В казачьих лагерях

В лагерях, где размещались казаки, как отмечает в своих воспоминаниях В.Х. Даватц, «казачья группа была в других условиях. Громадное большинство среди них составляли подлинные казаки, оторванные от своих родных станиц, а казачий патриотизм тускнеет, когда казак-воин попадает в иные условия». Даватц указывает и на другую особенность казачьих частей: «В казачьих формированиях не могло быть такого количества квалифицированно-интеллигентных людей, не было такого процента офицерства, казачье офицерство в большей своей части вышло из среды тех же казаков-землеробов»¹. Поэтому тяга к земледельческому труду была гораздо выше, чем в Галлиполи, и призывы осесть в Бразилии, чтобы заняться земледелием, или вернуться домой в этой среде достигали своей цели.

Это же подчеркнул и П.П. Перфильев, посетивший по заданию русских эмигрантских организаций в июне 1921 г. лагеря в Галлиполи и на Лемносе: «Из всего состава галлиполийской армии... 50% офицеров, остальные 50% в огромном большинстве — солдаты из русских интеллигентов. Студенты, учащиеся старших классов средних школ, ушедшие разновременно в эпоху Гражданской войны за идею великой России в ряды Добровольческой армии, адвокаты, инженеры, агрономы и т. д. Есть полки, где из солдатской массы более 70% людей с высшим образованием или средним»². Кроме того, галлиполийцы были сосредоточены в одном месте, а лемносцы разрознены. 16 500 человек кубанцев поселили на острове Лемнос, а 14 630 донцов — в районе Константинополя. Причем последние тоже не размещались вместе³.

Донцов поначалу расквартировали в трех пунктах. Один из них был выбран в 85 километрах от Константинополя в районе деревушки Чилингир. На ее окраине в заброшенном имении было несколько пустовавших загаженных овчарен с разрушенными крышами. Часть казаков разместили там, а 35-й Донской запасный батальон вынужден был поселиться вместе с овцами и лошадьми. Но даже этих убогих жилищ не хватало, и казаки вынуждены были спешно рыть примитивные ямы, приспосабливая их под землянки. Большая скученность, недостаток питания, общая антисанитария были таковы, что уже 8 декабря в Чилингире появилась холера, и только энергичными мерами и строгим карантином она была ликвидирована к началу января.

Еще одна часть донских казаков была расположена в турецкой деревушке Санджак-Тепе, находившейся в полутора километрах от станции Хадем-Кей. Здесь условия жизни были чуть лучше благодаря нескольким деревянным баракам. Впрочем, их тоже не хватало, и только все те же землянки могли укрыть казаков. Жизнь в этом лагере во многом походила на ту, что вели галлиполийцы. Уже вскоре в Санджак-Тепе начали занятия по боевой подготовке, организовали читальню, устраивались лекции. Потом заработали общеобразовательные курсы, люди потянулись к обучению ремеслам. Но через некоторое время лагерь был ликвидирован, и казаков перевезли на остров Лемнос⁴.

Третья часть донцов, самая многочисленная, была расквартирована в лесистой местности в десяти километрах от полуразрушенного городка Чаталджа, в имении Кабакджа. Здесь было особенно трудно. Продовольствие практически отсутствовало, царил настоящий голод, и вскоре в этом лагере произошли драматические события. Вот как их описывает в своем дневнике штабс-капитан Г. Орлов: «Вернулся в батарею служивший раньше и потом откомандировавшийся казак-донец Горнов. Вместе с ним просились и были приняты еще человек 10 казаков. Они после скандала разбежались из лагеря в Чаталдже и пешком, совершенно изорванные, изголодавшиеся, добрались сюда, истратив на этот переход около месяца. В Чаталдже произошел такой номер. В начале января приезжал туда генерал Богаевский (А.П. Донской войсковой атаман. — Н.К.). Смотрел казаков. Говорил с ними. Между прочим сказал, что французы хотят перевести их на Лемнос (об этом ходили слухи). Причем говорили, что на Лемносе нет воды; воду туда будут доставлять на пароходах, и расход ее будет ограничен и т. п...

Начались митинги по этому поводу, которые принимали все более бурный характер, а на следующий день и большевистскую окраску. Начали подбивать публику убить начальника дивизии, которого охранял французский караул. Ночью началась перестрелка между донцами и караулом. По лагерю начали раздаваться крики: "Все выходи, наших бьют!" Перед этим казаки с каких-то складов усиленно раздобывали в свое время сдававшееся наше оружие, пулеметы... Потери были с обеих сторон. В ту же ночь около 1500 донцов ушли из лагеря. В следующую тоже до 1500 разбежались. Уходили группами, одиночками, сотнями; кто куда: в Болгарию, Сербию и пр. Через некоторое время очень многие из оставшихся записались для отправки в Россию. Остальные (уже по приказу самого генерала Врангеля. — Н.К.) были посажены на пароход и были отправлены на Лемнос»⁵.

Центром сосредоточения казаков, поначалу кубанских, терских и астраханских, а потом и присоединившихся к ним донских, стал греческий остров Лемнос. Это один из самых больших островов Эгейского моря, с территорией в 477 квадратных километров. Он вулканического происхождения, поэтому имеет неровную, гористую поверхность, с очень небольшими клочками плодородной земли. В южной части острова, где когда-то под воду ушел вулкан Мозихл, образовался большой залив, с глубиной, позволяющей заходить в него крупнотоннажным судам⁶. Поэтому во время Первой мировой войны союзники устроили на острове свою военно-морскую базу. В северо-восточной части острова расположено большое озеро, пригодное для добычи соли.

На острове было два небольших городка: Кастро (население — 20 тысяч человек) и Мудрое (две тысячи человек) и около трех десятков деревушек, населенных преимущественно греками и частично турками. Дорог на острове, кроме небольшого шоссе, соединяющего оба городка, не было, и местные жители ходили тропами, а основным средством передвижения были ишаки.

И вот этот остров волею судьбы стал основным пристанищем для казачьих частей армии Врангеля, эвакуировавшихся из Крыма. Туда же прибыли и два казачьих училища: Атаманское, бывшее Новочеркасское, имевшее уже 50-летнюю историю, и Кубанское имени генерала Алексеева, сформированное во время Гражданской войны.

К прибытию казаков французы приготовили небольшое количество палаток, а основную их часть развернули сами казаки в указанных им французской администрацией острова местах. Как и в Галлиполи, палатки были рваные, многократно использованные, плохо рассчитанные на местные климатические условия. Автор книги «259 дней Лемносского сидения» С. Рытченков пишет: «Условия жизни в палатках, которые промокали даже от небольшого дождя и буквально были заливаемы колоссальными здешними ливнями, страшная скученность в них (так как в них помещалось до 12 человек), отсутствие одеял, даже соломы для подстилки, насекомые, холод — все это вызывало страшно удрученное состояние духа»⁷. Казакам вновь пришлось разоружаться. В Константинополе французы разрешили оставить кое-что из стрелкового оружия и все холодное — кинжалы и шашки. «Теперь же, —

Карта острова Лемнос. Выполнена командиром эскадрона Атаманского училища войсковым старшиной С. Рытченковым

пишет С. Рытченков, — небольшой остаток винтовок и все шашки и револьверы, все кинжалы были сданы по требованию прибывших на борт французов. Разрешено было сохранить оружие только гг. офицерам. Жаль было смотреть, как не хотелось терским казакам отдавать свое родное оружие, с которым каждый из них провел не один год вместе, которое не раз спасало его от грозившей ему смерти. Молча, угрюмо бросать теперь свое оружие в общую груду. Другие ломали клинки или бросали в море»⁸.

Как и в Галлиполи, на острове присутствовала французская администрация. Возглавлял ее генерал-губернатор Бруссо. Он сохранил неплохие отношения с Врангелем, так как у Деникина был представителем Франции при Русской армии. Непосредственно в районе лагерей была еще французская комендатура с сенегальскими подразделениями и марокканцами. Комендантом был майор Бренн. Сразу же по прибытии на остров французы организовали запись казаков в свой иностранный легион. Командование казаков вынуждено было развернуть разъяснительную работу среди тех, кто поддался на уговоры французов. Командир Атаманского училища генерал-майор А. Максимов, например, узнав, что его юнкера начали записываться в легион, высказался так: «Не посмеется ли над вами судьба после? Ручаетесь ли вы, что вам не прикажут когда-либо штыки повернуть в нашу сторону? Почему в тяжелые минуты Родины вы спешите к неграм, отказываясь от помощи здесь?.. Разве хоть кто-нибудь способен оставить свое полковое знамя и донского орла поменять на африканского страуса?»⁹

Из-за суровых условий жизни на острове его иначе как «проклятый» не называли. Однажды несколько казаков, захватив шлюпки, попытались бежать, но все погибли в море. Вскоре на Лемносе появились свои «зеленые». Это были казаки, самовольно оставившие свои части. Дезертиры скрывались в горах, начали грабить местное население, используя утаенное от французов оружие. Отбирали деньги, баранов и продукты питания. Однако продолжалось это недолго. Из казаков-разведчиков и юнкеров было сформировано два отряда, которые обнаружили место расположения банд и в коротком бою уничтожили их¹⁰. 4 декабря на остров Лемнос прибыл из Константинополя на французском броненосце генерал Врангель. Он провел строевой смотр казачьих частей, после чего выступил перед ними. Ничего утешительного для себя казаки от него не услышали. «Богу известно, сколько придется здесь быть, когда возвратиться и снова служить на пользу Родины, — сказал он. — Большевизма в России не будет. Красная нечисть рассеется... Когда это будет — неизвестно... Временно вы будете пребывать здесь, где сосредоточились храбрые, сохранившие свое лицо, которые приобрели уважение к себе всех честных людей... Появление здесь нас было неожиданным, и все, что было в силах человеческих, — для вас делается...»¹¹. В это же время на Лемносе была проведена и реорганизация кубанских частей. Их свели в две дивизии. Еще раньше высшим представителем своей власти на острове Врангель назначил командира корпуса генерала М.А. Фостикова. Однако он считался с местными представителями кубанских органов власти. Вскоре из-за этого члены кубанского правительства Скобцов, Попов, Спесивцев и Русанов подали в отставку. Более всего обострились отношения у генерала Фостикова с заместителем кубанского атамана Винниковым, который позже так охарактеризовал поведение командира корпуса: «Фостиков вел себя чрезвычайно легкомысленно, попустительствовал грабежам и насилиям. Произвол творился днем и ночью. В казачьей среде росло недовольство, шел глубокий ропот против этой разнузданности, были все признаки приближавшегося бунта. Я несколько раз обращал внимание генерала Фостикова на недопустимость его поведения. Фостиков вел против меня как заместителя кубанского атамана недостойную интригу. Меня то требовали к ответу перед особой комиссией, учрежденной при содействии генерала Фостикова, то держали под арестом»¹². Воспользовавшись прибытием на Лемнос генерала Врангеля, Винников попытался доложить ему о деятельности генерала Фостикова. Однако Главнокомандующий принял сторону командира корпуса и даже пригрозил Винникову, что лично пристрелит его тут же на пристани, где происходил этот разговор.

Столь резкая реакция Врангеля легко объяснима, если учесть, как складывались отношения у него и его предшественников — М.В. Алексеева, А.И. Деникина, Л.Г. Корнилова — с казачьей верхушкой. Яблоком раздора между ними служила разница в лозунгах Белого движения. Вожди Добровольческой армии придерживались твердо лозунга «За единую и неделимую Россию», а донские и кубанские руководители во время Гражданской войны то требовали полной государственной независимости, то широчайшей автономии. Это приводило к тому, что донцы, например, заявляли о намерении защищать от красных только свои станицы и хутора, а кубанцы осенью 1919 г. вообще бросили фронт. Казачий сепаратизм никогда не давал добровольческому командованию полного права распоряжаться Донской и Кубанской армиями, хотя командование армиями и тяготело к добровольцам. Но мешали их войсковые атаманы, правительства и Кубанская рада.

«Последнее договорное соглашение между Главным командованием и атаманами Донского, Кубанского, Терского и Астраханского войск было заключено в 1920 г. во время крымского периода Гражданской войны, — читаем в военном справочнике "Армия и флот" (1929). — Главное командование в отношении к атаманам продолжало придерживаться оснований Крымского соглашения, т. е. продолжало признавать атаманов высшей властью казачьих войск и считалось с военно-административным подчинением атаманам всех входящих в состав Русской армии казачьих частей. Строевое же и оперативное подчинение их Главное командование сохранило за собой»¹³.

Это не очень устраивало Врангеля, и еще по прибытии кораблей в Константинополь из Крыма он принял решение расформировать и правительство, и раду кубанцев, а членов Донского войскового круга на транспорте «Елпифидор» сразу же направил подальше, в болгарский порт Бургас. Все они потом оказались изолированными от войск в «медвежьем углу» Болгарии, в Месеврине¹⁴.

И все же казачьи руководители не могли пойти на полный разрыв с Врангелем, главным образом потому, что «не было средств к самостоятельному существованию... Наиболее богатое донское правительство, — пишет Г. Раковский, — свои вывезенные запасы серебра сдало на итальянский крейсер, но теперь итальянцы заявили, что вернуть его не могут, т. к. не знают, кто же теперь истинный его хозяин: или те, кто считает себя правительством в изгнании, или правительство России»¹⁵.

Конфликт с представителями верховной кубанской власти привел к тому, что генерал Фостиков дал согласие на проведение выборов атамана кубанских войск. Втайне он надеялся, что изберут именно его. Вечером 17 декабря 1920 г. в двух палатках, соединенных в одну, состоялась сессия Лемносской рады. Присутствовавшие на ней ее члены и приглашенные командиры частей сразу же приняли решение — считать собравшихся Кубанской радой; затем был избран и войсковой атаман. Им стал генерал В.Г. Науменко, который еще при Деникине был походным атаманом Кубани. За него подали голоса 48 из 52 присутствовавших на сессии. Генерал В.Г. Науменко временно проживал и лечился после двух ранений в Сербии и вместе с генералом П.М. Кокунько многое сделал для того, чтобы сохранить вывезенные в эту страну символы славы Кубанского казачьего войска: знамена, штандарты, куренные значки запорожцев и другие реликвии¹⁶.

Срочной телеграммой генерал В.Г. Науменко был вызван на Лемнос, а вскоре его полномочия признали бывшие в это время в Константинополе войсковые атаманы Дона (М.П. Богаевский) и Терека (Г.А. Вдовенко). Не возражал против такого выбора и сам П.Н. Врангель. Прибыв на Лемнос, новый войсковой атаман первым же своим приказом от 11 января 1921 г. назначил председателем кубанского правительства Скобцова и снял с должности войскового атамана Иваниса. Последний во время новороссийской катастрофы, в апреле 1920 г., получил знаки атаманской власти от сдавшегося красным атамана Букретова и ничем впоследствии не отличился. Генерал Науменко объявил также, что будет считать себя атаманом до тех пор, пока казаки не вернутся на Кубань и не проведут там новые выборы. И потом еще 38 лет своей эмигрантской жизни он оставался бессменным руководителем кубанского казачества¹⁷.

Однако политические баталии и организационные мероприятия, произошедшие на Лемносе, практически никак не сказались на условиях жизни казаков. По-прежнему их мучил голод и болезни.

После Рождества 1921 г. на Лемнос, как и планировали французы, стали прибывать транспорты из Чаталджи с казаками Донского казачьего корпуса. Сразу же прибыло 3645 человек. Решением Врангеля на острове была организована лемносская группа войск Русской армии. Командовать ею было поручено командиру Донского казачьего корпуса генерал-лейтенанту Ф.Ф. Абрамову.

В душе, конечно, все казаки надеялись, что их пребывание на «проклятом» острове не будет продолжительным, а вскоре эти надежды укрепил прибывший на Лемнос донской войсковой атаман А.П. Богаевский. Он сообщил казакам, что события в мире развиваются стремительно и в течение ближайших двух-трех месяцев все они могут быть переброшены в Россию для борьбы с большевиками. Если же этого не произойдет, успокаивал он, унывать не стоит. Правительство Врангеля якобы уже арендовало участки земли в Сербии. Там можно будет обосноваться, а сельскохозяйственные машины выделит Америка. Естественно, сообщение, сделанное на таком высоком уровне, несколько подняло настроение казакам¹⁸. Однако щедрые посулы Богаевского оказались беспочвенными.

Островная жизнь изначально была сопряжена с полнейшей изоляцией войск от внешнего мира, отсутствием даже элементарной информации о событиях международной жизни. С прибытием на остров Донского корпуса стал издаваться «Информационный бюллетень», который представлял собой обыкновенный лист стандартного размера, а печатался он всего в нескольких экземплярах на пишущей машинке. Изредка на остров доставлялись газеты: парижское «Общее дело», берлинский «Руль» и константинопольская «Вечерняя пресса». Приходили они, как правило, только с очередной партией продовольствия, завозимого французами из своего константинопольского интендантства. Но эти крайне редкие вестники с Большой земли были в таком мизерном количестве, что подавляющее число лемносских «сидельцев» их даже не держали в руках. Зато слухов было предостаточно, нередко самых нелепых. Так, 4 февраля казаков вдруг облетела весть, что французский генерал-губернатор Бруссо, объезжая лагерь кубанцев, якобы доверительно сообщил, что корпус генерала Кутепова в Галлиполи и вся лемносская группа казачьих войск скоро получат оружие и будут направлены в Россию. В частях и училищах кричали по этому поводу «ура», обсуждали пути и сроки выдвижения. Но уже на следующий день всех отрезвило официальное сообщение французского штаба о начавшейся записи желающих уехать в Бразилию¹⁹.

В войсках зачитали телеграмму, полученную генералом Бруссо из Константинополя. В ней сообщалось, что два больших бразильских штата — Сосполь и Сан-Паулу — согласились принять по 10 тысяч русских беженцев, но исключительно тех, кто имеет опыт хозяйствования на земле, что Бразилия берет на себя издержки по перевозке русских и дает им свою территорию для колонизации. Запись была в самом разгаре, когда вдруг на остров 6 февраля во второй раз прибыл генерал Врангель. Он посетил оба лагеря и училища, встретился с руководством казачьих частей и юнкерами. Как и в Галлиполи, он привез с собой несколько иностранных и русских корреспондентов. Обращаясь к казакам, Врангель в присутствии французских офицеров и журналистов сказал: «Я приехал к вам, чтобы навестить вас и показать вас моим гостям, работникам печати. Говорят, что Русской армии нет. Так пусть же они сами посмотрят на вас и напишут, что они видели лично. Время идет быстро вперед, а с ним идет конец красной нечисти. Недолго им осталось жить на нашей родной земле. Пройдет два-три месяца, и красная нечисть зальет кровью другие державы, и хотя поздно, но поймут они, что такое большевики, и сгинут тогда красные.

Крепитесь и держитесь, мои родные! Скоро, поверьте, вы будете дома. Не верьте различным хитрым обещаниям и благам о записи в легионы, в Советскую Россию и Бразилию. Вас туда сманивают французы, чтобы было меньше ртов, чтобы скорее развязаться с вами»²⁰.

Несмотря на суровые условия, казаки пытались наладить быт, не опуститься, остаться армией. На острове не прекращались работы по обустройству лагеря, и вскоре началось строительство храма. Инициатором этого дела выступил самый старый офицер Атаманского училища войсковой старшина С. Рытченков, командир сотни юнкеров. По его предложению был проведен сбор пожертвований, но средств было собрано так мало, что создать храм можно было только на энтузиазме верующих. Строительным материалом послужили разобранные ворота какого-то палисадника из г. Мудрое, но в основном это были ящики из-под продуктов. Из плотницких инструментов имелись только один плохонький рубанок и пила. На внутреннее убранство церкви пошли цветные перегородки английских палаток, иконы написал юнкер К. Попов, на телефонном проводе подвесили винные стаканчики, и они стали лампадами. Позаботились и о колоколах. Их роль выполняли буфер вагонетки, кусок рельса от узкоколейки и обломок машинного колеса от взорванного миноносца. Службу в этой церкви правил отец Иоанн Куколев, донской казак станицы Атамановской, который заменил протоиерея Дмитрия Смирнова, не захотевшего ехать на Лемнос²¹.

На острове, как и в Галлиполи, начались занятия по военной подготовке, 250 офицеров и 80 рядовых казаков записались на курсы подготовки командного состава при Атаманском училище, а 9 марта в этом училище уже был произведен выпуск офицеров. Но торжества по случаю столь знаменательного события были омрачены гибелью одного из выпускников, хорунжего Ширикова. Поздно ночью, после праздничного ужина, он сопровождал командира 5-го Донского полка в расположение его части и на обратном пути попал в заболоченный солончак. Это было всего в 200 шагах от лагеря, но его криков никто не услышал, так как со стороны училищного лагеря дул очень сильный холодный ветер. Наутро Ширикова нашли мертвым, он увяз по пояс и умер от разрыва сердца²².

На Лемносе, как и в Галлиполи, тоже бурно переживали весть о Кронштадтском восстании. К тому времени на острове наконец-то установилась теплая, ясная погода, и все с нетерпением ждали перемен в своей судьбе. Вскоре из Константинополя от генерала Шатилова на имя генерала Бруссо была получена телеграмма с известием о восстании, вспыхнувшем уже по всей России. Потом эту телеграмму зачитали казакам. В ней со ссылкой на данные, полученные из Парижа от Гучкова, говорилось, что восставшими в России уже освобождены от большевиков города Орел, Тамбов,

Псков и Киев, что в Царицыне расстреляно 150 коммунистов-большевиков, а в центре и на юге страны царит анархия. В войсках чувствовалось праздничное настроение, играли оркестры, звучали песни и крики «ура». На следующий день, 16 марта, пришли еще более радостные вести: от большевиков очищены новые города, теперь на юге России, — Грязи, Лиски, Каменская, а также Таганрогский и Ростовский округа и даже сама донская казачья столица — Новочеркасск.

Кронштадтские события подняли дух казаков, но ненадолго. В эти же дни на остров доставили очередную партию выселенных из Чаталджи, а генерал Бруссо уведомил командование обоих корпусов: «Комиссар Франции сообщает, что Франция не признала генерала Врангеля и его Русскую армию. Паек будет даваться французами только до 1 апреля. Казакам предлагается теперь же записываться в Бразилию, Россию или переходить на собственное обеспечение»²³.

26 марта 1921 г. на остров Лемнос прибыл транспорт «Дон» с казаками и генералом Ф.Ф. Абрамовым, старшим военным начальником над казачьими корпусами. От него ожидали разъяснений сложившейся ситуации, но генерал ничем утешить не мог. Он подтвердил, что «...Франция не признала ни армию, ни Врангеля... Изъявившие желание ехать в Советскую Россию будут отправлены на пароходе "Рашид-паша"...» Он сообщил также, что выступление матросов в Кронштадте подавлено, но «...по всей России сильнейшие восстания». Одновременно генерал Абрамов передал указание Врангеля: «...в Бразилию ехать нельзя, ибо ехать туда, это равносильно подчиниться белому рабству. В Россию мы поедем, но при условии выдачи нам нашего оружия, которое предназначалось к отправке в Грузию, но было задержано в Константинополе»²⁴.

Кроме транспорта «Дон» с казаками из Чаталджи к Лемносу подошел и пароход «Рашид-паша» с французской командой на борту. Здесь французы снова предприняли попытку отправить казаков, находившихся на борту, в Россию и Бразилию. Казакам сказали, что на остров сгружаться нет смысла, так как Франция прекратила поставки продовольствия и все равно все будут отправлены в Россию и Бразилию, и лучше прямо на корабле принять решение — кому куда ехать. Узнав об этом, генерал Абрамов на шлюпке отправился к «Рашид-паше», чтобы рассказать казакам об истинном положении дел. Но французы на борт судна его не пустили, и генералу пришлось общаться с казаками не сходя со шлюпки. Несмотря на протесты всех, кто должен был сойти на берег, их поделили на две части: для отправки в Россию и в Бразилию, и корабль отошел подальше в море. На казаков, находившихся на берегу, комендант лагеря майор Бренн приказал направить пулеметы, а из роты алжирских арабов выставил усиленные патрули. На следующий день французы продолжили работу по вербовке казаков. Офицеров отделили от младших чинов и зачитали им приказ об упразднении армии Врангеля. В это же время французский миноносец с расчехленными орудиями подошел к самому берегу. После того как приказ был зачитан, всех желающих уехать в Россию собрали отдельно и погрузили на транспорт «Дон». 31 марта 1921 г. корабль снялся с якоря и ушел на Константинополь. Там уже казаков перевели на пароход «Кирасунд».

Узнав об этих событиях, Врангель 2 апреля 1921 г. обратился с письмом к Верховному комиссару Франции в Константинополе генералу Пелле. В нем он писал: «Сегодня я получил подробные сведения, дающие полную картину результатов осуществления на острове Лемнос приказов французского командования относительно отправки добровольцев в Советскую Россию... Власти Лемноса в своем усердии явно превзошли все пределы в злоупотреблении моим солдатским доверием... Велась открытая пропаганда против кораблей, перевозящих донских казаков на Лемнос... Их призывали не терять понапрасну времени, не сходить на берег и теми же судами возвратиться на Родину, в Советскую Россию... Сначала, не зная, что делать, не зная реальной обстановки, несколько тысяч человек оказались в состоянии моральной депрессии, которая удержала их на кораблях. Немедленно они были объявлены возвращающимися в Советскую Россию и окружены французскими стражниками»²⁵. В письме Врангель описывает, как некоторые казаки, узнав об истинном положении дел на острове, «бросались в воду и пытались вплавь добраться до острова». Он привел также сведения о происходящем на Лемносе из рапортов командиров Донского и Кубанского корпусов: «Были вызваны эсминец и вооруженные катера, которые по очереди курсировали у побережья, где происходила сортировка казаков... Офицерам приказали повернуться спиной к казакам, чтобы последние не могли прочесть осуждения на лицах офицеров... Французские офицеры пытались любыми средствами дискредитировать командиров в глазах казаков. В ответ на желание отдельных казаков возвратиться в Россию только с оружием в руках капитан Мишле заявил иронически, что уже слишком поздно и что не надо было прежде бежать от этих большевиков...»²⁶

Заканчивал Врангель свое послание так: «Не только для солдат, но и даже для старших офицеров реальная роль Франции в прошлой великой битве является отдаленным событием, и теперь как никогда очевидно, что чувство возмущения у них вызывает недавнее непонятное изменение позиции Франции после первых горячих месяцев гостеприимства»²⁷.

Было бы ошибкой считать, что французское руководство вообще плохо относилось к русским эмигрантам. Приют, работу, возможность заниматься предпринимательской, научной, общественной деятельностью в этой стране получили тысячи и тысячи русских людей, в том числе члены царской фамилии, Временного правительства и Государственной думы, представители интеллигенции и армии. Только шоферами такси в Париже в то время работало около двух с половиной тысяч человек, среди них большинство были русскими офицерами, и не случайно французы всех шоферов русского происхождения называли «колонель» (полковник)²⁸.

Но армия Врангеля была особым видом эмигрантов, и потому отношение к ней было особое. Взяв ее под свою опеку, Франция вынуждена была решать сложную задачу — не ущемляя собственных национальных интересов, выполнить гуманную миссию, вытекающую из соглашений, заключенных с Врангелем еще в Крыму. Это было вполне возможно, если бы сразу же по прибытии в Константинополь русские войска были демилитаризованы и переведены в разряд беженцев. Но Врангелю тогда удалось избежать этого. Сначала он предлагал союзникам использовать его армию для охраны черноморских проливов, потом для выполнения полицейских функций в африканских колониях Франции, но получил отказ.

Французы рассчитывали уже в лагерях превратить армию в обычных беженцев. Однако Врангеля такой вариант совершенно не устраивал. Правящие круги Франции считали это иллюзией и настойчиво требовали роспуска армии, чтобы снять с себя бремя расходов на нее.

Нельзя сказать, что Врангель упорно не замечал, в какое положение он ставит Францию. В письме маршалам Франции он прямо говорит, что «...мы знаем трудное положение Франции, мы ценим ее щедрую помощь, ее гостеприимство, минувшее рыцарство. Мы стремимся всеми путями облегчить финансовое бремя, навязанное Франции нашим содержанием. Наши усилия отнюдь не бесплодны: из 150000 человек, прибывших из Крыма, уже остается менее половины — примерно 60000. Эта цифра уменьшается с каждым днем. Однако ускоренный роспуск армии способами, которые употреблялись, является проблематичным и чреватым последствиями со многих точек зрения»²⁹. После того как предложения генерала Бруссо переехать если не в Россию, то во Францию, на Корсику или Мадагаскар не возымели должного действия, он 1 июня издает приказ, в котором сообщается, что Греция также готова принять русских беженцев, гарантируя твердый заработок в «15-20 драхм в день», что «вскоре будут присланы пароходы». Возможность устроиться в Греции была заманчивой, и желающих оказалось немало. Генерал Абрамов запросил греческие власти. Губернатор Лесбоса телеграфировал ему: «Земледельческих и никаких других работ нет. Русских не принимают. В случае приезда снимаем всякую ответственность»³⁰.

Казаки также хотели осесть в балканских странах. 23 мая 1921 г. наконец-то в Сербию была отправлена 2-я Донская дивизия и 8-й Донской полк. Накануне отправки их свели в Гундоровский полк. Погрузка этих частей в корне отличалась от той, что была предпринята раньше, при отправке в Россию и Бразилию. Слышались песни, среди отъезжавших и провожавших царило приподнятое настроение. Уехало 1200 человек, а оставшихся твердо заверили, что теперь еженедельно примерно такое же количество лемносских «сидельцев» будут отправлять в Сербию и Болгарию. И действительно, уже 29 мая еще 2700 человек, теперь уже кубанцев, отправили в Сербию, а 4 июня Лемнос покинули оставшиеся кубанцы, вся лейб-гвардия и Донской технический батальон, всего около 2000 человек³¹.

Чем меньше войск оставалось на Лемносе, тем больше усилий предпринимали французы, чтобы распылить их. Уже в день отправки казаков-гвардейцев вышел категорический приказ французского генерал-губернатора, по которому донцов начали переводить на другую сторону залива, на освободившиеся от кубанцев места, а на следующий день появилось объявление о прибытии в лагерь из России председателя Бакинского нефтяного профсоюзного комитета Серебровского с целью предложить рабочие места шести тысячам рядовых казаков в Баку с гарантией безопасности и отправки по домам по окончании летнего сезона работы. Уже началась было запись желающих, как поступило известие о том, что шедший за этой партией казаков пароход «Рашид-паша» сел на мель в десяти милях от острова. Но через несколько дней корабль прибыл на Лемнос и вскоре увез в Россию более 2500 человек, в основном из бригады беженцев. Французы тут же направили на Лемнос еще один транспорт, но теперь желающих уехать в Россию было только шесть человек. Нашлись и помощники французам из числа казаков. К ним на службу перешел казак донской станицы Чернышевской некий Чиков. Его обязанностью было агитировать казаков на уход из частей и переезд в страны, предложенные французами: Грецию, Бразилию, на Мадагаскар и даже во Францию. Вскоре был объявлен и перечень профессий, в которых нуждается Франция: поденщики, землепашцы, ломовые извозчики, волопасы, пастухи, косари и дояры. Чикин вместе с офицером французской комендатуры объезжал на машине части и училища, француз перечеркивал объявления русского командования, а Чикин наклеивал распоряжения французов, чем вызвал ненависть своих земляков. Такое же отношение было и к двум делегатам от Кубанской рады — Фальчикову и Белашеву, работавшим в интересах Серебровского.

Попытка вмешательства Кубанской рады и ее председателя Л.Л. Быча в дела на Лемносе привели к неприятному инциденту с Платовским полком. Не признающий ни Врангеля, ни своего войскового атамана, Л.Л. Быч арендовал в Константинополе транспорт «Самара» и направил его на Лемнос за кубанцами, не зная, что за исключением двух сотен все казаки уже были перевезены в Сербию. Когда пароход прибыл на остров, командир Донского корпуса, не получив никаких инструкций по использованию данного судна, погрузил на него свой Платовский полк для отправки в Болгарию. Когда «Самара» прибыла в Константинополь, выяснилось, что Болгария отказывается принять неожиданно появившийся полк. Платовцев вынуждены были перегрузить на «Рашид-пашу» и снова отправить на Лемнос.

К началу сентября практически все казаки, находившиеся на Лемносе, были вывезены, а к середине месяца остров покинули последние его «сидельцы» — юнкера обоих военных училищ и штаб Донского казачьего корпуса. Казаки этого соединения были размещены в Болгарии, кубанцы — в Королевстве СХС. Кроме того, около тысячи донцов были устроены на земледельческие работы в Чехию, и до трех тысяч донских и кубанских казаков выехало на работы в Грецию³².

Примечания

1. Даватц В.Х., Львов И.Н. Русская армия на чужбине. С. 75.

2. Там же. С. 76.

3. Русская военная эмиграция 20-х—40-х годов. Документы и материалы. Т. 1. Кн. 2. С. 63.

4. См.: Пашков П. Ордена и знаки отличия Гражданской войны 1917-1921 годов. Военно-историческая библиотека «Военной были». Париж. № 1. 1961.

5. Орлов Г. Дневник. С. 381.

6. Брокгауз Ф.А., Ефрон А.И. Энциклопедический словарь. СПб., 1896. С. 527.

7. Рытченков С. 259 дней лемносского сидения. Париж, 1933. С. 23.

8. Там же. С. 21.

9. Там же. С. 25-26.

10. См.: Там же. С. 21-22.

11. Там же. С. 22-23.

12. Раковский Г. Конец белых. С. 306.

13. Там же. С. 306.

14. См.: Там же. С. 235.

15. Там же.

16. См.: Там же. С. 236.

17. См.: Там же. С. 310.

18. См.: Рытченков С. 259 дней лемносского сидения. С. 39.

19. См.: Там же. С. 42.

20. Там же. С. 45.

21. См.: Там же. С. 48.

22. См.: Там же. С. 60.

23. Там же. С. 64.

24. Там же. С. 65.

25. Русская военная эмиграция 20-х-40-х годов. Документы и материалы. Т. 1. Кн. 1.С. 340.

26. Там же. С. 341.

27. Там же.

28. См.: Успенский В.В. Воспоминания парижского шофера такси. Диаспора: Новые материалы. Вып. 1. СПб.: Феникс, 2001. С. 8.

29. Русская военная эмиграция 20-х—40-х годов. Документы и материалы. Т. 1. Кн. 1.С. 343.

30. Даватц В.Х., Львов И.Н. Русская армия на чужбине. С. 113.

31. См.: Рытченков С. 259 дней лемносского сидения. С. 150.

32. Русская армия в изгнании. 1920-1923. На правах рукописи. Научная библиотека ЦМВС. Фонд «Родина». С. 8.