Глава 12. Инкерман

Во имя Господа, примкнуть штыки и наступать!

Капитан Генри Клиффорд, стрелковая бригада

I

Вечером в субботу 4 ноября, как только начало смеркаться, генерал Пеннифасер поскакал на вершину холма, с которой открывался вид на долину реки Чёрной. Ещё несколько дней назад ему показалась подозрительной активность противника в районе развалин старинного городка, который когда-то располагался на холмах перед долиной. Весь день моросил дождь, и было трудно различить сквозь мокрые линзы, что творилось в районе развалин. Но вскоре уже не оставалось сомнений, что на скалистых вершинах холмов по другую сторону реки накапливались массы вражеских солдат. Над зубчатыми стенами и разрушенными башнями висел густой дым; сквозь проёмы и арки были видны многочисленные костры. По горным тропам сплошным потоком двигались кавалеристы, а на дороге, ведущей вниз, к Севастополю, генерал увидел небольшой жёлтый предмет, который привлёк его пристальное внимание. Это была коляска великих князей Николая и Михаила, которые приехали посмотреть, как армия их отца, наконец, завоюет долгожданную победу.

Обеспокоенный происходящим за рекой, генерал отправил капитана Кармайкла и майора Гранта вниз, в долину, понаблюдать за намерениями противника. Через некоторое время оба офицера доложили, что русская армия стоит на месте. Берега реки патрулирует новая кавалерийская часть. В районе развалин Инкермана пасутся большие стада овец. Но ничего угрожающего пока не замечено.

Стемнело, дождь усилился. Ночь прошла спокойно. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были падающие на крыши палаток капли дождя и скрип колёс на влажной мягкой земле. В четыре часа утра звон колоколов в Севастополе призвал гарнизон на утреннюю молитву.

Незадолго до рассвета офицер штаба генерала Эйри капитан Эварт поскакал собирать доклады передовых частей. Во всех штабах ему заявили, что докладывать не о чем. Когда он приехал в расположение 2-й дивизии, солдаты, как обычно по утрам, отправились на поиски дров и воды.

Генерал Кодрингтон наблюдал за тем, как солдаты передовых пикетов и дозоров спокойно возвращаются в лагерь. Затем в тумане, который становился всё более плотным и всё ниже стелился над землёй, послышались ружейные выстрелы. Сначала они были беспорядочными, как если бы передовой пост открыл стрельбу по ошибке, не разобрав, что же происходит в тумане. Но вскоре огонь стал более интенсивным. Теперь стреляла вся передовая позиция. Кодрингтон остановил возвращавшиеся пикеты и объявил в бригаде тревогу. Капитан Эварт, который с докладами командиров был уже на пути в штаб армии, поскакал обратно, чтобы выяснить, что происходит. В лагере 2-й дивизии его остановил генерал Браун, который приказал капитану немедленно отправляться к лорду Раглану и доложить ему, что армию атаковал противник.

II

Раглан воспринял известие с характерным для него спокойствием. В семь часов утра он был уже в седле и скакал сквозь туман на звук ударов артиллерии. Он знал, что от исхода этой битвы зависит судьба армии. Он также понимал, что, даже если союзники выиграют, тяжёлое изнуряющее сражение заставит их зимовать в России. Он сделал, казалось бы, всё для того, чтобы избежать этого. Сосредоточил все свои силы на осаде и штурме Севастополя. Французов, наконец, удалось убедить в необходимости штурма. Вечером этого дня он собирался обсудить с генералом Канробером детали предстоящего наступления, назначенного на 7 ноября. Но теперь, за два дня до штурма, он сам и его армия подверглись нападению. Он всё поставил на карту и проиграл.

С того самого дня два месяца назад, когда армия заняла Балаклаву, Раглан понимал, что у него слишком мало сил для того, чтобы одновременно вести осаду города и защищаться самому. Надеясь избежать зимней кампании, он сосредоточил все свои войска, кроме 2-й дивизии и гвардейской бригады 1-й дивизии, на осаде города. Эти девять полков были всем, чем англичане располагали для прикрытия своего незащищённого фланга. Их позиции были неудобными и уязвимыми — Раглан знал и об этом. Два дня назад он писал о возможности наступления противника на 2-ю дивизию. Её войска не оборудовали траншеи для обороны своих позиций. Было решено, что неровный, изломанный характер местности позволит солдатам действовать группами на открытой местности из-за естественных укрытий до прибытия подкреплений из района Севастополя.

Большая часть оборонявшихся войск была сосредоточена за естественными выступами, фронтом к реке Чёрной, которые в дальнейшем получили название Инкерманские высоты. Плоская вершина холма и его склоны, ведущие к реке, густо поросли колючим кустарником, растущим пучками и достигающим высоты 4 футов. Сама река спокойно несла воды через зелёные луга, резко контрастирующие с высящейся за ней серой скалой, на которой находились развалины Инкермана и штаб русской полевой армии.

Сам вид этой твердыни был величественным. «Таким образом, — писал один из офицеров, — они [русские] напоминали нам, насколько мы слабы». Позиция не была бы настолько уязвимой, если бы французские союзники согласились помочь англичанам. Раглан не раз обращался к ним с просьбой усилить оборону своего открытого фланга, но Канробер заявил, что не сможет выделить ни одного своего солдата до тех пор, пока не получит подкрепления. Французская армия к тому времени насчитывала около 40 тысяч человек, британская — около 30 тысяч, включая морскую бригаду. И хотя в английской армии было ещё около 6 тысяч, а во французской — 5 тысяч турок, Раглан не очень на них рассчитывал, справедливо полагая, что боевой дух турецких солдат подорван после боя за Балаклаву. Поэтому он решил совсем не использовать турецких солдат в сражении, ожидая, что от них будет больше проблем, чем пользы.

Русская армия почти вдвое превосходила объединённые силы союзников. Начиная с октября русские под Севастополем постоянно получали подкрепление, и к 5 ноября под началом князя Меншикова находилась армия численностью около 82 тысяч солдат и офицеров. В течение последних недель предполагалось, что Меншиков вот-вот предпримет решительное наступление против осаждавших город союзников. Британские офицеры получали письма от родственников в Англии, в которых те, ссылаясь на знакомых в России, предупреждали об этом. О намерениях русских был осведомлён и британский посол, которому удалось ознакомиться с зашифрованным письмом Меншикова губернатору Варшавы, предназначенным для последующей передачи в руки царя. 4 ноября в пять часов пополудни соответствующие приказы были доведены до войск и населения Севастополя. Но у союзников не было агентов в городе, поэтому, когда на следующее утро в британском лагере услышали ружейную стрельбу и свист летящих снарядов, а тёмно-серые фигуры вражеских солдат появились в долине, никто ещё не знал о намерениях русской армии.

План русского командования не отличался замысловатостью, и его можно было разгадать с самого начала сражения. Основные усилия войска под командованием генерала Данненберга должны были сосредоточить против позиций 2-й дивизии и гвардейской бригады, закрепившихся на Инкерманских высотах. Для того чтобы не допустить участия французских войск в битве, предполагалось нанести два вспомогательных удара. Перед защитниками Севастополя была поставлена задача совершить вылазку на левом фланге французов и навязать бой армии Канробера. В то же время князь Горчаков должен был совершить марш вниз по реке Чёрной в сторону Балаклавы и воспрепятствовать выходу дивизии Боске из района Сапун-горы, занимавшей господствующее по отношению к долине Балаклавы положение. Кроме того, при малейшей возможности гарнизон Севастополя должен был атаковать англичан на их позициях перед городом, не допуская переброски резервов на слабо укреплённый фланг, где разворачивались основные события.

Стоящий в районе сражения густой туман зачастую не позволял разглядеть противника на расстоянии нескольких ярдов и способствовал первоначальному успеху наступления русских.

Обеспокоенный передвижением войск князя Горчакова в направлении долины Балаклавы, генерал Боске колебался, когда герцог Кембриджский обратился к нему с просьбой поддержать гвардейскую бригаду англичан, которую герцог сразу же направил на оказавшиеся под угрозой фланги. «Посмотрим», — решил он и в течение часа оставался на месте, наблюдая за передвижениями русских и размышляя, как отреагировать на противоречившие друг другу сведения наблюдателей. Около семи часов утра Боске всё же понял, что манёвр Горчакова не представляет опасной угрозы, и, выполняя просьбу герцога Кембриджского, отправился с частью своей дивизии на север. По дороге он встретил генералов Брауна и Кэткарта и немедленно предложил им помощь. К удивлению генерала, предложение было отвергнуто с непонятным упрямством.

— У нас достаточно резервов, — заявил Браун таким тоном, будто предложение француза наносило удар по престижу британской армии, — на случай любых неожиданностей.

Боске попросили расположить своих солдат и артиллерию таким образом, чтобы он мог контролировать тыл англичан. Его войска стояли там без дела два часа, пока генерала не вызвал Раглан. Тем не менее, ещё раньше он на свой страх и риск отправил на помощь англичанам генерала Бурбаки.

На Севастопольском фронте русские тоже вначале действовали успешно. Генерал Канробер примерно одновременно с генералом Боске понял, что по замыслу противника основной удар будет направлен в правый фланг англичан. В восемь часов утра он приказал снять с позиций вокруг города несколько батальонов и отправить их на помощь британским войскам. К сожалению, французы собирались очень медленно. К 9.30, когда крупные силы русских предприняли вылазку из осаждённого города, ещё несколько батальонов, готовившихся к отправке в район Инкермана, принц Наполеон бросил для её отражения. Воодушевлённые отступлением русских, французы настолько увлеклись преследованием, что остановились только под стенами города, попав под убийственный огонь русской артиллерии. Принц Наполеон смог собрать свои войска для совершения марша в сторону Инкермана только к 11.30, но они прибыли туда слишком поздно и в битве не участвовали.

III

Британские войска, по которым пришёлся главный удар наступавшего противника, медленно отступали. В расположенных между лагерем 2-й дивизии и склонами холма, ведущими вниз, в долину, многочисленных низинах и ущельях отрезанные друг от друга небольшие передовые отряды англичан вели бой с превосходящими силами русских. Зачастую они не знали не только общей обстановки, но и того, что происходит рядом, но продолжали упорно цепляться за обороняемые клочки земли до тех пор, пока массы пехоты противника не выдавливали их оттуда.

Капитан Элтон из 55-го полка, которому приказали со своей ротой двигаться для поддержки передовых отрядов, к своему ужасу, обнаружил, что во всей роте осталось всего 15 солдат и из этих 15 только 6 в состоянии идти с ним в сторону фронта. «И всё же, — писал он отцу через два дня, — делать было нечего, и вскоре я уже находился в передовом отряде, столь же малочисленном, как и мой. Мы медленно отступали перед колоннами их пехоты, которую поддерживала артиллерия. Наше положение становилось всё более безнадёжным. Мы и русские стреляли друг в друга в густом кустарнике с расстояния 15—20 шагов. Затем бросались в штыки и заставляли их отступить, а потом их пехота снова заставляла отступать нас».

Командир дивизии генерал Лэси Ивэнс, будь он на своём месте, разрешил бы отрядам прикрытия отойти, а затем попытался бы остановить наступавшую русскую пехоту огнём артиллерии. Но он был болен, и, хотя, услышав звуки боя в районе лагеря своей дивизии, поднялся и пытался вернуться к своим людям с корабля, на котором находился, командовать дивизией пришлось генералу Пеннифасеру, старшему из командиров бригад. А тот считал, что оборонявшиеся передовые отряды будут постоянно получать подкрепления. Решив, что расположенный перед лагерем его дивизии имевший форму почки Внутренний холм будет последней линией обороны, он отправлял вниз по склону всех солдат, которых ему удавалось собрать. Генерал хотел только одного: отдалить тот момент, когда жестокий рукопашный бой разгорится здесь, в лагере его дивизии.

Как и генерал Лэси Ивэнс, Раглан решил доверить Пеннифасеру командование войсками. Он распорядился предоставить в распоряжение генерала как можно больше войск и артиллерии. Как и где использовать эти силы и средства, Пеннифасер должен был решать сам.

Например, когда подошёл полк рейнджеров из Коннахта, входивший в состав лёгкой дивизии, генерал отправил их вниз помогать разбросанным в тумане пикетам «оборонять каждый дюйм земли». Завеса тумана была настолько плотной, что соблюдавшим боевой порядок рейнджерам приходилось периодически окликать друг друга, чтобы не заблудиться и не отправиться по одному в сторону вражеских позиций. Через головы солдат с воем и визгом перелетали снаряды своей и вражеской артиллерии, которой приходилось стрелять наугад.

Капитан Браун из полка рейнджеров едва не столкнулся с офицером 2-й дивизии и спросил того об обстановке.

— О, скоро вы увидите сами, — ответил пехотинец, — на этом клочке земли скопилось около 6 тысяч солдат.

Через несколько минут строй рейнджеров буквально перерубила на две части большая колонна русской пехоты, которая прошла прямо через его центр. Русским удалось потеснить правый фланг, но левый фланг открыл по противнику убийственный огонь, а затем бросился в штыковую атаку. Вдохновлённые успехом, ирландцы с торжествующими криками преследовали врага до тех пор, пока не наткнулись на другую, ещё более крупную колонну, которая медленно, но неотвратимо двигалась в их сторону. Отступая по сигналу горна, они вышли на артиллерийскую батарею, которая так увлеклась преследованием русских, что теперь находилась почти у переднего края наступающего противника. Поняв опасность происходившего, командир артиллеристов полковник Вуд приказал им отступать вместе с рейнджерами, но едва он успел произнести слова приказа, как всего в десяти шагах от трёх передовых орудий появились русские стрелки.

Теперь артиллеристы не могли ни стрелять, ни увести свои пушки. В попытке спасти орудия от захвата, артиллеристы бросились на врага. Они отбивались саблями, молотками, банниками и просто голыми руками. Им удалось задержать продвижение неприятеля на одну или две минуты, но потом волна наступавших накрыла их. Орудия были захвачены, и неотвратимое наступление продолжалось. На помощь 2-й дивизии продолжали приходить всё новые и новые полки. Они проходили сквозь ряды палаток и отправлялись вниз по невидимым в тумане склонам. Четыре роты 77-го полка под командованием рослого полковника Эгертона спускались по пологому откосу слева от лагеря дивизии. Лежал настолько плотный туман, что, когда всего шагах в пятнадцати от англичан стали просматриваться неясные тёмные тени, никто вначале не мог различить, что это было. Генерал Буллер, который шёл вместе с этим полком своей бригады, сначала не мог поверить в то, что передвигавшиеся впереди фигуры — вражеские солдаты. «Прошло несколько мгновений, — вспоминал адъютант генерала, — прежде чем я смог убедить генерала Буллера, что впереди нас враг. "Во имя Господа, — вскричал я, — примкнуть штыки и наступать!" Генерал отдал приказ, и уже через минуту мы схватились в жестокой рукопашной».

Бой, как и многие другие схватки этого дня, был очень тяжёлым и каким-то нереальным. Визг пуль, тяжёлый свист снарядов, предсмертные стоны и вопли ярости, даже постоянные рычащие крики наступающих — все эти звуки, как впоследствии вспоминали участники сражения, как бы приглушались плотным удушающим туманом. Руки солдат, державшие оружие, двигались как будто вяло и неохотно. Тёмные фигуры внезапно появлялись из ниоткуда и так же неожиданно растворялись в тишине, будто тонули в невидимом из-за тумана море. Кусты были похожи на солдат, а солдаты — на кусты. И та и другая сторона носили шинели, и было трудно понять, где свои и где враги. Бой походил на кошмарный сон. Только, в отличие от кошмара, боль и страх были настоящими.

Обычный чёткий порядок колонн наступавших русских нарушали кустарники и рельеф местности. Солдаты сражались поодиночке или небольшими группами. Многие этим утром получили по дополнительной порции водки или бренди, поэтому было много пьяных, но спиртное не помогло полностью побороть страх. Оказавшись в одиночестве, вне строя, в котором привыкли воевать, наступавшие стали терять самообладание. Они прятались в кустах или ложились на землю, притворяясь убитыми. Почувствовав этот страх и неуверенность, английские солдаты бросались на них как волки, кололи тёмные фигуры штыками или, взяв винтовку за ствол, наносили удары прикладом в бледные безжизненные лица.

Штыками и ударами прикладов проложив себе дорогу через разрозненные группы русских, переступая через мёртвых и притворявшихся убитыми, солдаты 77-го полка оказались на открытом участке земли и увидели перед собой новые русские колонны, которые ещё не участвовали в бою. Но и неприятель был ошеломлён при виде неожиданно появившихся из тумана вражеских солдат. Русские дрогнули и побежали. 77-й полк бросился преследовать врага. Рядом бежали и внезапно «воскресшие» русские пехотинцы, как их впоследствии насмешливо называли англичане. Их было так много, что солдаты 77-го полка не могли и помыслить о том, чтобы взять их в плен. Поскольку эти хитрецы не мешали англичанам преследовать свежие колонны русской пехоты, на них попросту не обращали внимания. 77-му полку удалось отбросить неприятеля примерно на полмили, прежде чем его солдатам пришлось остановиться перед склонами высокого Внешнего холма, на которых расположились несколько орудий русских. Под плотным артиллерийским огнём англичане залегли.

Вскоре русские пушки перенесли свой огонь, и несколько сот пехотинцев побежали через позиции 77-го полка в сторону Внешнего холма. Приняв их за наступающих англичан, солдаты 77-го полка кричали им слова одобрения. Но, как выяснилось, они приняли за своих отступавших в тумане под огнём английских батарей Внутреннего холма русских пехотинцев.

Теперь русские отступали повсюду. На правом фланге они были встречены штыковыми ударами 41-го и 30-го полков. Англичанам пришлось идти в штыковую атаку после того, как выяснилось, что их винтовки, пролежав всю ночь во влажной грязи, не могли стрелять. Решительная атака нескольких сот солдат обратила в паническое бегство несколько тысяч врагов. То, что ещё час назад казалось невозможным, стало реальностью. На всём узком участке фронта неприятель, стремившийся сбросить союзные войска в море, сам был отброшен назад.

Было 7.30 утра.

IV

Раглан сидел на коне на вершине холма к северу от лагеря 2-й дивизии и пытался собрать воедино поступавшие к нему многочисленные разрозненные донесения. Туман всё ещё не рассеялся и не позволял увидеть, как проходило сражение. Постепенно отдалявшиеся звуки боя наводили на мысль, что первый натиск врага был отражён. Но Раглан понимал, что это ненадолго и вскоре русские с удвоенным упорством ринутся вперёд. Оставалось только ждать, когда и где это произойдёт. Вскоре этот вопрос выяснился сам собой. В 7.45 командующий получил донесение, что примерно в полумиле к северу от расположения его штаба русские предпринимают решительное наступление на позиции 1-й бригады 2-й дивизии под командованием генерала Адамса.

Адамс имел в своём распоряжении менее 700 солдат, в основном из 41-го и 49-го полков. Высокая фигура генерала на крупном коне то и дело появлялась на самых опасных участках, там, где нужно было немедленно отбросить назад вклинившихся вражеских солдат. Однако было ясно, что Адамс не сможет долго удерживать позиции, если не получит подкреплений. Русские обходили англичан с флангов, медленно отжимая их с занимаемого участка земли. И вот наконец, когда из тумана выплывала очередная колонна вражеской пехоты, прискакавший на взмыленной лошади бригадный майор принёс радостную весть, что на выручку спешит гвардия. Услышав новость, четверо молодых офицеров 41-го полка с саблями наголо повели солдат в атаку против огромной колонны русской пехоты. Но подчинённые отказались следовать за ними, и все четверо были убиты.

— Ну вот, — ворчливо заметил кто-то из солдат, — значит, подходят эти чёртовы гвардейцы. Пусть они и воюют здесь вместо нас.

В британской армии в то время было широко распространено мнение о том, что гвардия ни на что не годится. Это мнение ещё более усугубилось после сражения на Альме, когда гвардейцев незаслуженно обвинили в трусости. «Ходят слухи, и я надеюсь, что они не получат дальнейшего распространения, — писал отцу один из офицеров полка королевских стрелков, — о том, что гвардия там позорно бежала». О том же писал и капитан гренадёров. Пытаясь быть более объективным, чем прочие офицеры номерных армейских полков, он так описывал отступление шотландской гвардии: «Конечно, никто не требовал от них наступать под ураганным огнём. Но после того как прочитаешь массу лживых отчётов об их безудержной храбрости, хочется, чтобы публика узнала о том, как всё это было на самом деле. О том, как эти щеголи бежали, а наши парни, располагавшиеся правее, кричали им: "Позор!" Хотелось бы, чтобы сама королева посмотрела в эти минуты на своих любимчиков».

Шотландские стрелки спешили на помощь солдатам генерала Адамса, полные решимости восстановить свой авторитет. Ими командовал полковник Уокер. На правом фланге наступали гвардейские гренадёры под командованием полковника Рейнардсона. В боевых порядках своих солдат находились командир бригады генерал Бентинк и сам герцог Кембриджский.

В восточной части участка наступления гвардейцев располагался недостроенный полукруглый забор с двумя амбразурами высотой около 10 футов. Там было решено во что бы то ни стало разместить два орудия. Несмотря на отсутствие какой-либо ценности этого участка с точки зрения тактики, ему пришлось стать ареной ожесточённого боя, в ходе которого погибли несколько сот солдат. Позже генерал Боске, рассматривая ряды мёртвых тел, лежащих там в самых разнообразных неестественных позах, определил это место с убийственной точностью, коротко бросив:

— Бойня.

К моменту подхода гвардии земля уже была усеяна телами мёртвых и раненых. К тому времени русским удалось отвоевать это место, выбив оттуда англичан. После безуспешной попытки выстрелить отсыревшими боеприпасами гренадёры бросились в штыковую атаку и снова заняли строение. Русские оставили позицию батареи и откатились вниз по склону холма. Полковник Уокер получил приказ занять позиции слева от гренадёров. Выступив с шотландскими стрелками в указанном направлении, он неожиданно обнаружил, что в его сторону движутся две свежие колонны русской пехоты. Он немедленно развернул строй навстречу наступавшему противнику. Шотландцы уже готовились открыть огонь, когда неожиданно появился герцог Кембриджский и гневно спросил полковника:

— Куда это вы направляетесь, сэр? Немедленно занимайте позиции слева от гренадёров.

Как показали события на Альме, герцогу плохо удавалось командовать войсками в условиях резкой перемены обстановки. В таких случаях его обычно бесстрастное лицо перекашивала гримаса ярости. Посчитав ниже своего достоинства объяснять начальству причину перестроения, полковник Уокер отозвал солдат и повёл их в указанном герцогом направлении. Однако в этот момент генерал Бентинк тоже увидел приближавшиеся колонны русских и отправил полковника Уокера обратно. Уокеру пришлось вновь собирать своих солдат. Он настолько охрип, что не смог достаточно громко прокричать команду. Поэтому генералу Бентинку пришлось сделать это вместо полковника.

Шотландская гвардия наконец получила возможность доказать, как несправедливо к ней относились после битвы на Альме. Гвардейцы дали залп по русской колонне, находившейся от них на расстоянии менее 50 ярдов, а затем со свирепым рыком бросились вниз по склону на врага. Увидев разъярённых шотландцев в медвежьих шкурах, русские отступили. Шотландцы преследовали противника до тех пор, пока присланный герцогом Кембриджским бравый адъютант не приказал полковнику Уокеру вернуть их на вершину холма. Выполнив приказ, Уокер с удивлением увидел, как гренадёры оставляют позиции в недостроенном строении. Их командир справедливо рассудил, что от него мало пользы, поскольку высокие стены лишают войска свободы манёвра, заставляя солдат держаться скученно. Гренадёры заняли господствующие высоты вокруг строения, предоставив русским снова занять его. Что те сразу же и сделали с победными криками. Это вывело полковника Уокера из себя. Пешком, так как его лошадь была убита, он повёл солдат в новую атаку, и те ударом в штыки снова выбили из строения русских.

По обе стороны изогнутой стены землю устилали тела убитых и умирающих, на некоторых участках убитые лежали в три ряда. Генералы Адамс и Бентинк и полковник Уокер были ранены. Стоны раненых перекрывали шум боя. Туман начинал рассеиваться, но из-за сильного дыма по-прежнему не было ничего видно ближе чем на 40 ярдов. Пока шотландцы приходили в себя после недавнего боя, некоторые — отдыхая в относительной безопасности за мешками с песком, другие — меланхолично расхаживая под стенами, на их позиции обрушилась невиданная доселе по численности колонна русской пехоты. Даже сквозь дым и тошнотворно-сладкий аромат разлагающихся трупов можно было отличить тот особый, характерный для русских солдат дух, напоминающий запах кожи. Темнота и предрассветный туман постепенно отступали, и теперь, как раньше на Альме, снова можно было различить скуластые бледные лица молодых солдат со стрижеными головами под плоскими шапками. И то и дело среди этих сотен лиц различалось одно, чем-то очень знакомое, неуловимо кого-то напоминающее. Как однажды удивлённо воскликнул полковник Уайт:

— Они совсем как мальчишки из Итона!

Они поднимались на холм, перелезали через стену укреплений. Кто-то из русских офицеров позже писал: «Я взобрался на барбет вражеской батареи и увидел вокруг себя мундиры англичан. Они носили высокие чёрные шапки, я так и не понял почему». Его солдаты стреляли сверху в копошившуюся внизу массу вражеских солдат. Заменивший Уокера полковник Симур не разделял убеждений своего предшественника о том, что позиции следовало удерживать любой ценой. Поэтому он предпочёл увести своих солдат, прежде чем их всех перестреляют на месте. Русские с победными криками спрыгивали вниз прямо на тела погибших и умирающих шотландцев.

Теперь пришла очередь гренадёров слушать торжествующие вопли врагов. Они, побросав оружие, бросились прочь от русской пехоты. Затем им на помощь подошёл гвардейский полк «Голдстрим» под командованием полковников Перси и Линдсея, и гренадёры, у которых гордость перевесила чувство безопасности, с голыми руками бросились на наступавших русских, швыряя во вражеских пехотинцев камнями. И вот батарея вновь в руках англичан, которые, обезумев от боя, саблями и штыками рубят, колют и режут вокруг себя всё живое.

В то утро батарея переходила из рук в руки несколько раз. Британцы выдворяли с позиций русских только затем, чтобы несколько минут спустя самим отступить оттуда. Боясь потерять в лесу своих находившихся на грани истерики солдат, офицеры криками собирали их обратно под знамёна полков, не давая возможности преследовать противника до подножия холмов. Но полковнику Уилсону после безуспешных попыток докричаться до своих людей пришлось самому спуститься за ними вниз по склону. Там, в долине, генерал Кирьяков криками и ударами казацкой плети пытался развернуть солдат и заставить их встретить англичан лицом к лицу.

В ситуации, когда каждый солдат на счету, безудержный порыв гвардейцев преследовать врага до конца был опасен. Ведь бригада, солдаты которой демонстрировали чудеса храбрости, таяла на глазах. В распоряжении генерала Адамса уже практически не осталось солдат 41-го и 49-го полков. Герцогу Кембриджскому, который галопом отправился за подкреплениями, удалось получить до 500 солдат 20-го и 95-го полков и стрелковой бригады Пеннифасера. В то же время генерал Кэткарт и два французских полковника дивизии генерала Боске решительно отвергли все его просьбы о подкреплениях. Последние сослались на отсутствие соответствующих приказов своего командования. Становилось ясно, что, если в ближайшее время англичане не укрепят свои позиции, русским удастся прорвать фронт.

Последним оставшимся в распоряжении англичан резервом были 400 человек из состава 46-го и 68-го полков. Этими остатками 4-й дивизии командовал генерал Джордж Кэткарт. Прибыв со своими солдатами в расположение 2-й дивизии, Кэткарт спросил генерала Пеннифасера, где будут нужны люди, которых он привёл с собой.

— Везде, — коротко ответил тот.

Восприняв слова Пеннифасера как руководство к действию, Кэткарт разбил свою дивизию на отдельные роты и батальоны, которые направлял на наиболее угрожаемые участки. Так, постепенно он остался с четырьмя сотнями солдат. Кэткарт решил, что лучшее, что он со своими людьми может сделать, — это спуститься в долину и атаковать расположенные там вражеские войска.

Никто не был согласен с генералом. Герцог Кембриджский требовал от него поддержать гвардейцев, Пеннифасер настаивал на необходимости прикрыть брешь между позициями гвардии и его собственной дивизии. Раглан, наблюдавший за героическим боем гвардии в районе артиллерийской батареи в недостроенном доме, справедливо решил, что гвардейцев следует поддержать или отвести назад. Он отправил к Кэткарту генерала Эйри с приказом поддержать гвардейцев. Кэткарт был крайне недоволен таким решением, ведь его мнение вновь осталось неразделённым. Каждый раз, когда он что-то предлагал, Раглан поступал по-своему. Он стал спорить с Эйри:

— Кто конкретно отдал такой приказ?

— Двигайтесь на левый фланг, — холодно ответил тот, не желая продолжать дискуссию. Эйри говорил таким твёрдым и решительным тоном, что даже самый заядлый спорщик терял все свои аргументы. — Обеспечьте поддержку гвардейской бригады. Не оставляйте позиций и не спускайтесь вниз. Таков приказ лорда Раглана.

Кэткарт развернул лошадь. Его всегда бесило, когда приказы отдавались подобным тоном. У него своя голова на плечах, и он не нуждается в дополнительных наставлениях, жаловался Кэткарт капитану Хардинджу, сыну лорда Хардинджа, который выполнял обязанности адъютанта генерала Эйри. Несмотря на все признаки раздражения, генерал, тем не менее, говорил довольно доброжелательным тоном. Хардиндж предположил, что Кэткарт, несмотря на приказ Раглана, решил действовать по своему усмотрению. И действительно, спустя всего несколько минут 400 солдат 46-го полка и лёгкой пехотной бригады отправились вниз по склону, в сторону долины.

Туман уже рассеялся, и солдаты сняли шинели. В своих красных мундирах на фоне зелени деревьев и коричневых склонов холма они представляли собой прекрасные мишени для вражеских стрелков. Вскоре они попали под плотный артиллерийский огонь. Но солдаты шли так решительно, что вскоре противник дрогнул. Вдохновлённые успехом, англичане увеличили темп наступления. Генерал Кэткарт гордо ехал вслед за наступающими. Неожиданно из-за возвышения позади генерала и его штаба послышались ружейные выстрелы. Несколько человек упали, застреленные в спину. Сначала генерал решил, что это гвардейцы приняли его солдат за неприятеля. Но вскоре дым рассеялся, и через подзорную трубу генерал увидел, как батальон русских выстраивается в линию на кромке холма позади наступающих англичан. Русские стояли как раз на участке, который по приказу Раглана должен был занять Кэткарт, на стыке между гвардией и 2-й дивизией.

Генерал сразу же понял, что теперь уже ничего нельзя сделать. Единственным выходом было развернуться и вновь наступать вверх по склону холма. Он отправил одного из своих офицеров развернуть всё ещё двигавшихся вниз солдат, а сам с 50 подчинёнными, которых ему удалось собрать, а также со штабом атаковал нового противника. Склон на этом участке был особенно крутым. Пока солдаты сумели преодолеть расстояние, отделявшее их от превосходившего примерно в пятнадцать раз противника, они задыхались от усталости. Почти все они были уничтожены сосредоточенным ружейным огнём с близкого расстояния. Но некоторым удалось достичь вершины, а одному или двум — с вызывающей жалость храбростью врубиться во вражеский строй в тщетной попытке пробить себе дорогу в плотной массе вражеской пехоты.

Сам Кэткарт находился всего в нескольких ярдах от неприятеля. Он видел, как исчез во вражеском строю последний английский солдат. Повернувшись к майору Майтленду, одному из офицеров его штаба, Кэткарт с завидным самообладанием заметил:

— Боюсь, что нам пришёл конец.

В следующее мгновение он упал с лошади, убитый выстрелом в сердце.

V

Кровавая мясорубка у переходившей из рук в руки батареи продолжалась со всё большим ожесточением. Однако теперь солдаты обеих сторон неохотно подчинялись приказам своих офицеров. Некоторые отказывались наступать на никому не нужное строение. В клубящемся тумане царила настоящая неразбериха. Одна из наступавших колонн русской пехоты получила ружейный залп в спину от другой, принявшей русских пехотинцев за наступавших англичан.

Русские офицеры с саблями наголо энергичными жестами пытались заставить застывший строй солдат продолжить наступление. Иногда один офицер и с ним три или четыре смельчака взобрались на вершину стены и перепрыгивали на противоположную сторону, где их уже поджидала мучительная смерть от английских штыков.

В свою очередь, английские офицеры, понимая невозможность нормально вести бой в ограниченном стенами пространстве, время от времени через амбразуры выбирались наружу, где тоже оказывались в полном одиночестве. Услышав, как некоторые из солдат недовольно ворчат, что пойдут наружу только в том случае, если атаку возглавит офицер, Чарльз Рассел, молодой офицер гренадёрского полка необычно маленького роста, с криком «За мной, парни!» выскочил, стреляя из револьвера в левую амбразуру. За ним последовал только один солдат.

Капитану Бурнаби повезло ещё меньше. Он перепрыгнул через стену и быстро бежал в сторону неприятеля, пока не понял, что бежит совсем один. Тогда капитан повернул назад. В это время русские предприняли очередной штурм позиций англичан, и перед Бурнаби на стене неожиданно возник вражеский солдат, которого капитан зарубил саблей. После этого, воскликнув «Мы должны наступать!», он снова кинулся через парапет наружу. Теперь за капитаном на целый русский батальон бежали шесть или семь английских пехотинцев. Увидев, как тот одним взмахом сабли убил русского офицера огромного роста, стоявшего во главе батальона, из-за стены высыпали остальные гренадёры и вступили в бой. К ним присоединились Чарльз Рассел и ещё двое офицеров и несколько солдат шотландской гвардии.

Здесь, на открытой местности, к людям вернулась вера в себя. Один из гвардейцев, жадно вглядываясь в сторону противника, заявил, что решил застрелить по меньшей мере генерала. Другой, получив рану в область рта, тем не менее, успел застрелить четырёх вражеских солдат и заколоть штыком пятого. Теперь он отплясывал на голове поверженного врага до тех пор, пока сержант сухо не напомнил ему, что не следует бить лежачего. Всё больше и больше солдат вступали в бой, развернувшийся на склоне холма у батареи. Русских медленно оттеснили вниз. Не обращая внимания на команды герцога Кембриджского вернуться наверх, воодушевлённые английские солдаты гнали русских назад в долину. При этом они топтали растянувшихся на земле вражеских солдат, моливших их о пощаде. У его королевского высочества наверху осталось меньше 100 солдат. Через несколько минут огромный строй русской пехоты, только что покончившей с генералом Кэткартом, вырос перед герцогом Кембриджским. Герцог оказался в окружении вражеских солдат.

Сначала этого никто не понял. Когда он и его окружение попали под ружейный огонь, капитан Хиггинсон из гренадёрского полка решил, что в них стреляют свои. Но подъехавший к ним капитан Пил спокойно пояснил, что стрельбу ведут вражеские солдаты. Не ослеплённый, подобно генералу Кэткарту, безрассудной храбростью, герцог Кембриджский не стал отдавать горстке своих людей приказ наступать на врага. Он решил с наименьшими потерями вывести солдат из кольца окружения. Быстро двигаясь в левую сторону, он сумел проскочить за боевыми порядками русской пехоты. При этом сам герцог был легко ранен в руку, а его лошадь убита. Ему и его штабу повезло больше, чем группе гвардейцев во главе с хирургом 20-го полка, которая пыталась прорваться на узком фланге сжимавших окружение русских. Группа потеряла более половины своих людей.

Внизу, в долине, гвардейцы, наконец, поняли, как они ошиблись, слишком увлёкшись преследованием врага. Совершенно дезорганизованные в зарослях наверху, здесь, на ровном месте, русские быстро пришли в себя, восстановили чёткий боевой порядок и вновь пошли в наступление. Генри Перси решил, что он и его люди должны возвращаться наверх по козьим тропам, которые тут и там тянулись по склону холма, огибая со всех сторон расположение вражеских войск. Другие офицеры последовали его примеру и по тропам повели солдат назад, к вершине холма. Вернувшись на плато, они не только устали и не просто ослабели от голода, поскольку почти вся армия ничего не ела уже почти пятнадцать часов. Солдаты остались без оружия и боеприпасов. Обнаружив на вершине холма штабного офицера, Генри спросил его, где он и его люди могут получить оружие.

— По чести говоря, — заявил тот таким тоном, будто на званом обеде в Лондоне его по ошибке приняли за лакея, — я не знаю.

VI

То, что гренадёры временно остались безоружными, было полбеды по сравнению с тем, что герцог Кембриджский потерял практически всю гвардейскую бригаду и почти обезумел оттого, что проходило время, а он так и не мог найти своих солдат.

— Сэр, — с обезоруживающей беззаботностью заверил его молодой офицер, — гвардейцы вот-вот вернутся.

Почти сразу же после его слов из тумана, который вновь окутал землю, появилась группа солдат. Большая часть была одета в мохнатые шапки шотландских гвардейцев, на некоторых других были менее приметные головные уборы линейных полков. Над головами солдаты несли штандарты двух гвардейских полков. Герцог с облегчением понял, что удалось сохранить по крайней мере знамя гренадёров.

Это знамя чуть было не попало в руки противника. Когда большинство солдат гвардейских и номерных полков бросились вниз, в долину, чтобы преследовать отступавших русских, рядом с герцогом осталось несколько человек, в том числе знаменосец гренадёрского полка. Гвардейское знамя, реющее высоко в воздухе, служило ориентиром для сбора возвращавшихся английских солдат и, конечно, не могло не привлечь внимания русских, которые, что-то монотонно выкрикивая, бросились в атаку с целью захватить знамя.

Затруднительное положение, в котором оказался герцог и его люди, не укрылось от капитана Бурнаби, который с 20 солдатами решил возвращаться на вершину холма тем же путём, как он шёл вниз, а не идти кругом, как это предпочли почти все остальные офицеры.

— Держитесь вместе, — подбадривал капитан солдат, — и наступайте!

Позже один из гвардейцев, переживших эту атаку, написал: «Я думал, что безрассудно с кучкой людей наступать на огромную массу противника, но мы это сделали».

Небольшая группа уставших солдат бросилась на пытавшихся захватить полковое знамя русских. Почти все они были убиты. Те немногие, которым удалось пробиться через плотный строй русских, обернувшись, увидели, как вражеские пехотинцы колют штыками тела мёртвых и добивают раненых англичан.

Наступление русских привело их в район расположения одного из двух французских полков, которые ранее отказались помогать англичанам до получения приказа командования. Теперь генерал Бурбаки на свой страх и риск приказал французам наступать. Французы с такой силой обрушились на русских, что тем пришлось поспешно отступать.

Благодаря неожиданной поддержке союзников, разрозненным группам англичан удалось вернуться в своё расположение.

В бою за клочок земли и за батарею, расположенную в недостроенном здании, участвовали более 2600 человек. Более тысячи из них были убиты или ранены. Благодаря героической, просто нечеловеческой стойкости английских солдат, удалось удержать брешь в обороне, которую теперь заняли французские войска. Но было ещё только 8.30 утра. Земля снова окуталась туманом. На позиции 2-й дивизии, расположенные на Внутреннем холме, обрушился ещё более мощный, чем два часа назад, удар противника.

VII

Солдат всё ещё не удалось покормить. Люди были голодны и измотаны. 30-й полк под командованием полковника Маулэверера в течение нескольких утренних часов атаковал и оборонялся, захватывал участок земли и вновь терял его под ударами противника. Наконец, солдат отвели на отдых за склон холма, где они сразу же падали на землю, засыпая. Через несколько минут полк снова подняли и бросили на отражение очередной атаки русских, которые медленно наступали и находились уже в нескольких шагах от склона Внутреннего холма. Штыки солдат были всё ещё красными и мокрыми от крови.

Русская пехота атаковала со всех сторон и находилась уже совсем близко от расположенных на холме батарей англичан. Генерал Пеннифасер, окутанный туманом и клубами дыма, с криками и руганью отправлял на отражение атак противника немногие находившиеся в его распоряжении роты. Не успевали отразить натиск врага на одном направлении, как на другом возникала ещё более серьёзная угроза. Стрелковая бригада под командованием полковника Хорсфорда, 63, 49 и 21-й полки отражали атаки противника, многократно превосходившего их собственные силы. На правом фланге силами 57-го и переданной распоряжением Раглана под командование Пеннифасера части 20-го полка удалось отразить особенно мощную атаку двух из пяти имевшихся у русских якутских батальонов.

И всё же понемногу начинало сказываться подавляющее превосходство русских в живой силе и невиданное упорство их солдат. К этому времени в районе Инкерманских высот находилось до 17 тысяч вражеских солдат при поддержке около 100 орудий. Им противостояло всего 1600 французов и 3300 англичан, в распоряжении которых было 48 орудий.

Вскоре после половины девятого на левом склоне Внутреннего холма подразделение русской пехоты попыталось захватить батарею из трёх орудий. Артиллеристы изо всех сил пытались защитить свои пушки. Командир левого орудия старший сержант Генри отказался покинуть позицию и получил двенадцать штыковых ран, некоторые из них были нанесены ему, когда он продолжал сопротивляться даже лёжа. Он чувствовал, как вражеские солдаты топчут его ногами, пока не потерял сознание от потери крови. И всё же после нескольких минут борьбы храбрым артиллеристам пришлось отступить, и пушки достались неприятелю. Русские солдаты попытались забить орудийные стволы деревянными клиньями. Однако через три минуты они были выбиты с позиции англичан блестящей атакой 60 французских зуавов, которые сначала наблюдали за ходом боя, а затем без всякой команды приняли в нём участие.

На центральном участке русским удалось пробиться через позиции 55-го полка, солдаты которого по ошибке приняли их за отступавших англичан. Через пробитую в центре обороны англичан брешь проходили всё новые и новые подразделения русской пехоты. Момент был чрезвычайно опасным. За позициями 55-го полка не было войск союзников. На помощь англичанам шёл 7-й французский полк, но французы двигались медленно и с явной неохотой. У подножия холма солдаты, как по команде, остановились. Французы не любили наступать в линии. В это время к ним подскакал английский штабной офицер и на прекрасном французском языке сердито осведомился, принадлежат ли эти солдаты к той армии, которая так храбро дралась против англичан на Иберийском полуострове. Подстёгнутые этим замечанием, французы неохотно двинулись вперёд. Но вражеский огонь теперь стал ещё более плотным. Из тумана стали прилетать ружейные пули. Через несколько шагов полк вновь остановился, теперь уже окончательно. Французы заявили, что не намерены наступать без артиллерийской поддержки. Вскоре их ряды расстроились, и они вновь отступили к подножию холма.

Туман, несколько минут назад плотным одеялом покрывавший плато, внезапно рассеялся, и Раглан, который со своим штабом находился совсем рядом с наступавшими русскими, на противоположном склоне холма, ясно увидел, как отступают его французские союзники. Впервые за весь день он дал волю гневу. Издав возглас удивления и разочарования, он отправил адъютанта к командиру 55-го полка полковнику Уоррену, который ниже и левее пытался реорганизовать оборону англичан. У Уоррена оставалось не более сотни солдат, но Раглан верил в этого человека, поэтому приказал ему атаковать.

«Ядра, снаряды и пули сыпались на нас градом, — вспоминал один из офицеров, — и я подумал, что теперь-то пришёл и мой час». Но он был уверен, что, если удастся подойти к противнику поближе, он и его солдаты легко обратят в бегство втрое или даже вчетверо превосходящие силы врага. Ведь «русские не любят штыкового боя». Он вёл остатки своей роты вверх по склону холма, и у всех в голове была одна и та же мысль: «Нам должно повезти».

Когда русская пехота прорвалась в центре обороны англичан, артиллеристы не прекращали стрелять, и время от времени собственные снаряды, прилетавшие с тыла, опустошали ряды атакующих. Находясь одновременно под огнём собственных пушек и под угрозой штыкового удара англичан с фронта, русские не выдержали. Сначала они остановились, а затем стали отступать. Как только 55-й полк вновь занял свои позиции, к нему присоединился 77-й и 7-й французский полк, который теперь наступал в колонне. Таким образом, оборона, которая ещё несколько минут назад казалась окончательно взломанной, была очень быстро восстановлена.

И всё же у союзников не было надежды удержать позиции без более серьёзной поддержки французской армии. Вместе с 7-м французским полком Внутренний холм обороняли не более полутора тысяч солдат. Сюда возвращались остатки разбросанных по всем направлениям пикетов. У солдат кончились боеприпасы; многие их товарищи остались лежать убитыми внизу, в зарослях. И всё это время тяжёлые пушки русских продолжали поливать их дождём осколков и градом ядер. Русские артиллеристы настолько точно рассчитывали траекторию полёта снаряда, что он перелетал через вершину холма и взрывался над расположением солдат союзников на высоте 2—3 футов над землёй. Британские артиллеристы с их 9-фунтовыми орудиями ничего не могли противопоставить врагу. Комментируя такое положение, британский артиллерист с горечью заметил, что его пушки, по сравнению с вражескими, «просто игрушечные».

Раглан и его штаб наравне со всеми рисковал погибнуть под огнём неприятельской артиллерии. Ядра со свистом пролетали мимо, а снаряды взрывались совсем близко. Но в присутствии спокойного и сосредоточенного командующего никто не осмеливался обнаружить свой страх. Один из адъютантов умолял Раглана сменить столь опасную позицию.

— Да, — ответил Раглан с рассеянной вежливостью, почти неуместной при данных обстоятельствах, — здесь немного стреляют, но отсюда мне лучше видно, чем из любого другого места.

Несколько минут спустя мимо командующего проходил сержант 7-го полка. Когда он вытянулся, приветствуя генерала, с его головы пролетевшим мимо ядром сбило фуражку. Сержант поднял головной убор, тщательно отряхнув его, снова надел на голову и наконец торжественно отдал честь командующему.

— Совсем близко, мой мальчик, — улыбаясь сержанту, промолвил Раглан.

— Да, милорд, — ответил тот, — но промах врага одинаково хорош, независимо от того, насколько он промахнулся.

Были и другие, куда менее забавные сцены. Снаряд попал в живот лошади полковника Сомерсета и взорвался там. Всех стоявших рядом офицеров обдало душем крови и кусков внутренностей. Ещё через минуту ядро оторвало ногу генералу Странгвейсу как раз в тот момент, когда он разговаривал с Рагланом. Генерал был сухощавым пожилым человеком, вежливым и смелым. Артиллеристы, которыми он командовал, любили его на зависть многим офицерам. Раглан, который вместе со Странгвейсом воевал при Ватерлоо, позже признался, что у него слёзы выступили на глазах при виде того, как старик наклонился, чтобы посмотреть на свою ногу, которая повисла на лоскуте кожи и куске материи. При этом прядь седых волос упала ему на лоб, нарушив безукоризненный пробор. Однако пожилому джентльмену и в этой ситуации не отказала выдержка.

— Не будет ли кто-нибудь любезен, — попросил он как ни в чём не бывало, — снять меня с лошади?

Через два часа старый генерал умер.

Примерно в тот момент, когда генерал был смертельно ранен, артиллеристы батарей Внутреннего холма усилили темп стрельбы, как бы отдавая прощальный салют своему командиру. Перед ними подобно вулканической лаве растекались всё новые и новые ряды солдат противника, изготовившегося к наступлению. Лёжа на склоне между орудиями, немногочисленные английские солдаты ждали нового штурма. Вместе с 7-м французским полком и 60 добровольцами-зуавами солдаты 57-го полка наблюдали за наступавшими колоннами вражеской пехоты, которая на время прекратила стрельбу. Как только британские стрелки почувствовали, что пришёл момент, когда они максимально эффективно могут использовать оставшиеся боеприпасы, они открыли огонь. Русские, которые, казалось, спокойно шли на пушки, заколебались, однако вскоре уверенно двинулись дальше. Расстояние между ними и защитниками холма постепенно сокращалось. Снаряды и ядра пробивали бреши в плотных рядах наступавших; винтовочные залпы почти целиком выкашивали передние шеренги; идущие сзади наступали на трупы погибших товарищей, но огромная серая масса русской пехоты упрямо катилась вперёд.

Впервые за всю кампанию Раглану показалось, что противник обязательно прорвётся. Он поделился своими сомнениями с сидящим в седле генералом Канробером.

— Нет, милорд, — успокоил тот командующего, — надеюсь, что этого не произойдёт.

Солдаты французского 7-го полка, которые вели прицельный огонь по наступающей русской колонне, тоже решили, что уже не смогут остановить атаку вражеской пехоты. Когда русские солдаты достигли подножия холма, некоторые из них, не обращая внимания на команды офицеров, двинулись назад. Другие стали поглядывать им вслед, готовые в любой момент присоединиться к отступавшим. Офицеры храбро вышагивали перед дрогнувшим строем. Криками, руганью и ударами сабель плашмя они пытались остановить готовых обратиться в бегство солдат. За строем полка британские офицеры подбадривали союзников криками на ломаном французском. Решив, что все прочие средства исчерпаны, один из французских офицеров с саблей наголо и висящей на ней фуражкой встал прямо под пули противника, который находился примерно в тридцати шагах. К нему присоединились офицер и два английских солдата.

— Барабанщики, вперёд! — последовала команда на французском языке откуда-то из глубины строя.

Как в былые героические времена, барабанщики и горнисты вышли на передний край изготовившегося к рукопашной схватке строя. В это время русские пехотинцы, взяв ружья наперевес, пошли в штыковую атаку.

Вражеские колонны только приближались к строю французов, когда полковник Добени с 30 солдатами 55-го полка ударил им в правый фланг. Строй русских был настолько плотным, что полковник оказался лицом к лицу с русским офицером. Ни тот ни другой не могли даже пошевелить рукой. Русский и англичанин улыбнулись друг другу, как бы извиняясь за причинённые неудобства. В этот момент рослый сержант, прокладывавший себе путь через вражеский строй прикладом, кулаками и даже ногами, освободил полковнику дорогу. Он с примерно половиной солдат прошёл русский строй от фланга до фланга. Ущерб, который они причинили наступавшим, был ничтожным, но психологический эффект превзошёл все ожидания. Почувствовав движение в задних рядах, передние шеренги наступавшей пехоты решили, что на них напали с тыла. Как по команде, наступающие остановились.

Пеннифасер понял, что у него появился шанс. По его команде защищавшие холм англичане и французы одновременно бросились на врага. Русские снова побежали вниз. Одновременно атакой 21-го и 63-го полков удалось сбить прикрытие правого фланга атаковавших; прикрытие левого фланга было рассеяно артиллерийским огнём.

Но находившихся на плато войск союзников всё ещё было недостаточно для развития успеха. Вскоре русская пехота возобновила наступление. Наступавшие на правом склоне ущелья 6-й и 7-й французские полки вновь отходили назад к Внутреннему холму под ударами теснивших их нескольких русских полков. Слева от французов отводил назад 21-й полк полковник Хейнс, принявший командование у смертельно раненного полковника Эйнсли. На вершине новый командир 4-й дивизии генерал Голди, назначенный на эту должность вместо убитого Кэткарта, предпринимал титанические усилия для того, чтобы отбиться от наседавших со всех сторон врагов. В его распоряжении находилось пёстрое воинство, состоявшее из солдат различных полков, расположившихся в густом кустарнике по обе стороны от построенной 2-й дивизией стены для защиты передовых пикетов. В дальнейшем эта стена получила название Барьер и стала ареной не менее ожесточённых боёв, чем позиция батареи в недостроенном здании на участке, обороняемом гвардией.

Генерал Голди отправил майора Рамси Стюарта со срочным донесением генералу Пеннифасеру. «Если мы не получим подкрепления, — писал Голди, — нас разорвут на клочки». Это была правда. Но у Пеннифасера совсем не осталось резервов. Майору Стюарту удалось собрать не более 200 солдат. Часть из них он нашёл в лагере 2-й дивизии; другие, заблудившиеся во время преследования русских, постепенно возвращались на вершину холма. Эти солдаты были немедленно брошены в бой, и русских снова удалось оттеснить назад. В бою был убит генерал Голди. Его сменил майор Рупер, но и он вскоре был тяжело ранен. Командование принял полковник Хейнс, прибывший в район Барьера с ротой солдат 77-го полка. Благодаря удивительной храбрости, энергичности и мастерству этого офицера удавалось сдерживать все атаки превосходящих сил противника до прибытия свежих сил союзников, после чего картина битвы полностью изменилась.

VIII

Прошло почти два часа с тех пор, как Раглан скомандовал перебросить в район Инкермана два 18-фунтовых осадных орудия. Адъютант, который вёз приказ командующего, по ошибке передал его не тому, кому он предназначался. Молодой офицер вручил его не командующему осадной артиллерией полковнику Гамбиеру, а командующему батареями полевой артиллерии, расположенными на Внутреннем холме, полковнику Фитцмайеру. Фитцмайер, справедливо полагая, что с его стороны было бы безумием бросать свои позиции и отправляться за осадными орудиями в район Севастополя, где было достаточно грамотных офицеров, способных выполнить распоряжение Раглана. Поэтому, пытаясь перекричать грохот пушек, он коротко крикнул адъютанту: «Невозможно!»

Адъютант передал ответ Раглану, который вежливо выразил своё удивление столь категоричной формой отказа, а затем отправил адъютанта туда, куда тот должен был отправиться с самого начала.

К счастью, два 18-фунтовых орудия давно были подготовлены для передачи в распоряжение полевой артиллерии. Полковник Гамбиер передал пушки и людей для их транспортировки, поскольку у него не было вьючных животных. Каждая из пушек весила более 2 тонн, и расчёты уже совершенно измучились, пытаясь толкать их по неровной местности, когда вдруг выяснилось, что орудия везут в неверном направлении.

Орудия прибыли на позиции в 9.30 утра. Во время перевозки орудий полковник Гамбиер был ранен, и командование батареей принял полковник Коллингвуд Диксон, который, не теряя времени зря, сразу же открыл огонь по врагу. Пристрелявшись за несколько минут, орудия вступили в артиллерийскую дуэль с батареями русских на Внешнем холме. Те ответили ураганным огнём. Ядра с корнем вырывали деревья; в дыму свистели тысячи осколков. В течение четверти часа Диксон потерял убитыми и ранеными около 20 человек из 50. Но, вдохновлённые присутствием Раглана, который прискакал на батарею и остался там, чтобы разделить с артиллеристами опасность, солдаты не обращали внимания на потери и вели огонь точно и методично.

Каждый выстрел находил свою цель на вражеских позициях на Внешнем холме. Сквозь рассеявшийся дым были видны обломки укреплений противника, повозок, оторванные орудийные колёса и перепаханная взрывами земля. С оглушительным грохотом взорвался склад боеприпасов. Погибло ещё несколько английских артиллеристов, но на смену им пришли другие, и орудия не умолкали ни на минуту. Русские предпочли отвести свои пушки с открытых позиций и перенести их на противоположный склон холма. Но и здесь англичане не оставляли их в покое: английские офицеры сразу же сумели вычислить местонахождение батарей противника. Вскоре французы тоже сумели перебросить на поле боя батарею из 6 тяжёлых орудий, а затем ещё 6 пушек. К тому времени, когда прибыл генерал Боске с подкреплениями, огонь русской артиллерии был практически подавлен, и французы получили возможность действовать в относительной безопасности.

IX

Французский генерал был удивлён картиной, открывшейся перед ним после прибытия на Инкерманские высоты. Не было слышно не только канонады артиллерии русских, но казалось, что куда-то исчезла вся британская армия.

— Так я и знал! — воскликнул генерал, когда полковник Стил передал ему просьбу Раглана о помощи. Он вспомнил, как утром генералы Браун и Кэткарт гордо отвергли его предложение о помощи.

Генерал проехал мимо групп английских солдат, получавших боеприпасы. Неподалёку прохаживался офицер в мохнатой шапке; чуть дальше спали ещё несколько англичан. Штабные офицеры проезжали мимо с озабоченными лицами: по всей видимости, они были обременены важнейшими поручениями. Ничто не напоминало о том, что здесь только что закончились тяжелейшие бои. С первого взгляда можно было подумать, что здесь вообще не происходило никаких серьёзных событий.

Несмотря на свои тревожные ощущения, генерал Боске проехал через позиции англичан, не поговорив предварительно ни с Пеннифасером, ни с Рагланом. Повсюду его энергично приветствовали британские офицеры, которые были благодарны за поддержку солдатам двух французских полков, участвовавших в боях. Вскоре показалось подкрепление. Сначала пришли четыре французские пехотные роты под командованием низкорослого толстого капитана, который нёс фуражку на острие обнажённой сабли, что вызвало весёлые шутки английских солдат. Затем под грохот барабанов подошли Алжирский полк, полк зуавов, полк французской кавалерии и с ним две сотни солдат лёгкой кавалерийской бригады англичан под командованием Пейджета, которым удалось выжить в последнем бою.

Не считая кавалерии, в распоряжении Боске было 3 тысячи пехотинцев и 24 орудия. Никто не сомневался в том, что генерал сумеет очистить поле боя от русских.

Сам Боске имел все основания сожалеть о том, что предварительно не проконсультировался с командованием союзников. Не обнаружив союзных солдат во время движения по плато, он решил, что англичане расположились вдоль правого края ущелья. Генерал отправил войска в длинный путь между ущельем и батареей в полуразрушенном доме. Солдаты растянулись в длинную линию фронтом на запад. Такое расположение войск было не только опасным, но и бесполезным.

Они находились позади позиций противника и представляли собой прекрасную цель для вражеских артиллеристов. Левый фланг оставался неприкрытым; правый фланг прикрывал крутой утёс, нависавший над рекой, раскинувшейся 200 метрами ниже. Войск противника впереди не было.

Пытаясь найти английскую пехоту, генерал поскакал вперёд вдоль поспешно построенных боевых порядков своих войск. Миновав длинную пустынную впадину, он въехал на вершину холма над ущельем и увидел колонну русской пехоты, которая двигалась прямо на него.

Боске сразу же отправил адъютанта за артиллерией. Два орудия были развёрнуты немедленно, но, прежде чем они успели открыть огонь, перед ними появилась вражеская пехота. Одна из пушек сразу же была захвачена и сброшена вниз. Сам генерал, его эскорт и знаменосец не пострадали. Адъютант объяснял это тем, что русские были слишком заняты орудием и не обратили на них внимания. Как только группа, захватившая орудие, снова скрылась внизу, подошедшие новые колонны русской пехоты заполнили всё плато вдоль левого фланга французских войск. Одновременно другие подразделения русских развернулись в тылу полка зуавов.

Французы оказались в окружении, и, если бы русские решились немедленно вступить в бой, союзникам пришлось бы сражаться, имея за спиной отвесную пропасть. Они были бы лишены путей к отступлению. Но в отличие от русских, которые слишком поздно поняли своё преимущество, французы среагировали мгновенно. Прежде чем русские успели осознать, что в ловушке оказалось 3 тысячи вражеских солдат, те немедленно бросились назад на плато, под защиту артиллерии.

Но французская артиллерия сама попала под огонь орудий русских, которые теперь были недосягаемы для пушек англичан.

— Мы под огнём, — заявил французский артиллерийский офицер полковнику Диксону и тут же добавил с присущей французам беспечностью, которая так восхищала англичан: — Что ж, такова война.

Тем не менее он тут же отвёл свои пушки назад.

Канробер с волнением ждал, что русские станут преследовать отступавших французов. Он уже отдал команду кавалерии подготовиться к самоубийственной атаке на врага, которую собирался возглавить лично. Но разрывы русских снарядов заставили отступить и кавалеристов.

Офицер французского штаба обратился к полковнику Диксону:

— Спасайте орудия! Всё пропало!

Шли минуты, а русские не преследовали отступавших. К союзникам вернулось самообладание. Прибыли три свежих французских полка под командованием генерала Д'Атемарра. Боске сразу же решил отплатить врагу за своё недавнее унижение. Оставив вновь прибывшие войска в своём распоряжении, он приказал Алжирскому полку и зуавам атаковать русские колонны, угрожавшие их тылу.

— Покажите себя, дети огня! — крикнул он по-арабски алжирцам, и те с громкими криками бросились в атаку. К ним присоединилось подразделение британских гвардейцев. Острыми штыками алжирцы, после нескольких минут боя, обратили уцелевшую пехоту русских в паническое бегство. — Это пантеры, — восторженно воскликнул Боске, — это настоящие пантеры на охоте в лесу!

X

Для французской армии наступил момент триумфа. Раглан протянул Боске левую руку и заявил, что ему не хватило бы и обеих рук, чтобы выразить своё восхищение молодым французским генералом.

— Благодарю вас от имени всей Англии, — добавил Раглан.

Канробер, ещё несколько минут назад находившийся на грани отчаяния, приободрился. Он получил лёгкое ранение в руку. Во время битвы на Альме он был ранен в другую руку, которую держал на перевязи, и теперь шутил, что противник решил оставить его без рук.

Раглан надеялся убедить Канробера немедленно развить достигнутый успех. Он отправил генерала Калторпа к Пеннифасеру, чтобы узнать мнение своего генерала. Пеннифасер заявил, что такой возможностью следует немедленно воспользоваться, что, получив подкрепления, он «немедленно сметёт русских ко всем чертям». Когда мнение Пеннифасера передали Раглану, он немедленно перевёл своеобразную оценку генерала на вежливый французский язык.

— Какой смелый человек! Отличный генерал! — восхищённо воскликнул Канробер. Но когда генерал Пеннифасер лично доложил Раглану и Канроберу о плачевном состоянии своей 4-й дивизии, пыл французского генерала несколько поубавился. В распоряжении Канробера в тот момент было от 7 до 8 тысяч солдат, и он не хотел рисковать, бросая их в наступление.

В то время как французы пребывали в нерешительности, английские войска вписали в сражение за Инкерман ещё одну героическую страницу. Этого эпизода будет достаточно для того, чтобы с гордостью вспоминать об этой битве.

К полковнику Хейнсу, который вёл оборонительные бои в районе Барьера, теперь присоединился его друг полковник Вест с солдатами 21-го полка. Вест подошёл к лейтенанту Актону из 77-го полка и приказал ему:

— Я вижу здесь группу ваших солдат. Соберите их вместе.

Затем он собрал ещё две роты и, указав в направлении одной из вражеских батарей на Внешнем холме, скомандовал:

— Атакуйте эту батарею.

Актон немедленно провёл короткое совещание с командирами двух прибывших рот.

— Вы ударите во фланги, а я буду наступать с фронта.

Но два офицера не были готовы следовать рискованному приказу полковника Веста и отказались поддержать лейтенанта Актона.

— Даже если вы мне не поможете, — заявил Актон, — я всё равно выполню приказ и пойду в атаку с солдатами 77-го полка.

Он приказал солдатам идти вперёд, но те не двинулись с места.

— Что ж, — выкрикнул лейтенант в отчаянии, — я всё сделаю сам! — И отправился вверх по склону холма.

Актон не успел сделать и нескольких шагов, как один из рядовых окликнул его и заявил, что пойдёт вместе с ним. Потом к ним присоединился солдат из другой роты. Вскоре вся рота Актона отправилась за своим командиром.

50 или 60 солдат под огнём пушек бросились вверх по холму. Полковник Диксон приказал батарее 18-фунтовых орудий поддержать их огнём. К наступающим ротам 77-го полка присоединились две роты, командиры которых ранее отказались участвовать в атаке. Боясь потерять свою батарею, русские были вынуждены отвести орудия. Солдаты роты Актона поднялись на холм и заняли опустевшую позицию батареи. К ним присоединились солдаты одной из рот 49-го полка. Вскоре один из штабных офицеров уже руководил построением оборонительной позиции на отвоёванном участке земли.

XI

Было час дня.

Завершилась последняя атака битвы. Это произошло вскоре после героического наступления полков алжирцев и зуавов на бесстрашного, многочисленного и хорошо обученного противника. Русские командиры не обладали достаточной гибкостью и воображением для того, чтобы противостоять контратакам небольших, изолированных друг от друга, но действовавших смело и решительно групп противника. Теперь трудно сказать, действительно ли командование русских опасалось, что союзники вот-вот бросят в бой свежие войска; правдивы ли слова русского генерала о том, что он отступал в Севастополь под убийственным артиллерийским огнём в спину. По словам генерала Канробера, он запретил преследовать отступавшего противника. Битва закончилась.