Глава 9. Подземный гарнизон живет и действует

Сама по себе жизнь под землей в течение длительного времени уже представляет определенное испытание, но жизнь, осложненная борьбой с сильным противником, при остром недостатке воды, питания, освещения и просто свежего воздуха — предел всех испытаний. И все же, несмотря ни на что, подземный гарнизон Аджимушкайских каменоломен не только держался, но и боролся, нанося врагу чувствительные потери.

Боевые действия гарнизона Центральных каменоломен можно разделить на три неравных периода. Первый — с момента окружения и до газовой атаки (с 18 по 24 мая). Этот небольшой отрезок времени характеризуется ожесточенными боями, цель которых прорвать кольцо окружения и выйти на берег пролива для дальнейшей эвакуации. Второй период можно назвать активной обороной, он значительно больше по времени: с 25 мая и до (приблизительно) начала августа. В этот период велась перестрелка, разведка, делались попытки установить связь с Большой Землей, керченским подпольем, периодически проводились вылазки против фашистов, окружавших каменоломни. Третий период (последний) можно назвать пассивной обороной, он длился с августа до конца октября. В этот период сил на большие вылазки у подземного гарнизона уже не было, оставшийся в живых личный состав охранял выходы, не допускал в каменоломни фашистов. Кроме того, велась разведка, иногда шла ружейно-пулеметная перестрелка.

Такая периодизация боевых действий относится только к гарнизону Центральных каменоломен, так как для Малых третий период, как это видно из дневника Клабукова А.И., начался значительно раньше.

Воспоминания участников и найденные в каменоломнях документы говорят, что боевые действия, которые вел подземный гарнизон, напоминают оборону укрепленного района, а не партизанские. Характерно, что и фашистское командование, как это видно из немецкого «донесения», не считало защитников каменоломен партизанами. К взятым в плен защитникам гитлеровцы относились как к обычным пленным. Естественно, к общему правилу делали поправки: уничтожали всех евреев, политработников и коммунистов, если обнаруживали партийные документы. Среди оставшихся в живых участников обороны каменоломен мне не удалось найти ни одного политработника выше политрука. Прошедшие плен политруки, естественно, скрывали от гитлеровцев свое звание и должность в армии.

Сколько же было защитников Аджимушкайских каменоломен? Читатель, видимо, давно уже задал этот вопрос, и на него следует ответить более подробно. 26 мая Трофименко А.И. в своем дневнике записал: «Полк обороны Аджимушкайских каменоломен... сформирован наскоро, сначала насчитывал до 15 тыс. людей».¹ Это количество относится к периоду до газовой атаки. А вот другие данные. Остался живым после аджимушкайской трагедии начальник продовольствия Центральных каменоломен Пирогов А.И., который должен был знать точное число довольствующихся. В своей объяснительной записке после войны он называет количество защитников «10 тысяч человек с лишним».² В это количество, названное Трофименко и Пироговым, естественно, не вошло количество защитников Малых каменоломен и других изолированных штолен от обоих гарнизонов. А такие были. Сохранившиеся документы и особенно показания местных жителей свидетельствуют, что подземные убежища в районе пос. Аджимушкай были буквально забиты военнослужащими-окруженцами, определенные сведения о которых до нас просто не дошли. Интересно, что Ваулин Н.И. в своей статье 1945 г. называет в районе Аджимушкай не два сложившихся здесь гарнизона, а три.

О первоначальном количестве защитников Малых каменоломен немецкое «донесение» сообщает с точностью до одного человека — 2 011 человек. Похожее количество называет в своей объяснительной записке и начальник штаба в группе Поважного лейтенант Шкода В.П. Это 2 211 человек.³ Ясно, что это число взято было из одного какого-то документа, только одна цифра в числе (2011 и 2 211) при переписке или перепечатке была перепутана. Документ-источник можно назвать довольно точно, это была книга приказов штаба Малых каменоломен, которую вел Шкода В.П. Она попала в руки гитлеровцев при пленении последней группы, о чем я расскажу позже. Следует сказать, что в этой «книге» учитывался только личный состав 1-го запасного полка, попавший на довольствие.

В самом начале обороны каменоломен число окруженных здесь фашисты определяли от 20 и даже до 30 тыс. человек. Это количество называли немецкие солдаты и офицеры 46-й пехотной дивизии, окружавшей каменоломни, доходили они через врагов и до местных жителей, фигурировали они и на севастопольском процессе в 1947 г.⁴ Думается, что эти числа не были сильно преувеличенными. Так что число 20 тыс. окруженных в районе пос. Аджимушкай было вполне реальным.

Естественно, что с каждым днем количество защитников уменьшалось. После газовой атаки, как известно из дневника Трофименко А.И., осталось до 3 000 человек. А 3 500 человек называет немецкое «донесение». 4 июля Клабуков А.И. в своем дневнике, со слов прибывших в Малые из Центральных каменоломен, сообщает, что численность гарнизона там около 1 000 человек, причем командиров и политработников 800, а Рядовых и сержантов 200.⁵

Формирование любой воинской части требует значительного времени, средств и сил. Но командованию подземных гарнизонов приходилось вести формирование в боевых условиях, в полном окружении и при сильном воздействии со стороны врага. Уже это говорит о выдающихся заслугах командования и крайнем напряжении всего личного состава.

Гарнизон Центральных каменоломен после газовой атаки состоял из 3-х батальонов, защищающих 3 специально выделенных участка, которые в свою очередь делились на сектора. В секторах имелось несколько амбразур, около которых постоянно находились воины, вооруженные стрелковым оружием и гранатами. При сформированном штабе были отделы, которые руководили разработкой планов боевых действий, охраной, разведкой, связью, а также служба продовольствия, добычи и распределения воды, медицинская. Кроме того, был сформирован политический, особый отдел, военный трибунал.

О количестве оружия фашистское «донесение» сообщает следующее: «В Центральных каменоломнях было 1 700 винтовок, 5 пулеметов "максим", 8 минометов, 6 автоматов, 30 автоматических винтовок и 80 тысяч патронов. В Малых каменоломнях вооружение состояло из винтовок, 4 пулеметов "максим", 6 минометов, 8 автоматов, 25 автоматических винтовок. Патронов здесь было больше чем достаточно, но они отсырели». В «донесении» почему-то не указаны противотанковые ружья, которые использовали защитники в первые дни боев против фашистских танков. Но вообще-то количество оружия, находящегося в Центральных каменоломнях, на мой взгляд, гитлеровцы преуменьшили. К концу обороны и здесь патроны отсырели и постоянно делали осечки.

Документы и воспоминания оставшихся в живых участников донесли до нас имена командиров и политработников подземных гарнизонов. Заместителем Ягунова был полковник Верушкин Федор Алексеевич. Он родился 16.05.1897 г. в д. Семеновка Бережковского сельского совета Егорьевского района Московской области. В 1916 г. был призван в армию, а затем в 1918 г. — в Красную Армию. Воевал в 1919—1920 гг. на Южном фронте, а весной 1921 г. в Закавказье. В 1923 г. закончил артиллерийские курсы, а в 1926 г. артиллерийскую объединенную школу в Киеве, в 1936 г. инженерно-командный факультет Военно-химической академии имени Ворошилова. В 1939 г. прослушал курс лекций Академии Генерального штаба. Член ВКП(б) с 1924 г. С 14.08.1941 г. был начальником химических войск 51-й армии. 22 марта 1942 г. был назначен начальником штаба 320-й стрелковой дивизии и скоро после этого за неудачи во время ведения боев но указанию Мехлиса Л.З. был снят с должности и отдан под суд.⁶ Во время следственного разбирательства жил в Керчи и во время боев попал в каменоломни. После войны в Москве откликнулись на публикации в прессе его дочери — Надежда и Нина.

Начальником штаба в Центральных каменоломнях был старший лейтенант Сидоров Павел Ефимович. Он родился 5.11.1916 г. в д. Андроново Бородинского района Смоленской области. На Крымском фронте он был старшим помощником начальника 1-го отдела кадров штаба фронта, а до этого был начальником строевого отдела Бакинского училища.⁷ Назначение на должность начальника штаба подземного гарнизона объясняется просто: его хорошо знал Ягунов П.М. по совместной службе в Баку. Очевидно, в каменоломнях Сидоров П.Е. в основном занимался необходимой штабной текучкой, а разработкой боевых операций занимались более опытные командиры: Верушкин Ф.А., Бурмин Г.М., Левицкий В.М., Панов А.П. и др. Панов Аркадий Павлович в каменоломнях был одним из командиров батальона, он родился в 1902 г., с 1919 по 1928 гг. служил в Красной Армии, был командиром. Затем работал на руководящей партийной и советской работе в Полтаве. В 1939 г. снова был призван в армию, в 1941 г. защищал Одессу, где был ранен. В конце 1941 г. участвовал в десанте командиром батальона на Керченском полуострове в составе 83-й бригады морской пехоты. 29.02.1942 г. снова был ранен и, находясь в «резерве», стал одним из организаторов обороны каменоломен.

Заместителем Ягунова П.М. по тылу был Колесников Сергей Терентьевич. В 1941 г. он закончил Академию тыла, на Крымском фронте был начальником вещевого снабжения 51-й армии. С отходящими войсками армии очутился в каменоломнях, где попал в окружение.

В конце июля 1942 г. во время вылазки попал в плен, с группой аджимушкайцев был этапирован в лагерь военнопленных на Украине, но с эшелона во время движения поезда бежал вместе с курсантом авиашколы Шаматовым Н.В. Скитался по украинским деревням и в марте 1943 г. около Харькова перешел линию фронта. За «сдачу в плен» был разжалован в рядовые и воевал в 6-м штурмовом офицерском батальоне, затем командовал этим же батальоном, был тяжело ранен. После выздоровления был восстановлен в воинском звании и назначен начальником вещевого снабжения 46-й армии, а затем начальником тыла этой же армии. В 1969 г. я вместе с Шаматовым Н.В. разыскал Колесникова С.Т. в одной из деревень Калужской области, где он работал агрономом колхоза «Угра». Жил он с больной женой очень неблагоустроенно. После смерти жены над ним взял шефство Князев Г.Н. Через Министерство социального обеспечения он добился для Сергея Терентьевича назначения хорошей пенсии, а потом способствовал переселению его в Керчь, где ему была дана благоустроенная квартира. С этого времени Колесников стал активным популяризатором подвига аджимушкайцев.

Начальником продовольственного отдела в Центральных каменоломнях Ягуновым П.М. был назначен Пирогов Андрей Иоанникиевич. Он родился 1.10.1898 г. в Кировограде (Елисаветграде). В Гражданскую войну с 1918 г. по 1921 г. воевал фельдшером. На Крымском фронте исполнял обязанности начальника продовольствия 51-й армии. Попал в плен в сентябре 1942 г., пройдя ряд лагерей для военнопленных, попал в известный Маутхаузен в Австрии, где действовала среди узников подпольная организация сопротивления во главе с интернациональным лагерным комитетом. Пирогов А.И. входил в этот комитет, который 5—7 мая 1945 г. поднял восстание и освободил лагерь от фашистов. Во время поездки в Европу Н.С. Хрущев упомянул имя Пирогова А.И. как одного из руководителей этого комитета. С этого момента имя Пирогова стало широко известно, что дало ему возможность написать и издать интересную книгу воспоминаний о Крымском фронте и обороне Аджимушкайских каменоломен.⁸

Начальником политотдела в Центральных каменоломен был назначен батальонный комиссар Храмов Федор Иванович. Биография его и послужной список довольно обычны для политработника того времени. Родился он в декабре 1907 г. в селе Бузаевка Кинельского района Куйбышевской области. С юности работал в сельском хозяйстве. В 1925 г. вступил в комсомол. В 1928—1929 гг. работал председателем местного комитета профсоюза на сахарном заводе. В 1930 г. вступил в ВКП(б). В 1931—32 гг. был секретарем бюро ВЛКСМ 8-го кавалерийского полка 2-й кавдивизии. В 1932 г. закончил курсы политсостава в Полтаве, а в 1933 г. сдал экзамен экстерном за военное училище. В 1940 г. закончил военно-политическое училище пропагандистов в г. Смоленске. Из партийного отзыва Буркина П.А. в июне 1939 г.: «Храмов много работает по организации нашей части, он был организатором социалистического соревнования во время построения казарм и конюшен. Товарища Храмова видишь поздно вечером в подразделениях и рано утром беседующим с бойцами и командирами, помогающего в работе». С ноября 1940 г. Храмов служил инструктором пропаганды 124-го горно-кавалерийского полка 20-й горно-кавалерийской дивизии Среднеазиатского военного округа. С июня 1941 по январь 1942 он служил старшим инструктором по организации партийно-политической работы в политотделе 27-го механизированного корпуса. В конце марта назначен военным комиссаром полка Крымского фронта. У него была жена Валентина Николаевна, урожденная Владимирова, учительница из Старо-Константинова Хмельницкой области, и дочь Светлана.⁹ Светлану мне удалось найти в г. Свердловске Луганской области на Украине.

Руководители особого отдела и военного трибунала в гарнизоне Ягунова до сих пор остаются неизвестными.

Из командиров и политработников подразделений Центральных каменоломен известны немногие. Следует сказать, что из-за постоянных боев, ранений, тяжелых условий жизни они часто выходили из строя, но сразу же заменялись новыми, ибо в «резерве» их было много на положении рядовых бойцов. Капитан Капран Александр Илларионович до каменоломен успел повоевать при обороне Одессы, освобождал Керчь и Феодосию в конце 1941 г., был ранен. Во время майских боев за Керчь командовал сводным офицерским батальоном, а потом попал в каменоломни. Очевидно, здесь он и погиб, в пос. Озинки Саратовской области мне удалось найти его дочь Нелли.¹⁰ Капитан Скрыль Иван Саввич зимой 1942 г. воевал командиром роты 768-го стрелкового полка 138-й стрелковой дивизии, которой в это время командовал Ягунов П.М. После ранения и излечения в госпитале принял участие в боях на заводе им. Войкова, после чего с группой прорвался в Центральные каменоломни. Попал в плен в конце сентября, в конце войны содержался в лагере военнопленных Маутхаузен, умер в январе 1980 г. Капитан Свиридов Петр Иванович был начальником штаба 65-го отдельного железнодорожно-восстановительного батальона. После ранения командира батальона Зал кина Ф.М. командовал остатками группы железнодорожников, попал в плен и умер в керченском лагере. О командирах Путине М.А. и Рогове И. М я расскажу дальше.

Дошли до нас и фамилии некоторых политработников Центральных каменоломен: Верхутин П.Л., Метлов И.И., Овчаров П.Л., Семенюта В.А. Характерно, что все они до войны работали в партийных, советских, профсоюзных органах, затем были мобилизованы, прошли ускоренную военную подготовку в Сталинграде и прибыли в Керчь, где до немецкого наступления состояли в резерве фронта. Говоря о политработниках, следует сказать особо о старшем политруке Исакове Сергее Михайловиче. Он родился 25.09.1906 г. в селе Лялино Ключевского района Новосибирской области. Во второй половине 30-х гг. он служил помощником командира взвода 78-го артиллерийского полка, затем с 1939 г. политруком батареи 347-го артиллерийского полка 107-й стрелковой дивизии. 22 января 1942 г. был ранен на фронте в руку, а 23 марта был направлен на Крымский фронт в распоряжение Мехлиса Л.З. По воспоминаниям участников, он выполнял обязанности военкома «резерва» Крымского фронта, которым командовал капитан Левицкий В.М. В Центральных каменоломнях был комиссаром штаба.¹¹ Мне удалось в Новосибирске найти его жену Евстолею Петровну, сына Александра и брата Леонида, последний был профессором железнодорожного института.

Михаил Серкин

Активную роль при обороне Центральных каменоломен сыграл политрук Лодыгин Артемий Иванович из 65-го отдельного железнодорожно-восстановительного батальона. Он прошел плен и позже проживал в Куйбышеве, своими воспоминаниями много сделал для изучения подземной обороны. Я с ним встречался и переписывался.

В Малых каменоломнях оборона тоже строилась по типу укрепленного района, структура организации была такая же, как и в Центральных, но менее развитая и упрощенная. Начальником штаба у Поважного М.Г. был лейтенант Шкода Владимир Павлович. Он родился в 1906 г. в с. Ульяновка Гребенковского района Полтавской области. Перед войной работал сельским учителем, в 1-м запасном полку был помощником начальника штаба.¹² Как уже говорилось, военным комиссаром у Поважного с 15 мая был старший политрук Манукалов Алексей Николаевич, он родился в 1908 г. в Донбассе. Работал шахтером, затем трактористом, секретарем партийного комитета совхоза в Крыму. Перед войной работал заведующим военным отделом Феодосийского горкома партии.¹³ В самом начале обороны каменоломен, когда фашисты загнали защитников под землю, с Манукаловым А.Н. произошла такая история. Ее рассказали Поважный М.Г. и писарь штаба полка Ильясов С.Ф. В разгар боя от входа в Малые каменоломни в штаб прибежал посыльный и панически сообщил: «Немцы вошли в каменоломню!» Все вскочили — и тут раздался выстрел: в состоянии стресса Манукалов А.Н. пытался покончить жизнь самоубийством, но пуля прошла мимо сердца, пробила лопатку и выскочила. Раненого отнесли в санчасть, где медсестра Лида Хамцова ему оказала первую помощь. Но паника была поднята напрасно: фашисты только побывали у входа, постреляли из автоматов в темноту и под землю не пошли. Манукалов А.Н., несмотря на тяжелое ранение, не умер. При отсутствии в каменоломнях врача, при хорошем уходе он выжил и даже приступил к своим обязанностям 17 июля. Правда, в конце обороны он умер от истощения. После войны кое-кто из исследователей этот поступок Алексея Николаевича пытался представить как факт малодушия. Поважный М.Г. и его окружение так не считали, ибо военный комиссар в тех условиях выполнял просто заповедь того времени: «коммунист в плен не сдается». В защиту памяти Манукалова А.Н. после войны в печати выступил Серман Б.Е., который знал его еще до войны как хорошего работника и человека. Мне удалось найти вдову Манукалова — Марию Николаевну, которая проживала в Москве в семье дочери Людмилы. Вторая дочь, Елена, жила с семьей в Ростове-на-Дону.

В группе Ермакова С.А. должность комиссара исполнял батальонный комиссар Семенов Борис Михайлович, родился он в Баку в 1902 г. Позже здесь учился, служил в армии и, уволившись из нее в 1923 г., трудился на руководящей работе. В 1941—42 гг. воевал в Севастополе военкомом 151-го полка 40-й кавалерийской дивизии, которая весной 1942 г. была направлена в Керчь.¹⁴ Я уже рассказывал, что люди этой дивизии без коней, но с седлами и другим кавалерийским имуществом, располагались в Малых каменоломнях. Отсюда Семенов Б. М-был направлен военкомом к Ермакову С.А. в 291-й горно-стрелковый полк. Прорвались они в Малые каменоломни явно по инициативе Семенова, ибо он здесь довольно долго жил вместе со своими казаками. По записанному в 1942 г. адресу Ильясов С.Ф. нашел в Баку жену Семенова — Марию Трофимовну и дочь Людмилу. После пленения Ильясов С.Ф. видел Бориса Михайловича в тюрьме г. Симферополя. Он дал понять, что в тюрьме не знают, что в армии он был политработником.

Особой активностью в группе Ермакова отличался старший лейтенант Александров Андрей. В 291-м горно-стрелковом полку он командовал ротой, хорошо показал себя в боях на Акманайском рубеже, в финскую войну он был награжден орденом Красной Звезды. В каменоломнях он командовал ротой разведки, был ранен. Ветеран войны Малуха А.К. сообщил, что Александров перед войной женился. Жену звали Раиса, она жила с матерью и сестрой в Тбилиси на ул. Мачатели. Я искал родственников, но поиск ничего не дал. В группе Ермакова был еще помощник начальника штаба полка Ворона Владимир Васильевич. Родился он на станции Яготин Полтавской области, жена его Анастасия Моисеевна тоже проживала в Тбилиси.

Для защитников каменоломен в начале обороны крайне острым вопросом было снабжение водой. Недалеко от входа в Центральные каменоломни был колодец, который в мирное время использовался местными жителями. Из-за обладания им первое время шли постоянные бои. Участники тех событий рассказывали, что в первые дни около пос. Аджимушкай не было ни одного светлого дня, хотя солнце пекло немилосердно. Земля, поднятая разрывами мин и снарядов, тучи газов тротила закрывали небо, создавали впечатление сумерек, как в день затмения солнца. Бои за воду начались еще до газовой атаки. Вот как описал Трофименко А.И. один из боев за воду. «К атаке все уже подготовлено. В последний раз прохожу, проверяю своих орлов. Моральное состояние хорошее. Проверяю боеприпасы. Все есть. 100 человек поручило командование вести в атаку. 100 орлов обращают внимание на того, кто их будет вести в бой за Родину. Последний раз продумываю план. Разбиваю на группы по 20 человек. Выделяю старшего группы. Задача всем ясна, ждем общего сигнала. Встретился с Верхутиным, который будет давать сигнал для общей атаки. Вылезаю на поверхность, рассматриваю. Оказалось, метрах в 100 от колодца стоят два танка. Приказываю противотанковому расчету уничтожить.¹⁵ Пять-шесть выстрелов, и танк загорелся, а другой обратился в бегство. Путь свободен. Слышу сигнал "В атаку!" Сжимаю крепче автомат, встаю во весь рост. — За мной, товарищи, за Родину!

Грянули выстрелы. Дымом закрыло небо. Вперед! Враг дрогнул, в беспорядке начал отступать. Вижу, два автоматчика стоя ведут огонь по нашим. Падаю на землю. Даю две очереди. Хорошо, ей-богу, хорошо! Один свалился в сторону, другой остался на месте. Словно стреляет автомат — грозное русское оружие. А ребята с правого фланга давно уже пробрались вперед, с криком "ура!" громят врага».¹⁶

Внутри каменоломен никаких колодцев не было. Воду можно было собирать в некоторых местах с потолка и стен каменоломен только по каплям. Причем, особенно плохо со сбором воды таким способом было в Центральных каменоломнях, ибо там меньше водоносных слоев. Сбор воды со стен и потолка также был организованным. Для этого были созданы команды «сосунов», т. е. людей, отсасывающих воду из камня. Этот процесс добывания воды проходил так: во влажном потолке или стене проделывали небольшое отверстие, и туда вмазывали резиновую трубочку. Чаще всего это была изоляция от телефонного кабеля. «Сосун» с силой втягивал в себя воздух через трубочку, в результате этого во рту оказывался маленький глоток воды. Это была мучительная работа. Во время добывания воды приходилось часами стоять в неестественной позе, рот и губы от известкового камня-ракушечника раздражались и опухали. От частого прикосновения к камню все лицо раздиралось. Характерно, что первое время фашисты определяли выходцев из каменоломен как раз по этим признакам, которые буквально были написаны на лице аджимушкайцев.

Бывший курсант Ярославской авиационной школы Николай Дмитриевич Немцов из пос. Гольма города Горловки пишет: «Отсутствие воды, жажда — это был наш враг № 1, который иссушал, испепелял защитников больше, чем непрерывные бои. Жажда настолько мучила и изнуряла человека, что он как-то глох, голос становился ПИСКЛЯВЫМ И скрипучим, язык разбухал и становился словно войлочным. Но мы были ходячие. А что испытывали раненые?! Когда возникала особо острая ситуация с нехваткой воды и выяснялось, что централизованно напоить всех невозможно, раненые распределялись между здоровыми и ходячими ранеными. Каждый здоровый обязан был своему раненому товарищу в сутки достать флягу воды. Моим подопечным был Миша Серкин».¹⁷

С первых дней обороны защитники стали копать в каменоломнях колодцы и строить тоннель к стволу колодца около выхода. Этот колодец, из-за которого шла борьба, был разрушен фашистами, и ствол его был забит остатками конных повозок, которые, к счастью, застряли в верхней части, оставив внизу пространство, где и была вода. 3 июня тоннель был готов, защитники получили первую свою воду.¹⁸ Раскопки, проведенные научным сотрудником Керченского музея Щербаком С.М. в 1969 г., показали, что длина тоннеля была 19,5 м, глубина от поверхности земли немного более 4-х метров. Тоннель прокладывался в основном в земляном, а не скальном грунте. В нижней части тоннеля был уложен резиновый шланг диаметром 66 мм, по которому добываемая из колодца вода текла в каменоломни. Однако Добывать воду в этом полуразрушенном колодце было трудно. Но позже, в первой половине июля, был выкопан колодец в скальном грунте внутри Центральных каменоломен. Из сохранившихся накладных на приход и расход воды известно, что в период с 14 по 31 июля в каменоломнях было два колодца: «колодец № 1» и «резервный колодец». В «резервном колодце» воды добывалось в 4—5 раз больше, чем в «колодце № 1». Водой снабжались подразделения, кухня, прачечная. Больше всего воды отпускалось на кухню и меньше всего на прачечную. Имелся неприкосновенный запас воды на 4—5 сутодач, который хранился на складах. Приход и расход воды скрупулезно учитывался начальником водоснабжения старшим политруком Горошко Н.Г.¹⁹ Николай Прокофьевич Горошко родился в д. Немки Ветковского района Гомельской области. За финскую войну награжден орденом Красная Звезда. В начале Великой Отечественной войны воевал в составе 3-й танковой дивизии под г. Островом. В Гомеле проживала его сестра Пильгуева В.П., а в г. Кинешма жена Станкевич Филиция Викентьевна, которая воспитала двух сыновей, Олега и Валерия.

Ермаков Сергей Арсеньевич

Фашисты пытались разрушить колодцы, но это им не удалось. Для предотвращения завала колодцев от взрывов защитники построили мощные подпорные стенки из камня, которые сохранились до сих пор. Место «резервного колодца» было выбрано так искусно, что никто с поверхности не мог определить его местонахождение. Интересно, что в 80-х гг. группа студентов-поисковиков в районе этого колодца (он входит в музейную экспозицию) нашла заряд взрывчатых веществ (самодельную мину), который был поставлен в 1942 г. неизвестно кем. Заряд был снят сотрудником музея, полковником запаса Щербаком С.М. Этой странной находке я даю такое объяснение. Доступ к добыванию воды из колодца имел только Горошко Н.П. и немногочисленные его помощники. Никто не имел права даже приближаться к источнику воды. Такой режим был создан с единственной целью: уберечь место расположения колодца от противника, который мог о нем узнать от шпионов, перебежчиков или пленных, попавших к ним в руки. С этой целью подход к колодцу защитники могли заминировать. Расположение минных ловушек мог знать только старший политрук Горошко Н.П. Во время работы у колодца он их мог обходить или временно обезвреживать. Вот на одну из таких мин, видимо, и наткнулись поисковики. Принятые командованием меры по засекречиванию колодца принесли свои плоды. Фашисты, конечно, знали примерно район его нахождения, усиленно, в шахматном порядке, взрывали на этом участке скальную кровлю, но источник воды так и не сумели уничтожить, а ведь это был вопрос жизни или смерти подземного гарнизона, без воды он бы не сумел продержаться до поздней осени. После войны вода в этом колодце была, и я слышал, что ею пользовались местные жители. Была она и в 60-х гг., но позже, когда этот колодец вошел в музейную экспозицию, вода почему-то исчезла.

В 2004 г. во время разборки завала в Центральных каменоломнях был найден еще один колодец в скальном грунте. Во время раскопок воды там не было.²⁰ В Малых каменоломнях по инициативе подполковника Ермакова С.А. также строили колодец, но добраться до водоносных слоев не смогли. Эту довольно широкую и глубокую яму-колодец можно осмотреть и в наше время. В течение всей обороны там пользовались водой, капающей со стен и потолка. Следует сказать, что мест с «водокапами» в Малых каменоломнях было больше, чем в Центральных, поэтому вопрос с водой так катастрофически не стоял.

Кроме отравляющих веществ, гитлеровцы сразу же стали применять против защитников каменоломен крупные заряды взрывчатых веществ. Этим занимались в течение мая—июля все те же саперы из 83-го батальона 46-й пехотной дивизии. Сначала фашисты взорвали все большие выходы, затем стали подрывать каменоломни с целью обрушить скальную кровлю с поверхности. Взрывы проводились трофейными советскими авиабомбами в 250 кг, которые взрывали пакетами по 3—5 бомб и больше в каждом в специально выдолбленных с поверхности шурфах. При этом на тяжелых работах под страхом смерти использовались советские военнопленные. Среди них был и предатель из 1-го запасного полка старшина Сергеев, который знал приблизительно расположение подземных штолен.²¹ Эти гигантские взрывы видели и ощущали по вздрагиванию земли наблюдатели 47-й армии, державшей оборону на Таманском полуострове.²² Вот выписка из дневника неизвестного командира 1-го запасного полка, сражавшегося в Малых каменоломнях: «26.05.1942. Противник начал подрывные работы, рвет выходы, заваливает их хламом и домашними вещами жителей села. Взрывается район 4-го и 2-го батальонов, которые расположены у села (Аджимушкая).

29.05.1942. Взрывали над нашим расположением, и вследствие обвала погиб почти весь состав командиров 3-го батальона, созванных комбатом на совещание.

30.05.1942. Штаб полка перешел вглубь каменоломен. Ожидаются новые взрывы.

31.05.1942. Противник рвет все выходы. Беда с ранеными. Успели перевести штаб и лазарет вглубь каменоломен на старое место. Взорваны перекрытия на старых местах».²³

От взрывов в каменоломнях обваливался потолок, при этом возникала сильная ударная волна, от которой трудно было устоять на ногах. Первое время, когда в каменоломнях было много людей, защитники несли от этих обвалов значительные потери. От ударной волны у некоторых шла из ушей кровь, были случая помешательства. Позже защитники узнавали места взрывов по шуму, производимому при рытье шурфов, и принимали меры к эвакуации людей и имущества из опасного района. В настоящее время от этих взрывов каменоломни сильно разрушены. Входы, в которые раньше свободно въезжали машины, сейчас обрушены. Проникнуть в них можно только через многочисленные огромные воронки, образовавшиеся от взрывов, и через щели у бывших выходов. Под завалами много человеческих костей, оружия, боеприпасов, постоянно попадаются домашние и личные вещи, части боевых повозок и даже боевая техника. Ходить в районе обвалов опасно, еще опаснее разбирать их внутри каменоломен.

Около колодца

Несмотря на пуск газа, взрывы, защитники каменоломен не сидели в них пассивно, периодически они устраивали вылазки против подразделений фашистов, окружающих каменоломни. В связи с этим в первой половине июня они приковывали к себе внимание до дивизии врага, которая разместилась северо-восточнее Керчи. В конце июня-начале июля подземный гарнизон Центральных каменоломен, зная из сводок Информбюро о тяжелых боях в Севастополе, еще больше активизировался. Во время одной из вылазок было захвачено много немецкого оружия и боеприпасов. И вот в это время случилась беда. О ней рассказал подробно в своих воспоминаниях лейтенант Ефремов Николай Арсеньевич, один из активных участников и популяризаторов подвига подземного гарнизона. Он тоже был командиром из «резерва», перед этим закончил Ташкентское пехотное училище и ускоренные курсы при Академии им. Фрунзе, которая в то время находилась в Ташкенте. В каменоломнях он выполнял обязанности помощника начальника штаба. В своих воспоминаниях он рассказывает, что утром 5 июля состоялся разбор боевой операции, проведенной накануне. После ее окончания Ягунов решил посмотреть захваченные трофеи, которые были свалены в кучу. Он присел над незнакомой гранатой, которая была похожа на стакан. Ефремов в этот момент сидел за столом и заполнял «журнал боевых действий». Разглядывая гранату, Ягунов сказал: «А это что-то новое у них». Ефремов крикнул: «Осторожно, товарищ полковник, может взорваться». Последние слова заглушил взрыв. Ефремова отбросило к стене, он был ранен и контужен. Несколько минут Ягунов был еще жив, но его ранение было несовместимо с жизнью. В момент взрыва был тяжело ранен в ногу Исаков С.П., убит еще один командир.²⁴ Другие участники называют этого убитого как капитан Носов или Лозинский. Ягунов П. М, единственный из аджимушкайцев, кто был похоронен в гробу, который был сделан из досок кузова грузовика. Рядом с ним был похоронен и убитый командир. После смерти Ягунова П.М. пост командира некоторое время не был занят. В общем, было ясно, что для борьбы самой подходящей фигурой был подполковник Бурмин Г.М. Очевидно, он колебался и, возможно, требовал каких-то полномочий. Пирогов А.И. в личном разговоре мне говорил: «Ягунов был суров и требователен, но Бурмин командовал куда круче и жестче». Далее он мне рассказывал, что в боевой обстановке он лично расстреливал малодушных. Это подтверждает в своих воспоминаниях и письмах военфельдшер Попов Петр Федорович из г. Шахты Ростовской области.²⁵ В своем письме от 26.06.1985 г. он мне сообщил: «Я хорошо запомнил Бурмина, ходил он не в фуражке, как другие командиры, а в кубанке, на груди у него красовался орден Красного Знамени. С людьми он был общителен и весел, часто по мелочам шутил. О суровости и жестокости Бурмина, это кто-то Вам писал. Я был свидетелем, как один лейтенант что-то докладывал, а Бурмин на него закричал: "Вы не выполнили моего приказа!" — и тут же застрелил из пистолета лейтенанта, который упал вниз лицом. Я хотел подойти к нему, но Бурмин не разрешил. Видел я и второй подобный случай». Сейчас нам это читать неприятно, и можно легко обвинить Бурмина Г.М. в жестокости и превышении власти. Не принято это было рассказывать, тем более, писать в советское время. Многие темы, например, о штрафных или штурмовых батальонах, были просто запрещены. Но жестокость на войне была не только с противником, но и со своими. Считалось, что она необходима. Сейчас многие историки-исследователи объясняют и видят нашу победу не только в умении воевать, в высокой сознательности воинов, но и в крайних принуждениях, вплоть до расстрелов на месте, без чего нельзя было добиться сверхчеловеческого напряжения. В особо тяжелой обстановке командир становился в полном смысле диктатором, подлинным вершителем судеб подчиненных. А как же военные комиссары, партийные организации? Они как бы смирялись, молча соглашались. Всем было ясно, что жестокие меры Бурмин применял ради «дела», с целью всеобщего дела — Победы. Жестокость давала, естественно, свои результаты: подземный гарнизон держался до последнего патрона и последнего воина. Тему расстрелов в каменоломнях отразил в своих произведениях Н.Я. Бут, в частности в картине «Именем народа».²⁶ Художник, естественно, стремился вызвать чувство ненависти у зрителя к провинившемуся. Но, на мой взгляд, этого у него не получилось.

В 20-х числах июля активность подземного гарнизона Центральных каменоломен еще больше усилилась. Вот выписки из дневника керчанки Ольги Махининой:

«20.07. Партизаны делают все чаще и чаще вылазки со "скалы".

21.07. В Аджимушкае уже несколько ночей идет перестрелка, раненых немцев и румын везут машинами...

28.07. Перестрелка с каждым днем становится упорней и упорней.

31.07. Наши партизаны захватили 13 лошадей и огнемет».²⁷

Все лето в районе Аджимушкайских каменоломен шла борьба. 10 июня разведсводки 47-й армии прямо сообщали о сопротивлении в Аджимушкайских каменоломнях наших войск и о больших потерях при этом противника. Активность гарнизона Центральных каменоломен еще более усилилась в июле. Так, разведсводки на протяжении всего месяца отмечали сильную ружейно-пулеметную стрельбу по ночам. А 20 июля в 5.00 фашисты даже вынуждены были открыть огонь по подземному гарнизону из артиллерии, стоящей на горе Митридат.²⁸ Применение тяжелой артиллерии против аджимушкайцев свидетельствовало о том, что защитники каменоломен изгнали фашистов из поселка Аджимушкай и его окрестностей. Противник не стал бы стрелять с большого расстояния, рискуя попасть по своим. Оставшиеся в живых участники обороны Центральных каменоломен сообщают, что такие захваты поселка и его окрестностей, главным образом по ночам, осуществлялись неоднократно.

В августе активность подземного гарнизона спала, на большие вылазки не хватало уже людей, от влажности под землей отсырели патроны и в бою давали часто осечки. Сил хватало только на то, чтобы оборонять выходы и по ночам делать небольшие рейды разведчиков. Впрочем, и противник меньше беспокоил окруженных, ибо немцы свои позиции вокруг каменоломен сдали румынам, которые к этому времени открыто говорили местным жителям, что не хотят воевать против России.

Читатель уже давно, очевидно, задает вопрос: как и чем питались защитники? Продовольственный вопрос с начала обороны не стоял так остро, ибо командование на длительную оборону в каменоломнях не рассчитывало. В Центральных каменоломнях до окружения находились склады Керченского военторга, которые и составили основные запасы питания для будущего гарнизона. Первое время контроль за деятельностью этих складов был слабый. Немцов Н.Д. в своих воспоминаниях сообщает, что в самом начале боев за Аджимушкай он и его товарищи по Ярославской авиашколе питались хорошо, особой нормы даже не было. Кто-то из курсантов со склада военторга притащил два ящика коньяка, один из которых употребили перед боем, но вот после газовой атаки все были посажены на жесткий продовольственный паек.

Карпекин Митрофан Николаевич — батальонный комиссар

А.И. Пирогов в своей книге рассказывает, как Ягунов П.М. приказал ему учесть все продовольствие в Центральных каменоломнях и в соответствии с их количеством назначил норму пайка: хлеба — 200 гр., жира — 10 гр., концентратов — 15 гр., сахара — 100 гр. на человека.²⁹ Этот мизерный паек, который не был ни в одной части нашей армии, смутил начпрода. Обращает внимание на себя большая норма сахара. Дело в том, что в Центральных каменоломнях находились значительные запасы сахара. Норма его не только не уменьшалась, но и увеличивалась. Это подтверждают и сами участники. Так, например, Валько Е.Ф. сообщает: «Сахар под конец был основным продуктом питания, и только благодаря ему мы остались в живых». В личном разговоре она мне признавалась: «мне питание сахаром так надоело, что после войны несколько лет не могла его есть».

Командование Центральных каменоломен приняло меры не только к тщательному учету и распределению продуктов питания, но и организовало централизованное приготовление пищи. Здесь была оборудована хлебопекарня и пищеблок. Небольшое количество лошадей, которые находились в каменоломнях, было забито, и мясо пошло в котел. Читателя, видимо, удивит факт выпечки хлеба. В своих воспоминаниях Немцов Н.Д. сообщил, что в самом начале обороны в карьере недалеко от колодца стояла брошенная какой-то частью полевая хлебопекарня на колесах. Командование приказало курсантам вкатить ее под землю, что и было сделано почти на глазах у противника. Из-за своего габарита эта хлебопекарня не проходила при входе под землю. Курсантам пришлось срочно обрубить противогрязевые крылья у колес и шкафчики для посуды. Эта хлебопекарня и сейчас находится под одним из завалов, и руководство музея об этом знает.

Гарнизон Малых каменоломен вел активные боевые действия только в самом начале, об этом пишет в своих воспоминаниях Барлит С.Н. «Мои казаки обороняли несколько подземных галерей, вначале мы вели трудные бои за колодцы, мы их отбивали и поили лошадей. Потом лошади от голода и жажды не могли уже стоять. Их мы стали резать и давать на питание пехотинцам. Мы тоже пекли лошадиное мясо на винтовочных шомполах. Влагу мы собирали со стен и потолка, ибо она кое-где капала. Особенно трудно было раненым, их мы, конечно, лечили, как могли. В нашей катакомбе врачей не было, не было и медикаментов, перевязочных средств. Выживали только легкораненые, но был случай когда выжил и тяжелораненый казак. Это был наш ковочный кузнец, фамилию его забыл. Он был ранен в грудь навылет простой пулей. Мы его перевязали нательным бельем. Оно, естественно, не было чистым. Но крепкий организм кузнеца поборол тяжелое ранение, и он выжил. Позже я его встречал в плену. К мертвым мы так привыкли, что хоронили их рядом в расположении, выкопав небольшую яму в ракушечной крошке-тырсе, оставшейся от распиловки камня. К началу июня нас, казаков, осталось человек 35».

В Малых каменоломнях также имелись некоторые запасы продовольствия, оставшиеся от 1-го запасного полка. Вот дневная норма питания на конец июня, о которой сообщает Клабуков А.И. в своем дневнике: муки и крупы 100, сахара и табака по 20 гр. на человека. Естественно, такого пайка не хватало, поэтому защитники постоянно страдали от голода. 10 августа в дневнике Клабукова А.И. есть такая запись: «Ночью коптил или, вернее, выжаривал конские кости, которые принесли ребята. Все в плесени, воняют. Когда пережарил, вонять стали меньше. Сварил, добавил травы и получился горький суп, правда, без соли, но будет сытно».³⁰

Употребление в пищу костей, лошадиных шкур, травы и т. д. характерно и для участников обороны Центральных каменоломен. В обеих каменоломнях к концу сопротивления защитники стали употреблять в пишу крыс, которых в конце лета 1942 г. из-за наличия в штольнях трупов много расплодилось. Ели кошек, собак, если они забегали в каменоломни. Руководство и врачи в Центральных каменоломнях знали об этом и не боролись с этим явлением. Более того, женщина-врач рекомендовала перед употреблением крыс отрезать им голову и лапки, ибо на них мог сохраняться трупный яд от мертвецов. Некоторые защитники каменоломен мне признавались, что от голодной смерти их спасло употребление в пищу крыс. По вкусу они напоминали мясо кролика. Меня упрекали, что об этом я рассказываю и тем самым снижаю моральные качества защитников. Но едят же у нас в России и вообще в Европе мясо выдры, а она ведь относится к породе крыс. Китайцы, да и другие народы, едят практически все живое, не говоря, о собаках, кошках, крысах. Так что все дело в обычаях и привычках. Следует сказать, что не все защитники каменоломен могли есть такую пищу из-за брезгливости. Из-за этого умер от истощения в Малых каменоломнях батальонный комиссар Карпекин М.Н., политрук Труборов В.Ф. и другие. Продовольствие защитникам удавалось добывать и во время вылазок. Правда, наученные горьким опытом, фашисты в пос. Аджимушкай продовольствия не хранили. По мере созревания злаковых, кукурузы, овощей и фруктов защитники стали добывать их, совершая вылазки мелкими группами. Для разведки продовольственных заготовок вокруг каменоломен специально высылались группы защитников. О таких разведках хлебных токов в августе рассказывают в своих воспоминаниях Филипов Н.Д. и Тютин Г.И. (из пос. Анна Воронежской области). Естественно, такие экспедиции за продуктами питания приводили к потерям, ибо вокруг каменоломен постоянно находились вражеские посты, которые усиливались в ночное время. Пирогов А.И. в одном из писем мне сообщил интересный факт: «Не помню, отразилось ли где-нибудь в печати или в воспоминаниях такое событие: еще при Ягунове к нам два раза прилетали транспортные самолеты с Большой земли и сбрасывали на парашютах грузы с продовольствием. Оба раза грузы падали в районе карьера, что рядом с каменоломнями. Мы дрались отчаянно, но ничего не могли сделать. Фашисты, торжествуя, забирали грузы, предназначенные для нас». Этот факт подтверждает и другой участник обороны — Сальников В.Н. из города Минеральные Воды.

Филиппов Николай Дмитриевич, 1940—1941 гг.

Командование в каменоломнях вело строгий учет личного состава, проявляло высокую бдительность. Для того чтобы обеспечить подземный гарнизон от проникновения в него фашистских шпионов и провокаторов, был создан особый отдел. Его представители имелись в каждом подразделении. Всем защитникам каменоломен выдавались своеобразные удостоверения на листке бумаги, личный знак. Номер на удостоверении обозначал порядковое место в общем списке участников обороны Центральных каменоломен. Шайдуров С.С. рассказывает: «Такие личные знаки выдавались нам два раза: первый раз до газовой атаки, второй раз — после нее, при этом разъяснялось, что это важнейший документ, подтверждающий участие в обороне каменоломен, и его надо тщательно беречь. Номера моих знаков были 1631 и 1359. Несмотря на то, что я попал в плен, потом бежал, воевал в партизанском отряде, где был тяжело ранен, свой личный знак я сохранил и передал в Керченский историко-археологический музей».

В каменоломнях, как в любой воинской части, существовал распорядок дня, были организованы занятия по изучению советского и трофейного стрелкового оружия, караульная служба, работы по созданию огневых точек, наблюдательных пунктов, убежищ и т. д. Строгий распорядок дня, постоянная деятельность личного состава помогали переносить тяготы подземной жизни, вносили элемент организованности и сплоченности воинского коллектива.

Первое время в ряде галерей Центральных каменоломен было электрическое освещение, вырабатываемое движком, находившимся в каменоломнях. Но он вышел из строя в первые дни обороны, и позже для освещения пользовались коптилками, которые заправлялись отработанным маслом из автомашин, загнанных еще до окружения под землю, а также лучиной. В Малых каменоломнях для освещения использовалась горючая смесь из бутылок, применяемых при борьбе с танками противника, горящая изоляция от телефонного кабеля, которого в Центральных каменоломнях было много, или просто резиновые полосы, вырезанные из камер колес автомашин. Один из участников мне рассказывал, что для освещения пути при хождении в темных участках он использовал советские рубли, которые носил в пачке, зажигая один от другого. Хорошо (медленно и ровно) горели старые, просаленные купюры.

Во время боев среди защитников много было раненых, естественно, что их надо было лечить и обслуживать. Из архивных документов известно, что в Центральных каменоломнях осталась часть личного состава и оборудования 170-го полевого подвижного госпиталя. Вечером 15 мая госпиталь получил приказание отправляться на переправу. В госпитале тогда было около 70 человек постоянного личного состава (раненые были отправлены раньше). Из трех автомашин только одна оказалась исправной. На ней выехало на пристань около завода Войкова 26 человек во главе с военкомом госпиталя батальонным комиссаром Гришиным П.М. Обратно в каменоломни эта машина уже не вернулась, ибо дорога была перехвачена фашистами. Таким образом, большая часть личного состава госпиталя во главе с его начальником военврачом 1 ранга Асеевым И.В., работавшим перед войной в Саакском военном санатории, оказалась в окружении. Сразу же после окружения личный состав госпиталя под землей стал обслуживать прибывающих раненых и больных. В нем работали врачи Воронов А.М., Зеленин К.И., Бирюкова В.Ф., Чижская З.Н., медицинские сестры Видяева И.И., Головченко Н.Д., Кудлаева М.С., Завалевская Е.И., Журавлева Е.М., Хатынь М., Чурова А. и другие. Видяева И.И., проживавшая после войны в Евпатории, рассказывала: «Работать нам было очень тяжело. Не хватало воды, света, воздуха. Фашисты стали взрывать каменоломни. Все вокруг гремело и рушилось. От ударной волны падали операционные столы, медицинский персонал и раненые задыхались от дыма и пыли. Через несколько дней фашисты начали пускать в каменоломни газы». Во время газовой атаки большинство личного состава госпиталя попало в плен, так что после газовой атаки госпиталь и всю структуру медицинского обеспечения в Центральных каменоломнях пришлось формировать заново. В известном деле,³¹ где хранятся документы, найденные в Центральных каменоломнях, особый интерес представляет «Книга назначений врача 1-го отделения госпиталя», которая велась с начала июля по конец августа 1942 г. В ней сохранилась запись 50-й раненых и больных. Кроме того, через Николая Ивановича Ваулина мне удалось обнаружить в фондах центрального музея Вооруженных сил в Москве «Журнал учета коммунистов и комсомольцев госпиталя». Журнал представлял из себя обычную школьную тетрадь из 8-й страниц. В свое время работники музея все сделали, чтобы сохранить этот документ, но время и сырость (еще в каменоломнях) сильно испортили его. При работе с ним мы с Ваулиным буквально не дышали, а он не доверял мне даже переворачивать страницы, делал это сам. Но фамилии читались неплохо, только вот начало фамилий раненых коммунистов стерлись, хотя номера партийных документов остались. По ним-то и удалось восстановить некоторые фамилии через сектор единого партийного билета при ЦК КПСС. Из «Журнала» стало известно, что после газовой атаки госпиталем руководила Омесова Павла Григорьевна. Медицинского образования она не имела, но работала на хозяйственной руководящей работе в одном из санаториев г. Алушты. Назначил ее на эту должность Ягунов П.М., очевидно, по совету Белова Н.Н., который хорошо зная ее по службе в 1-м запасном полку.

Госпиталь вначале был разделен на три отделения, в которых работали фельдшерами Плотникова А.П., Иевлева В.А., Налимова З.Н., Манчур Н.Д., Николаев И.В. Плотникова Александра Петровна родилась в Новосибирской области в 1918 г., член ВКП(б) с 1940 г. Перед войной работала в селе Кочки Новосибирской области, была депутатом районного совета. Известно, что она вышла из каменоломен, сумела легализироваться в Керчи под фамилией Бауэр, затем возглавила медицинский пункт в селе Мариенталь, где вошла в состав подпольной организации «За Родину», снабжала советскую разведку ценными сведениями. Затем перешла на нелегальное положение и скрывалась в совхозе «Кенегез» у Н. Волковой, с которой и была арестована в декабре 1943 г. по доносу предателя. Расстреляна в составе группы партизан и подпольщиков в начале 1944 г.³² Иевлева Вера Алексеевна родилась в 1919 г. в г. Инза Ульяновской области, до каменоломен служила фельдшером в 65-м отдельном железнодорожно-восстановительном батальоне. По сообщению фельдшера Попова П.Ф., Вера погибла от обвала во время взрыва. Ее мать Екатерина Григорьевна получила из Керчи весной 1942 г. открытку, в которой Вера написала стихи такого содержания:

«Мать моя дорогая,
В тревожные грозные дни
Прочти эти строки
И в памяти их сохрани.
Война есть война,
И если фашистская пуля
Мой путь оборвет, —
Заменит дочку тебе
Наша большая страна,
И сердце мое
В твоей груди оживет.
Я в трудное время
Исполню свой долг до конца,
Тебе не придется краснеть,
Вспоминая меня.
С приветом Вера».³³

Налимова Зинаида Николаевна родилась в 1920 г., на Крымском фронте воевала фельдшером 985-го артиллерийского полка 320-й стрелковой дивизии, ее родственников удалось найти в Краснодаре. Манчур Надежда Даниловна родилась в 1923 г., на Крымском фронте служила старшим лаборантом 114-й паталогоанатомической лаборатории. Ее родственников найти не удалось.³⁴ Среди этих медицинских работников совершенно странно выглядит Николаев Николай Васильевич, 1922 г. рождения. Дело в том, что он был курсантом Ярославской авиашколы. Очевидно, он имел какие-то медицинские знания, и поэтому его назначили фельдшером в госпиталь. Уже это говорит, что для обслуживания раненых не хватало медицинских работников. В г. Сланцы Ленинградской области мне удалось найти мать Николаева И.В. — Егорову Клавдию Егоровну.

Военным комиссаром госпиталя был политрук Мет-лов Иван Иванович. До войны он работал заместителем начальника железнодорожного пути по политической части на станции Филонова Волгоградской области. Политруками отделений госпиталя были Торонджадзе И.С. (из Тбилиси), Церодзе Ш.С. (из г. Мцхета Грузии), Падалка А.Я. Все эти политработники из резерва политсостава фронта.³⁵

Кроме перечисленных медицинских работников, были и другие. Из документов известно, что одним из отделений госпиталя заведовал военврач 3 ранга Петрушнов И.Ф., попавший в каменоломни с группой медицинских работников 156-й стрелковой дивизии. После гибели Омесовой, видимо, он возглавил всю медицинскую службу Центральных каменоломен. Один из ветеранов 156-й стрелковой дивизии, бывший старший врач 417-го стрелкового полка Лебедиков К.А., проживавший в Керчи, мне писал: «Петрушнов И.Ф. прибыл к нам в полк из запаса. Он закончил Краснодарский медицинский институт. Это был энергичный, инициативный человек, смелый и требовательный. Во время тяжелых боев под Феодосией зимой 1942 г. он хорошо показал себя при оказании помощи раненым и эвакуации их. Этот человек достоин похвалы и наград. В свое время его мы представляли к награде орденом Красная Звезда. По архивным данным мне удалось установить, что Петрушнов родился в 1909 г., призван из армии из станицы Тимошевской Краснодарского края. Его жена, Нина Яковлевна, проживала в 1942 г. в Краснодаре, ул. Коммунаров, 58. Поиск ее мне ничего не дал. Кроме Петрушнова, который исполнял свои обязанности до конца и, очевидно, погиб в Центральных каменоломнях, было еще не менее двух врачей — Улановская Мария Акимовна, до окружения старший врач 65-го отдельного железнодорожно-восстановительного батальона, и неизвестный врач-хирург из Одессы, выпускник Киевского медицинского института. Для работы в госпитале из подразделений гарнизона привлекались фельдшера Чихавиев Э.Д. (из Осетии), Терентьев Г.С. (из Котовского Района Одесской области), Менжулина А.В. (позже Мищенко, проживала после войны в г. Воронеже), Попов П.Ф. и др.» Какой эффект был от лечения в госпитале? Из «Книги назначений врача» видно, что из 50 раненых и больных, лечившихся с начала июля до середины августа, 13 умерло, остальные были выписаны или переведены во второе отделение. Следует сказать, что из списка раненых госпиталя мне не удалось найти хотя бы одного живого. Надо полагать, что все они навсегда остались в каменоломнях.

Командование Центральных каменоломен постоянно проявляло заботу о раненых. Фельдшер Полов П.Ф. сообщает: «Ягунов П.М. и комиссар Парахин И.П. почти каждый день бывали в госпитале. Они беседовали с ранеными, следили, чтобы до них доходил полностью наш скудный паек». В помощь медицинским работникам командование выделило в качестве санитаров из числа курсантов авиашколы Горчакова Е.Б., Хрупова А.И., Ищенко И.З. Многие по своей инициативе шефствовали над ранеными. Бывший курсант Немцов Н.Д. сообщает: «После удачной операции командование нам выделило по кубику дорожного шоколада (что-то около 50 гр.), я его отдал в госпиталь своему подшефному Мише Серкину».

В длинном списке обслуживавших госпиталь и раненых числится Чарлис Мария Иосифовна, 1903 г. рождения. О ней я уже слышал на конференции из выступления Валько Е.Ф. «Марию Иосифовну я помню хорошо, до войны она работала в Алуште, кажется, в экскурсионном бюро. А в каменоломнях она помогала в госпитале. Получая очень маленький паек и воду, она постоянно делилась с ослабевшими ранеными. Особенно большое внимание эта женщина уделяла молоденькому младшему лейтенанту (фамилию не помню), у которого была перебита рука. Раненый пошел на поправку, а сама М.И. Чарлис ослабела от голода и вскоре умерла. Весь персонал госпиталя о ней горевал. Ее похоронили в одной из подземных галерей. На стене около могилы я сделала надпись и позднее приходила сюда». Среди санитаров госпиталя числился Фурсов Я.Д., семью которого я нашел в Воронеже, и Ильяшенко И.А. По фамилиям раненых коммунистов я начал широкий поиск и, благодаря наличию номеров партийных документов, у большинства из них нашел родственников. Это были следующие воины: Абзианидзе Григорий Васильевич (из Кутаиси), Глушков Иван Игнатьевич (из с. Пшиш Туапсинского района Краснодарского края, умер 30.07. 1942), политрук Иткин Александр Моисеевич (работал раньше на станции Унеча, где после войны проживала его дочь), политрук Кузнецов Георгий Федорович (проживал в пос. Гумрак в Сталинграде, дочь Юлия после войны проживала в г. Котельниково), политрук Мололкин Дмитрий Васильевич (из Волгограда), младший лейтенант Путинцев Дмитрий Яковлевич (из Уфы), младший лейтенант Розов Евгений Алексеевич (из Твери), политрук Рябов Иван Антонович (из Куйбышева), политрук Тройников Василий Ильич (из Грозного), старший сержант Улисков Федор Степанович (родственники найдены в Краснодаре), Шишокин Константин Андреевич (из Челябинска). А вот этих раненых коммунистов не удалось найти: старший сержант Бобрешов Гавриил Дмитриевич, родился в 1917 г., из 77-й горно-стелковой дивизии; Казаков Федор Иванович, 1904 г., из г. Гагры; Маковоз Бенцион Хаим Иосифович, 1916 г., из Житомира, умер 6.06.1942 г.; Маркин Антон Дмитриевич, 1897 г., заведующий магазина в Воронеже; политрук Овчинников Лука Клементьевич, 1911 г.; сержант Павлов Николай Прокопьевич, 1905 г., умер 30.05.1942 г.; младший политрук Панченко Василий Степанович, 1918 г., умер 28.05.1942 г.; Шенец Николай Акимович из 65-го отдельного железнодорожно-восстановительного батальона, был ранен в живот, умер 30.05.1942 г. Что касается комсомольцев, то поиск их по комсомольским документам почти невозможен, ибо ЦК ВЛКСМ не создал такого учета своих членов, как ЦК ВКП(б). Но все же, по другим документам удалось установить сведения о некоторых из них. Мирошин Иван Федорович и Мирский Александр Витальевич, оба из курсантов Армавирского авиационного училища, последний родился в 1922 г, в с. Адатовка Киевской области; Абрамов Яков Дмитриевич, курсант Ярославской авиашколы, из Астрахани, умер 1.06.1942 г.; младший лейтенант Сидельников Василий Михайлович из Курска, прибыл в «резерв» фронта после окончания Мичуринского военно-инженерного училища. В подземном госпитале Малых каменоломен врачей не было, поэтому всю медицинскую службу возглавляла фельдшер Хамцова Л.Ф., которую я нашел в г. Смоленске. В своих воспоминаниях она пишет: «Кроме меня, в госпитале было два фельдшера, Петя и Гриша (фамилии их я забыла), и медсестра Зина Гаврилюк. Петя вскоре погиб при обвале. Для госпиталя нам отвели 4—5 отсеков. Раненых сначала размещали прямо на полу, позднее стали делать топчаны из камня-ракушечника. Для бинтов и салфеток использовали чистое белье. Во время работы госпиталя постоянно велся журнал регистрации раненых. Велись и другие документы». После войны (примерно в 60-х гг.) в Малых каменоломнях был найден обрывок рапорта «начальника санитарной части 1-го запасного полка Хамцевой» от 25 июля 1942 г. о смерти раненого. Полностью фамилию раненого прочитать не удалось, но оканчивается она «...ханов».³⁶

Николай Немцов

Командование Малых каменоломен проявляло тоже заботу о раненых. 23 июня Клабуков А.И. записал в своем дневнике: «Наш госпиталь меня заинтересовал, он проделал в этих условиях большую работу. Особенно отличился по-большевистски политрук Труборев, то есть комиссар госпиталя. Картина такова: с 13.05.42 г. по 29.05.42 г. умерло от ран и болезней 47 человек, с 29.05.42 г. по 13.06.42 г. (с 23.05. Трубарев вступил в должность комиссара госпиталя)... умерло 19 человек. С 13.06.42 г. по сей день смертности пока нет. Всего раненых с 13.05. — 361 человек, выписано 242. Воду до Трубарева давали раненым в сутки одну ложку. Вареная пища до 29.05 отсутствовала. С 29.05 получают раз в сутки горячую пищу, вода дается по 1,5 ст. ложки в сутки, а на 12 человек по три стакана. Вместо хлеба из муки, что дается на человека 25 гр., делаются оладьи. Обслуживающего персонала было 34, теперь 11 человек. Перевязочных материалов и медикаментов совершенно нет, рвем рубахи и кальсоны. Применяем грелки песочные... Трубарев все же командованием и правительством должен быть отмечен, молодец он, истинный большевик, вот где люди проверяются».³⁷

Из-за того, что фамилия комиссара госпиталя дошла До нас в искаженном виде, долго не удавалось найти о нем какие-нибудь дополнительные данные. В действительности фамилия комиссара была Труборов Василий Федорович. Он родился в 1901 г. в местечке Лесков (бывшее имение писателя Н.С. Лескова), несколько лет плавал на судах торгового флота, работал на заводе в Севастополе. Перед войной был инструктором-пропагандистом РК ВКП(б) Биюк-Онланского (ныне пос. Октябрьское) Крыма. В 1-м запасном полку был политруком роты связи. В мае 1942 г. (перед самым фашистским наступлением) Труборов В.Ф. был назначен военным комиссаром полковой школы при 1-м запасном полку, тогда ему было присвоено звание старший политрук.³⁸ Ильясов С.Ф. рассказывает: «Труборов был хорошим работником и человеком. Под землей он у нас выполнял обязанности не только комиссара госпиталя, одновременно он был начальником особого отдела и председателем военного трибунала, занимался организацией разведки, сбором воды, контролировал доведение до бойцов нашего скудного пайка. Он был очень строгий, требовательный, везде и всюду требовал соблюдения дисциплины и образцового выполнения воинского долга. Кроме хорошего, я ничего не могу о нем сказать. Он умер от истощения в конце сентября или начале октября, охраняя один из выходов».

В тяжелых условиях подземной обороны медицинские работники в Центральных каменоломнях проводили даже сложные операции. Я уже писал о ранении в ногу старшего политрука Исакова С.М. во время гибели Ягунова. В госпитале у Исакова С.М. началась гангрена, требовалась срочная операция — ампутация ноги. Раненого стали готовить к операции. Ему дали два стакана самогона (его гнали из сахара), затем он выкурил большую «козью ножку» крепкой махорки. Раненый впал в забытье. Операцию делал неизвестный хирург из Одессы, помогала ему врач Улановская М.А. Операция прошла успешно, через три недели раненый с помощью протеза, сделанного ему умельцами, смог передвигаться. Правда, позже он умер от истощения.³⁹ Исакова С.М. в госпитале навещал Шайдуров С.С. Раненый ему говорил: «Удастся остаться в живых, тезка, расскажи людям, как мы умирали». Сергей Сергеевич Шайдуров бежал в конце 1943 г. из плена, он воевал в составе партизан в Житомирской области. После ранения 1.03.1944 г. был демобилизован, после войны закончил в Одессе сельскохозяйственную Академию по специальности «землеустроитель».

Защитники страдали из-за отсутствия дневного света, солнечного тепла. Особенно тяжело было в этом отношении раненым и больным. Командование каменоломен организовало для них так называемые «санатории». Это были солнечные места у провалов, образовавшихся от сильных взрывов. К этим местам по очереди приносили раненых и ослабевших. Чтобы места «санаториев» не узнали фашисты, работу их организовали в ранние утренние часы со всеми мерами предосторожности.

В истории обороны Аджимушкайских каменоломен вместе с именами главных организаторов, командиров, политработников, рядовых бойцов по праву стоят и имена работников медицины, выполнявших свой долг в условиях, пожалуй, небывалых в мировой практике.

Партизанское удостоверение Н.Д. Немцова

Длительная и упорная борьба в Аджимушкайских каменоломнях в значительной мере объясняется хорошо поставленной воспитательной и партийно-политической работой руководителей и в первую очередь политработников всех уровней, которых Э. Манштейн злобно обозвал «фанатичными комиссарами». Впрочем, в этой отрицательной оценке просматривается и невольное уважение, даже, пожалуй, зависть, ибо такой преданности воинскому долгу в германской армии, не говоря уже о румынской, не наблюдалось. Сразу же после окружения во всех подразделениях были созданы партийные организации, которые постоянно пополнялись за счет приема новых членов партии. Даже в небольших подразделениях, командах, группах, часто создаваемых на короткое время, из коммунистов назначался парторг, а из комсомольцев — комсорг. Защитник Центральных каменоломен Лодыгин А.И. рассказывает: «С первых Дней обороны в каменоломнях при политотделе была создана партийная комиссия, членом которой был я. На заседаниях партийной комиссии мы рассматривали вопросы партийной жизни, утверждали решения о приеме в партию, разбирали персональные дела. В партию принимались наиболее стойкие, отличившиеся в боях и в повседневной работе воины. Понятно, что из нашего батальона были приняты старший сержант Зайцев и командир отделения Молодцов».

В Центральных каменоломнях регулярно проводились политические информации и политзанятия, из сохранившихся планов видно, что особенно часто они проводились в период сразу же после газовой атаки, когда шло формирование подземного гарнизона. На политинформациях слушателей знакомили со сводками информбюро, которые принимались из эфира через имеющийся приемник и размножались потом на пишущей машинке. Последний из сохранившихся листков со сводкой относится к 17 августа. Темы политинформаций свидетельствуют о том, что в первую очередь волновало защитников:

— о сохранности военной и государственной тайны;

— постоянно помогать друг другу в бою;

— беречь оружие каждого воина;

— забота каждого воина о сохранении кислорода.

Особый интерес представляет последняя тема политинформации. Командование каменоломен боролось не только за экономное расходование продовольствия, воды и боеприпасов, но и за бережное расходование воздуха. Ведь фашисты постоянно отравляли его. Оставшиеся в живых участники рассказывают, что в период применения врагом отравляющих веществ было категорически запрещено жечь костры, пользоваться факелами, коптилками. Очевидно, в ходе этой политинформации говорилось и о способах защиты и оказания первой помощи пораженных во время газовых атак.

Представляют интерес и темы политических занятий:

— Трус и паникер — худший враг в бою, он преувеличивает силы врага и преуменьшает силы своей части.

— Дисциплина — залог успеха в бою, дисциплина рождает героев. Будь дисциплинированным воином.

— Воин Красной Армии в плен не сдается. Лучше смерть, чем плен. Презрение к смерти рождает героев, обеспечивает победу.

— Трус и паникер — предатель и изменник Родины. Беспощадно расправляться с изменниками.⁴⁰

Как видно из тематики политических занятий, они были построены в соответствии с содержанием «Памятки красноармейца», выпущенной Главным политическим управлением Красной Армии в июле 1941 г. Кроме политинформаций и политзанятий, в каменоломнях организовывались лекции. Лодыгин А.И. сообщает: «Запомнилась лекция доцента Воронежского университета на тему "О героических подвигах русского народа в воинах с иноземными захватчиками и в Гражданскую войну". К сожалению, забыл его фамилию».⁴¹ Была в каменоломнях и наглядная агитация, до нас дошли некоторые надписи, сделанные прямо на каменных стенах: «Да здравствует Красная Армия!», «Выстоим, товарищи!», «Смерть, но не плен!», «Проклятье фашистам».⁴²

Защитники каменоломен стремились показать противнику свою стойкость, решимость до конца бороться с захватчиками. Для немецких солдат выпускались листовки и плакаты, которые по ночам вывешивались около выходов. Не раз над каменоломнями появлялся и красный флаг.

В Малых каменоломнях воспитательной работой руководил батальонный комиссар Карпекин М.Н. вместе со старшим политруком Манукаловым А.Н., который вернулся к исполнению должности после ранения. В этих каменоломнях была создала партийная организация. 16 июля Клабуков А.И. в своем дневнике записал: «18.00. Началось партийное собрание. К этому времени у меня все приемные документы были приготовлены. Открыл собрание секретарь бюро т. Манукалов, он же и председательствовал. Меня принимали в ВКП(б) кандидатом. Поручители тт. Манукалов — старший политрук, Карпекин М.Н. — батальонный комиссар, Трубарев — политрук... Для меня этот день, вернее, вечер, был большим праздником. В характеристиках товарищи заверили партию, что я честен, добросовестно отношусь к делу, волевой. Я таким был и останусь до последнего дыхания. Постараюсь быть еще лучше...» Из этого дневника известно, что в члены ВКП(б) были приняты старший лейтенант Поважный М.Г., лейтенант Шкода З.П., кандидатами в члены ВКП(б) — Хамцова Л.Ф., Дрикер Б.А. и другие. Под руководством партийной организации в Малых каменоломнях выпускалась даже стенная газета. «Выпушена и вывешена стенная газета, — пишет Клабуков А.А. 27 июля. — Оформлена в наших условиях художественно. Статьи и заметки читаются с вниманием и обсуждаются. А некоторые, о ком писалось, делают выводы, при товарищах признают свои ошибки. Вот Гавросов признал свою ошибку и заметно исправился. Газета — мощное оружие».⁴³

В Аджимушкайских каменоломнях организовывались коллективные и индивидуальные беседы, тематика которых часто диктовалась обстановкой и не могла быть заранее спланированной. Много бесед было проведено в связи с оставлением нашими войсками Севастополя. Участники подземной обороны, которые надеялись на скорую высадку десанта в Крыму с целью деблокирования Севастополя, естественно, после падения черноморской твердыни потеряли эту надежду. Это событие совпало с гибелью Ягунова П.М. Лодыгин А.И. сообщает: «При Ягунове у всех находившихся в каменоломнях была уверенность в выходе из создавшегося положения. После гибели его многие, как говорится, повесили голову... Но после продолжительной разъяснительной работы вновь появилась уверенность».

Фашисты тоже вели свою пропаганду, они выпускали листовки, вели передачи через громкоговорительные установки. Вот как Клабуков А.И. прореагировал на такую пропаганду в своем дневнике: «6.07.1942. Паразиты подошли к щели и, как жалкие, презренные трусы, сначала бросили гранату, а за ней вслед листовки. В них — бессмысленный бред... Знаем хорошо, сколько вас, гадов, полегло под Севастополем, не белый флаг выбрасывали наши товарищи, а отошли, оставив Севастополь, потому что от ваших вшивых трупов — зловоние, им дышать было нечем... Тоже дураков нашли, я хоть и не коммунист, но на удочку не пойду...»⁴⁴

Шли фашисты и на провокации, используя действительные факты. Так, например, после гибели Ягунова П.М. они распространяли ложь, что, якобы, командир подземного гарнизона, видя бесполезность сопротивления, подорвал себя сам. Следует сказать, что кое-кто из аджимушкайцев, уже будучи в плену, этому поверил.

В итоге, следует сделать вывод, что большая и целенаправленная воспитательная и партийно-политическая работа, постоянно проводимая в подземных гарнизонах, обеспечивала высокий моральный дух окруженных.

Примечания

1. В катакомбах Аджимушкая, 1982, с. 72.

2. ЦАМО РФ, личное дело Пирогова А.К.

3. Там же, личное дело Шкоды В.П.

4. АГБР Крыма, д. 2262, л. 223.

5. В катакомбах Аджимушкая, 1982, сс. 77, 121.

6. ЦАМО РФ, личное дело Верушкина Ф.А.

7. Там же, личное дело Сидорова П.Е.

8. Пирогов А.И. Крепость солдатских сердец, 1974; Советская Историческая энциклопедия. Т. 9, сс. 190—191.

9. ЦАМО РФ, личное дело Храмова Ф.А.

10. Там же, личное дело Капран А.М.

11. Данные об Исакове С.М. взяты из картотеки политработников при ЦАМО РФ.

12. ЦАМО РФ, личное дело Шкоды В.П.

13. Там же, личное дело Манукалова А.Н.

14. Ванеев Г.И., Ермаш С.Л., Малаховский Н.Д., Сахно С.Т., Хренов А.Ф. Героическая оборона Севастополя 1941—1942, М.: Воениздат, 1969, с. 353.

15. Имелся ввиду расчет противотанковых ружей.

16. В катакомбах Аджимушкая, 1982, с. 64.

17. Полностью воспоминания Н.Д. Немцова даны в Приложении этой книги.

18. В катакомбах Аджимушкая. 1982, с. 77.

19. ЦАМО РФ, ф. Главной прокуратуры, оп. 100960, д. 6, л. 210.

20. Об этом мне сообщил заведующий Музея истории обороны Аджимушкайских каменоломен Симонов В.В.

21. АГБР Крыма, д. 2262, т. 19, лл. 32, 54.

22. ЦАМО РФ, ф. 402, оп. 9581, д. 3, лл. 13—138; д. 4, лл. 47, 111, 112.

23. Бывший партийный архив обкома КП Крымской области, ф. 156, оп. 1, д. 42, лл. 22—32. Эту выписку из дневника неизвестного в свое время использовал Ваулин Н.И. в своей статье. Под обвал 3-го батальона мог попасть Поважный М.Г. Он мне рассказывал, что случайно на это совещание он опоздал.

24. Ефремов Н.А. Солдаты подземелья. Ташкент: Изд. Литературы и искусства имени Гафура Гуляма, 1983, сс. 135—136. Первые свои воспоминания Ефремов Н.А. написал и послал писателю Смирнову С.С., который на их основе написал очерк «Подземная крепость» для книги «Рассказы о неизвестных героях». М.: Изд. Молодая гвардия, 1963. При описании гибели Ягунова П.М. Ефремов Н.А. сообщает, что при взрыве был тяжело ранен в челюсть Панов А.П. Этот факт опровергается другими участниками (Валько Е.Ф., Скрыль И.С.). Они утверждали, что Панов погиб позже.

25. Попов П.Ф. был фельдшером 1-й роты 1-го батальона 276-го стрелкового полка НКВД. Он со своей группой попал в каменоломни. В этой группе был политрук Кучеренко Афанасий Иванович и лейтенант Лэнь Влас Ефремович, который был позже при штабе Ягунова П.М.

26. Аджимушкай 1942 (Альбом). М.: 1975.

27. Центральный музей Вооруженных сил, документы и записи Ваулина Н.И.

28. ЦАМО РФ, ф. 402, оп. 9581, д. 4, л. 76.

29. Пирогов А. Крепость солдатских сердец, с. 24.

30. В катакомбах Аджимушкая, 1982, сс. 88, 111.

31. ЦАМО РФ. ф. Главной прокуратуры, оп. 100960, д. 6.

32. Керчь военная, 2004, сс. 247—248.

33. Фронтовая открытка Веры хранится у ее родственников в г. Инзе.

34. Сведения об этих фельдшерах взяты из картотеки ВММ в С.-Петербурге.

35. Центральный музей Вооруженных сил, документ № 12672.

36. Документ хранится в фондах Керченского музея.

37. В катакомбах Аджимушкая, сс. 85—86.

38. ЦАМО РФ. личное дело Трубарева В.Ф.; ф. 215, оп. 1199, д. 40, лл. 3, 90.

39. Об этой хирургической операции рассказывают многие участники, правда, некоторые из них утверждают, что операция делалась не Исакову С.М., а капитану Левицкому В.М. Данное несоответствие произошло, очевидно, из-за того, что до окружения Левицкий был начальником резерва командно-политического состава фронта, а Исаков у него был военкомом. Кроме того, они были похожи друг на друга телосложением. Шайдуров С.С. мне рассказывал, что после гибели Ягунова в каменоломнях среди защитников действительно прошел слух о ранении Левицкого В.М. Произошла эта ошибка из-за того, что в одной из первых публикаций о ранении в ногу и последующей операции названа была фамилия Левицкого.

40. ЦАМО РФ. ф. Главной прокуратуры, оп. 100960, д. 6, л. 215.

41. Я пытался установить фамилию этого доцента, найти о нем другие данные. При наличии документов отдела кадров университета это сделать было нетрудно, было бы желание. Я написал об этом неизвестном историке-доценте письмо ректору Воронежского университета, но ответа не получил.

42. Говорят погибшие герои. М.: Политиздат, 1973, с. 84.

43. В катакомбах Аджимушкай. 1982, сс. 100, 105.

44. Там же, с. 94.