VI. Число больных и раненых в Симферополе. Состояние госпиталей в Симферополе, Мелитополе и др. Деятельность Крестовоздвиженской общины сестер милосердия и сердобольных вдов

Число больных и раненых в Симферополе, в госпитале и отделениях его, было громадно. В начале января 1855 г. было их 4711, 16 числа — 4335.

К 1 марта состояло 166 офицеров и 5599 нижних чинов, из них в госпитале 663 человека.

Умирало от 700—800 до 1100—1400 человек в месяц.

Самое большое число больных было в апреле — 8084 человека.

С наступлением теплого времени 1200 человек переведены в лагерь и помещены в палатках. Нормальным числом больных для Симферополя директор госпиталей Остроградский полагал теперь 6000 человек, но граф Адлерберг возражал, что это неправильно, потому что помещения для больных отводятся с неимоверным стеснением не только для жителей, но и для присутственных мест. «Такого рода мера может быть только кратковременна, а в случае крайности может быть соблюдена и далее, но ни в коем случае ее нельзя считать нормой, потому что дома для госпиталей взяты почти насильно, отчего жители стеснены до невероятия, а между ними от такого стеснения распространились болезни». Губернатор просил иметь в виду возможно скорое освобождение их постоянным вывозом больных в другие госпитали¹.

Всего в 1855 г. в Симферопольском госпитале и отделениях его было 1879030 человек. В 1856 г. больных было средним числом постоянно 660—668 человек.

В конце апреля открыты были в Симферополе военно-временные госпитали № № 14 и 21 и подвижной резервный. Госпитальное дело распределилось более правильно; было больше порядка, чем прежде. Но общая картина положения больных и раненых в Симферополе все же представляется крайне безотрадной. Многие больные, помещенные в отделениях, дурно вели себя, не слушали смотрителей и даже самовольно отлучались и играли в карты, особенно помещенные в благородном пансионе. 21 июня 1855 г. губернатор обращал внимание директора госпиталей Остроградского на то, что больные из госпитальных палаток отлучаются самовольно, расхаживают по городу в госпитальных халатах и колпаках, купаются в Салгире, напиваются и проч. Назначенные от города фельдшера не являлись в отделения; нужно было их понуждать. Чувствовался недостаток в прислуге; она была увеличена нижними чинами гарнизонного батальона, но все-таки ее было недостаточно. Арестуемые за пьянство и праздношатательство в городе из простонародия употреблялись для очистки дворов, мытья полов, лестниц в отделениях госпиталя.

Дежурства городских священников в госпиталях, начавшиеся в конце 1854 г., ежедневно и постоянно по два священника, были очень обременительны для них, и протоиерей Родионов просил о назначении в помощь им полковых священников. В праздничные дни священники должны были посещать все госпитальные отделения (свыше 40) для совершения богослужений, исповеди, причащения, назидания и утешения. Расписание было утверждено архиепископом Иннокентием. На разъезды священников губернский предводитель дворянства Николай Николаевич Овсянико-Куликовский прислал две брички с лошадьми и кучерами. 25 февраля 1855 г. граф Адлерберг писал обер-священнику Мацеевичу, что полковые священники не с надлежащею точностью исполняют свои обязанности в госпиталях и уклоняются от дежурств. Но тяжесть этого служения была очень велика. Так в январе 1856 г. больных и раненых было в Симферополе более 14000, полковых священников было очень мало: кто умер, кто был переведен в другие места. В городе смертность среди простого населения усилилась также до невероятной степени.

Пастор Нейзацкого прихода и Симферопольского евангелического прихода Христиан Килиус, с самого начала устройства в Симферополе военно-временных госпиталей, постоянно преподавал с самоотвержением духовное пособие больным и раненым воинам евангелического исповедания, заразился тифом и умер, оставив большое семейство без всяких средств. Евангелики, с врачебным инспектором доктором Арендтом во главе, просили ходатайства губернатора пред главнокомандующим о выдаче семейству покойного единовременного пособия. Выдано 100 руб.

Многие помещения были очень сыры и холодны. Больные обедали только вечером. Молоко доставлялось негодное. Больные тифом лежали вместе с другими. Доктора являлись поздно и неисправно. Тюфяки менялись редко. Окна не затворялись. 23 декабря губернатор заметил, что ни в одном из отделений госпиталя не было икон и просил протоиерея Родионова уделить их из церквей Симферополя. Родионов собрал 45 икон. У отправленных в Херсон раненых солдат не было на арбах подстилок². Пропадали деньги и вещи умиравших вследствие неисправности конторы симферопольского госпиталя. 23 декабря 1855 г. приказ общественного призрения доносил губернатору, что между ранеными нижними чинами в больнице богоугодных заведений развилась цинга, вследствие чего требовалась для них ежедневно выдача по полкружки хорошего пива.

С начала 1855 г., по распоряжению главнокомандующего, для предупреждения развития цинги, разыскивали в Крыму между горами растение черемшу, и приняты были меры к приобретению для той же цели луку, чесноку, хрену, редьки. Обратились к колонистам Мелитопольского и Бердянского уездов и крестьянам Днепровского уезда. Помещики приглашены были заняться посевами этих предметов. Колонисты пожертвовали и доставили по 1250 пудов луку, чесноку, хрену и 3750 пудов редьки. Некоторое количество этих предметов было прислано из г. Никополя Екатеринославской губернии. Но госпитальное и провиантское ведомство вовремя не приняли этих овощей, отчего почти весь этот материал был уничтожен в июле 1855 г.

В конце декабря 1854 г. флигель-адъютант гвардии ротмистр князь Крапоткин, по приказанию государя, был командирован осмотреть Херсонский, Мелитопольский и Перекопский госпитали и объехать южные колонии, чтобы увидеть, в каком положении находятся там больные. В мелитопольской больнице князь Крапоткин нашел большие беспорядки, и смотритель был удален. 10 января 1855 г. флигель-адъютант полковник Крейц, исполнявший такое же поручение в Симферополе, нашел, что главный госпиталь содержится в порядке и должной чистоте, в отделениях же и он нашел указанные выше недостатки. Надзор смотрителей был слаб. Большая часть больных лежала на полу. При госпитале состояло: медиков 40, фельдшеров 46; последних было очень мало, равно и фармацевтов — всего 5 при единственной госпитальной аптеке. Перевязка раненых с помощью сердобольных вдов и сестер милосердия производилась в свое время. Смертность между больными была очень значительна; приблизительно умирала четвертая часть. Прибывшие из Москвы медики не получали содержания и терпели нужду. Когда прибыли из Берлина немецкие врачи, недостаток врачей сделался менее чувствителен.

До какой степени доходили беспорядки в госпитале, показывает случай, бывший 10 декабря 1854 г., когда 700 больных было отправлено из госпиталя без именного списка. Контора госпиталя объяснила, что назначение отправки последовало внезапно, и не было времени составить список. Губернатор сделал строгое внушение.

Сменивший первого директора госпиталей в Симферополе полковника барона Кистера, умершего 18 января 1854 г. от тифа, капитан 1 ранга Барановский рисует губернатору такую картину порядков в госпитале. Часто не было налицо смотрителя, комиссара и врачей. Раненые по несколько часов ожидали их прихода. Будучи предуведомлен о прибытии 13 февраля 1855 г. 600 раненых, смотритель госпиталя не позаботился ни о чем, даже приготовить тюфяки. «Вообще заметно, что при симферопольском госпитале ни со стороны медицинского начальства, ни со стороны строевого и хозяйственного начальства нет той деятельности и сочувствия, которую они и по долгу службы и по совести обязаны оказывать к вверенным их попечению страдальцам, и беспорядок по госпиталю с его отделениями, происходящий от какого-то бесчеловечного хладнокровия медицинского начальства и бесстыдного нерадения к своей должности госпитального смотрителя, превозмогает меру терпения. Смотритель Якубовский и комиссар Коренев не на своих местах. Будучи огражден во власти моей на строевых и экономических госпитальных чинов и не имея никакой власти на медицинских, я обращаюсь к Вашему Сиятельству и убедительнейше Вас прошу принять какие-либо меры, коими можно было бы вышеописанных особ подвигнуть к исполнению своего долга безукоризненно; при средствах, которые имеет госпиталь и которыми он вспомоществуется пожертвованиями и приношениями, достаточно со стороны вышеупомянутых лиц единодушия, желания и деятельности, чтобы отстранить настоящий беспорядок и улучшить положение больных». Виновные были наказаны арестом на гауптвахте и строгим выговором³.

При осмотре госпитальных отделений академиком Пироговым в отделении, находившемся в губернском правлении, борщ был очень жидок, а мясной порции в тот день вовсе не было отпущено. При осмотре бараков губернатором больные жаловались, что их дурно кормят.

3 октября 1855 г. Пирогов писал губернатору: «При посещении мною вчерашнего числа бараков местного военно-сухопутного госпиталя я заметил много беспорядков, ответственности за которые не принимает смотритель бараков под предлогом, что он не настоящий смотритель. Во-первых, вещи больных нередко остаются в палатах по неделе, а не выносятся тотчас в цейхгауз, через что портится воздух. Во-вторых, белье меняется (в 7 бараках) так, что хозяин снимает с больного черную рубашку и несет ее в цейхгауз, где меняет ее на белую, оставляя на все это время больного голым. В-третьих, число служителей распределено в палатах неравномерно, так что в некоторых их много, до 19 душ, а в других мало, только 3; надсмотрщик 7 барака постоянно пьян; вместо подсвечников в 8 бараке, которые находятся налицо, употребляются служителями свечи, наткнутые на шест. Наконец нынешнего дня в 7 же бараке за обедом не доставало 69 порций!!. Обо всем этом я довел до сведения директора госпиталей, объявляя при этом ему, что если не будет сменен означенный смотритель и не прекратятся подобного рода злоупотребления, я не премину немедленно довести о том до сведения главнокомандующего и господина военного министра». Губернатор сделал строгое внушение коменданту, а смотритель бараков был арестован. Из сообщения Пирогова видно, что ужасные беспорядки имели место и в госпитальном отделении № 21, помещавшемся в доме Сальвиньи. Фельдшера были крайне распущены. Фельдшерский ученик-рядовой в отделении госпиталя в губернаторском доме нанес в пьяном виде оскорбление действием дежурному офицеру.

В октябре 1855 г. академик Пирогов писал губернатору Адлербергу, что пленные жаловались ему на недостаток белого хлеба, так что они терпят голод. Хотя граф Виельгорский-Матюшкин⁴ и обязался некоторое время ежедневно увеличивать их порции пол-фунтом, но так как он не мог продолжать этого долго, то Пирогов предложил директору госпиталей Остроградскому испросить разрешение главнокомандующего на увеличение порций пленных. Губернатор просил Остроградского сообщить, сколько пленные получают белого хлеба и всегда ли они недовольны этим предложением. Остроградский оправдывался и говорил, что пленные получают такое же довольствие, как и наши; но показания его показались Пирогову неуважительными. Например, Остроградский писал, что могли жаловаться только те, которым не нравится черный хлеб, или выздоравливающие, которым диета, с возрастающим аппетитом, становится неприятной. Пирогов на это замечание отвечал: «Конечно, не имеющие аппетита и умирающие не думают о хлебе».

13 октября Пирогов снова писал графу Адлербергу, что, осмотрев в этот день бараки, он нашел, что черный хлеб, раздаваемый раненым, был дурного качества и худо испечен; кисель сварен был из затхлой, испорченной муки и приправлен дурно приготовленною ситною. Пирогов указывал, что это очень вредно для здоровья больных, особенно если повторяется уже несколько раз, и может быть причиною развития поносов и самой холеры. Сделан выговор конторе госпиталя.

18 октября губернатор пробовал хлеб, приготовленный для слабосильной команды, и нашел, что он был приготовлен из затхлой муки. Сделан выговор коменданту⁵. Подобные беспорядки существовали и в 1856 г. Заметим, что продовольствие симферопольского госпиталя принял на себя екатеринославский купец Кранцфельд, а также и поставку прачек, в которых чувствовался особенный недостаток. Смотритель одного из симферопольских госпиталей поручик Раупах бежал за границу. Больные терпели много лишений даже в некоторых колониях, например, Нейгофнунг⁶.

По Высочайшему повелению, переданному великим князем Николаем Николаевичем, губернатор должен был еженедельно доставлять ведомость о больных в симферопольском госпитале, с показанием отдельно больных и раненых. Больше всего было больных лихорадкою, тифом, поносом и слабостью. К первой ведомости, за время с 16 января по 23 января 1855 г., губернатор приложил особую записку, в которой излагал данные о домах, отданных в городе под госпитали, и недостатках, существовавших в них, несмотря на все старания устранить их. Он указывал далее на пользу, приносимую сестрами Крестовоздвиженской общины. «Сердобольные вдовы, как более привычные, безнаказаннее переносят сверхъестественные труды, но сестры ничем не уступают в усердии и самоотвержении; большая часть переболела тифом, четыре умерли. С прибытием врачей из Москвы и Берлина, фельдшеров из Москвы и Харькова значительно понизился недостаток в медиках, но еще ощутительна надобность в фармацевтах. Отправка больных в Херсон, Вознесенск и пр. проводится не так часто, как бы следовало, по совершенному недостатку подвод, занятых перевозкою провианта и сильно уже изнуренных». 18 января, докладывал далее губернатор, вернулись 698 человек из Молочанских колоний, отлично поправившиеся, и тогда же отправлены в Севастополь. Указывал губернатор на недостаток в прачках, докладывал, что бывший директор госпиталя полковник Кистер скончался от тифозной горячки, исполняющий должность коменданта отчаянно болен тифом, что болели доктора, фельдшера и пр. Смертность в госпитале была сильна, доходила до 40 и более случаев в сутки, теперь слабее. Губернатор уверял, что «исполняется все, что человеческие силы позволяют сделать, но усердному, старательному стремлению к достижению цели противоборствует сила обстоятельств».

Из 2-го рапорта, от 23 января, видим, что губернатор отдавал по воскресеньям просфору в одно из отделений госпиталя, что управляющий откупом вызвался давать отправляемым из госпиталя больным водку, что предложено устроить особую прачечную⁷.

2 апреля 1855 г. Адлерберг писал Пирогову: «На письмо Вашего Превосходительства поспешаю уведомить Вас, милостивый государь, что при всем моем усерднейшем желании удовлетворить требование Вашего Превосходительства, я нахожусь в самом крайнем затруднении принимать какое бы то ни было количество больных в Симферополь, доколе не будут вывезены таковые отсюда в большем размере, нежели это по недостатку средств ныне делается. Я имел честь лично докладывать Его Сиятельству князю Михаилу Дмитриевичу и начальнику штаба, объясняя, что при штатном положении госпиталя на 600 больных, когда ныне состоит налицо до семи тысяч, действительно невозможное уже сделано, и затем не предвидится решительно никакой возможности отводить других помещений; всякое же новое прибытие больных лишь послужит к вящему стеснению их в настоящих отделениях к их вреду. Мы сбываем их мало, а получаем беспрестанно новые транспорты, а потому умоляю Вас, если возможно, не налагать ныне непосильного на истощенные донельзя скудные средства наши, радушно всеми сословиями пожертвованные до последней возможности. Что же касается отправления больных в Баяут, то также по неимению ни одной в настоящее время подводы нет возможности к тому приступить ни по наряду, ни по найму, а потому убедительнейше прошу Ваше Превосходительство, не найдете ли средства отправить больных из Севастополя в Бахчисарай теми перевозочными средствами, коими предполагали отправить их в Симферополь; тогда затруднение значительно устранится. Ваше Превосходительство можете быть уверены, что если при искреннем моем усердии удовлетворить всякое подобного рода требование я нахожу в том затруднение, то это указывает мне самая крайняя необходимость».

Усиление смертности в госпиталях Симферополя директор их 8 июня 1855 г. объяснял нечистотой дворов и несвоевременной очисткой отхожих мест. Это заметил и Пирогов. Так в домах диакона Федорова, Шестерикова и Ревелиоти отхожие места устроены были только в конце 1855 г. До начала военных действий госпиталь производил очистку отхожих мест наймом частных лиц. С отводом частных домов очистка их сделалась крайне затруднительной. Уже в феврале отхожие места переполнились. Полиция не имела ни средств для очистки их, ни людей. Губернатор просил главный штаб образовать для этой цели особую команду и купить 15 лошадей. В начале января 1856 г. было ассигновано на это Остроградскому 1500 р. Нечистоты вывозились в два места: одно было по дороге в д. Курцы, в овраге, другое за мостком мимо хутора симферопольской инвалидной команды. Ввиду возможности развития эпидемии, губернатор обязал наблюдать за отхожими местами, вывозить нечистоты в указанные места и строго запретил сбрасывать их «возле моста через Салгир, по дороге в Карасубазар, и далее против водочного завода, куда с давнего времени привыкли свозить их». Был поставлен для наблюдения даже особый караул⁸.

По предложению исполняющего обязанности генерал штаб-доктора, в феврале 1855 г. была учреждена при симферопольском госпитале слабосильная команда на 500 человек. В город же переведена была слабосильная команда из д. Саблы, где помещены цинготные больные морского ведомства (до 300 человек). Для слабосильной команды отведен был дом действительного статского советника Стевена (во 2-й части) и 373 татарских дома, а летом слабосильные жили в палатках. Слабосильная команда учреждена была затем в Днепровском уезде, на мызе Преображенка колониста Фейна, в 6 верстах от почтовой дороги на Алешки, на 250 человек. Фейн добровольно предложил устроить кухню, пекарню, квасню, квартиру для заведующего офицера, медика и прислуги, давать нужное число подвод и проч. Но к нему доставили больных до 950 человек. Фейн обязался дать помещение еще на 600 человек, именно большую кошару, оговаривая, что обещал помещение для выздоравливающих, а не для больных. Жаловался он князю Горчакову. Но употреблена угроза, и Фейн уехал в Одессу. Была также слабосильная команда в д. Любимовке Днепровского уезда. В апреле 1855 г. отведены были помещения 1000 человек слабосильных экономии генеральши Поповой Тавель (большой дом, флигеля и крытые сухие сараи — до 325 человек), в д. Мамак (помещиков Корбе и Ногаева — на 125 человек), у помещика Нотары в д. Битак до 120 человек, помещика Стевена, семейство которого переехало в Судак, до 150 человек, и в имении Казначеевой на р. Салгир, в пустой сухой клуне, на 200 человек⁹.

В июне 1855 г. были возбуждены ходатайства конторами военно-временных госпиталей: Карасубазарского, Бахчисарайского, Каховского, Дуванского, Баяутского и Алешковского об устройстве при этих госпиталях бань. Ввиду дороговизны сооружения новых бань, губернатор сделал распоряжение об отводе частных бань больным с платой по 1 к. с человека или отапливанием на счет госпиталя. Бахчисарайские и алешковские содержатели бань на это согласились. В Карасубазаре была построена особая баня купцом 3-ей гильдии Халилом Аметом-оглу Касапом и городским старостой Смаилом Мемет-оглу, которая обошлась им в 341 р. 20 к. В деревнях, конечно бань не было. В то же время начальник дружины № 52 действительный статский советник Степанов жаловался, что в симферопольской общественной бане брали с человека по 35 к.¹⁰.

Летом 1855 г. государь император, посетив некоторые госпитальные дома в Симферополе, заметил тесноту в помещении больных. Губернатор просил тогда усилить перевозку больных, предвидя затруднения города, к предотвращению которых не было средств, о чем докладывал государю и главнокомандующему. Между тем в начале января 1856 г., вследствие увеличившегося числа больных в симферопольском военном госпитале, директор госпиталей, для предотвращения развития между больными от тесноты в помещениях эпидемии, просил губернатора о найме под госпиталь новых домов, по крайней мере на 2000 человек. Исполнено было это со страшными затруднениями, так как число больных доходило уже до 9000 человек и более. Наняты были три гостиницы, несколько частных домов, между прочим, Эмабль, Волчанецкого, Миллера, Цомакиона, Чеха, Буковой, Гиммельфарба и др. Жильцы были выселены с крайними затруднениями. По отводу заняты: флигель в ботаническом саду, дом, занимаемый медицинскими чиновниками, дома Ливенца и Матевича. Три из намеченных домов были забракованы директором госпиталей и предложены другие: Ершовой (нижний этаж), Ставрова и Казакова. Пошли просьбы, жалобы, но пришлось очистить помещения. Исправления были сделаны только весной. Обратили также внимание на дома Воронцова, Чарыковой, Мюльгаузена, Стевена, Нотары, Дессера, удобные для занятия больными ввиду наступления весны. Из 20 домов принято было 11, с некоторыми исправлениями, на 600 человек. Больные размешены были в них очень тесно и терпели большие неудобства. В середине марта 1856 г. снова предвиделось скопление большого числа больных, и было очищено для них несколько новых домов.

Вот картина госпиталей, представленная в рапорте исполняющим должность штаб-доктора 4 корпуса 10 марта 1856 г. Осмотрев многие дома, принадлежащие госпиталям, он нашел в них одно и тоже: 1) Часть больных лежала на топчанах, поставленных один подле другого, а большая часть на тюфяках, положенных на полу; часто 3 человека лежали на двух тюфяках, часто сырых, грязных и пыльных. В помещениях не было ни столов, ни полок, а хлеб и булки больные хранили в мешках под подушками.

2) Белье и тюфяки, по неимению сушилен, от затруднительной сушки в скверную погоду, переменяли редко; подлежавшие выключке вещи оставались в употреблении, отчего происходили неблаговидие и неопрятность. 3) Отхожие места не были надлежаще устроены, были крайне неопрятны и удалены от палат. 4) Умершие свозились из всех госпиталей в устроенную при постоянном госпитале часовню, через что собиралось в ней большое число. 5) Баня была только при постоянном госпитале. Штаб-доктор высказывал опасение развития тифа, поноса и цинготной болезни, которая уже и существовала. В предупреждение этого выздоравливающие выделялись в слабосильные команды и в особые помещения, в виде околодков, где больные содержались в солдатской одежде, а у трудно больных чаще переменялось белье.

В начале апреля 1856 г. для лагерного госпиталя отведено было место на даче Мусиной-Пушкиной за Севастопольской заставой¹¹.

Начальница сердобольных вдов Распопова жаловалась губернатору, что директору госпиталей Остроградскому неугодно, чтобы она извещала его о злоупотреблениях, которые происходят в отделениях госпиталей; он сообщил ей письмом, что ее письма будут возвращаться нераспечатанными. Получив от сестры милосердия Кондыревой пробу вина (запечатанного), доставленного в 8 морской барак, и оказавшегося мутным, с осадком, она переслала его губернатору. Комиссар барака, принявший вино, был посажен на гаубтвахту.

Как и прежде, некоторые офицеры только под предлогом болезни жили в госпиталях, пользуясь квартирой и содержанием, и позволяли себе неблаговидные поступки в городе. 17 апреля 1856 г. масло, принятое смотрителем госпиталя № 14, оказалось, по осмотру губернатора Жуковского, совершенно негодным, и его велено уничтожить, а смотрителя арестовать. Продовольствовал госпиталь в атом году чиновник Островский и брал за масло и вино гораздо большие цены против тех, какие стояли в действительности. Белье в лагерном госпитале доставлялось больным часто дурно вымытое, иногда даже с насекомыми. Жуковский писал об этом Остроградскому, прося обратить внимание на чистоту и количество отпускаемого мыла. В бахчисарайском госпитале хлеб был весьма дурной, испечен из очень скверной муки¹².

8 мая 1856 г. находившийся при сестрах милосердия врач Тарасов принес губернатору принятый для больных госпиталя № 21, помещенных в доме палаты государственных имуществ, ржаной хлеб настолько дурного качества, что трудно было поверить, чтобы такой хлеб мог быть приготовлен для больных в госпитале. Он был необыкновенно горек, похож более на грязное тесто от недопечения, и притом с песком. Через несколько часов губернатор с директором госпиталей и врачом Тарасовым прибыл в означенный госпиталь и нашел у больных другой уже хлеб, хорошего качества. Надзиратель заявил, что сначала принят был прежний хлеб, несмотря на протест сестер, и комиссар и смотритель велели раздать его больным, говоря, что другого хлеба нет, а через полчаса отобрали его у больных и заменили другим. Комиссар был арестован, а потом и смотритель. Последний в отмщение надзирателю поставил его на несколько часов под ружье. Муку велено переосвидетельствовать. Назначено было следствие. Один мешок из 12 оказался с плохой мукой¹³.

На расходы по исправлению домов, отведенных под госпитали, была отпущена губернатору графу Адлербергу известная сумма в апреле 1855 г., которая несколько раз увеличивалась. Ремонт производился на скорую руку, непрочно, а цены показывались архитектором Гоняевым очень высокие. В июне поручено было произвести этот ремонт уже хозяйственным способом, смотрителю тюремного замка Яценко. Особенно затрудняли чистка отхожих мест, которые не чистились городом и заражали воздух, а также надзор за печами и трубами, так как в отделениях почти целый день варилась пища, нагревалась вода и проч. Было два пожара в госпитальных отделениях, к счастью не причинивших беды. Губернатор внушительно писал Остроградскому, говоря, что обо всем этом должно заботиться госпитальное ведомство, а не город, не владельцы домов, не администрация. Но госпитальное ведомство не обращало на это внимания. Например, в октябре 1855 г. сердобольная вдова Васильева вставила на собственный счет стекла в отделении госпиталя в доме Мейера.

В мае месяце 1855 г. в некоторых местах Таврической губернии появилась тифозная горячка и чума на рогатом скоте, а в Симферополе холера. Волы, назначенные на убой в пищу для армии и военных госпиталей в Симферополе, свидетельствовались в виду этого губернскими и военными ветеринарами.

В середине июля губернатор распорядился, чтобы под строжайшею ответственностью полиции были очищены домовладельцами дворы и участки перед их домами. Дом губернского правления, занимавшийся военно-временным госпиталем № 14, с 12 июня был очищен от больных до 1 августа, и произведены в нем в это время некоторые исправления. Ремонтировались и другие дома, отведенные под госпитали. В начале октября 1855 г. прибыли в Симферополь две роты военно-рабочего батальона № 2, которые должны были быть употребляемы первоначально для постановки госпитальных бараков, прибывавших сюда из Николаева, и для необходимых поправок в госпитальных помещениях в зимнее время. Но исправление домов не продвигалось, архитекторы оттягивали составление сметы, которая была составлена лишь к 12 мая 1856 г. Неудовлетворительными были и другие госпитали. Так в Карасубазаре здание госпиталя (казарма) было очень ветхо¹⁴.

Что касается иногородних госпиталей, то обстоятельные сведения имеются в наших делах только о госпиталях мелитопольских.

Дворянство Мелитопольского уезда изъявило в декабре 1854 г. желание принять на свое попечение в свои имения от 400 до 500 раненых и больных воинских чинов, но оказалось, что это было лишь желание предводителя дворянства Рыкова, осуществить которое было невозможно без удобных помещений и медицинских средств. Только граф Канкрин, имевший в своем имении медика и аптеку, взял на свое попечение 50 раненых. Кроме того, раненые размещены были в деревнях Белозерке, Михайловке и Васильеве.

В Мелитополе в конце 1854 г. было более 100 раненых, а врач был только один — уездный Кастелляно, слабонервный, отказавшийся лечить раненых.

В мелитопольской больнице, по положению, было только 12 кроватей. Для больных были отведены дома полицейского управления, уездного суда и несколько частных. Жертвовали холст на тюфяки, рубахи, пища была хороша, недоставало только медицинской помощи. 6 января 1855 г. флигель-адъютант князь Кропоткин доносил подробно о состоянии мелитопольских больниц. Помещения в общем были удобны, больные лежали на кроватях или нарах, но некоторые на полу; белье и постели найдены посредственными, медицинская помощь недостаточной. Отхожих мест не было вовсе. Трудно больные довольствовались одинаковою пищею с выздоравливающими. Гораздо больше беспорядков найдено было в тюремной больнице, и смотритель больницы был князем Крапоткиным удален. Военнопленные французы и англичане содержались в арестантской больнице и жаловались на дурное содержание, одинаковое с турками. По произведенному расследованию оказалось, что недостатки эти произошли главным образом оттого, что местное начальство не было предуведомлено и не готово к принятию раненых, делали распоряжения о размещении их уже по их прибытии, с возможной поспешностью. Осматривавший больницы в Таврической губернии штаб-лекарь Гросс 15 января 1855 г. также нашел раненых в Мелитополе почти без всякого врачебного пособия и смертность очень большою, что, впрочем объяснялось тем, что в Мелитополе оставлялись тяжело раненые и трудно больные. Кроме того, наплыв жителей из приморских мест был очень велик, и город был крайне стеснен в отводе помещений. Это стеснение особенно сказалось в сентябре 1855 г., когда через Мелитополь стали проходить дружины государственного ополчения. В середине 1855 г. число больных в Мелитополе дошло до 200, квартир не хватило, и больные были помещены в разбросанных по всему городу домах крайне скверно, что заметил и начальник тульского ополчения генерал-лейтенант князь Голицын, писавший об этом графу Строгонову. 9 октября было в Мелитополе 249 человек больных, из них в больнице 180. Врачей было всего три, но они не были подчинены друг другу и действовали несогласно; белья было мало. (Нужен был временный госпиталь человек на 500, о чем шла переписка). Больные с квартир не являлись на перевязки и укрывались по выздоровлении от выписки. Пища приготовлялась на двух кухнях. Некоторым больным приходилось нести ее версты за полторы. Члены медицинского совета, занятые своей службой, не уделяли должного времени наблюдениям за больными. Вместе с тем, по случаю появления в Азовском море неприятельского флота, вещи бердянской городовой больницы, вывезенные из Бердянска, переданы в распоряжение мелитопольской больницы. Были намечены еще несколько домов, а также заняты под госпиталь дома палаты государственных имуществ в с. Терпении, в 15 верстах от Мелитополя. Частным лицам предложено выехать из Мелитополя в другие места.

Главный хирург войск в Крыму Райский в начале 1856 г. также нашел в мелитопольской больнице и в нанятых для больных у обывателей домах много недостатков¹⁵.

Викарий одесской епархии епископ Поликарп, бывший в Симферополе, 24 ноября 1854 г. писал Пестелю, что по рапорту протодиакона Родионова, могилы умерших воинов копаются очень мелко, не более полуаршина. Обращено внимание госпиталя. Конторе госпиталя предписывалось производить погребение нижних воинских чинов с соблюдением установленных церковью обрядов, по утрам и непременно при бытности чиновника полиции. Полицмейстеру предписано наблюдать, чтобы могилы выкапывались надлежащей глубины и засыпались с должным вниманием. С 4 апреля 1855 г. доктор Плешков был назначен губернатором наблюдать за погребением и засыпкою могил известью. Для погребения больных было отведено в Симферополе особое кладбище, существующее и теперь под названием «военного».

В начале 1855 г. отведено было здание вблизи госпиталя для второй прачечной, потому что одной было очень недостаточно вследствие увеличения числа больных. К состоявшему при госпитале числу прачек в апреле 1855 г. потребовалось еще 60. Отыскивали прачек среди бедных женщин и солдаток. Но прачки жаловались, что госпитальная контора заставляет их носить воду и дрова. Затем вызвано было из Херсона 20 женщин из рабочего дома, отправленных туда в сентябре 1854 г., и на них возложили обязанности прачек. Недоставало прачек и в Баяутском госпитале¹⁶.

Вследствие недостатка в Симферополе врачей и фельдшеров, еще 24 сентября 1854 г. палата государственных имуществ предложила своим врачам прибыть в Симферополь из разных мест губернии, а также сделано было распоряжение о передаче в ведение главного врача симферопольского госпиталя частных врачей. Евпаторийский уездный врач Войналович, вследствие занятия Евпатории неприятелем, был прикомандирован к симферопольскому лазарету. Лекарь керченского карантина Крокно (?) с закрытием навигации в ноябре 1854 г. сам просил назначить его в Симферополь для пользования раненых. В молочанские колонии выписаны 2 врача и 4 фельдшера из Екатеринославской губернии для ухода за ранеными. Из одесских военновременных госпиталей откомандировано было в Крым 15 врачей и 9 фельдшеров, из первых два в Севастополь, остальные в Симферополь. Прибыло два врача из Соединенных Штатов Америки, потом еще один. Министерство внутренних дел предложило обратиться за врачами к Черниговскому, Харьковскому и Полтавскому генерал-губернаторам (выслано 4 ученика фельдшерской школы). В конце 1854 г. в симферопольском госпитале было налицо 27 врачей, — и казалось довольно. Но вскоре контора госпиталя просила командировать еще 5 врачей. Из местных врачей трудились в отделениях, Богоугодных заведениях и Тарановой больнице: Арендт, Краузе, Брунс, Плешков, Калери. В январе 1855 г. прибыли из Берлина 6 врачей и отправлены в Севастополь; затем еще 6, из которых 2 отправлены в Карасубазар, остальные оставлены в Симферополе. 20 января 1855 г. в госпитале и отделениях его, кроме гражданских врачей Таврической губернии, состояло 35 врачей, в том числе 3 американца, и 42 фельдшера. Одному врачу приходилось тогда заведовать двумя отделениями с 250 и более больных. Требовалось непременно увеличить число их. Врачи сами болели, бедствовали, и врачебный инспектор просил для них усиленных окладов. В марте 1855 г. прибыло еще 4 врача из Берлина. Несколько врачей умерло, в том числе и иностранцы. В начале апреля, когда число больных дошло до 700, нужда в медиках дошла до крайности. Главный доктор госпиталя просил назначить ему двух врачей; назначен был Плешков. Недостаток во врачах был также в госпиталях, находившихся в Бахчисарае, Каховке, Любимовке, Алешках, Мелитополе¹⁷.

В октябре 1854 г. получено было губернатором извещение об учреждении, с Высочайшего позволения, под покровительством великой княгини Елены Павловны, Крестовоздвиженской общины сестер попечения о раненых и больных в военных госпиталях, для содействия медицинскому начальству при уходе за больными и ранеными. Кроме того отправлялись из Санкт-Петербурга в Симферополь и Севастополь до тридцати женщин сердобольных вдов из принадлежавших ведомству учреждений Императрицы Марии вдовьих домов. Великой княгине угодно было, чтобы отправляющийся в Крым, по Высочайшему повелению, академик Пирогов принял на себя ближайшее попечительство над сестрами в Крыму, и был посредником между ними и тамошним медицинским начальством для введения их в круг возложенных на них обязанностей. Ближайшее же заведование сестрами вверялось начальнице.

Симферопольская квартирная комиссия встретила затруднение в приискании для сестер и сердобольных вдов соответствующего помещения и предлагала отвести для них дом еврейской больницы, но губернатор не согласился на это и указывал, что государь император удостаивает этих сестер и сердобольных вдов особенным участием. В начале декабря отводилось помещение на сто больных, кроме бывших, в странноприемном доме Таранова-Белозерова, и это помещение было приготовлено для сердобольных вдов и сестер Крестовоздвиженской общины, с их канцелярией, священником и письмоводителем. На время ремонта этого дома сердобольные вдовы были переведены в военный госпиталь, а потом, вследствие накопления в нем больных, они и сестры Крестовоздвиженской общины помещались в частных домах. В декабре прибыло в Симферополь первое отделение сердобольных вдов, с начальницей Распоповой, а также сестры милосердия Крестовоздвиженской общины с начальницей Стахович и помещены в доме генеральши Ершовой. Госпожу Стахович в сентябре 1855 г. сменила Е.А. Хитрово.

С 26 декабря началась деятельность сестер, но в этот день начальница сестер Крестовоздвиженской общины уведомляла Пирогова, что она не может выехать с общиной из Симферополя по недостатку транспортных средств. Считая пребывание сестер необходимым как в Севастополе, так и Бахчисарае, Пирогов просил графа Адлерберга об ускорении транспорта сестер каким бы то ни было образом: на лошадях, волах, верблюдах, тем более, что в Симферополь должно вскоре прибыть другое отделение сердобольных вдов. О деятельности сестер Крестовоздвиженской общины подробно у Пирогова в его книге «Исторический обзор действий Крестовоздвиженской общины сестер попечения о раненых и больных в военных госпиталях в Крыму и в Херсонской губернии, с 1 декабря 1854 года по 1 декабря 1855 года», а также в его Севастопольских письмах.

С конца декабря 1854 г. стали поступать прошения и от местных жительниц о желании принять обязанности ухаживания за ранеными вместе с сестрами (первое от жены поручика флотских штурманов Ольги Федоренко). Поступило заявление и казанского губернатора о нескольких женщинах, желающих отправиться в Крым для ухода за ранеными. Пестель отвечал, что если это такие женщины, которые могут заменять служителей, то желательны, а в сиделках нет нужды. При этом он указывал на большую потребность в прачках. Прибыли две женщины оттуда.

В госпитальных отделениях сначала относились к сердобольным вдовам недоверчиво, что видно из письма начальницы Распоповой к губернатору от 31 декабря 1854 г. и из письма Пирогова от 8 января 1855 г. о том, что сестры, назначенные в Перекоп, не были приняты в тамошний госпиталь. Сестры распределились в Симферополь, 6 отправились в Бахчисарай, 10 в Севастополь в январе 1855 г., по требованию Пирогова, переехала в Севастополь и Стахович. В конце февраля 11 сердобольных вдов и 6 сестер Крестовоздвиженской общины отправлены в Карасубазар; отправлялись они потом также в Перекоп и Баяут.

В конце января 1855 г. умерли две сестры от тифа, и много было больных. Распопова была очень удручена. «Несмотря на всю веру и упование на милосердие Божие, уныние одолевает душой. Мысль, что мои рапорты огорчают нашу Мать Царицу, убийственна для несчастной Распоповой», писала она губернатору. Сестры утешены были получением посылки с чаем и сахаром от государыни цесаревны. Они принимали пожертвования в пользу раненых.

В Симферополе общины работали отдельно. 20 марта Распопова писала графу Адлербергу: «Прибыв в Симферополь 24 декабря прошлого года с 58 Высочайше вверенными мне сердобольными, я приняла 42 дома госпитальных отделений, в которых находилось 3200 человек больных и раненых. Отделения умножились до 60-ти домов и число больных было вчерашнего утра 6500, в ночь прибыло 350, и сейчас встречен мною значительный транспорт больных из полков; следовательно в настоящую минуту мы имеем до 7000, если не более, больных и раненых; число же сердобольных, к несчастью, как известно Вашему Сиятельству, уменьшилось смертью семи; а притом из числа оставшихся: четыре в Карасубазаре и больных девять; следовательно остается налицо способных к продолжению обязанностей своих 38, с силами, чувствительно ослабевшими. Многие отделения находятся без надлежащего со стороны сердобольных надзора». Ввиду этого Распопова просила разрешения принимать в помощницы сердобольных, вызывавшихся на спасительное служение страждущим воинам. «Мера эта в настоящую минуту необходима как для неослабного ухода за всеми без исключения больными и ранеными, так и для облегчения сердобольных». Разрешение, конечно, было дано; помощниц принято много. По ведомости Распоповой от 21 июля 1855 г. сердобольных вдов было 45, помощниц 18, скончалось 11. В начале августа 1855 г. отправлено новых 36 сердобольных вдов, но в сентябре 7 вдов возвращены за болезнью в Санкт-Петербург. В октябре началось отправление при транспортах больных и раненых до Екатеринослава сестер Крестовоздвиженской общины, под руководством Пирогова. В том же месяце возвращены в Санкт-Петербург сестры Крестовоздвиженской общины, выслужившие годичный срок, с начальницей Стахович, на место которой была назначена Е.М. Бакунина. Сестры Крестовоздвиженской общины жили в Симферополе, между прочим, в неоконченном доме Перовского и страдали от холода и дыма из железных временных печей. Пирогов просил отвести для них дом Взметнева, где они и жили в мае—июне 1856 г. Число умерших сестер и в 1856 г. было значительно. В июне 1856 г. сестры Крестовоздвиженской общины, с начальницей Е.М. Бакуниной, отправились в Киев, а сердобольные вдовы в Санкт-Петербург¹⁸.

Примечания

1. Дело об устройстве помещений под госпитали в Симферополе и общие распоряжения по губернии, относящиеся к госпиталям. Св. 190, № 14 ч. 4-ая.

2. Св. 189, № 9, ч. 3. Дело об очистке дворов при домах, занимаемых больными и ранеными. Св. 190, № 23.

3. Св. 190, № 14.

4. О нем ниже.

5. Дело о разных неисправностях, замеченных в симферопольских госпиталях. Св. 191, № 74.

6. Св. 193, № 147.

7. Дело с представлением на Высочайшее имя ведомостей о состоянии, прибыли больных и раненых офицеров и нижних чинов в Симферопольских госпиталях. Св. 190, № 17.

8. Дело об очистке дворов при домах, занимаемых больными и ранеными, и о недозволении больным отлучаться из госпиталей. Св. 190, № 23. Также св. 190, № 12.

9. Дело об учреждении при симферопольском госпитале слабосильной команды и размещении в татарской части города, Днепровском и Симферопольском уездах. Св 190, № 24.

10. Св. 190, № 22.

11. О найме дополнительных помещений для симферопольского госпиталя. Св. 197, № 50.

12. Св. 190, № 12. См. выше.

13. Дело об освидетельствовании муки, принятой для № 21 госпиталя. Св. 192, № 154.

14. Дело о производстве разных исправлений в симферопольском госпитале и его отделениях. Св. 196, № 17.

15. Дело о Мелитопольских госпиталях. Св. 189, № 2.

16. Св. 267, № 4.

17. Дело о назначении в Таврической губернии медиков для пользования больных и раненых воинских чинов. Св. 295, № 2.

18. Дело о назначении в Крым с Высочайшего разрешения сестер милосердия и сердобольных вдов для ухода за ранеными и больными воинскими чинами. Св. 265, № 4. На 464 л. См. также: Бакунина Екатерина. Воспоминания сестры милосердия Крестовоздвиженской общины 1854—1856 гг. (Вестник Европы, 1898 г. март).