«Гринландия»

«Кто хочет понять поэта, тот должен отправиться в страну поэта». Мудрые слова Гёте получают особый смысл, переносный и в то же время буквальный, когда, поднявшись на три ступеньки и перейдя крыльцо невзрачного дома, вы попадаете в «страну Грина»...

Стены и потолок прихожей перекрыты расцвеченной рельефной картой-панно. Перед вами воображаемая страна с не существующими на других картах названиями городов, островов и проливов, и все же они знакомы нашему слуху: Лисс, Покет, остров Рено... Это — «Гринландия». Так, с легкой руки критика К. Зелинского, называется страна.

Карта составлена изучавшими произведения Грина. И все-таки ее очертания условны — иначе и не могло быть. Сказочную землю представить непросто.

Надо сказать, что «Гринландия» менялась по мере того, как писатель открывал в ней новые берега. В ранних романтических рассказах (1909—1912) мы находим ее страной тропиков с пышными экзотическими пейзажами, позднее это земля более умеренных широт, в ней много примет невыдуманного мира, тех краев, где прошла жизнь романтика.

Известно, что в городах Грина сквозят приметы реальных городов и поселков Крымского полуострова. Глядя на карту, можно обнаружить, что город Гель-Гью расположен на берегу, напоминающем очертаниями феодосийский; однако на сходство с Гель-Гью претендует и Ялта. На Гель-Гью походит Гурзуф. Грину он очень нравился, с его лесенками и переулками, нравилась «клочковатость» поселка. Наконец, уже сам писатель упоминал о некоторых чертах Севастополя в облике своих городов.

В воображении Грина его страна стояла во всей реальности. «Хочешь, я тебе сейчас расскажу, как пройти из Зурбагана в... — вспоминает Э. Арнольди разговор с писателем¹. — И Грин стал спокойно, не спеша объяснять мне, как объясняют хорошо знакомую дорогу другому, собирающемуся по ней пройти. Он упоминал о поворотах, подъемах, распутьях: указывал на ориентирующие приметы вроде группы деревьев, бросающихся в глаза строений и т. п.».

Догадываясь о сомнениях своего собеседника, Александр Степанович добавил: «Можешь когда угодно спросить меня еще раз, и я снова расскажу тебе то же самое!..» Молодой журналист улучил время, чтобы снова заговорить о зурбаганской дороге, и был поражен точностью и обстоятельностью вторичного пересказа... Да, писатель представляет свою выдуманную страну с той же отчетливостью, с какою мы видим ее сейчас на рельефной карте.

«До конца дней моих я хотел бы бродить по светлым странам моего воображения», — говорил А. Грин. И он бродил по ним, открывая не только новые берега, но и, главным образом, прекрасного человека с его верой в мечту и в счастье, — «маленькую человеческую точку с огромным, заключенным внутри миром».

Переходим в коридорчик без окон. Удачная мысль назвать его «Трюм фрегата». Говорят: темно, как в трюме. Впрочем, сверху льется электрический свет, можно пройти свободно, не спотыкаясь. Можно рассмотреть прямо перед собой, над дверью, графический портрет А. Грина работы С. Бродского. На остальных трех стенах видны силуэты старинных парусников. Они вырезаны из подогнанных одна к другой, как настил палубы или обшивка, темных досок, отделанных под мореный дуб.

Обратим внимание на дверь слева от входа. Она ведет в рабочую комнату Грина.

Примечания

1. Э. Арнольди. Беллетрист Грин... — В кн.: «Воспоминания...», с. 290—291.