Глава 31. Орда. Русь. Литва

Постоянно повторяющиеся набеги татар на Русь приводили порою к страшным разорениям. Когда в 1293 г. во время одной из княжеских усобиц один из противников навел на земли другого «Дюденеву рать» (была названа по искаженному имени татарского полководца), у русских людей было впечатление, что вернулись Батыевы времена — было захвачено и сожжено 14 городов. А заодно с татарами шло войско городецкого князя Андрея Александровича...

Но все же, тяжело и медленно, к началу XIV в. Русь стала восстанавливаться. Распахивались заброшенные поля, больше становилось деревень, оживали города — строились, трудились в мастерских и на окрестной земле, торговали. На северо-востоке важнейшим историческим явлением стал подъем Москвы. Лесной форпост в Волжско-Окском междуречье становился все более значительным политическим и экономическим центром.

Династия московских князей, потомков Александра Невского, явлением для той поры была не совсем обычным. Эти люди не меньше, чем о собственном престиже, думали о благополучии своего княжества и своей столицы, с которой связали судьбу. Не метили на стол повыше, а боролись за то, чтобы выше стал их стол. Да, боролись, порою не считаясь ни с чем. Но власть — всегда тяжкое испытание для человеческой природы, а здесь наличествовало еще и гнетущее, калечащее человеческие души ордынское иго.

Первым значительным московским правителем был младший сын Александра Невского, Даниил Александрович. Он прирастил свое княжество Коломной и Переяславской волостью. Коломну отобрал у рязанского князя силой, и это было очень значительное приобретение — город стоит при впадении Москвы-реки в Оку.

Сын его, Юрий Данилович (княжил в 1303—1325 гг.), расширил границу еще дальше и вступил в соперничество с Михаилом Ярославичем Тверским. Пользуясь тем, что тот уехал в Орду получать великокняжеский ярлык от нового верховного хана Узбека, Юрий посадил в Новгороде своего наместника с воинским отрядом — хотя Новгород признавал своим князем Михаила Ярославича. Справедливости ради, новгородцев перемена власти устроила. Но по возвращении тверского великого князя ситуация обострилась.

Михаил пошел на Новгород с ордынским войском, разбил под ним московскую рать и восстановил свою власть. Но Новгород вскоре восстал и изгнал его наместника. Московский князь, вызванный для объяснения в Сарай, понравился Узбеку, одному из самых значительных ханов в ордынской истории, и тот выдал за него свою сестру Кончаку (в крещении Агафья), вручил ярлык на великое княжение и дал в сопровождение большой отряд во главе с мурзой Кавгадыем. Михаил, изготовившийся было к борьбе за власть, после переговоров с Кавгадыем от претензий на великое княжение отказался. Юрий Данилович, благодарный татарам за поддержку, без возражений смотрел на то, как они грабят русские деревни.

Но в 1317 г. Михаил одержал победу над Юрием и Кавгадыем в Бертеневской битве. При этом жена московского князя Агафья, она же сестра хана Золотой Орды, попала в плен, где вскоре умерла. Не обошлось без слухов, что ее отравили. Вскоре в Москве был убит тверской посол, посланный Михаилом попытаться уладить отношения.

Хан Узбек вызвал к себе обоих русских князей и Кавгадыя для разбирательства (1318 г.). Михаил припозднился, и Юрий успел настроить хана соответствующим образом. Против тверского князя были выдвинуты обвинения в убийстве Агафьи-Кончаки, в сопротивлении ханскому послу и в невыплате дани. Он был призван виновным.

Михаил Ярославич просидел месяц закованным в колодки, подвергаясь побоям и издевательствам. Вел он себя при этом, согласно летописи, как праведный христианин — неустанно молясь и читая Священное Писание. В конце концов он был убит людьми Юрия и Кавгадыя. В 1549 г. Православная церковь канонизировала Михаила в лике благоверного.

Тело убитого князя Юрий Данилович привез в Москву, где оно было передано тверским боярам. Перед этим состоялась процедура примирения московского князя со старшим сыном покойного, Дмитрием Михайловичем по прозванию Грозные Очи.

Но всерьез это никто не воспринял. Вскоре Юрий узнал, что Дмитрий добивается великого княжения, и собрался идти на него войной. Тогда тот поклялся ярлыка не искать, а еще прислал две тысячи рублей ордынской дани для передачи верховному хану.

Юрий Данилович распорядился деньгами по-своему: пустил в оборот через доверенных новгородских купцов для получения прибыли. Возможно, не без помощи Дмитрия, об этом узнал Узбек (1322 г.). Страшно разгневавшись, он передал Дмитрию великое княжение, Юрию же приказал явиться в Сарай держать ответ. Новый великий князь собирался перехватить его по дороге, но не на того напал: Юрий Данилович спешно уехал во Псков, где княжил его брат Афанасий, а оттуда перебрался в Новгород — горожане согласились принять его своим князем.

Юрий Данилович успешно отбил шведские нападения, заключил со Швецией мир, основал крепость Орешек (Шлиссельбург) при истоке Невы из Ладожского озера, поддерживал порядок во владениях Господина Великого Новгорода. А в 1325 г., рассудив, что Узбек так долго зла на него держать не будет, поехал в Сарай возвращать себе ярлык.

Возможно, он добился бы своего: татары старались сеять раздор между русскими князьями, для чего почаще передавали ярлык из колена в колено. Но в Сарае его уже ждал великий князь Дмитрий Михайлович Тверской по прозвищу Грозные Очи: он приехал, чтобы освежить у хана память о пропавших деньгах и о самочинной казни своего отца, а еще рассказать кое о каких других делах Юрия и Кавгадыя. Но, едва завидев прибывшего Юрия Даниловича, в припадке ярости зарубил его — прямо на глазах у хана.

Суд Узбека был коротким. Дмитрий был приговорен к смерти, его казнили через год. Кавгадыя за самовольство казнили раньше. Великое княжение досталось брату Дмитрия — Александру.

Александру Михайловичу предстояло вынести немалое унижение. С ним в Тверь отправился баскак Чол-хан, прозванный на Руси Щелканом, с большим ордынским отрядом. Вел себя этот сборщик дани по приезде крайне нагло: вселился в княжеский дворец, чинил произвол сам и дозволял чинить его своим людям. Поборы взимали беспощадно, народная память на века сохранила сочиненную тогда песню, в которой, помимо прочего, пелось:

У кого денег нет,
У того дитя возьмет,
У кого дитяти нет,
У того жену возьмет,
У кого жены-то нет,
Того самого головой возьмет.

Это при том, что от присутствия баскаков успели отвыкнуть. В Твери вспыхнуло восстание, народ, собравшийся по звуку вечевого колокола, расправился и с Щелканом, которого выволокли из дворца, и со всеми его ордынцами.

* * *

К ордынской рати, двигающейся на Тверь карательным походом, примкнул со своим войском московский князь Иван Данилович по прозвищу Калита, брат убитого Юрия Даниловича. По мнению историков, примкнул не только для того, чтобы выслужиться, но и чтобы постараться отвести удар от других земель. Будем надеяться, что хоть так. Но князя Александра Михайловича Тверского Калита таки погубил, наговаривая на него в Сарае и после того, как тому простили там смерть Щелкана.

Иван Данилович Калита (1283—1340, княжил на Москве с 1322 г.) был основателем прямой линии московских великих князей и царей всея Руси, правивших до 1598 г. — до смерти государя Федора Иоанновича. Существуют две версии, почему он получил такое прозвище, но обе исходят из того, что калита — это денежный мешок, кошель. То ли собирал к Москве и земли, и все, что ни есть ценного, как скопидом, то ли прозван так за то, что всегда имел при себе большой кошель с медными деньгами, из которого оделял нищих.

В Орде Иван Данилович был своим, желанным человеком. Живал по несколько месяцев. Всех одаривал, со всеми был почтителен и приветлив. Но добился того, что с баскачеством было покончено навсегда. Сбор ордынской дани брали на откуп сами князья, а Калита в этом деле был над ними главным. И кое-что оставалось — для московского каменного строительства, например. При нем были сооружены в Кремле Архангельский и Успенский соборы (те, что сейчас, стоят на тех же местах), церковь Спаса на Бору (названа так потому, что стояла среди соснового бора — вот каким был Кремль). Еще одно богоугодное дело Калиты — Москва стала центром Русской православной церкви, в 1326 г. сюда окончательно перебрался из Владимира митрополит Петр.

Землю Московскую преумножал он разными способами. Дочерей своих и родственниц выдавал за окрестных князей — глядишь, когда-никогда их владения перейдут к Москве по завещанию. Как частное лицо, раскрывал свою мошну (калиту): скупал владения в разных княжествах, сажал на эту землю своих бояр и доверенных лиц. В города с вечевым правом (вроде Новгорода) охотно посылал своих наместников.

Современники были особенно благодарны Ивану Даниловичу за то, что «и бысть оттоле тишина велика на 40 лет, и престаше поганы воевати Русскую землю и заколоти христиан, и отдохнуша... христиане от велика истомы и многиа тягости, от насилия татарского».

В десятилетия после Батыева нашествия Русь пережила около тридцати больших ордынских набегов — не налетов «по мелочи», а походов тысяч хищных и наглых всадников. Это постоянно подпитывало пережитый ранее ужас, тот, который отразился и в нашем сознании: когда говорят «до монголов» и «после монголов», мы сразу понимаем, что имеется в виду. Иван Данилович Калита обеспечил передышку, обеспечил притупление страха: Русь получила возможность подготовиться к Куликовской битве.

А еще русский народ почувствовал, что что-то происходит, что рождается новый национальный центр, твердый и притягательный. Таким центром стала ощущаться Москва.

Соответствующим образом к Москве стали относиться и татары — уже не как к тому, кто заслуживает в лучшем случае доброго снисхождения, а как к почти равному. Как к тому, кого надо побаиваться, но на кого надо постараться опереться в русских делах. Сын Ивана Даниловича, Симеон Иванович (1317—1353, вел. князь в 1340—1353 гг.), уже не просто получил ярлык на великое княжение: в Орде (не без раздумий) было провозглашено, что все прочие князья «даны под его руки», он им больше не ровня. Симеон принял это близко к сердцу и, оставаясь, подобно отцу, добродушным и почтительным в Сарае, с «данными под его руки» стал высокомерен, за что получил прозвище Гордого (когда Симеон Гордый стал жертвой «черной смерти» — ополовинившей всю Европу страшной эпидемии чумы, — сменивший его брат Иван удостоился звания Красного, в смысле Кроткого).

Тогда же родились слова «Великая Русь» — под ними понимался все разрастающийся северо-восток прежней Киевской Руси.

* * *

Были еще Малая Русь и Белая Русь — русские земли, через некоторое время после Батыева погрома попавшие под власть соседних государств, Великого княжества Литовского и королевства Польского.

Балты, предки литовцев и латышей, в очень давние времена распада праиндоевропейской общности проживали совместно с праславянами в подобщности, называемой балтославянской. Покинув ее и уйдя к Балтийскому морю — возможно, на свет таинственного «солнечного камня» — янтаря, они после сложных этногенезов, в которых играли ведущую роль, стали современными нам народами Прибалтики. А о прежнем единстве с нами говорят схожесть языков и сохранившееся пока сходство простых людей (например, малая тяга к коммерции и несколько выше среднего к бутылке — как способу обретения духовного инобытия).

Литва как государство рождалась во времена довольно поздние, рождалась в непрерывных войнах и из племен воинственных. И все еще языческих: поклоняющихся священному огню, священным змеям и священным рощам. Даже в середине XIII в., когда вождю литвы и жемайтов Миндовгу присвоил королевский титул не кто иной, как папа римский, литовцы были в большинстве своем все еще язычниками, а Миндовг вскоре заявил, что насчет христианства передумал, Перкунас ему милее, — и изгнал всех христиан. А в середине XIV в. соправитель их великого князя Ольгерда Кейстутис демонстративно женился на жрице Бируте — хранительнице священного огня, которая стала матерью великого князя Витовта.

Пассионариями были, каких мало. Обороняясь от цвета европейского рыцарства, устремившегося на них в Крестовый поход (от орденов меченосцев и тевтонского), костьми ложились, но не поддавались. Племена пруссов исчезли почти полностью, только малая часть дала себя ассимилировать и стала компонентой наиболее твердолобой и склонной к милитаризму части немецкой нации — пруссаков.

Литовцы не только оборонялись, они и непрерывно атаковали. Воевали они умело и вооружены были неплохо, особенно князья и их дружины. В плен к ним лучше было не попадаться — им было за что мстить и они не умели прощать. Миссионерам — священникам и монахам — тоже надо было соблюдать предельную осторожность, чтобы не оказаться причисленными к лику мучеников.

Под властью великого князя Гедимина (правил в 1316—1341 гг.) оказались вместе с их князьями княжества разгромленной монголами Киевской Руси: Полоцкое, Минское и другие, которые располагались на территории современной Белоруссии. Гедимин к христианству относится вполне терпимо, его дочь Айгуста (Анастасия Гедиминовна) была замужем за московским князем Симеоном Гордым. В своей политике Гедимин не раз использовал конфликт между католичеством и православием, обещая папе и германскому императору обеспечить переход его новых русских подопечных в латинскую веру.

После смерти Гедимина Литву поделили его сыновья Кейстутис и Ольгерд. Что до Кейстутиса, это действительно был убежденный язычник. Ольгерд же, получивший великое княжение над восточной частью Литвы, т. е. над русскими областями, был сыном русской княгини и дважды был женат на русских княжнах. Крестился по православному обряду, получив имя Александр. Его дочери вышли замуж за князей Серпуховского и Суздальского.

Ольгерд (1296—1377, правил в 1345—1377 гг.) присоединил к Великому княжеству Литовскому земли Брянскую, Северскую, Киевскую, Черниговскую и Подольскую, отобрал у Польши Волынь. Русские княжества после разгрома Киевской Руси не могли оказать серьезного сопротивления находящемуся на подъеме молодому государству, да, надо думать, не очень и хотели. В Литве они видели, и не без оснований, защиту от Орды. Русский язык, русская культура, православная религия преобладали в Великом княжестве — даже в Вильне, его столице. Феодальная знать тоже была в большинстве своем русской.

Большое значение для закрепления за Литвой этих русских земель имела победа Ольгерда в 1362 г. над тремя татарскими беками в битве на реке Синие Воды (Синюхе) — притоке Южного Буга. «В сие лето Ольгерд победи трех царков Татарских и с ордами их, си есть Хачебея и Кутлубуга и Дмитрия, и оттоли от Подолья изгнал власть Татарскую — сей Ольгерд и иныя Русския державы во власть свою прият, и Киев... и посади в нем Володымера сына своего».

Но дальнейшая экспансия Литвы распространялась на Смоленск, Дорогобуж, Брянск, Можайск, а Московское государство было уже в силах постараться этого не допустить. Несколько раз воевали, дважды Ольгерд подходил к стенам Кремля (в 1368 и 1370 гг.) — но безрезультатно. Смоленское княжество на столетия стало яблоком раздора в отношениях двух стран.

В Куликовской битве некоторые русско-литовские князья сражались со своими отрядами в войске Дмитрия Донского (Дмитрий Боброк Волынский, Андрей Полоцкий, Дмитрий Брянский); некоторые были в армии союзника Мамая великого князя Литовского Ягайло, шедшего на соединение с татарским войском — к счастью, не то опоздавшего, не то воздержавшегося.

Национальные отношения внутри Великого княжества Литовского осложнились, когда Ягайло пошел на тесное сближение с Польшей. К этому его побуждала необходимость совместного противостояния Тевтонскому ордену, но литовская знать видела здесь и свою личную выгоду: сближение с поляками и возможное принятие католичества оттирали на второй план русскую аристократию Великого княжества.

В 1385 г. на съезде высшей знати двух государств в литовском замке Крево было принято решение о династической унии: Ягайло становился мужем польской королевы Ядвиги и королем Польским. Хотя внутреннее управление государств оставалось раздельным — со своими армиями, судами, казной, должностными лицами. Но католичество становилось государственной религией Великого княжества Литовского — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Главным последствием стало то, что православное население Великого княжества, как русские, так и принявшие православие литовцы, отказалось менять свою веру. Возмутились и язычники, которых немало еще было на западе государства: католическое духовенство немедленно принялось за уничтожение их главных святынь. Был погашен священный огонь в Виленском замке, истреблены священные змеи, вырублены рощи, в которых совершались языческие богослужения, — все это должно было демонстрировать, что «вот, ваши боги сами себя защитить не могут, что уж вам от них помощи ждать». Как будто христианский Бог всегда спешил на помощь Своим мученикам или защищал разрушаемые храмы.

Масса недовольных была и среди остального населения: в Литве стали насаждаться польские порядки. Как следствие, если поначалу Ягайло, приняв католичество и став польским королем Владиславом II, сохранял за собой и титул великого князя Литовского, — в 1392 г. им был провозглашен сын Кейстутиса Витовт, считаясь, однако, при этом наместником Владислава II.

Витовт (ок. 1350—1430) был православным и не собирался переходить в католичество, не собирался и проводить в Литве существенные перемены. Он пошел на сближение с великим князем Московским Василием II, выдав за него в 1390 г. свою дочь Софью. Но дальше Витовт принялся за расширение литовских границ и в 1395 г. захватил Смоленск (который, правда, еще со времен Ольгерда находился в фактической зависимости не от Москвы, а от Вильны: попытка Ивана Калиты вернуть его не увенчалась успехом даже с помощью ордынской конницы). В Смоленск был назначен наместник Великого княжества и размещен литовский гарнизон.

Следующим направлением литовских походов стали Причерноморские степи. В 1397 г. Витовт во главе своих войск дошел до низовьев Днепра и Южного Буга. В следующем году он вмешался в ордынскую усобицу — пожелал вернуть на престол в Сарае Тохтамыша (тот имел давние тесные связи с Литвой, возможно, он и родился в Тракайском замке). Тохтамыш был свергнут Тимуром Тамерланом, и теперь Золотой Ордой правили ставленники Железного Хромца. Литовское войско дошло до низовьев Дона, совершило поход в Крым (некоторые историки считают, что литовцы дошли от Перекопа до Керчи, другие вообще отрицают реальность этого похода — состояние источников допускает и то, и другое).

В 1399 г. Витовт возглавил новый поход на противников Тохтамыша. Он собрал в Киеве очень большую армию (38 тысяч), в которой были литовцы, поляки, русские, молдаване, татары Тохтамыша. Удалось даже привлечь большой отряд рыцарей Тевтонского ордена. На реке Ворскле (левом притоке Днепра) армия Витовта сошлась в битве с еще большим войском темника Золотой Орды — ногайского хана Едигея. Женатый на сестре Тимура Тамерлана и прежде верно служивший ему, Едигей стал проводить в Золотой Орде собственную политику и посадил на престол в Сарае хана Тимура Кутлуга, который сейчас тоже был с ним.

Витовт и другие военачальники были абсолютно уверены в победе своего хорошо организованного войска. Перед сражением они вели переговоры с Тимуром Кутлугом так, будто уже одержали победу. Но, как часто бывает при таком чувстве превосходства, кончилось все очень плохо, — даже несмотря на то, что в предваряющем битву поединке литовский рыцарь Сырокомля победил татарского богатыря. Но ордынцы не пали духом. Сражение они провели в лучшем своем стиле. Притворным отступлением заманили противника в степь, потом резкий разворот и фронтальный удар в сочетании с обходными маневрами на флангах — к этому времени тяжеловооруженные европейские всадники успели притомиться. Засадные отряды отрезают конницу от пехоты. Не помогли и редкие еще в полевых сражениях пушки и пищали. Дальше — спасайся, кто может. Спаслись Витовт, Тохтамыш, орденский военачальник и менее половины воинов. Погибли участники Куликовской битвы Андрей Ольгердович Полоцкий и Дмитрий Ольгердович Брянский, а также Глеб Святославич Смоленский, князь Подольский, господарь Молдавский и тысячи знатных и незнатных воинов.

Тяжелое поражение остудило Витовта — он уже не стремился с прежней энергией стать гегемоном Восточной Европы. Но, возможно, не было худа без добра. Военные историки считают, что именно урок Ворсклинской битвы он использовал в 1410 г., в Грюнвальдской битве, применив притворное отступление против конницы Тевтонского ордена.

В 1406—1408 гг. Витовт воевал с Москвой за гегемонию над Новгородом и Псковом: он вступил в переговоры со знатью этих городов, склоняя ее под свое главенство. Однако успеха он здесь не добился. Тем не менее земли Великого княжества Литовского простирались при Витовте «от моря до моря», от Балтийского до Черного — они включали в себя низовья Днепра, Буга и Днестра. Но внутреннее состояние его государства напоминало слабо связанную с центром конфедерацию: княжества жили почти что сами по себе, Витовт предпочитал в их дела не вмешиваться. Однако в религиозной жизни он добился важного успеха: его стараниями была учреждена Киевская православная митрополия, и теперь русские княжества его государства в церковном отношении не зависели от Московской митрополии. Это вело к обособлению и культурных, и просто человеческих связей с Московским государством и его жителями, что стало шагом к обособлению восточных славян друг от друга, к образованию великорусской, белорусской и украинской народностей.