Система укреплений княжества

Княжество Феодоро занимало юго-западную часть горного Крыма, известную начиная с раннего средневековья как «страна Дори в земле готов». Еще во времена правления императора Юстиниана I была создана система «длинных стен», которые закрывали горные проходы (клисуры) в горные долины, заселенные готами (гото-аланами).

Реальные остатки этих стен еще в конце XVIII в. были видны в устье р. Черной у крепости Каламита. Паллас дал их подробное описание: неподалеку от скалы с пороховыми погребами «видны следы стены, которая от крутой скалы шла прямо к ручью (Черной речке), имеющему тут в глубину иногда до полутора сажен, и на другой стороне от этого ручья опять тянулась к противоположной скале, где, кажется, были ворота»¹. Подобную заградительную стену открыл В.Л. Мыц во время разведок 1979 г. у Эски-Кермена, а В. Сидоренко в 1984 г. — у Мангупа в балке Каралез. Существовала такая стена и близ Бахчисарая: ее подробно описывает Эвлия Челеби, а руины видели еще в XIX в. (М. Сосногорова, П. Никольский). Возможно, что дальнейшие исследования позволят выявить остатки подобных стен и в других горных проходах речных долин Юго-Западного Крыма. Открытые под Эски-Керменом и Мангупом остатки длинных стен проходят в наиболее узких местах ущелий и сложены в технике квадровой кладки.

«Длинные стены», построенные в середине VI в. для защиты оседлого населения горных долин, создавали для обороняющихся тактическое превосходство, лишая кочевников возможности внезапного нападения, набега. Охрана горных проходов-клисур обеспечивалась отрядами готов — федератов Византийской империи. Однако длинные стены являлись лишь частью оборонительной системы Юго-Западного Крыма. Поэтому вдоль них строится ряд крепостей, которые могли укрыть в своих стенах население долин и воинские отряды в случае прорыва противника на том или ином участке обороны.

Эскиз-реконструкция Южного берега Древней Таврики. В центре — крепости Алупки, слева укрепления Симеиза, справа — крепости Ай-Тодора. Тушь, перо. Л.Н. Тимофеев

В X в., после падения хазарского господства в Таврике, Византия создает административно-военный округ — фему Херсон, восстанавливает крепости и систему «длинных стен». Наряду с этим на перевалах Главной гряды возводятся стены, служившие защитой для жителей Южнобережья в том случае, если кочевникам удавалось преодолеть первую заградительную линию. Заградительные стены в районе Главной гряды сложены из бута насухо, и это заметно отличает их от византийских «длинных стен» времен Юстиниана I. Остатки этих «каменных заборов» до настоящего времени можно видеть на Караби-Яйле (Чигенитра-Богаз и Таш-Хабах-Богаз), между северной и южной Демерджи, у подножия Эклизи-Буруна, в верховье р. Ангара (между Чатыр-Дагом и Долгоруковской яйлой), на некоторых перевалах южнобережной яйлы (Байдарском, Бузлукском, Тарпан-Баирском). Проход из Байдарской долины в урочище Кокия также защищала стена. Вторая линия «длинных стен» на Главной гряде по протяженности почти вдвое превосходила первую линию обороны. В X в. общинники-стратиоты (воины-земледельцы) возводят и ряд укрепленных сельских поселений, жители которых несли сторожевую службу на перевалах у горных проходов и стратегически важных дорог. Стены этих укреплений, сложенные на глине и не слишком высокие, годились для защиты населения от противника, не имевшего опыта штурма крепостей (печенегов, половцев). Стены на горных перевалах, охраняемые стратиотами, хотя бы временно задерживали вторжения в горные долины орд кочевников, не давая им возможности внезапно напасть на жителей. Но небольшие крепости, защищенные прежде всего, «природной фортификацией», то есть местоположением на крутой скале, ограниченные обрывами и т. п., как правило, не выдерживали сколько-нибудь долгой осады. Следы пожаров и разрушений нередки на их территории. В середине XIII столетия Горный Крым попадает в зависимость от татаро-монголов. Созданная Византией в VI—XII вв. система обороны вместе с гибелью городов и крепостей перестает функционировать. Сами татары, чувствуя себя вполне уверенно в открытом бою, не нуждались в укреплениях, пока были достаточно сильны, не позволяли этого делать и населению покоренных земель. Достигнув апогея своего могущества при ханах Узбеке (1312—1342) и Джанибеке (1342—1357), Золотая орда уже к концу 1350-х гг. начинает приходить в упадок. В обстановке междоусобиц начинают возводиться городские укрепления, восстанавливаются старые крепости и строятся новые.

Когда впервые появились крепости Горного Крыма — в средние века или ранее? Кто воздвигал их — местные аборигены-тавры, римляне, гото-греческое население страны Дори? Изучая культуру мегалитов населения эпохи бронзы, известный швейцарский ученый-путешественник Ф. Дюбуа де Монпере связывал ее с аборигенами-таврами (циклопическая кладка стен, погребения в каменных ящиках и др.). Его взгляды разделяли М.А. Сосногорова и Г.Э. Караулов; авторы научных статей и неоднократно переиздававшегося «Путеводителя по Крыму». В той или иной степени эту точку зрения поддерживали известные крымские археологи Н.И. Репников, Н.Л. Эрнст, В.Н. Дьяков; в 1940—50-е гг. — П.Н. Шульц, в 1960-е — А.М. Лесков.

В 1945 г. начала свои работы Тавро-скифская экспедиция, которой руководил П.Н. Шульц. Исследования горных укреплений подкрепили его в убеждении, что изначально это были таврские городища. Налицо были циклопические стены, близость таврских некрополей, визуальная связь памятников. Подводя итоги более чем 10-летним исследованиям в статье «О некоторых вопросах истории тавров», он выстраивает таврские укрепления «в цепь», сообщение между которыми могло осуществляться путем сигнализации огнем и дымом. Усматривая в кладке стен многих исаров «старую таврскую традицию», он приходит к выводу: «Многие средневековые крепости и замки возникли непосредственно на местах таврских укрепленных убежищ и унаследовали от них некоторые строительные приемы»².

О существовании множества крепостей тавров писали античные авторы (причем им были известны названия лишь нескольких из них: Криуметопон, Ламбат, Плакия). Об этом косвенно свидетельствует и то обстоятельство, что значительная часть Южнобережья — от Балаклавы до Судака — была для греков закрыта: страшили и варварские нравы тавров, не церемонившихся с чужеземцами, и их маломерный, но маневренный флот. Однако так оградить свою страну от пришельцев было бы, разумеется, невозможно без оборонительных укреплений на побережье. Лишь после того, как римляне предприняли суровые меры против тавров с их морским пиратством, по прошествии времени карта побережья начинает проясняться: на ней появляются названия приморских укреплений, воздвигаемых, судя по всему, на обжитых ранее местах. Высказывалось мнение, что многие из них были построены римлянами. Впоследствии контроль над ними перешел к Херсону, а через него — к Византии, стремившейся прибрать к рукам прибрежные пункты и морскую торговлю.

Мысль о Таврическом лимесе, созданном римлянами, была подробно развита в работе В.Н. Дьякова в 1942 г. Согласно ей, в I—III вв. н. э. римляне для упрочения своего господства над Горным Крымом создают на побережье линию крепостей для контроля над дорогами, ведущими к перевалам. Они возведены на руинах таврских крепостей. Вся система крепостей Южнобережья была ориентирована на оборону от врагов, идущих с моря, а не с суши, считает В.Н. Дьяков: «этот оборонительный пояс создал народ, уверенный в своем морском господстве»³. Простирая Таврический лимес от мыса Айя до Кордон-Обы и включая сюда все расположенные на этом участке укрепления, В.Н. Дьяков заключает, что это «не генуэзские крепости», а античные, аналогичные Хараксу, и, следовательно — римские. «Это части римского limes'а, который был сооружен по типу дунайского и является его продолжением в Таврике»⁴.

Огромный вклад в крымскую археологию внес Н.П. Репников, составивший археологическую карту горной части полуострова. В отличие от П.И. Кеппена, считавшего, что древние укрепления Южного берега, равно и нагорные, составляют единую систему византийской поры, Н.П. Репников признает, что исары Южнобережья первоначально построены таврами, а затем использованы римлянами. Не называя эту систему «таврическим лимесом» в отличие от В.Н. Дьякова, он тем не менее считает, что римская крепость Харакс на мысу Ай-Тодор не могла стоять изолированно на протяжении всего побережья, и поэтому датирует укрепления на г. Кошка и Аю-Даге римским временем. По его мнению, для контроля за морем римляне построили целый ряд крепостей, начиная на западе от мыса Айя и даже Балаклавы и заканчивая на востоке укреплением Кордон-Оба⁵. Таким образом, по мнению Н.П. Репникова, крепости возведены для контроля за морем, а по мнению В.Н. Дьякова — для охраны горных дорог. Кроме того, Н.П. Репников признавал использование горных крепостей в эпоху средневековья.

В 1933 г. Ф.И. Шмидт высказал предположение о строительстве линии укреплений для защиты страны готов в VI в. Северные границы защищали пещерные города, расположенные у скальных обрывов Внутренней гряды, где крепости тянулись сплошным рядом: Инкерман, Эски-Кермен, Сюйрен, Качи-Кальон, Тепе-Кермен, Чуфут-Кале, Бакла.

Поскольку, по данным письменных источников, Готия простиралась от Херсонеса до Судака, то необходимо выявить «готские укрепления, которые защищали южные границы их владений от мыса Айя до Алушты».

Основной объем наших сведений о горных крепостях Таврики относится к средневековью. В 1950—70-е гг. большая группа ученых (Е.В. Веймарн, О.И. Домбровский, Д.Л. Талис, М.А. Тиханова, А.Л. Якобсон) создали ряд обобщающих работ, в которых на современном научном уровне рассмотрена социально-историческая роль крепостей на протяжении средневекового периода с VI по XV век.

Почти все они многослойные, считает О.И. Домбровский: «на большинстве из них обнаружены не только раннесредневековые, но и более ранние отложения, свидетельствующие о том, что эти места постоянно, в той или иной мере, использовались человеком»⁶. Эти крепости служили опорными пунктами Византии, стремившейся закрепить за собой все побережье между Херсоном и Боспором. В расположении крепостей он видит две линии: одни стоят непосредственно над морем, другие — между морем и обрывами Главной гряды. По его мнению, крепости «среднегорной полосы» принадлежали князьям Феодоро и должны были сдерживать притязания Генуи на прибрежные земли.

Вопрос о внешних границах княжества Феодоро, интересный сам по себе, еще более сложен для периода XIV—XV вв. в связи с образованием Крымского ханства и экспансией со стороны Генуи. А.Л. Якобсон пишет, что границы княжества, возникшего еще «в XIII веке, если не в конце XII, приблизительно определялись некоторыми крайними пунктами, наверняка ему принадлежавшими: Каламитой — на западе, Партенитом (где в 1427 г. греки восстановили монастырь свв. Апостолов) и Алуштой — на востоке, включая Алуштинскую долину, по которой шел единственный колесный путь того времени из горного Крыма на побережье. Таким образом, княжество Феодоро охватывало в XV в. весь южный Крым (за исключением генуэзского Чембало — совр. Балаклава), вплоть до горы Демерджи восточнее Алушты, а на севере доходила до реки Кача»⁷.

В определении границ княжества незадолго до его трагической гибели важным подспорьем может стать уже давно опубликованный список населенных пунктов, вошедших после 1475 г. в состав Мангупского кадылыка (округа), принадлежавшего туркам. В список этот вошли те поселения, которые были захвачены у княжества и генуэзцев. Выделив из списка пункты, принадлежавшие генуэзцам, получаем список сел и городов княжества к моменту его захвата.

В западные владения княжества в то время, видимо, входили все те земли, которые еще в начале XIV в. составляли принадлежность самостоятельного Херсонеса, то есть весь Гераклейский полуостров.

Сам Херсон в X—XII вв. находился под верховной властью византийских императоров. Со времени захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г., и примерно до середины XIV в., сюзереном Херсона становится Трапезундская империя. Великие Комнины брали на себя роль защитника города во внешнеполитических конфликтах и его представителя на международной арене; они оказывали купцам города свое покровительство в обмен на уплату ежегодного налога. Верховенство императоров Трапезунда отражено в их титуле, где они, в частности, именовались властителями «Заморья» (Ператейя). Об этом свидетельствуют, в частности, найденные в Херсоне две печати Великих Комнинов 90-х гг. XIII в. — нач. XIV в. В отчетах они описаны следующим образом: «Свинцовая печать с изображением всадника... и с надписью KOMNINON» и большая свинцовая печать «с изображением св. Евгения и императора на конях, как на серебряных монетах трапезундских Комнинов»⁸. Находки печатей указывают, что в XIII—XIV вв. Херсон по-прежнему входил в сферу политических интересов Трапезунда. Однако в городское управление последний, видимо, не вмешивался. Во главе Херсона стояли «городские власти», «знатные люди»: укрепление элементов городской независимости происходило, как и в других византийских городах, на аристократической основе. Несмотря на восстановление Византийской империи в 1261 г., Херсон по-прежнему оставался под властью Трапезунда. Константинопольские власти, в свою очередь, заинтересованные в Черноморской торговле, стремились восстановить свое влияние на Херсон, действуя через посредство церкви. Именно во второй половине XIII в. херсонское архиепископство (как и другие крымские епархии) возводится в ранг митрополии, константинопольский синод и патриархи оказывают пристальное внимание делам херсонской церкви.

В это же время, с конца XIII в. Херсон оказался в сфере торговых интересов итальянского купечества. Во второй половине XIV в. там была организована генуэзская фактория, находившаяся в административном подчинении Каффы. Она просуществовала до прекращения городской жизни в Херсоне в 50—60-е гг. XV в. В городе проживало довольно значительное число католиков, имеются сведения о католическом монастыре и кафедральном соборе. С 70-х гг. XIV в. появляются сведения о генуэзском консульстве в Херсоне; торговая фактория в Херсоне (Горзони, Гиризонда) не относилась к числу значительных и упоминается в одном ряду с генуэзскими факториями Ялты, Партенита, Фороса, Сикиты, Алушты.

О херсонской знати имеются вполне определенные сообщения источников. Во главе управления городом в X и последующих веках стояли представители высшей титулованной знати империи, присылаемые из Константинополя. Об этом свидетельствовали их титулы — патрикии, протоспафарии, спафарии, спафарокандидаты; некоторые лица принадлежали к самым знатным семьям империи, причем кое-кто являлся и придворным.

Именно среди них мог оказаться Константин Гаврас, предположительно изгнанный в Херсон в 60-е гг. XII в. С возникновением Трапезундской империи к нему могли присоединиться и другие представители этого знатного семейства, имевшего родственные связи с Комнинами и Палеологами. Именно с ними связано употребление в качестве фамильной эмблемы двуглавого орла.

Геральдические изображения, украшающие сосуды, найденные на территории Херсона, указывают на то, что они принадлежали знатным семьям. Здесь и воин на коне с копьем и мечом; св. Георгий на коне, поражающий копьем дракона; герой, разрывающий пасть льву (Самсон?); грифоны, сирены, барсы, павлины. Такая посуда изготавливалась, скорее всего, на заказ.

Особый интерес представляет чаша, украшенная изображением двуглавого орла. В описании А.Л. Якобсона, изображение это — «нарочито сложное и изысканное, придающее чаше парадный облик, что может найти себе объяснение в самой теме двуглавого орла, носящего здесь явно геральдический характер. Возможно, что на херсонской чаше представлен княжеский герб. Надо сказать, что герб в виде двуглавого орла был широко распространен среди родовой знати Месопотамии и у сельджуков Малой Азии, памятники которой дают наиболее близкие аналоги изображению на херсонской чаше»⁹. А.Л. Якобсон отмечает, что этот полихромный поливной сосуд — не привозной, а изготовлен в Херсоне из местной красной глины и датируется примерно XIII в. В это время здесь усилилась власть Трапезундской империи, и вполне возможно, что правящие круги города пополнились выходцами из знатных семей Малой Азии.

Подтверждением тому служат найденные в Херсонесе обломки двух каменных плит с высеченными на них гербами и монограммами, схожими по типу с плитами князя Алексея 1425 и 1427 гг., которые в целом виде были обнаружены на Мангупе и в Каламите. Это важное свидетельство в пользу того, что среди князей и знати Феодоро были выходцы из Херсона. Однако на сам этот город посягали с XIII в. разные силы — Константинополь, Трапезунд, Генуя, и, в какой-то степени, князья Феодоро, которые еще возлагали надежды на возрождение славы древнего портового города. Видимо, эти надежды не оправдались, и порт феодоритам пришлось создать в глубине гавани, в местечке Авлита у Килен-бухты, под прикрытием крепости Каламита.

Что касается Херсона, то город был покинут жителями в 50—60-е гг. XV в. В 1449 г. там еще существовала генуэзская фактория, а в начале 70-х он назван «необитаемым местом». Об этом красноречиво свидетельствует инструкция Генуи своему консулу в Каффе: «Многие напоминают о том, что было бы полезно снести башни и стены одного необитаемого места, которое называется Херсон... и это в тех целях, чтобы его не заняли турки».

Крепость Чембало принадлежала местным феодалам и лишь незадолго до 1345 г. была захвачена генуэзцами, которые принялись сооружать здесь крепость. В территорию консульства вошли близлежащие деревни Балыклея (непосредственно у бухты) и Кадыкой. Остальные деревни — Карань (Флотское), Камара (Оборонное), Варнутка (Гончарное), Кучук-Мускомья (Резервное) принадлежали местным феодалам. Сохранились руины их замков, признаки обитания которых датируются XV в.

Кому принадлежало Южнобережье от Ласпи до Алушты включительно? Как проходила граница между владениями генуэзцев и княжеством? По известному соглашению с татарами, генуэзцы в 1380—1381 гг. получили юридическую власть над всей территорией Готии — приморской и горной. Однако фактическую власть они могли осуществлять только над Готией приморской, то есть над Южным берегом Крыма. Эту разницу между реальной и номинальной властью констатировал и Устав города Каффы 1449 г.: «Генуя имеет полные или некоторые права...».

Для решения этого вопроса важно обратиться к списку поселений, с которых генуэзцы собирали подати. Это были: Чембало (Балаклава), Фори (Форос), Киникео (Кикенеиз), Лупико (Алупка), Музакори (Мисхор), Орианда, Яллита (Ялта), Сикита (Никита), Горзовиум (Гурзуф), Партенит, Ламбадие (Ламбат большой и малый), Луста (Алушта), Фона или Фуна (Демерджи старая), Мегапотама (Улу-Узень). Все эти пункты, кроме крепости Фуна, прибрежные. Но и по поводу некоторых из них вспыхивали споры. О войне за Чембало говорилось выше. Что касается крепости Фуна, то в начале XV в. она вместе с другими селениями этого округа переходит под власть князей Феодоро, выстроивших здесь свой родовой замок; найденная здесь резная каменная плита с надписью и гербами подтверждает право князей на владение землями и замком. Спорным оставалось и положение Партенита. Здесь было памятное, священное для Крымской Готии место: именно здесь св. Иоанн Готский некогда воздвиг храм свв. Апостолов, восстановленный в 1427 г. митрополитом Готии Дамианом. Это была попытка подчинения этого приморского селения с портом («торжище Партениты») власти князей Феодоро. В то же время, по данным Устава генуэзских колоний на 1449 г. здесь находилось генуэзское консульство.

Следует отметить, что границы Готской епархии по площади значительно превосходили территориальные владения князей Феодоро. Поэтому митрополит распространял свою духовную власть и право сбора подати (каноникона) на паству, проживающую на землях, захваченных в Юго-Западном Крыму татарами, а на Южнобережье — генуэзцами. Именно так обстояло дело в Чембало, Гурзуфе, Партените, Алуште и в других местах. Однако в годы подъема княжества его князья стремились расширить владения Феодоро до размеров территории Готской епархии. Кое-где им это удавалось, как в случае с крепостью Фуна.

Партенит. Базилика св. Апостолов Иоанна Готского. Реконструкция мозаичного пола

Выше говорилось о своеобразной «спаренности» приморских и горных укреплений Южного берега. Исследователи отмечают, что в каждой паре таких укреплений они как бы противостоят друг другу, составляя две цепи крепостей на промежутке между морем и южными обрывами Главной горной гряды. Другими словами, приморская цепь крепостей составляла владения генуэзцев, а в предгорьях им противостояли замки феодалов, тяготевших к княжеству Феодоро. Положение южнобережных укреплений было неодинаково; одни стояли непосредственно над морем, другие — в среднегорной полосе между морем и обрывами Главной гряды. Судя по имеющемуся археологическому материалу, крепости предгорной полосы появились или были радикально перестроены в XIV в. и почти все они располагались у дорог и горных проходов, связывавших Южнобережье с остальной частью Крыма. Именно в этот период усилилась конкуренция генуэзцев с князьями Феодоро за обладание укреплениями побережья. Генуэзцы стремились прибрать их к рукам и подчинить «Капитанству Готии» — военно-административному учреждению, призванному обеспечить безопасность каботажного плавания между Чембало и Боспором. Независимые от генуэзцев укрепления среднегорной полосы явно были предназначены сдерживать их стремления овладеть всем южным Крымом, сохраняя важнейшие дороги и перевалы этого района под контролем «господ Готии».

Перечисленные выше селения, с которых генуэзцы собирали подати, расположены по береговой линии, а остальные селения Южного берега, перечисленные в списке Мангупского кадылыка, лежат гораздо выше и дальше от берега. Это: Ласпи, Мшатка, Мухалатка, Кучук-Кой, Лимена, Симеиз, Кореиз, Аутка, Дерекой, Марсанда, Магарач и Корбек. Промежуток между этими селениями и селениями генуэзского списка и будет тем пространством, где могла пройти фактическая пограничная линия между владениями генуэзцев и княжества. Остается неясной принадлежность деревень Ай-Василь, Кизил-Таш и Дегермен-Кой. Судя по остаткам крепостей Палекастро, Гелин-Кая, Сераус и Пахкал-Кая, эти селения генуэзцам не принадлежали. Таким образом, устанавливается примерная южная граница княжества, которая шла не только по линии верхних крепостей Южного берега, но порой подходила и к морю.

Северо-восточная граница княжества проходила, видимо, по водоразделу верховьев рек Бельбека, Качи и Альмы и подходила к западным обрывам горы Чатыр-Даг. По сообщению П. Кеппена, впоследствии Шагин-Гирей присовокупил к этому (т. е. Мангупскому) кадылыку еще следующие селения: Истиля (Лесниково), Кууш (Шелковичное), Ауджикой (Охотничье), Улу-Сала (Айвовое), Бия-Сала (Верхоречье), Мачи-Сала, Лака (Горянка), Шюрю (Кудрино), Мангуш (Прохладное), Улаклы (Глубокий яр), Бешуй (Дро-вянка), Кучук-Янкой (Мраморное), Ай-Ян, Майрум (?) и крепость-город Чуфут-Кале. Однако эти земли, скорее всего, принадлежали Кырк-Ерскому княжеству, захваченному татарами еще в XIV в.

Северная граница княжества Феодоро проходила по линии селений Фоти-Сала (Голубинка), Кабарта, Отаркой (Фронтовое), обходя деревню Заланкой (Холмовка) и следуя далее по левому берегу реки Бельбек до Черного моря. Таким образом, основная его территория, так сказать, бесспорная, включала бассейны рек Бельбека и Черной — самых плодородных и густонаселенных районов Юго-Западного Крыма.

Примечания

1. Кеппен П.И. Крымский сборник. — СПб, 1837. — С. 242.

2. Шульц П.Н. О некоторых вопросах истории тавров // Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. — М., 1959. — С. 232—272.

3. Дьяков В.Н. Таврика в эпоху римской оккупации // Ученые записки Московского ГПИ им. Крупской — Вып. 28 — 1942. — С. 64.

4. Там же. — С. 72—73

5. Репников Н.И. О характере римской оккупации Южного берега // Советская Археология. — № 7. — 1941. — С. 124.

6. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» крымского Южнобережья // Феодальная Таврика — Киев, 1974. — С. 5.

7. Якобсон А.Л. Крым в средние века. М., 1973. — С. 129.

8. Богданова Н.М. Херсон в X—XV вв. Проблемы истории византийского города // Причерноморье в средние века / Под ред. С.П. Карпова. — М.: Изд-во МГУ, 1991. — С. 95.

9. Якобсон А.Л. Керамика и керамическое производство средневековой Таврики. — Л., 1979. — С. 138.