые водители рассказывали мне, что Поскребов поработал в парке очень мало, но был «большой человек», впоследствии даже генерал-лейтенант, а жена его и сейчас «большая шишка» — начальник автотранспортного управления в Сочи.

В Крымском краеведческом музее, куда я с детства любил захаживать, на одном из стендов я вдруг увидел знакомую фамилию: «Подскребов Андрей Власович. Парторг ЦК Завода имени Войкова в Керчи». Фамилия была несколько иная, но водители произносили ее на слух и это «д» могли просто забыть. Я подошел к заведующему отделом музея Ивану Михайловичу Кочетову и попросил рассказать о нашем бывшем директоре, генерал-лейтенанте Подскребове. Кочетов недоуменно переспросил: «С чего это вы взяли, что Подскребов генерал-лейтенант?» Вопрос застал врасплох, и я неуверенно промямлил: «Люди говорят».

— Люди говорят! — сердито продолжил Кочетов. — Люди из любого предателя такого героя сделают, что потом позора не оберешься!

— Разве Подскребов предатель? — не на шутку перепугался я.

— Нет, конечно. Людей опрашивать нужно. Люди знают многое, но перепроверять надо обязательно, и документы еще никто не отменял, а то у нас что ни участник войны, так минимум Герой Советского Союза или полный кавалер. А тут, видишь ли, генерал, да еще лейтенант. Генерал-майор им даже мало!

Это был мой первый урок на пути поиска. Ни я, ни мой наставник не знали, что я, молодой механик автобусного парка, стою лишь у самого начала дороги, дороги, которая на целые десятилетия полностью займет мою жизнь, мои помыслы. Начав поиск погибших в Великую Отечественную войну работников автобусного парка, я установлю их имена, но среди них окажется водитель Вадим Лобовиков, и на многие месяцы я уйду в неведомые страницы симферопольского подполья 1942—1943 годов. Я познакомлюсь с водителем Василием Новичковым и «заболею» дивизией, сформированной из жителей Симферополя. Знакомство с судьбой Андрея Власовича Подскребова уведет меня в крымские леса, к безвестной братской могиле 42 партизан, и долгие годы уйдут на то, чтобы восстановить каждое имя. Весь этот труд выльется в два памятника, две мемориальных доски, несколько книг, докторскую диссертацию.

Наверное, это было такое время. Когда впервые прозвучала песня «За того парня», то друзья и родные в шутку говорили, что эта песня про меня. Книга Анатолия Рыбакова «Неизвестный солдат» поразила схожестью с судьбой главного героя. По-видимому, это время востребовало людей, которые должны были начать «собирать камни», камни, разбросанные в далеком сорок первом.

Выволочка, устроенная мне в самом начале моего поиска, была очень своевременна. Уже потом я встречал и явных лгунов, и откровенных «Ноздревых», которые так упоительно врали о своем героическом прошлом, что только диву даешься. Все это будет потом, а в тот день из уст И.М. Кочетова я узнал, что А.В. Подскребов до войны занимал очень высокий пост заворга Крымского обкома партии. Почему он оказался в автобусном парке, зав. отделом музея не знал. От кого-то он слышал, что в войну Подскребов погиб в партизанах, у нас в крымских горах.

В те годы наш автопарк соревновался с сочинцами. Иногда даже обменивались делегациями. Поскольку в Сочи жила жена А.В. Подскребова, я упросил включить в состав делегации меня и бригадира комсомольско-молодежной бригады, одного из моих помощников по поиску Толю Иванова. Надо сказать, что о моем поиске в парке уже знали многие, но относились по-разному: большинство безразлично, а одна старая работница брезгливо сказала: «И как вам не противно копаться в чужом грязном белье». Справедливость сказанного я понял лишь много лет спустя. Толя Иванов был первым, кто подошел ко мне и предложил свою помощь.

Поздней осенью, когда уже закончился курортный сезон, мы выехали в Сочи. Анна Михайловна Подскребова приняла нас доброжелательно, но ни мы ей, ни она нам ничего нового сообщить не могли. «Погиб в партизанах!» На этом и наша, и ее информация исчерпывалась. По возвращении мы участвовали в крымском слете поисковых отрядов. Наша работа была отмечена грамотой ЦК комсомола. Шурик Алдушин, который в тот час дежурил у стенда, рассказал о том, что керченские комсомольцы, увидев фотографию А.В. Подскребова, рассказали, что, по их сведениям, А.В. Подскребов — делегат III съезда комсомола.

Современному читателю, наверное, не понять, какой в те годы был ажиотаж вокруг III съезда. Ни первый, ни какой-нибудь пятый, а вот именно третий был в самом центре внимания. И все потому, что там выступал В.И. Ленин и там будто бы сказал свою знаменитую фразу «Учиться, учиться и учиться», хотя уже тогда ходили слухи, что эту фразу он вроде бы и не говорил.

В 1968 году, когда я был секретарем комсомольской организации одной из частей Тихоокеанского флота, исполнилось ровно 50 лет со дня проведения этого съезда. Hа одной из комсомольских конференций заместитель по комсомолу ТОФ капитан-лейтенант Славский рассказывал нам, что на юбилейный съезд решили пригласить оставшихся в живых делегатов III съезда. По обкомам дали соответствующее распоряжение, но когда подошла пора, то оказалось, что по Советскому Союзу делегатов съезда зарегистрировано втрое больше, чем их было в Москве 50 лет назад. Тогда же выяснилось, что около тысячи человек официально зарегистрированы как люди, которые вместе с Лениным несли знаменитое бревно на субботнике.

Крымский областной партархив сообщил, что «А.В. Подскребов участвовал в обороне Севастополя, попал в плен, бежал. С ноября 1943 года в партизанах. Погиб в январе 1944 года в 21-м отряде Северного соединения».

В секции партизан и подпольщиков Крыма я выписал адреса всех бывших бойцов 21-го отряда, проживающих в Симферополе. Было их человек двадцать. В свободное от работы время стал встречаться с ними. Подскребова не помнил никто.

Комиссар отряда — известный крымский художник Эммануил Грабовецкий — запальчиво уверял меня, что такого бойца в отряде никогда не было. Честно говоря, было от чего растеряться. Я подумал, что, может быть, спустя четверть века люди не могут вспомнить фамилию, тем более что был А.В. Подскребов в лесу всего два месяца.

Толя Захарцев, в ту пору механик автобусного парка и «фирменный фотограф» группы «Поиск», размножил фотографию А.В. Подскребова, и теперь, отправляясь к бывшим партизанам, я или мои ребята-поисковики больше надеялись на нее. И вот наконец удача. Ученик токаря Игорь Дмитриев сообщил: Ольга Игнатьевна Кутищева, которая была поварихой отряда, помнит его. Говорит, что похоронен он в Васильковской балке, что там даже есть братская могила.

Мы сварили памятник — обычный пик, который устанавливают на воинских захоронениях. Из нержавейки была сделана табличка, на которой радист парка Володя Бранопуло выгравировал: «Здесь в братской могиле партизан 6-й бригады Северного соединения похоронен делегат III съезда комсомола, участник обороны Севастополя, член партии с 1920 года Подскребов Андрей Власович. 1902—1944».

За день до похода выяснилось, что 21-й отряд входил не в 6-ю бригаду, а в 5-ю. На улице Карла Маркса я нашел граверную мастерскую и попросил исправить ошибку. Гравер, мужчина в мотоциклетной куртке, тут же сделал из шестерки красивую, витиеватую пятерку. Когда я протянул ему деньги — он взять отказался.

Весной 1972 года мы выехали в лес. За рулем автобуса Толя Иванов, в салоне бывший командир 5-й бригады Северного соединения Филипп Степанович Соловей, бывший разведчик 21-го отряда Алексей Пантелеевич Калашников и мои друзья по автобусному парку: Толя Захарцев с неизменным баяном, Петя Ваулин, Шурик Алдушин, Наташа Михальченко, Люба Морозовская, Саша Горбаневич, а также молодые рабочие, имена которых, к сожалению, не сохранила память. Следом за нами шел грузовой автомобиль, в кузове которого стоял изготовленный нами памятник.

Мы доехали до села Межгорье Белогорского района. Именно тогда из уст Ф.С. Соловья я впервые услышал слово «Баксан» — так, оказывается, называлось село раньше. После того как автобус чуть не застрял между двух деревьев, его отогнали назад, в Межгорье, а сами пошли пешком. В грузовик сложили рюкзаки, палатки, продовольствие. Поляна, где Ф.С. Соловей предложил остановиться на ночлег, была великолепной! Возле речки Бурульчи стояла беседка, по-видимому сделанная лесниками. О лучшем месте для ночлега нечего было и мечтать. Я приказал ставить палатки, а Шурик Алдушин, Саша Горбаневич и Алексей Пантелеевич Калашников пошли куда-то вверх по ручью. Минут через сорок ребята вернулись.

— Могилу нашли! — сообщил Шурик Алдушин. — Но грузовик туда не пройдет!

Оставив Алдушина с девчонками готовить ужин, мы взгромоздили памятник себе на плечи: Петя Ваулин, Толя Захарцев, Толя Иванов, Саша Горбаневич и я. Четверо несут, пятый отдыхает. Поочередно меняясь, двигаемся вперед. Памятник очень тяжел. Дорога сменяется то крутыми подъемами, то спусками. Неожиданно оказались в царстве борщевника, который был выше человеческого роста. Дважды пришлось по колено в воде переходить какую-то речушку. Сколько еще идти? Ребята обернулись минут за сорок, а мы идем уже около часа? Наконец вижу сидящего на каких-то развалинах Алексея Пантелеевича. Рядом длинный холмик. На нем стоит деревянный, давно не крашенный, заостренный сверху столбик с табличкой «Слава советским партизанам». Табличка пробита дробью. Видимо, развлекался кто-то из охотников. Мы поставили памятник в изголовье могилы.

— Некрасиво! — обронил Петя Ваулин.

— Давайте на валуны поставим, — предложил Алексей Пантелеевич.

Идея всем понравилась. Стали скатывать к могиле большие валуны. Как-то получилось, что главным архитектором и прорабом стал Петя Ваулин. Камни решили врыть в землю. Первый же удар саперной лопатой — и показались две стреляные гильзы. Разворачиваем валун и находим кандалы из проволоки. У ручья натыкаемся на ствол винтовки.

Наконец памятник готов. Петя любовно обкладывает валуны зеленым мхом. Я же с тревогой поглядываю, как быстро темнеет в лесу. Но вот все готово. Как-то интуитивно даю команду построиться. Наш маленький отряд замер вдоль могилы. Минутой молчания предлагаю почтить память погибших. Это была наша первая «Минута молчания». Мы еще не знали, что только закладываем традиции. Мы не знали, что следующий поход мы назовем «походом невест», так как смешливые и симпатичные девушки, которых приведут Виталий Шейко, Толя Захарцев, Саша Горбаневич и Петя Ваулин, очень скоро станут их женами. Не знали, что в следующих походах с нами будет жена Андрея Власовича — Анна Михайловна, которая, несмотря на возраст, пройдет весь путь, чтобы припасть к могиле мужа. В другой год пойдут его дети — Владимир и Майя.

Никогда не забуду, как Володя Подскребов — полковник Советской армии, стоя у могилы отца, поразился тому, что сейчас ему столько же лет, сколько было отцу в год его гибели.

Я еще не знал, что через Васильковскую балку пройдет четыре выпуска моих учеников из автотранспортного техникума, а потом многие мои друзья-ученики из 37-й школы. Все это было впереди, а в тот вечер мы сидели у костра. Толя Захарцев играл на баяне. Мы пели. От усталости, свежего воздуха, выпитой водки кружилась голова. Далеко за полночь, когда казалось, что звезды вот-вот упадут нам на голову, когда уже не было никакого желания ни петь, ни говорить, мы слушали партизан.

Они были очень разные. Немногословный, похожий на колобка Филипп Степанович и косая сажень в плечах, высоченный, обладающий тонким юмором Алексей Пантелеевич.

Сначала, наверное по старшинству, заговорил Филипп Степанович Соловей. Оказалось, что еще до войны он был командиром погранзаставы, сам создавал отряд и, с небольшим перерывом в Сочи, прошел с ним всю партизанскую эпопею.

Не помню, в какой связи он стал рассказывать о голоде. О том страшном голоде, который пережили партизаны. Сначала люди худели, превращаясь буквально в скелеты, а потом начинали пухнуть.

То, что партизаны, оказывается, голодали, для нас было откровением. Ничего подобного в книгах в ту пору не писали. Сорок лет спустя, уже работая над докторской диссертацией по партизанскому движению в Крыму, я обнаружил следующую запись в отчете главного партизанского врача П.В. Михайленко: «Ф.С. Соловей — состояние тяжелое. Отеки обеих конечностей. Первоначально решили, что у него спонтанная гангрена — кожа обеих конечностей была багрово-синего цвета». Вот в таком состоянии он был эвакуирован самолетом в Сочи в октябре 1942 года.

Алексей Калашников пришел в партизаны много позже. В Севастополе он попал в плен. Пригнали их в «Картофельный городок». Никто из ребят, включая меня, первоначально не понял, что речь идет о концентрационном лагере в Симферополе, а узнав, удивились, так как и Толя Иванов, и Шурик Алдушин работали водителями именно на 9-м маршруте, остановка которого была прямо напротив «Картофельного городка». Но вернемся к рассказу Алексея Пантелеевича:

«Нас — несколько сот пленных солдат и матросов построили во дворе. Появился офицер: «Кто работал забойщиками скота, поднимите руки».

Мой друг Саша Балацкий толкнул меня под бок и поднял руку. То же самое сделал и я. Нас посадили в машину и куда-то повезли. Когда вышли из темной будки, то оказалось, что находимся на мясокомбинате. Рабочие с интересом и состраданием смотрели на нас — двух моряков. Увидев, что офицер куда-то ушел, Саша попросил пожилого рабочего рассказать, как надо забивать быков.

Когда появился уже знакомый офицер, а с ним кто-то из местных чиновников, то теоретически мы уже кое-что знали.

— Расскажи, как будешь забивать быка! — приказал местный.

Алексей слово в слово повторил то, что услышал только что. Начальство осталось довольным, и их оставили на мясокомбинате.

С каждым днем чувствовалось, как возвращаются силы. За кусок мяса я выменял у кого-то гитару».

При этих словах слушающие его ребята почему-то засмеялись.

«С нами подружился мастер Литвиненко, который, как оказалось, был связан с подпольем. Под его руководством мы потихоньку стали заниматься «мелкими пакостями» — портить оборудование, гноить или «пускать налево» готовую продукцию.

Об этом что-то стало известно руководству, и нас арестовали. Содержали не в городской тюрьме или гестапо, а там же, на мясокомбинате. Через знакомого Балацкому передали вазелин. Утром перед первым допросом велел мне сделать одну нехитрую процедуру.

Когда в камеру пришел офицер, Саша снял штаны и, сокрушаясь, показал, как «гной» (вазелин) лезет наружу из самого интимного органа. Офицер в панике бросился вон. Я тоже стал снимать штаны, чтобы показать, что я тоже больной, но куда там — офицера и след простыл. С этой минуты охрана боялась нас хуже чумных. На следующий день мы разобрали стенку в туалете и убежали в лес».

Когда мы возвращались вдоль Бурульчи в Межгорье, Алексей Пантелеевич показал нам место, где похоронен Саша Балацкий. Увы, тогда я не придал этому никакого значения, а сейчас помню лишь приблизительно.

Наутро, уже всем нашим поисковым отрядом, мы вновь сходили к памятнику. В найденной от зенитного пулемета гильзе оставили записку с нашими именами. Саму гильзу, как казалось, надежно спрятали среди камней памятника. Каково же было мое удивление, когда через год в гильзе лежал десяток чужих записок. Оказалось, что вдоль Бурульчи постоянно проходили туристы, а с установкой памятника инструкторы включили его в свой маршрут.

Во втором походе к нам присоединились Олег Рябков с супругой, который стал нашим кинооператором; Володя Гудошник, Виталий Шейко, Гена Приходько...

После похода меня долго не покидало чувство неудовлетворенности. Со слов Филиппа Степановича я понял, что могила была братская, а памятник мы поставили одному Андрею Власовичу Подскребову!

Надо было устанавливать имена остальных. Когда дома я все это рассказал жене, она только всплеснула руками. Опять за старое! Казалось бы, наконец нашел могилу Подскребова, так угомонись, поставь точку и займись наконец семьей, огородом, аспирантурой, в конце концов! Моя супруга, как всегда, была абсолютно права! Но я уже заболел Васильковской балкой. Вновь ходил по квартирам бывших партизан, но уже всего Северного соединения и каждому задавал один и тот же вопрос: «Вы можете рассказать что-нибудь о Васильковской балке?»

Встреч были десятки. Наиболее запомнились две. На улице Пушкинской, в кабинете управляющего мясомолтреста, так, по-моему, называлась эта контора, сидел в недавнем прошлом не то секретарь горкома партии, не то предисполкома, а в 1943 году краснофлотец и партизан Федор Мазурец.

Узнав о цели моего визита, он вновь, как-то по-иному взглянул на меня и повернулся к окну, видимо что-то вспоминая. Я не повторю дословно, что говорил Мазурец, но смысл заключался в том, что такого, что творилось в те дни начала 44-го года, он не видел никогда. Отрядов как таковых не было. Спасались каждый, как мог. Узнав, что Филипп Степанович был с нами в походе, он тепло о нем отозвался, назвал «рабочей лошадкой», на которой все пахали, и сказал, что бригада Соловья в те дни приняла на себя главный удар.

Другая, не менее поразившая меня встреча была с бывшим командиром 17-го отряда Октябрем Козиным. Он уже был тяжело болен. Разговаривая со мной, вспоминая, может быть, о главных днях своей жизни, он как будто вдохнул свежего воздуха. Что мне запомнилось больше всего и поразило — это его наказ не доверять рассказам людей, которые пришли в лес в конце сорок третьего года. Уже потом из мемуаров знаменитого партизана Алексея Федорова я узнал, что, оказывается, существует даже специальный термин «партизан сорок третьего года». Это о тех, кто стал партизаном буквально накануне прихода советских войск.

Ни тогда, ни сейчас я не ставлю под сомнение ни патриотизм, ни вклад в победу людей, которые стали партизанами именно накануне освобождения. Но в чем, безусловно, был прав О.А. Козин, верить на слово — нельзя! Встретившись с десятками людей, сопоставляя услышанное, я с горечью убеждался: в лучшем случае лукавят!

От встречи к встрече, от судьбы к судьбе моя записная книжка пополнялась новыми именами похороненных в Васильковской балке. Если кто-либо из бывших партизан называл имя, то это был либо его родственник, либо самый близкий друг. Имена остальных, как правило, забывались. Совершенно неожиданно узнал, что в могиле находятся и два словака. Проверил по партархиву, вновь перечитал книгу Николая Дмитриевича Лугового «Побратимы» — везде они числятся пропавшими без вести, хотя двое из мной опрошенных уверяли, что видели их в госпитале среди раненых. Наконец узнал их имена: Венделин Новак и Франтишек Шмидт.

Круг проживавших в Крыму партизан, от которых еще можно было что-либо узнать, исчерпался. Все чаще случалось так, что я приходил по адресу и узнавал: партизан умер!

«Пришло время собирать камни». Список похороненных в Васильковской балке составлял уже более двух десятков человек, и надежд на его пополнение уже почти не было. Вместе с Николаем Дмитриевичем Луговым мы разработали эскиз памятника: приподнятая раскрытая книга, а сзади стела. На левой странице общий текст, рассказывающий о произошедшей 3 января 1944 года в Васильковской балке трагедии, а на правой — фамилии, имена, отчества, даты жизни всех похороненных в братской могиле людей, имена которых нам удалось восстановить.

Самое деятельное участие в изготовлении памятника принял мой товарищ, токарь автобусного парка Виталий Шейко, который к этому времени сменил меня и стал секретарем комсомольской организации автобусного парка. Виталий сумел отлить страницы памятника на Заводе продовольственного машиностроения имени Куйбышева. До сих пор удивляюсь, где он нашел нужный металл, как сделал матрицу, как сумел заинтересовать литейщиков. Казалось, что все хорошо и можно приступить к монтажу памятника, но в дело вмешалось управление лесного хозяйства, которое запретило проведение каких-либо работ. Виталий Шейко уехал «за длинным рублем» в Якутию, думал, на пару лет, а оказалось, на всю жизнь.

Закончив заочно Киевский автодорожный институт, с должности главного инженера автобзы «Крымсельстрой» в 1977 году я перешел работать преподавателем в автотранспортный техникум и уже там решил завершить эпопею с памятником. Не ставя никого в известность, вывез на неделю в лес самых надежных своих студентов: Володю Гавриша, Андрея Ошкодера, Виталия Куликова и Олега Васина. Поставил им туристскую палатку, завез продукты. Работали они вахтовым методом, через неделю их сменили уже другие мои ребята. На сохранившейся фотографии монтажа памятника вижу Лешу Буйлова, Саню Бахмата, Бабешу, Сашу Невдаху...

Секретарь комсомольской организации соседнего колхоза «Победа» Белогорского района Николай Кузьмичук полностью включился в наш проект, фактически став главным прорабом. Он обеспечил завоз бетона, строительной арматуры, опалубку. Я же только приезжал к моим ребятам с субботы на воскресенье. Совместными усилиями памятник был изготовлен.

Расположили его на поляне, где мы обычно устанавливали свой палаточный лагерь. Стоял он на видном месте, красивый, ухоженный. А могила со скромным памятником А.В. Подскребову осталась в глубине Васильковской балки, скрытая от постороннего глаза.

На торжественное открытие на многочисленных автобусах приехали бывшие партизаны, учащиеся моего техникума, школьники из соседней школы, жители окрестных сел, местное начальство.

Казавшаяся ранее огромной, поляна стала маленькой и перенаселенной. Слева принимали в пионеры, в центре принимали в комсомол, справа партизаны и высокое начальство принимали очередные сто граммов.

За импровизированным столом бывший комиссар одного из отрядов что-то с жаром рассказывал. Я же смотрел на него и вспоминал округленные от ужаса глаза моих друзей, слушающих его пьяный монолог о том, как зимой сорок четвертого он поймал возле лагеря мальчишку-татарчонка. Малый отказался признать, что его подослали «добровольцы», он плакал и просил отпустить домой. «Шпиона» раздели и привязали босого к дереву. К утру он умер.

Мне было грустно. Наверное, это происходило потому, что я слишком много знал! Поляна была завалена бутылками, окурками, банками. Неизвестно зачем сорванными и тут же брошенными цветами. Впервые я подумал о том, что, наверное, лесники были правы, пытаясь воспрепятствовать установке памятника.

Оставшись один у могилы А.В. Подскребова, я подумал о том, что и мне уже столько же лет, сколько было Андрею Власовичу, когда он погиб.

Ночью я смотрел на знакомые очертания гор, любовался водопадом звезд и вспоминал партизан — мертвых и живых: тех, с кем подружился в Васильковской балке, и тех, кого никогда не знал и кто погиб еще за два года до моего рождения, но навсегда вошел в мою жизнь.

В те годы вместе с нами в Васильковскую балку приходили такие известные партизаны, как Н.Д. Луговой, Ф.С. Соловей, Н.О. Сорока, А.С. Ваднев, А.П. Калашников, Д.Г. Еремеев, П.Е. Шпорт...

Шли годы. Партизан становилось все меньше, и потому каково же было мое изумление, когда в 2007 году судьба подарила мне встречу с последним из участников тех трагических событий, с человеком, который непосредственно руководил обустройством братских могил жертв Васильковской балки.

Вероятно, это судьбы. Знак свыше! Ничем иным я не могу объяснить то, что Нури Халилов в возрасте 90 лет (!!!) 28 апреля 2007 года пошел с нами в Васильковскую балку и в непогоду, в дождь, преодолевая разлившуюся Бурульчу, прошел весь маршрут в 12 километров! Тогда Нури-Ага передал мне свои воспоминания. Дождь немного намочил их, но их ценность от этого не пострадала. В ту пору я работал директором 37-й школы в своем родном Симферополе. Мои ученики — участники похода с изумлением и нежностью смотрели на этого человека, который в свои 90 лет вместе с ними упорно шел по горам, шел к своей молодости. Они бережно переносили его через Бурульчу, поддерживали на крутых подъемах и... заряжались от него энергией, любовью к людям, к родному краю, к Родине.

Весь обратный путь, все 6 километров, как когда-то мы на своих руках несли памятник в Васильковскую балку, так и они, сменяя друг друга, несли на своих руках Нури-Ага до самого автобуса, который по традиции «Подскребовских походов» ждал нас в Межгорье. По приезде в Симферополь психологу школы Анжелике Лучинкиной — моему другу и помощнику хватило мудрости уговорить встречавшего ее на своей машине мужа отвести Нури-Ага в Саки и с рук на руки передать его семье.

Полгода спустя мы с ней проводили занятия в Саках на каких-то курсах повышения квалификации и решили зайти к Нури-Ага домой, благо жил он в самом центре города. Он тепло нас встретил, но, как сразу же мы почувствовали, в Анжелике Ильиничне, он не узнал ту учительницу, которая была с ним в Васильковской балке. Только после того, как я фактически по новой представил ее ему, он расцеловал ее, уже как старого друга. Друга, который выручил его в трудную минуту и который прошел с ним Васильковскую балку.

Уже за столом произошел примечательный эпизод. Супруга Нури-Ага Эбзаде-ханум стала вспоминать о скитаниях в Васильковской балке, о том, как на восьмые сутки голодных и холодных мытарств она взмолилась оставить ее на берегу Бурульчи и дать возможность спокойно умереть, так как никаких сил идти дальше у нее уже не было. Нури спокойным, но каким-то магическим голосом, глядя ей в глаза, сказал: «Эльза! Закончится эта проклятая война, где бы ты ни была — я найду тебя. Ты родишь мне сына, мы будем жить долго и счастливо, а теперь вставай, пойдем дальше». Я поднялась и пошла, даже не знаю, откуда только силы появились».

К этому времени я уже несколько раз перечитал оставленные мне воспоминания Нури Халилова, где он подробно описывал и свои скитания во время прочеса, но об этом эпизоде там не было ни слова.

— Нури-Ага! Почему вы об этом ничего не написали в воспоминаниях? — спросил я.

Он немного подумал и ответил:

— Забыл, наверное!

Мы все расхохотались.

Во дворе его дома я увидел медицинские весы, которые находились явно в рабочем состоянии. Поскольку семейство Халиловых во всех трех поколениях — люди стройные и проблемами лишнего веса явно не были озабочены, я удивленно взглянул на весы. Нури-Ага пояснил, что утром он выносит их за калитку и за умеренную плату взвешивает проходящих мимо курортников. От желающих нет отбоя. При этом, тонкий психолог, он позволил себе небольшое лукавство — подкрутил весы килограмма на три в сторону уменьшения веса. Зачем портить людям настроение на отдыхе!

Все те два десятилетия, которые не попали в его письменные воспоминания, он прожил очень интересно и насыщенно. Ежегодно ездил на партизанские маевки, где, как я понял по сохранившимся в семейном альбоме фотографиям, встречался с комиссаром их отряда Эммануилом Грабовецким, со своим начальником разведки Дмитрием Еремеевым, даже ездил на встречу однополчан в Белоруссию.

Однажды я написал в Петербург своему другу — военному историку Александру Соловьеву о своем знакомстве с Нури Халиловым и получил ответ, что военные историки, занимающиеся первыми днями войны, оказывается, знают этого человека и уже брали у него интервью о драматических событиях, свидетелем и участником которых он был.

Так получилось, что в Красную армию Нури Халилов уходил из города Саки, туда же он вернулся из мест депортации. Я был приятно поражен, когда узнал, что 12 июня 2008 года Нури Халилову решением 23-й сессии Сакского городского совета V созыва было присвоено звание «Почетный гражданин города Саки», накануне 11 апреля 2008 года в номинации «Человек-легенда» он был признан «Человек года — 2007».

Работая над темой диссертации по партизанскому движению в Крыму, я обнаружил в архиве наградной лист на разведчика, командира группы 21-го отряда Нури Халилова. Командованием отряда, бригады, соединения, он был представлен к ордену Красной Звезды; указывалось, что «участвовал в Зуйском, Баксанском, Розентальском боях. Имеет на своем счету двадцать убитых румыно-немецких захватчиков»1.

Работая директором школы, которая находилась в микрорайоне с самобытным названием Украинка, мы открыли при школе шахматный класс, шахматный клуб, часто устраивали турниры — команда школы против сборной жителей микрорайона. За команду жителей часто играл Шевкет-ага — младший брат Нури Халилова. У него останавливался на ночь Нури-Ага перед нашей поездкой в Васильковскую балку.

Уже работая над этой книгой, я встретился с сыном Нури-Ага Энвером Халиловым. Первоначально я собирался приехать в Саки, чтобы на месте отобрать фотографии для книги. Мы уже договорились о моем приезде, как вдруг он позвонил сам: «Дядя Володя, в субботу я по делам буду в Симферополе. Давайте я привезу все альбомы, а вы уж сами выберете все, что вам надо».

Меня приятно удивило обращение «дядя Володя». Невольно вспомнилось, что именно так я обращался к фронтовым друзьям своего отца.

Энвер передал мне привет от Шевкета. Ему стало трудно жить одному, дочка по-прежнему в Узбекистане, и потому Энвер забрал его к себе, где он, окруженный заботой, живет в кругу его семьи.

Я вспомнил, как сам Нури всю свою жизнь заботился о своем отце, о матери, о младшем братишке, о сестренках. Как он, находясь в лагере, посылал им деньги, как спас братишке жизнь, забрав его из детского дома. Своим примером, действуя самым благородным из фронтовых принципов «Делай, как я!», он воспитал прекрасного сына — Энвера Нуриевича Халилова.

Недавно на конкурсе работ школьников Крыма «Семейные реликвии» первое место заняла работа Заремы Халиловой — внучки Нури-Ага.

Жизнь продолжается.

В.Е. Поляков

Примечания

1. Д. 235. Л. 114.


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь