Глава 19. Малахов курган и редан

Огонь был настолько плотным, что нам оставалось только, наклонившись, бежать вперёд изо всех сил.

Капитан Хью Хибберт, королевские гвардейские стрелки

I

Приехавшим в Крым в эти ранние летние дни могло показаться, что происходившие там события напоминают сельскую идиллию. Там теперь регулярно проводились соревнования по бегу; солдаты ездили купаться на покрытый галькой берег моря в восточной части гавани, ловили рыбу в реке Чёрной. В организованном зуавами театре ставились диковинные пьесы, от исполнения которых актёры получали не меньшее удовольствие, чем зрители. Полковые оркестры играли самую разнообразную музыку, начиная от военных маршей и кончая бравурными мелодиями Шуберта и Ланнера. Английские музыканты, освободившиеся от тяжёлых забот по уходу за больными, начистили и настроили свои инструменты и приступили к ежедневным репетициям. И всё же самым лучшим считался оркестр сардинской армии, который прекрасно исполнял даже оперные арии. Сами сардинские солдаты, с загорелыми красивыми лицами, выглядели очень эффектно в своих театральных головных уборах, украшенных чёрными петушиными перьями.

Прекрасная леди Джордж Пейджет, прибывшая в лёгкую бригаду к мужу из Константинополя вместе с семьёй Страдфорд, нашла сардинцев «очаровательными». В ответ на комплимент их командир Делла Мармора приказал оркестру всю ночь играть под окнами каюты на пароходе «Карадок», где жила молодая англичанка.

Дни становились всё более жаркими, особенно для тех, кто не мог отправиться купаться или просто посидеть в тени. Англичане всё ещё носили зимние мундиры и шинели. Генерал Браун теперь переживал, что солдаты его лёгкой дивизии задыхаются от жары в тёплых мундирах, застёгнутых до последней пуговицы. В траншеях, где земля раскалялась от солнца, из натянутых на лопаты и ружья кусков брезента и шинелей сооружали подобие палаток, где солдаты могли укрыться от солнца. А чуть дальше, там, где солдат не мог застать врасплох неприятель, они раздевались донага и ложились на тёплую землю, вытряхивая из обмундирования вшей и подставив спины ласковым солнечным лучам.

II

Солнце привычно ярко сияло на небе в полдень 6 июня, когда Раглан отправился верхом понаблюдать за началом бомбардировки. Всё вокруг, казалось, дышало ожиданием. Как вспоминала миссис Даберли, «на этот раз все были уверены, что пушечная канонада не станет увертюрой к очередному фарсу».

Раглан пригласил сопровождать его леди Пейджет, «крымскую красавицу», как называл её фотограф Роджер Фентон. Солдаты выбегали из лагеря, вытягиваясь перед командующим в приветствии. Пытаясь преодолеть лёгкое смущение от этого, Раглан пытался объехать их, отворачивался к леди Джордж Пейджет — словом, старался остаться незамеченным. Они присели на холмике, чтобы наблюдать за обстрелом. К шести часам вечера, когда они поехали назад, два редута на Инкермане, укрепления Мамелона и даже сам Малахов курган были почти полностью разрушены.

В 18.30 на следующий день сигнальными ракетами была дана команда французам начать штурм Мамелона. «Было одновременно прекрасно и ужасно, — вспоминал капитан Клиффорд, — наблюдать, как под ураганным огнём бравые французы устремились на врага. Когда примерно через десять минут над высотой взвился французский триколор, у людей по щекам текли слёзы». Однако вскоре яростной контратакой французы были отброшены к своим позициям. С упрямой решимостью они снова атаковали позиции русских и, потеряв свыше 5 тысяч солдат, вновь захватили укрепления русских, на этот раз навсегда. Инженеры сразу же начали строить там оборонительные укрепления. Теперь французы стояли прямо напротив Малахова кургана¹.

Фронтальный удар англичан на позиции перед реданом, который англичане называли карьером, также был успешным. Раглан считал, что, поскольку эти укрепления не были стратегически важными для русских, англичане смогут захватить их гораздо меньшими силами. Под прикрытием огня французских пушек с только что захваченного Мамелона и собственной тяжёлой артиллерии тысяча британских солдат начала штурм карьера и ближайших к нему траншей. До наступления темноты они выполнили свою задачу, но всю ночь, в то время как англичане яростно рыли ходы сообщения от вновь захваченных позиций к собственным траншеям, русская пехота контратаковала снова и снова. Бросив лопаты и вновь взявшись за винтовки, британские солдаты в течение десяти часов отбивались от наседавшего противника. К этому времени многие из них буквально валились с ног от усталости. На рассвете русские пошли в решительную атаку. В какой-то момент показалось, что враг близок к успеху, что англичане не в силах больше сопротивляться. «Казалось, — вспоминал один из участников этих боёв, — наступил конец света»².

III

Это была ещё одна впечатляющая победа. Лондон торжествовал. «Вы не можете себе представить, — писал лорд Панмор после того, как до столицы дошли новости об успехе экспедиции в Керчь, — как все здесь рады». Теперь он получил телеграмму о новом успехе. «Вы испортите нас, — вновь написал Панмор, — если каждый день станете сообщать об очередной победе».

Французский император не был настолько доволен. «Я восхищён мужеством своих войск, — холодно заявил он Пелисье, — но считаю, что даже решающее сражение за Крым не должно стоить нам стольких жизней».

Теперь Пелисье более, чем когда-либо, был полон решимости реабилитировать себя. Однако в своей одержимости и растущей ярости на поступающие из Парижа телеграммы раздражённого императора он сделал ряд неправильных выводов.

Командование союзников ранее планировало, что после захвата Мамелона и Карьера необходимо штурмовать не только Малахов курган и редан, но и Флагманский бастион, захвата которого русские особенно опасались. И всё же, вопреки советам Раглана, Пелисье решил сосредоточить усилия на захвате Малахова кургана. И, несмотря на протесты генерала Боске, который должен был командовать наступлением, штурм планировалось начать без предварительного скрытного сосредоточения войск перед передним краем противника. До этого у Боске уже были трения с командующим из-за задержки с передачей ему плана укреплений Малахова кургана, найденного в кармане убитого русского офицера. Поэтому строптивый генерал в последний момент был заменён более покладистым, но недостаточно опытным генералом д'Анжели.

На рассвете 17 июня 600 осадных орудий при поддержке артиллерии флота начали то, что, как все надеялись, будет подготовкой последнего наступления кампании. Артиллерийский обстрел длился целый день. Утром Пелисье прибыл в штаб Раглана и посвятил англичанина в свои планы на следующий день. По замыслу француза артиллерийский обстрел русских должен был продолжаться в течение всего дня и двух часов на следующее утро. Затем, около 5.30, французская пехота начнёт штурм, атаковав русские позиции одновременно с трёх направлений. Сигналом к началу штурма должна стать серия ярких ракет. Раглан согласился поддержать артиллерийскую подготовку штурма союзников, однако воздержался от обещания начать штурм одновременно с французами. Дружески пожав друг другу руки, командующие распрощались до следующего дня.

Однако уже к вечеру Раглану доложили, что Пелисье изменил первоначальный план. Французская пехота получила приказ начать наступления в три часа утра без предварительной артиллерийской подготовки. Приказ не подлежал обсуждению. Раглана проинформировали, что решение Пелисье окончательно. Было слишком поздно для того, чтобы попытаться что-то изменить. Необходимо было как можно лучше подготовиться к выполнению нового плана союзников. Раглан заявил Гарри Джонсу, что, по его мнению, Пелисье совершает серьёзную ошибку. Тем не менее, подразделения получили новые приказы, которые, по мнению Калторпа, свидетельствовали «о неразберихе и неуправляемости».

В прекрасную летнюю ночь, при ярком свете многочисленных звёзд войска выдвинулись на передовые рубежи. Наблюдатели русских обнаружили движение в лагере противника и поняли, что оно может означать. На валы Малахова кургана выкатили орудия. К двум часам ночи в передних траншеях оборонительных укреплений Севастополя была сосредоточена русская пехота.

Лорд Раглан со своим штабом двигался на батарею мортир за карьером, а Пелисье поднимался на высоту за Мамелоном, когда один из французских командиров принял разрыв своего же снаряда за долгожданный сигнал и поднял в атаку правое крыло изготовившейся к атаке французской пехоты. Через одну или две минуты воздух наполнился грохотом пушек и сухими щелчками ружейных выстрелов.

Пытаясь скоординировать действия атакующих, Пелисье приказал подать сигнал к общему штурму. Но два других генерала не были готовы атаковать раньше запланированного времени. К тому моменту, когда они повели солдат на штурм, противник уже был готов встретить их убийственным огнём. Французы храбро шагали вперёд, артиллерийские снаряды и пули врага опустошали их ряды. В пыли и дыму, наступая на мины, они упрямо пробивали себе дорогу к позициям противника. На левом фланге нескольким подразделениям удалось вклиниться во вражескую оборону. Там укрепления русских напоминали «огромный кипящий вулкан»; штыковые бои шли в пригороде, на улицах и внутри зданий. Но успешные действия солдат некому было поддержать.

На рассвете Раглан понял, что наступление французов закончилось ужасной катастрофой. Солдат, которые пытались удерживать захваченные участки земли или в беспорядке отходили, безжалостно расстреливала русская артиллерия.

Внезапно он решил, что должен поддержать союзников, и приказал собственным войскам идти в атаку. Раглан делал это неохотно, но сознавал, что в этом состоит его долг. С ним согласились генерал Браун и вновь назначенный начальник инженерной службы Гарри Джонс.

С военной точки зрения решение Раглана было непростительной ошибкой. Англичанам не хватило времени подавить вражескую артиллерию. Солдатам предстояло преодолеть четверть мили открытого пространства перед траншеями противника. Но английский командующий не мог спокойно наблюдать за тем, как погибают французские солдаты, не пытаясь их спасти. Он сознавал, что, если останется пассивным наблюдателем, французы позже обвинят его в своих неудачах. Он надеялся, что собственные солдаты сумеют его понять. Они должны наступать и должны победить. Не дожидаясь приказа, его солдаты в передовой траншее уже изготовились к броску вперёд. Никто не хотел быть позади.

Атаку на редан было решено вести двумя колоннами. Левое крыло возглавил генерал Джон Кемпбелл, имевший в распоряжении около 500 солдат 4-й дивизии и 800 человек резерва под командованием полковника Веста. Правым крылом, примерно равным левому по силе, из состава лёгкой дивизии командовал полковник Йе.

Войска пошли вперёд. Примерно 100 стрелков отряда прикрытия в растянутом строю расчищали дорогу основным силам. За ними двигались 12 инженеров. Далее 50 солдат несли мешки с шерстью, которыми предполагалось забрасывать рвы; вслед за ними шли 60 матросов и 60 солдат со штурмовыми лестницами, а за ними следовали основные силы штурмующих — 400 человек.

Но командир левой колонны генерал Кемпбелл был убит, не успев сделать и нескольких шагов из передовой траншеи. Вскоре был убит и его заместитель полковник Шадуорт. Казалось, что в этом ураганном огне лишь чудо может спасти жизнь человека. Русская артиллерия, которая до сих пор молчала и, по предположениям англичан, была уничтожена во время артиллерийского обстрела накануне, вдруг ожила и открыла огонь по наступавшим. Лорд Вест отправил генералу Брауну донесение, в котором сообщал, что его силы быстро тают и что ему нужно подкрепление, чтобы двигаться дальше.

Солдаты бежали наклонив голову вперёд, точно под напором ветра. Они будто шли навстречу урагану, который поднял в воздух целый арсенал и внезапно обрушил его на атакующих. «Огонь был настолько плотным, — вспоминал капитан Хибберт, — что нам оставалось только, наклонившись, бежать вперёд изо всех сил». Преодолеть 400 ярдов открытой местности, отделявших наступающих от первого ряда укреплений редана, сумели всего несколько человек. Они прятались в воронках и складках местности, в то время как русские пехотинцы свешивались над ними со своих позиций, криками и жестами приглашая их подниматься. Кто-то махал над головами англичан огромным чёрным флагом. Командир группы матросов, несущих лестницы, гардемарин Вуд был одним из немногих выживших. Он недавно оправился от болезни и до сих пор сидел на молочно-рисовой диете. Перед началом наступления гардемарин всё ещё чувствовал себя слабым и больным. Во время штурма он получил ранение в большой палец. Справа и слева падали его матросы, нёсшие вшестером по одной лестнице. Вскоре целой осталась только одна лестница. Вуд поспешил на помощь двум матросам, пытавшимся перекинуть её через ограждение русских укреплений. Бежавший сзади матрос был убит, гардемарина едва не раздавило тяжестью лестницы, навалившейся на его плечо.

— Давай, Билл! — крикнул передний матрос, пытаясь подбодрить друга. Оглянувшись, он узнал командира и в тот же момент тоже был убит.

Вуд побежал дальше. За импровизированным укрытием пряталась группа солдат. Они отказывались бежать дальше. Офицер ступил на площадку перед ограждением, выдернул палку и размахивал ею над головой, крича и подбадривая своих подчинённых до тех пор, пока не упал, изрешеченный пулями. Неподалёку сержант грозно пообещал пристрелить ближайшего к нему солдата, если тот не последует за ним на редан.

— Ты пойдёшь со мной? — кричал он истерическим тоном.

— Нет, не пойду! — так же истерично отвечал ему солдат, посмотрев сначала вверх на сотни кричащих и хохочущих русских солдат, а потом на группку людей позади себя. Сержант стал карабкаться вверх, но упал назад, получив заряд картечи в грудь прежде, чем сам успел выстрелить хотя бы один раз. Несколько стрелков-гвардейцев «под адским огнём» пытались взобраться вверх по ограждению, но, как позже вспоминал один из сержантов, участвовавших в том бою, «легче было достать луну с неба».

Инженер-лейтенант А'Корт Фишер, не зная, что он и его солдаты, прятавшиеся неподалёку в высокой траве и за перевёрнутой телегой, должны теперь делать, побежал назад в поисках старшего офицера, от которого надеялся получить дальнейшие указания. Казалось, его преследовал злой рок. Как только он обратился к полковнику Йе, тот был сражён пулей в грудь. Тогда он крикнул капитану Джесси:

— Капитан, что делать дальше?

Но тот тоже был убит, не успев ничего сказать в ответ. Ещё несколько офицеров пробегали мимо Фишера, и все они были убиты сразу же после того, как он пробовал с ними заговорить. Отчаявшись найти кого-то из командиров и вообразив, что он — единственный оставшийся в живых офицер, Фишер закричал:

— Отступать назад к траншеям! Это всё, что нам остаётся.

Наступавшие бросились назад, преследуемые грохотом вражеских пушек. В поисках спасения они карабкались по телам убитых, ползли сквозь заросли травы. Под крики офицера, раненного в живот и призывавшего на помощь Бога и мать, гардемарин Вуд попытался бежать в сторону своих позиций, но снова был ранен и упал без сознания. Какой-то сержант-ирландец бережно поставил его на ноги со словами:

— Нужно идти, приятель. Лучше поскорее уходи, если не хочешь, чтобы тебя добили штыками.

Вуд побежал и упал в узкую расщелину, куда уже не доносились крики и стоны раненых, которых топтали отступавшие товарищи. Некоторое время спустя Вуд выполз из расщелины и направился в сторону передовой траншеи англичан, на защитный парапет перед которой пытались взобраться немногие оставшиеся в живых. Он доковылял до парапета и тоже попытался вскарабкаться по нему, но всё время соскальзывал назад, когда вдруг увидел перед собой ружейный ствол, за который и попытался ухватиться. Выглянув наружу, владелец оружия сердито крикнул ему:

— Что вы делаете?

В это время ему в плечо с глухим щелчком вошла пуля. Наконец, Вуду удалось взобраться на парапет, где он на секунду помедлил прыгать вниз, боясь новой боли от раны в руке.

— Прыгай! Да прыгай же, маленький чертёнок! — прокричал ему сержант.

Вуд прыгнул и снова потерял сознание. Он пришёл в себя только тогда, когда хирург, осматривая его рану, весело заверил его:

— Сейчас отрежу тебе руку, прежде чем успеешь даже понять, где ты³.

Во время этого короткого боя Раглан стоял под огнём вражеской артиллерии на позициях батареи мортир, чуть позади передовой траншеи. Приказав всем, кто, по его мнению, не должен был подвергать себя риску быть убитым вражеским ядром, отправиться в укрытие, он почти в одиночестве остался наблюдать за разгромом своих солдат. Под вражеским огнём один за другим падали вокруг него люди. Стоящий рядом генерал Джонс получил ранение по касательной в лоб и упал на землю. Его седые волосы тут же окрасились кровью. Покидая позиции батареи в сопровождении капитана Уолсли, Раглан остановился, чтобы поговорить с раненым офицером, лежащим в траншее.

— Бедный молодой человек, — обратился он к раненому, — надеюсь, ваше ранение не слишком тяжёлое.

В ответ тот «в грубейшей форме, не стесняясь в выражениях, объявил Раглана ответственным за это бессмысленное кровопролитие». По словам капитана Уолсли, он с удовольствием «угостил бы этого слабака ударом сабли».

Грохот пушечных залпов медленно переходил в глухой гул.

Британские солдаты в угрюмом молчании возвращались на свои позиции. Такая же гнетущая тишина стояла во всём лагере англичан.

IV

Поздним вечером, при свете угасающего солнца, похоронные команды отправились собирать уже застывшие тела убитых. Разложение уже успело коснуться трупов. Лица убитых были раздуты, у некоторых они просто отсутствовали. Солдаты отказывались собирать тела убитых из других полков. Возглавлявший работы капитан Клиффорд внезапно ощутил приступ тошноты. Постояв немного около огромной ямы, куда отволакивали дурно пахнущие трупы в разноцветных мундирах, он почувствовал себя глубоко разочарованным. «Это, — понял он в момент горького прозрения, — и есть те самые обещанные нам Честь и Слава».

Примечания

1. Генерал Боске предвидел, что потери будут ужасными. Он со слезами на глазах говорил об этом миссис Даберли, когда они провожали в бой французскую пехотную бригаду.

2. Впоследствии фельдмаршал Уолсли вспоминал, что та ночь была одной из самых изматывающих за его долгую жизнь.

3. Руку Ивлину Вуду всё же удалось спасти. Несмотря на пережитое, он попросил перевода в армию. Позже был награждён крестом Виктории за участие в подавлении мятежа в Индии. После Англо-бурской войны произведён в фельдмаршалы.