Князь Петр Урусов. Из воспоминаний исчезнувшего времени. Крымские страницы мемуаров (США, 1984)

Литаш Ольга Андреевна (р. 1957)
(Ялта)
Литературный краевед, в 1988—2000 годах работала заведующей литературным отделом Ялтинского объединенного историко-литературного Музея.

За свою долгую жизнь — а жил он почти 85 лет — князь Петр Сергеевич Урусов нечасто бывал в Крыму. Всего два раза приезжал он сюда, но дата второго приезда — особая: май 1917 года. До марта 1919-го Петр Урусов был участником и свидетелем жизни представителей русской аристократии на Южном берегу Крыма.

В 1984 году в США были опубликованы его мемуары — «Воспоминания исчезнувшего времени 1904—1920», где речь идет и о крымских днях. Он вспоминает свой первый приезд в Крым в 1905 году, когда ему было пять лет, а затем пребывание здесь в течение почти двух лет в смутное время конца 1910-х.

Записи свои (правда, несколько беспорядочным образом) он вел с молодых лет, но серьезно занимался ими в Париже во времена немецкой оккупации, когда остался без работы. Через двадцать пять лет его брат Иван¹ прислал ему эти записки из Монте-Карло в США, где Петр Урусов жил с 1946 года. Он отложил их еще на семнадцать лет, пока одна из его учениц, как пишет автор, «не растормошила меня и не заставила их перевести, дополнить и расширить»². Петр Урусов писал свои воспоминания на французском — наиболее близком ему языке. В США они были переведены на английский. Вариант на английском языке был подарен Ялтинскому историко-литературному музею племянником П.С. Урусова — Владимиром Леховичем, сыном его сестры Евгении.³ Он — дипломат, живет в Вашингтоне, а в 1996 году работал в Симферополе как сотрудник миссии ОБСЕ. Он тогда приезжал в Ялту вместе с другим племянником Петра Урусова, сыном его брата Леонида⁴, побывал в отделе дореволюционной культуры историко-литературного музея. Целью этого посещения было узнать о судьбе крымских имений его родственников: Барятинских, Мальцовых и Паниных.

В музее мемуары П.С. Урусова были переведены на русский язык, и оказалось, что крымские их страницы небезынтересны. Но вначале немного о семье Петра Урусова.

Из ближайших родственников со стороны отца стоит упомянуть его деда Леонида Дмитриевича Урусова⁵, который поддерживал дружеские отношения с Львом Николаевичем Толстым. В марте 1885 года Толстой сопровождал его, больного, в Крым, в имение Сергея Ивановича Мальцова⁶ — Симеиз. Л.Д. Урусов был женат на дочери С.И. Мальцова — Марии Сергеевне⁷. Лев Николаевич провел тогда в Симеизе десять дней.

Князь Петр Сергеевич Урусов

В связи с Толстым в своей книге вспоминает о дедушке и Петр Урусов: «Они были более или менее соседями, с тех пор как мой дед приобрел некоторую собственность недалеко от имения Толстого Ясная Поляна в Тульской губернии. После долгих лет, проведенных на дипломатической работе за границей (Гаага, Мадрид и т.д.), дедушка перешел в министерство внутренних дел. Во второй половине 1970-х годов он был назначен вице-губернатором Тульской губернии. По природе он был экзальтированным человеком, который разделял философские идеи Толстого, и после того, как заимел шестерых детей, пришел к выводу, что половые отношения — грех. Дороги дедушки и бабушки разошлись без узаконенного развода»⁸.

Обложка американского издания

С материнской стороны Петр Урусов происходит из графского рода Орловых (предки носили фамилию Орловы-Давыдовы), к которому принадлежал фаворит Екатерины II Григорий Орлов, один из организаторов и участников заговора против Петра III и его убийства (после чего Екатерина II взошла на русский престол). Императрица засыпала своего фаворита и его братьев бесчисленными поместьями и имениями, откуда, по словам П. Урусова, и происходило «огромное богатство Орловых-Давыдовых»⁹. В том числе было и подмосковное имение Отрада, где много времени проводила в детстве мать Петра Урусова и изредка бывал он сам.

Его прабабушка по материнской линии — урожденная княжна Ольга Ивановна Барятинская, сестра известного русского генерал-фельдмаршала А.И. Барятинского¹⁰.

В детстве П. Урусову редко приходилось бывать в России, так как его отец, князь Сергей Леонидович Урусов¹¹, офицер запаса военно-морского флота, с весны 1907 года находился на дипломатической службе и нес ее в Ватикане, Риме, Афинах и Копенгагене.

А лето Петр и его братья почти всегда проводили в Баварии, в Берхтесгадене, в их имении Этцершлессль, купленном в 1868 году бабушкой Петра Сергеевича — Марией Сергеевной Урусовой. Берхтесгаден стал для Петра Урусова самым дорогим воспоминанием детства, а также Рим, где семья жила пять лет.

Посещая Россию, Урусовы жили в Петербурге, где недалеко от дворца великой княгини Ольги, сестры Николая II, у них был дом (он принадлежал матери Петра Сергеевича и ее сестрам).

Петр Урусов бывал и в Москве и даже присутствовал на праздновании 300-летия Дома Романовых, наблюдая с балкона гостиницы «Европа» вступление царя в Кремль.

Ездил он и в имения своих родственников: в Васильевское Московской губернии (собственность сестры матери — Екатерины Васильчиковой), в Спасское Московской губернии (принадлежавшее другой сестре матери — Александре Ливен), в Пилюгино Самарской губернии к тете по материнской линии Евгении Волконской. И еще одно большое имение на юге России посещал П.С. Урусов — имение Мальцовых Симеиз.

В XIX веке Мальцовы были известны в стране как крупные промышленники, талантливые предприниматели и общественные деятели. Они имели большую собственность в Орловской и Калужской губерниях с родовым имением в Брянском уезде Орловской губернии — Дятьково. В средней полосе России Иван Акимович Мальцов¹², его сын Сергей Иванович, внуки Николай Сергеевич и Иван Сергеевич Мальцовы создали большой промышленный округ. Всего у них было около тридцати заводов и фабрик: чугуноплавильные, литейные, железоделательные, которые выпустили первые в России рельсы, первый днепровский пароход, паровые машины. Мальцовы владели стекольными заводами, Дятьковской хрустальной фабрикой, двумя цементными заводами. Существовало Акционерное общество Мальцовских заводов.

Первым из Мальцовых владельцем Симеиза стал Иван Акимович, который в 1828 году приобрел у полковника Ф. Ревелиотти 30 десятин земли. К 1844 году имение расширилось до 576 десятин.

Живописный портрет Марии Сергеевны Урусовой (урожд. Мальцовой), бабушки П. Урусова

Затем Симеизом владел его сын Сергей Иванович Мальцов, при котором сюда приезжал Л.Н. Толстой.

После Сергея Ивановича Симеиз принадлежал его сыновьям: Николаю Сергеевичу Мальцову¹³, шталмейстеру Двора Его Величества, и Ивану Сергеевичу Мальцову¹⁴, генералу от инфантерии. Их родная сестра Мария Сергеевна Мальцова (жена князя Л.Д. Урусова) — бабушка Петра Сергеевича Урусова, а Николай Сергеевич и Иван Сергеевич Мальцовы — его двоюродные дедушки, к которым он и ездил в гости в Крым.

В 1909 году имение Симеиз было разделено между двумя братьями Мальцовыми.

Ивану Сергеевичу досталась западная часть с горами Панеа, Дива и Монах, а также курорт Новый Симеиз, который тогда быстро развивался, и Иван Мальцов вкладывал большие средства в его благоустройство, превращение Симеиза в дачный курортный поселок. На мысе Ай-Панда он построил особняк и разбил парк.

Николаю Сергеевичу отошла восточная часть с виноградниками. В старом симеизском парке у него был очень красивой архитектуры обширный владельческий дом из местного чисто обтесанного камня с розоватым оттенком. На своей земле вблизи шоссе Ялта-Севастополь Н.С. Мальцов построил обсерваторию. Она начиналась в 1900 году с башни для небольшого телескопа и домика для сторожа. Через год Николай Мальцов заказал у знаменитой фирмы «Цейс» двухкамерный астрограф, чтобы фотографировать небо. Позже обсерватория в Симеизе стала отделением Пулковской астрофизической обсерватории, а за ее создание и техническое оснащение Н.С. Мальцов был избран почетным членом Российской академии наук.

Итак, впервые Петр Урусов приехал в Симеиз к Николаю Мальцову из Петербурга в конце зимы или начале весны 1905 года, а второй его приезд сюда был вызван революционными событиями зимы и весны 1917 года в Петербурге. Урусовы жили тогда в Царском селе, где дети учились в гимназии.

Сергей Иванович Мальцов, прадед П. Урусова

1905-му году в Симеизе посвящена часть I главы «Воспоминаний исчезнувшего времени» князя Петра Урусова, 1917—1919 годам — XV, XVI и XVII главы.

Глава I

Мои родители послали Николая¹⁵, Лину¹⁶ и меня в Крым навестить нашего двоюродного деда Мальцова. Мы ехали две ночи и день в спальном вагоне и на второй день утром достигли Севастополя, где нас ждал экипаж. Вдоль крымского побережья не было железной дороги. Поездка до имения нашего дяди, Симеиза, заняла несколько часов. Дорога оказалась очень живописной: с одной стороны — горы, с другой открывался вид на море. Мы проехали через знаменитые Байдарские ворота, миновали что-то вроде туннеля, образованного скалами, у выхода из которого море смотрелось наиболее красиво.

В Крыму побережье более дикое, чем средиземноморский берег. Между Симеизом и Ялтой (около 15 миль), за исключением маленького городка Алупки, едва ли можно было найти какой-либо населенный пункт, но здесь были частные имения, принадлежавшие некоторым членам императорской семьи и нашим друзьям и родственникам из Петербурга. Например, Мисхор с его прекрасной долиной роз был собственностью княгини Ольги Долгорукой, вдовы бывшего главного церемониймейстера царского двора князя Санди Долгорукого; Кореиз — в большей части владением Юсуповых; Гаспра — моей тети Паниной; далее располагались имения некоторых великих князей и любимая резиденция императора Ливадия.

Большинство татарских селений были разбросаны по холмам. Основным занятием татар было сельское хозяйство, в частности, они возделывали виноградники. Татары производили впечатление спокойных и порядочных людей. Они мусульмане, консервативны и никогда не проявляли никакого революционного энтузиазма. Их положение было несравнимо с положением русских крестьян. Каждая татарская деревня имела мечеть, как правило, окруженную кипарисами. Вечером слышалось громкое распевание муэдзина, призывавшего верующих к молитве.

В Симеизе мы обычно каждый день гуляли у моря; там было очень мало песка, большей частью галька и ракушки. От берега местность стремительно и стройно уходила вверх и была увенчана Ай-Петри, высокой горой, вершина которой была словно изваяна из красного мрамора.

Во время наших прогулок мы едва ли кого-нибудь встречали, кроме нескольких татар, иногда — бедных итальянских комиссионеров с их передвижными лавками: большими деревянными коробками с камеями и брошами.

Однажды мы увидели одного такого торговца. Пока Лина беседовала с ним, я оказался под таким впечатлением от множества украшений, что воспользовался их невниманием ко мне, протянул руку и положил в свой карман камею, которая особенно прельстила меня. У меня не хватило смелости долго хранить этот предмет, и я, напуганный и терзаемый угрызениями совести, сознался в своем «преступлении». Мой дядя был взбешен и с большим трудом нашел торговца и вернул украденную вещь.

Фрагмент плана 1908 г., составленного инженером Я.П. Семеновым, одним из основателей Нового Симеиза

Симеиз был одним из обширных имений крымского побережья и принадлежал двум дядям моего отца по материнской линии, которые позже разделили его между собой. Старший брат, генерал, владел большей частью, тогда как брат Николай имел виноградники, раскинувшиеся на холмах вокруг Симеиза, которые давали большое количество винограда для десертных вин.

Дядя Николай родился во время царствования Николая I, которого он помнил так же хорошо, как и Крымскую войну 1854 года. У него была отличная память, живой и острый ум; он проводил свою жизнь, путешествуя, охотясь, читая и учась. Он был особенно увлечен астрономией и подарил государству одну из лучших в России обсерваторий, которая была построена и великолепно оборудована благодаря его щедрости. В 1917 году мы имели обыкновение иногда подниматься сюда: обсерватория находилась в гористой местности. Мы брали с собой гостей и с помощью астронома смотрели на звезды через телескоп.

Леонид, Николай, Петр, Иван с гувернанткой Линой. 1908. Берхтесгаден (Бавария)

Дядя имел много друзей самых разных занятий: среди них были ученые, врачи и даже крестьяне. Свою юность он провел среди придворного круга, а его мать была близкой подругой императрицы Марии Александровны¹⁷. Он так любил свою независимость, что после смерти Николая II отошел от придворной жизни, за исключением круга общения великого князя Сергея¹⁸, друга детства, с которым виделся в Москве каждый год. В 1917—1919 годах во время нашего длительного пребывания в Симеизе я постоянно изводил дядю, заставляя вспоминать подробности его жизни, жизни двора и санкт-петербургского общества так много и часто, что у меня возникало чувство, будто я сам жил в те дни.

К счастью, дядя оказался способен выбраться из «красного ада» в 1920 году. Он мирно почил в Ментоне недалеко от Монте-Карло в возрасте 90 лет.

Через несколько недель мы вернулись в Санкт-Петербург. Весной мы уехали с мамой и гувернанткой на балтийское побережье вблизи Риги.<...>

Глава XV

Я надеялся, что мы все будем двигаться в Копенгаген¹⁹, но после некоторых сомнений мои родители решили, что мы проведем лето в имении двоюродного дедушки Мальцова в Крыму. Мы выехали туда, я думаю, в начале мая и были счастливы, что наше путешествие проходило без затруднений.

Через две ночи мы добрались до Симферополя, где наняли экипаж и отправились на побережье. На ночь остановились в большой деревне в горах. На следующий день после полудня мы добрались до Ялты при чудесной погоде и, к нашему великому удивлению, встретили здесь Петрика²⁰ и Марию Ливен²¹, которые проводили свой медовый месяц в Гурзуфе. Мы пили с ними чай у Флорена, в превосходном кафе, которое было устроено над водой недалеко от берега моря²². Потом продолжили наш путь в Симеиз по дороге, которая шла довольно высоко над морем. Мы миновали прелестные имения: Ореанду, Ливадию (любимую резиденцию царя); Гаспру с ее «средневековым» замком, который принадлежал тете Паниной; Ай-Тодор, имение великого князя Александра²³, где в то время жила вдовствующая императрица; Кореиз, большей частью принадлежавший Юсуповым; Мисхор, имение княгини Ольги Долгорукой; Алупку; и, в конце концов, мы достигли Симеиза.

Фотография Николая Сергеевича Мальцова, на обороте ее — письмо Михаилу Савельеву (ноябрь 1936 г.). Публикуется впервые

У нашего двоюродного дедушки, окруженного множеством такс, нам был оказан сердечный прием. Дом был большой, просторный, солидный, очень комфортабельный, построенный из тяжелого камня. Наши комнаты находились на втором этаже с довольно большой гостиной с роялем и широкой террасой, выходившей на сад и море. На первом этаже располагались апартаменты моего дяди, очень большая библиотека, столовая, буфетная и т.д.

Дом Н.С. Мальцова в Новом Симеизе. Фото нач. XX в. Публикуется впервые

Несколько слов я должен сказать о библиотеке. В ней было около 20000 книг, все превосходно переплетены (большинство переплетов из натуральной кожи) и в превосходном состоянии. Множество книг размещалось в большом библиотечном зале в шкафах с полками и ящиками, которые тянулись вдоль всех стен. Шкафы были обрамлены деревом, обшитым панелями, и закрыты решетками из кованого железа. Можно было провести несколько жизней за чтением этих книг и при этом прочитать только часть библиотеки. Кроме книг здесь имелось большое количество иностранных периодических журналов и газет, на которые подписывался мой дядя. Здесь были настоящие коллекции русской, французской, английской и немецкой литературы. В шкафах стояли сотни научных томов, относившихся главным образом к астрономии. За ними шли книги, которые доставляли мне наслаждение — книги по истории. Мой дядя обладал наилучшими произведениями разных эпох и стран и солидной коллекцией биографий и автобиографий. Так что я в течение двух лет мог сосредоточиться на систематическом чтении большого количества исторических книг.

В качестве примера я возьму Францию XIX столетия. Я нашел здесь наилучшие источники, такие, как «История консульства» Адольфа Тьера, «История первой империи» Вандаля, «Реставрация» Вьей-Кастеля, «Июльская монархия» Т. д'Анжа, «Либеральная империя» Эмиля Оливье и «История третьей республики» Габриэля Оното. Каждый из этих трудов содержал в себе множество томов. Я помню, что история Реставрации, которая занимала период всего лишь в 15 лет, состояла из 20 больших томов.

Моим, так сказать, десертом были биографии или воспоминания, потому что я привносил определенную дисциплину в порядок своего чтения. Каждый день я начинал с исторических книг, продолжал чтением биографий. Так я узнавал то, что было необходимо знать, а на биографиях я мог отдохнуть.

Мы приехали в Симеиз в то время, когда цвели розы. Каменные стены в главном дворе были словно раскрашены разноцветными красками: красной, желтой, розовой и белой. Наш сад лежал на склоне, который спускался к дороге. Он был большим, здесь росли и магнолии, и миниатюрные японские дубы. Из сада, если пересечь дорогу, можно было спуститься к пляжу.

Несмотря на печальные события, то лето в Крыму было, однако, приятным во многих отношениях. Центры революции, Петербург и Москва, казались далекими. Мы находились в особого рода оазисе с друзьями и родственниками из Санкт-Петербурга, которые жили в своих имениях, обменивались визитами и ездили в Ялту. Среди многих наших друзей я вспоминаю княгиню Вяземскую, которая из Алупки, где она остановилась в Воронцовском дворце, приходила навестить нас вместе с тремя своими невестками. Я упоминаю ее, потому что хочу сказать о трагедии, которая произошла с ней, как происходила со множеством людей в то время. Один из ее сыновей был убит шальной пулей, когда ехал в Петербург с Гучковым²⁴, военным министром Временного правительства. Другой был узнан на станции недалеко от имения его матери и убит солдатами.

Мой отец оставался с нами 8 дней, а потом вернулся в Данию. В следующий раз я увидел его через три года.

Князь Куракин приехал в Симеиз со своей умирающей женой и бесчисленными дочерьми. В 1939 году мой брат Иван женился на одной из них, Наташе.

С мая по октябрь каждый день несколько часов мы проводили на пляже, плавая и загорая. В те дни было принято плавать и сидеть на пляже обнаженными, во всяком случае, в частном имении. Конечно, женщины купались отдельно, на расстоянии, примерно, полумили от нас. Я не могу вспомнить женщин, плававших по соседству, за исключением Евгении и ее гувернантки. Будучи молодым человеком, способным на неприличные поступки, я, должно быть, досаждал юной гувернантке в дни, когда мы купались. Я стоял голый, с панамой на голове и биноклем на шее. Временами я фиксировал бинокль на девушке и с расстояния таращил на нее глаза.

Было очень приятно, когда я уставал, отдыхать в море. Я знал место, где находилась подводная скала, покрытая водорослями, которая позволяла мне стоять в воде и любоваться видом линии берега и гор.

Другим доставлявшим наслаждение развлечением было взбираться к виноградникам, а оттуда подниматься еще выше в гору, где все вокруг казалось безмолвным и диким.

Петрик Ливен и его жена приехали к нам в гости, а потом они повезли Леонида и меня в Гурзуф на взятом напрокат автомобиле. По дороге мы встретили учителя сыновей великого князя Александра, швейцарца. От него мы узнали, что ночь тому назад в имение великого князя вторгся отряд моряков из Севастополя. Они приехали, чтобы сделать обыск, переворачивая все вверх дном и творя полный беспорядок. Они вошли в спальню вдовствующей императрицы, где она лежала в постели. Моряки были крайне грубыми и реквизировали датскую Библию²⁵, которую императрица читала каждый день. Симптоматично отметить, что такое оскорбительное происшествие случилось в мае, в начале революции.

Евгения, младшая сестра П. Урусова. Рисунок художника Лазло. 1914

Ночь мы провели в гостинице, а на следующий день с Петриком и Марией на моторной лодке отправились в Ялту и позавтракали с тетей Марией Барятинской²⁶, где встретили нескольких друзей. Дом тети Марии был местом, где можно было забыть о революции. Мы увидели здесь ее сестру, тетю Бетси Шувалову. В то время тете Бетси было за шестьдесят. Она была высокая, имела внушительный вид, но в то же время обладала красотой. Одевалась элегантно, ей нельзя было отказать в изысканном вкусе. Бетси Шувалова была одной из первых великосветских дам Петербурга. Приемы в ее дворце в Санкт-Петербурге славились своей роскошью. Когда она давала бал, извещали об этом императора, чтобы он сделал одно из своих редких исключений и появился в ее доме.

Тетя Бетси могла быть властной и отчасти деспотичной, но она была и очень великодушной. Во время Японской и первой мировой войн она не только на свои средства организовала несколько госпиталей, оснащенных медицинским оборудованием и медикаментами, но и содержала санитарный поезд для раненых. Долгое время она лично работала как медицинская сестра Красного Креста, спала иногда прямо на земле вблизи линии фронта. Впоследствии у нее обнаружилась застарелая болезнь, которая позже поразила ее мозг.

Вскоре после приезда к моей маме из Мисхора приехала с визитом княгиня Ирина Долгорукая, в первом замужестве графиня Воронцова, женщина большого очарования. Она казалась счастливой и довольной результатами экзаменов одного из своих сыновей. Была запланирована наша встреча с ее старшими детьми, Романом и Марией, которые были приблизительно нашего возраста и которых мы помнили еще по урокам танца в 1911 году в наших апартаментах во дворце Барберини в Риме. Мы были потрясены, когда узнали, что ровно через неделю после этого посещения княгиня умерла во сне. Она была в расцвете сил, ей было немногим за тридцать. Ее дети вскоре уехали к отцу на Кавказ.

В течение лета наш двоюродный дедушка иногда брал нас в Ялту. Это всегда было большое удовольствие, поскольку погода почти все время стояла великолепная. Желтый открытый экипаж с двумя лошадьми и татарским кучером подъезжал с приятно скрипящим звуком, издаваемым колесами на нашем дворе, посыпанном гравием. Мы ехали примерно два часа, над нами светило солнце и простиралось голубое небо, справа большую часть пути было море, слева — горы. Завтракали мы всегда у княгини Надин Барятинской²⁷, кузины моей матери. Она имела большой особняк и виноградники в городе. За столом было много людей: в дополнение к гостям два сына, три дочери и много внуков. Перед завтраком все мы собирались в гостиной княгини Надин. Она, одетая в жемчужно-серое платье и подобие капора, выглядела худой и очень бледной, но с постоянной улыбкой на губах. Ее отличали доброта и спокойствие. В ней было почти детское очарование.

Из шести ее детей старший сын, Саша Барятинский, умер молодым во Флоренции в 1910 году. Он был женат на морганатической дочери императора Александра II и имел долгую связь с известной итальянской актрисой Линой Кавальери, на которую истратил состояние.

Толя был вторым сыном, бывший адъютант царя и близкий друг детства. Насколько я знаю, он был одним из трех человек, которые, кроме ближайших родственников, обращались к царю в личных беседах на «ты»; двумя другими были граф Илларион Воронцов и граф Дмитрий Шереметев.

Нашими ближайшими товарищами и дальними кузинами и кузенами были Щербатовы, внуки княгини Надин — очень многочисленное семейство, восемь братьев и сестер. Два старших мальчика были чуть-чуть младше, чем Леонид и я. Мы имели обыкновение обмениваться визитами, а иногда проводили несколько дней в Ялте в их доме на Княжеской улице²⁸. Кирилл, Владимир, Леонид и я образовали шумную компанию. Чувство юмора и сыгранные с тем или другим злые шутки часто заводили нас слишком далеко. Я воздержусь от приведения примеров из страха шокировать читателей.

В августе потерпел неудачу генерал Корнилов²⁹, который фактически был республиканцем, а не монархистом. За этой последней попыткой исправить положение последовало сползание к катастрофе.

На крымском побережье мы особо не чувствовали революцию. Местное население состояло из мирных и консервативных татар, которые ее ненавидели. В Севастополе, главной базе Черноморского флота, ситуация была совершенно другой, и матросами совершались ужасные выходки: они убивали, а иногда подвергали пыткам офицеров. К счастью, по побережью не была проложена железная дорога, и Севастополь казался далеким.

...В октябре положение начало ухудшаться. В конце месяца большевикам удалось взять власть в свои руки в Петербурге и Москве, где несколько дней продолжалось сопротивление, но в конце концов после кровавой уличной борьбы выиграли красные. Главнокомандующий Духонин³⁰ был разорван на части в Ставке солдатами, которые превратились в диких зверей.

Через некоторое время после удара Корнилова при всеобщем мужском избирательном праве было избрано первое Учредительное собрание, в нем большевистская партия представляла меньшинство. Оно собралось в первые дни января 1918 года и по указанию Ленина было распущено с помощью военной силы.

В январе 1918-го Ялта была занята полком лояльных татар с теми последствиями, что несколько подразделений Красного флота некоторое время бомбардировали город, что осуществлялось под косвенным руководством из Севастополя. В Симеизе учредили революционный комитет. Большинство его членов были скорее революционерами-социалистами, чем большевиками.

Чтобы поехать в Ялту, нужно было получить специальный пропуск. На улицах висели плакаты, провозглашавшие, что с землевладельцев будут взиматься высокие налоги.

В январе я один поехал в Ялту, чтобы сдать экзамены на бакалаврство. Я остановился у графини Надежды Толстой, с сыном которой мы имели обыкновение держать экзамены в Петербурге. Я провел здесь три недели, и, несмотря на критическую ситуацию, это было все-таки хорошее время: я навещал друзей и родственников, таких, как Барятинские, Щербатовы и семья дяди Алексея Орлова-Давыдова, который жил в своем имении в другом конце Ялты.

Тогда как я держал мои экзамены, в нашем доме в Симеизе был произведен обыск. Они забрали коллекцию золотых медалей, орденов и монет, а также большую часть гардероба моего дяди. К счастью, драгоценности моей матери Леонид и Рейнольдс³¹ зарыли в саду. Насколько я знаю, люди, которые обыскивали наш дом, не были грубыми.

Наше имение было объявлено национализированным, но фактически ничего не изменилось. Мы продолжали жить в нашем доме, как и раньше. Единственное нарушение порядка, которое я могу вспомнить, было, когда по нашему саду прошел посторонний человек.

Дядя Ваня был вынужден оказывать гостеприимство в своем доме комиссару, который был допущен контролировать ситуацию в Симеизе. Он оказался мягким социалистом, к нему дядя обнаружил настоящую привязанность.

Когда я вернулся с экзаменов, то узнал, что графиня Толстая арестована и ее забрали из дома. Во время обыска у нее они заметили, что драгоценности она зашила в свое платье. Графиня должна была предстать перед так называемым народным судом. Рейнольдс пошел давать показания в ее пользу. Они выказали снисходительность по отношению к ней, когда разрешили из-за слабого здоровья временно остаться под контролем в санатории.

Арестована и заключена была также тетя Мария Барятинская с еще некоторыми нашими знакомыми. Ей было около семидесяти лет. Она обвинялась в том, что была реакционеркой. В действительности, бедная женщина в течение многих лет была вовлечена во множество благотворительных организаций, и муниципалитет Ялты назначил ее возглавлять местный Красный Крест. Ее содержание под стражей продолжалось несколько недель, и все это время тетя Бетси старалась почаще навещать ее и не смягчала свои слова при беседах с охраной. В конце концов они выпустили тетю Марию.

В эти зимние месяцы почти каждый вечер людей расстреливали на ялтинском молу, и одним из убитых стал мой троюродный брат, офицер военно-морского флота. Может показаться странным, что в то время, когда имели место эти ужасные эксцессы, продолжалось что-то вроде светской жизни. Когда бывал в Ялте, я обычно ходил на званый чай и видел довольно большое количество людей. Существовал риск быть арестованным, но некоторые все же ходили по улицам.

В Севастополе происходили кровавые избиения офицеров.

В марте большевистское правительство подписало мирный договор с Германией в Брест-Литовске, отказавшись от Польши, Литвы, Украины, балтийских областей, Финляндии. Немцы оккупировали Киев, Одессу, Крым. Украина стала немецким сателлитом, где они наводили порядок. Она снабжала главную империю пшеницей и зерновыми. Тем временем на Западе союзники были не способны отбить немцев ни на северном, ни на восточном фронте.

Глава XVI

В апреле 1918 года немцы оккупировали Крым. Некоторые из красных командиров бежали, другие были расстреляны. Я обязан сказать, что присутствие немецких войск было большим облегчением. Никто из нас больше не находился в опасности. Несколько немецких офицеров, прогуливаясь верхом, иногда появлялись в Симеизе. В остальном присутствие их в районе Ялты ощущалось не очень сильно. Они не беспокоили нас. Вдовствующая императрица³² и некоторые великие князья с семьями были арестованы в феврале 1918 года, и их всех вместе держали в Дюльбере, владении великого князя Петра³³, которое было окружено высокими стенами. Охраняли их большевистские отряды. Историю их заключения рассказывать долго, достаточно упомянуть, что они подвергались большой опасности и едва избежали расстрела как раз перед тем, как немцы освободили их. Императрица Мария отказалась принять немецкого генерала, посланного Кайзером. Вместо нее его принял великий князь Александр. Преданные офицеры охраняли теперь имения, где жила императрица и великие князья.

Как-то перед нашим освобождением господин Сазонов³⁴, бывший министр иностранных дел, был подвергнут шантажу со стороны солдат. Будучи человеком несколько робким, который в этом случае был совершенно напуган, он просил нас о поддержке. Мы были, конечно, очень счастливы помочь ему и поместили его и его слугу в одном из наших флигелей. Во время пребывания у нас господина Сазонова, которое длилось два или три месяца, я имел возможность беседовать на политические темы с человеком, который управлял русской внешней политикой с 1910 по 1916 годы. Я должен сознаться, что, по молодости, я позволял не соглашаться с ним по определенным вопросам нашей внешней политики. Сазонов был добрым, образованным человеком с неоспоримым обаянием, но он был также нервным и легко возбудимым. Его заносчивость и, вероятно, угрызения совести, которые он старался подавить в себе, мешали ему быть вполне объективным.

Лето 1918 года казалось более обнадеживающим и с материальной, и с политической точек зрения. Зимой 1917—1918 годов была страшная нехватка продуктов питания, просто было мало еды. К счастью, мы, четыре мальчика, Рейнольдс и гувернантка Евгении летом и осенью 1917 года усердно работали на трех или четырех больших огородах, что помогло нам пережить зиму, так как овощи с этих огородов были высушены поваром и обеспечивали нас хорошим ежедневным супом. Мы почти никогда не видели мяса и съедобного хлеба. Нам не хватало свечей (в нашем доме не было электричества).

Я помню, что дядя Николай послал вдовствующей императрице большой мешок муки, за который она была ему очень благодарна. В 1918 году превосходным был урожай на дядиных виноградниках. Было продано много вина, пополнился и без того его большой запас в дядиных погребах.

Земли и имения на Украине были возвращены их владельцам, что было ошибкой. Многие крестьяне находились теперь под влиянием большевиков.

Вновь ожила светская жизнь на нашей маленькой крымской Ривьере. Одним из мест, где собиралось высшее общество, был Мисхор; здесь образовалось что-то вроде теннисного клуба. Теннисные корты были в отличном состоянии. В мае или июне стартовали матчи и турниры и продолжались все лето. Я имел обыкновение пешком преодолевать пять или шесть миль, которые отделяли Симеиз от Мисхора, любуясь видом с дороги, находившейся довольно высоко над морем. В мисхорском теннисном клубе я встретил друзей и знакомых, среди них Стефана Тышкевича и его очаровательную жену Елену Георгиевну; ее брата, князя Сергея Романовского; Мишу и Елену Сумароковых (оба чемпионы по теннису); Павлова, очень популярного офицера; княгиню Машу Шаховскую и ее дочерей; графа Тео Ниерота; Майю Оболенскую; великого князя Александра и его старших сыновей; тетю Теклу Орлову-Давыдову, остроумную и веселую; Ферзенов; младших Юсуповых; упитанного Ники Орлова, одного из лучших игроков и фактически организатора нашего клуба, и многих других. Наконец мы наслаждались свободой и великолепной летней погодой, стараясь забыть на какой-то момент трагические события в других частях России. Прежде всего, мы были среди своих, в своей среде, возможно, слишком беззаботные и недостаточно осознающие неопределенное будущее, перед которым стояли. Но я наслаждался этими встречами на открытом воздухе под голубым небом Крыма...

18 июля 1918 года граф и графиня Ферзен отмечали свою серебряную свадьбу и устроили вечер в саду в Мисхоре, который принадлежал матери графини, княгине Ольге Долгорукой. Это было приятное собрание, напомнившее о дореволюционных днях. Вечер в саду был удостоен присутствием императрицы Марии Федоровны, которая приехала с великой княгиней Ксенией³⁵ и великим князем Александром. Гости сидели за маленькими столами, расставленными среди кустов роз. Справа от императрицы сидел мой дядя, а слева — господин Сазонов. Когда Ее величество уезжали, они много раз поклонились, в то время как все встали, а дамы сделали глубокий реверанс. Я ощутил боль, как все остальные. Я обожал вдовствующую императрицу.

На следующий день ялтинская газета объявила об убийстве царя. Его семья не упоминалась. Убийство императора и императрицы, их детей, их врача и слуг произошло 16 июля в Екатеринбурге, за два дня до вечера в саду, о котором шла речь выше. 17 июля другие члены императорской семьи были брошены в глубокую угольную шахту в Алапаевске, недалеко от Екатеринбурга, и засыпаны камнями, которые красные накидали в шурф. Жертвы медленно умирали; было слышно, как они пели молитвы и церковные гимны. Жертвами были: великая княгиня Елизавета³⁶ (сестра императрицы Александры³⁷и вдова великого князя Сергея, дяди царя); великий князь Сергей Михайлович³⁸; князья Иван, Константин и Игорь (сыновья покойного великого князя Константина³⁹) и князь Палей, морганатический сын великого князя Павла⁴⁰.

Великая княгиня Елизавета очень отличалась от своей сестры. Она была святая женщина, всецело посвятившая себя благочестивой деятельности и благотворительности. Она избавилась от богатства и жила в монастыре в Москве.

Вдовствующая императрица отказалась поверить в убийство своего сына и его семьи. Она упорствовала в этом мнении вплоть до своей смерти в 1928 году вблизи Копенгагена.

Великий князь Михаил⁴¹, брат царя, также был убит в июле вместе с его секретарем, англичанином, господином Джонсоном. Наконец, 1 февраля 1919 года последние четыре великих князя, которые оставались в красной России, были без суда расстреляны во дворе крепости святых Петра и Павла в Петербурге. Это были: великий князь Павел (брат Александра III), великие князья Николай и Георгий Михайловичи⁴² и Дмитрий Константинович⁴³... После убийства царя моя мама в течение нескольких дней едва могла разговаривать.

Я хотел бы описать здесь некоторых друзей, которых я навещал по соседству, но это заняло бы слишком много времени. Но все же я скажу несколько слов о двоюродной сестре моего отца, графине Софье Паниной.⁴⁴ В Петербурге она стала известной не из-за своего богатства, а благодаря ее благотворительной деятельности. Я обычно приходил к ее матери в прекрасное имение тети Софьи Гаспра, где она жила в готическом дворце своей дочери.

Были люди, которые до революции осуждали тетю Софью за ее несколько левые политические убеждения. В первом кабинете Временного правительства она была назначена министром социального обеспечения (первая женщина-министр в русской истории). Она была наделена прекрасной душой и посвятила свою жизнь общественной работе. Среди прочего у нее был так называемый Народный дом, построенный для людей из рабочего класса. В этом доме находились театр, столовые и мастерские. Все это было сделано, чтобы создать такое место для трудящихся людей, где они могли питаться, отдыхать и изучать профессии за очень незначительную плату. Тетя Ира⁴⁵ каждую зиму проводила у своей кузины Паниной в Петербурге. Часто они ходили в Народный дом, где учили детей петь народные песни и аккомпанировали им на рояле.

Софья Панина. 1950-е годы. США. Публикуется впервые

Когда большевики арестовали тетю Софью и она предстала перед «народным судом», они не осмелились вынести ей приговор и оправдали ее благодаря огромной популярности, которой она все еще пользовалась в беднейших районах столицы. Это был уникальный случай...

В тот момент мы были невредимы и в безопасности, и я вспоминаю, что в сентябре или октябре я отправился в Кореиз с визитом к госпоже и господину Ден, близким друзьям моих родителей. Когда я добрался до их дома, я узнал карету императрицы и был близок к тому, чтобы уйти, но тут меня пригласили войти. Императрица сидела в гостиной. Мне подали чай, и я около часа провел с ней, графиней Менгден, ее фрейлиной, и Денами. Мы говорили по-французски. Императрица была, скорее, маленькой и одета старомодно, но с ее шармом и простотой она была императрицей с ног до головы. Я очень был счастлив увидеть ее в тот день. Когда моя мама через некоторое время поехала навестить ее, императрица сказала ей, что у нее нет новостей от сыновей! Да! Она также жаловалась, что союзники несправедливы к Тино (ее племяннику, королю Греции Константину)⁴⁶.

К концу марта 1919 года Красной армии удалось прорвать линию фронта в районе Перекопского перешейка и проникнуть в Крым. Вечером 25 марта (по старому стилю), в то время, когда мы выходили из церкви, мы узнали, что ситуация стала очень серьезной. На следующее утро я увидел мощный британский линкор, шедший на небольшом расстоянии от берега в направлении Ялты. Это показалось мне знаменательным, и я решил выяснить, что же происходило. Я пошел в Кореиз, а по дороге остановился в Воронцовском дворце, где Ася Вяземская сказала мне, что все ушли.

Когда я добрался до Кореиза, я увидел большой линкор «Мальборо»,⁴⁷ ставший на якорь неподалеку от берега. Я зашел к Ферзенам и Денам, которые рассказали мне, что императрица, великий князь Николай⁴⁸ и остальные члены императорской фамилии собираются сесть на «Мальборо». Король Англии Георг отдал приказ спасти их. С балкона дома графини Клейнмихель я мог увидеть императрицу и ее родственников, поднявшихся на «Мальборо», в то время как матросы стояли на палубе по стойке «смирно» и оказывали почести, причитающиеся монарху.

Я попытался спуститься с холмов вблизи пирса, но был остановлен британскими моряками со штыками на изготовку. Они были разбросаны по холмам, обследуя дорогу, которая вела к пристани.

Я вернулся в Мисхор и позвонил своей матери, проинформировав ее о ситуации. Через несколько часов прибыла моя семья в незнакомом экипаже с одним сундуком, который был упакован в большой спешке (все остальное оставили в нашем доме). Тогда как мама, Евгения и Лина продолжили путь в Ялту в этом незнакомом экипаже, я с Иваном должен был идти туда пешком. Во время этой последней прогулки я следовал за «Мальборо», когда он медленно двигался вдоль линии берега к ялтинскому заливу.

Ночь все мы провели у друзей. Выйдя на следующий день из их дома, я увидел неожиданное зрелище: величественный «Мальборо» был окружен, на определенном расстоянии, крейсерами, эскадренными миноносцами и другими меньшими судами. Эта была впечатляющая картина. Стоял прекрасный весенний день, солнечные лучи отражались от стали британских военных кораблей.

Спустя несколько часов нас переправили на крейсер «Графтон». Большое количество людей, главным образом друзья и родственники, присоединились к нам здесь. Когда стемнело, прожектора крейсера осветили холмы, чтобы обеспечить безопасность тех, кто все еще находился в городе. «Мальборо» стоял недалеко от нашего корабля, и на следующий день я заметил хорошо знакомый силуэт императрицы, которая в одиночестве гуляла по палубе.

Я совершил несколько поездок к пристани в шлюпке, спущенной на воду. Во время одной из поездок мы подошли к «Мальборо», чтобы доставить на борт графиню Менгден, которая должна была присоединиться к императрице. Когда я посмотрел наверх, на палубу, я увидел очень длинную фигуру великого князя Николая в казацкой форме⁴⁹, выглядел он очень мрачным. Кроме членов императорской семьи, на «Мальборо» были допущены и некоторые другие люди. Императрица отказалась уехать до завершения эвакуации. Через две ночи наш крейсер снялся с якоря, в то время как «Мальборо» все еще стоял в заливе.

Многих эмигрантов взяли на британские корабли до Константинополя или, предпочтительнее, до Принцевых островов. Другие, как пассажиры «Мальборо», отправились до Мальты.

Мы шли в Новороссийск, важнейший порт северо-восточного побережья Черного моря. Я в значительной степени предпочел бы Мальту, так близко к Сицилии.

Глава XVII

Офицеры на борту были поистине очаровательными. Они предоставили свои каюты женщинам и детям. Установились дружеские отношения, и не только с офицерами, но и с некоторыми матросами. Британские матросы производили впечатление чистых, опрятных, красивых и хорошо воспитанных людей.

На ночь Леонид и я нашли идеальное место: мы спали в офицерской кают-компании на удобных кушетках, тогда как большинство людей оставались на палубе. К нам присоединился дядя Алексей Орлов-Давыдов; он храпел, как десять пьяных мужчин!

На другое утро мы высадились в Новороссийске под серым небом и дождем. Благодаря князю Петру Волконскому, который руководил новороссийским Красным Крестом, нам было дано пристанище.<...>

Вместо послесловия

Неизвестно, что было бы с семьей Урусовых, останься они в Крыму. Вот что пишет Петр Урусов, например, о судьбе своего двоюродного дедушки Ивана Сергеевича Мальцова и княгини Надежды Александровны Барятинской, о которой уже шла речь, а также их детей Сергея Мальцова, двоюродного брата отца Петра Урусова, и Ирины Барятинской (Петр Урусов называет ее Ина): » Наши близкие родственники, Мальцовы, которые были эвакуированы англичанами на Мальту весной 1919 года, а через несколько месяцев, после освобождения Крыма⁵⁰, вернулись туда, погибли при трагических обстоятельствах. Двоюродный брат моего отца Сергей Мальцов был женат на Ине Барятинской. В 1920 году тетя Ина была беременна. Когда большевики появились в Ялте во второй раз, в последний момент Мальцовым было предложено отправиться за границу на корабле. Тетя Ина была невероятно упряма. Она сказала, что ничто в мире не сможет заставить ее сдвинуться с места. Самым большим несчастьем было то, что дядя Сергей уступил капризам своей жены. Его отец, наш двоюродный дедушка Иван Мальцов, и ее мать, княгиня Надежда Барятинская, оба в возрасте приблизительно 75 лет, решили остаться со своими детьми... Но вторая оккупация Крыма красными была намного более лютой, чем первая. Венгерский лидер, кровожадный Бела Кун⁵¹, поставленный во главе Красной армии, не препятствовал этому. Красные расстреливали каждого военнопленного, который был офицером. Дядя Сергей и тетя Ина были расстреляны вместе, так же, как дядя Ваня и княгиня Надин⁵²».

А как сложилась судьба Петра Урусова? В Новороссийске, который тогда был занят Белой армией, он провел приблизительно полгода, работая в администрации региона Черного моря, позже выполнял обязанности переводчика в миссии американского Красного Креста. Осенью 1919 года, еще до эвакуации белых из Новороссийска, он вместе с братом Леонидом покинул город и направился в Константинополь, а потом в Рим, куда еще раньше уехала его мать с другими детьми. По рекомендации друга отца Петр Урусов был представлен ректору Римского университета и в 1919—1920 годах посещал здесь лекции по римскому праву. Он пишет: «Я глубоко страдал из-за контрастов между вечным Римом и ужасами, которые продолжались в России. Я не мог до конца наслаждаться красотой вокруг меня из-за яда, который проник в мое подсознание... События русской революции явились причиной глубокой депрессии»⁵³.

В Риме, а потом в Париже, куда отправился Петр Урусов в конце июня 1920 года, он работал банковским служащим. Место в Ллойд-банке в Париже нашли ему друзья отца: «Это завершило ранний период моей жизни, и я достиг порога совершенно иного существования. Мы потеряли все наше состояние в России, и волей-неволей стиль нашей жизни изменился. У нас все еще было наше имение в Берхтесгадене, которое стало дорогой ношей. Бриллианты и жемчуга матери были проданы намного ниже их цены. Нам недоставало опыта людей, которые знали, как жить на маленький доход. Осталось еще большое количество мебели: в Афинах и в палаццо Барберини в Риме. Она была продана с аукциона. Наша семья была разбросана. Отец путешествовал по делам между Копенгагеном и Лондоном. Бедный отец пытался стать бизнесменом, но потерпел неудачу и потерял часть наших резервов. Мама и младшие все еще были в Италии, Николай — в Швейцарии, якобы изучая бухгалтерское дело. Леонид учился в Бельгии»⁵⁴. Леониду удалось проучиться пять лет и закончить одно из лучших учебных заведений в Европе по электротехнике — институт Монтефиоре в Льеже, где он получил ученую степень. Ему очень сильно помогла в этом мать⁵⁵. Разоренная, со слабым здоровьем, она боролась в наитруднейших обстоятельствах и занялась рисованием портретов, к чему имела большой талант с юности. Таким образом она зарабатывала на обучение сына.

Генерал от инфантерии Иван Сергеевич Мальцов. Фото 1910-х гг.

А Петр Сергеевич Урусов, потеряв во время войны свое место в банке в Париже, уехал в Соединенные штаты, где преподавал русский и французский языки в разных высших учебных заведениях, а с 1958 года — русскую и современную европейскую историю в первоклассной частной школе. Так сложилась жизнь князя Петра Сергеевича Урусова, которого судьба связала с Крымом в дни самых трудных испытаний

Примечания

1. Урусов Иван Сергеевич (1904—1976), брат Петра Сергеевича Урусова (1899—1984).

2. П. Урусов. Воспоминания исчезнувшего времени, 1904—1920: (США, 1984). С. 12

3. Лехович (урожд. Урусова) Евгения Сергеевна (1908—1975), сестра П.С. Урусова.

4. Урусов Леонид Сергеевич (1901—1970), был предс. Толстовского общества в США.

5. Урусов Леонид Дмитриевич (1837—1885) — дед П.С. Урусова по отцу; русский дипломат, с 1876 г. — вице-губернатор Тулы; знаток западноевропейской философии, переводчик.

6. Мальцов Сергей Иванович (1810—1893), прадед П.С. Урусова по отцу, крупный русский промышленник и общественный деятель, владелец Симеиза в 1853—1893 гг.

7. Урусова (урожд. Мальцова) Мария Сергеевна (1843—1904), бабушка П.С. Урусова по отцу; увлекалась литературой, была хозяйкой лит. салона в Париже; в 1904 в Париже издана ее книга «История моей души. Мэри.»

8. П. Урусов. Воспоминания. С. 68.

9. Там же. С. 109.

10. Барятинский Александр Иванович (1814—1879), Генерал-фельдмаршал, руководил кавказской кампанией, вошел в историю как усмиритель Кавказа.

11. Урусов С.Л. (1872—1948).

12. Мальцов Иван Акимович (1774—1853), крупный промышленник, владелец Симеиза в 1828—1853 гг.

13. Мальцов Н.С. (1849—1939).

14. Мальцов И.С. (1847—1921).

15. Урусов Николай Сергеевич (1898—1981), старший брат П.С. Урусова.

16. Лина — няня-гувернантка Урусовых, оставалась с семьей до своей смерти; итальянка по происхождению.

17. Императрица Мария Александровна (1824—1880), жена Александра II.

18. Сергей Александрович (1857—1905), великий князь, сын Александра II.

19. В Копенгагене тогда было место работы отца П.С. Урусова.

20. Петрик Ливен, двоюродный брат П. Урусова, сын сестры его матери Александры Ливен (1861—1929).

21. Мария Ливен (урожд. Орлова-Давыдова), троюродная сестра П. Урусова, жена П. Ливена.

22. Кафе на сваях над морем, находилось напротив гостиницы «Мариино».

23. Великий князь Александр Михайлович (1866—1933), сын младшего брата Александра II великого князя Михаила Николаевича. Адмирал Российского флота, в течение ряда лет — начальник главного управления портов и торгового мореплавания.

24. Гучков Александр Иванович (1862—1936) — крупный московский домовладелец и промышленник, основатель партии октябристов, в первом составе Временного правительства — военный и морской министр (с нач. марта по нач. мая 1917 г.).

25. Об этом обыске и о Библии вдовствующая императрица Мария Федоровна написала в письме к греческой королеве Ольге Константиновне: «Даже мое датское Евангелие, на котором рукою моей любимой мамы было написано несколько слов, — все было брошено в большой мешок и унесено. Я страшно ругалась, но ничего не помогло.» Письмо приведено в ст. Ю.В. Кудриной «Все безнадежно плохо...» (Независимая газета, 16 июля 1998 г.). В статье «Вернется ли Мария Федоровна в Россию?» Ю.В. Кудрина пишет, что одному Богу известными путями «получила Мария Федоровна, уже находясь в Дании, Библию, которая была конфискована у нее во время обыска в Крыму. Один датский дипломат случайно купил ее у букинистов в Москве и прислал бывшей императрице в Данию. Мария Федоровна умерла, держа в руках эту Библию».

26. Княгиня Мария Барятинская (1851—1937) — известная ялтинская благотворительница, возглавляла ялтинский Красный Крест, была начальницей санатория в память императора Александра III. Ее имение Уч-Чам находилось в восточной части города, сейчас территория санатория Закарпатского военного округа.

27. Княгиня Надежда Барятинская (1847—1921) имела большой особняк и землю выше Аутской улицы (ныне ул. Кирова); в настоящее время — корпус и территория санатория им. Кирова в Ялте.

28. Ныне ул. Щорса.

29. Корнилов Лавр Георгиевич (1870—1918), один из лидеров российской контрреволюции, генерал от инфантерии. В 1917 г. был назначен Временным правительством главнокомандующим. В конце августа 1917 г. двинул войска на Петроград, стремясь подавить революцию; заговор был ликвидирован.

30. Духонин Николай Николаевич (1876—1917), русский контрреволюционный деятель, генерал-лейтенант. Убит толпой на вокзале в Белоруссии.

31. Домашний учитель Урусовых, англичанин.

32. Императрица Мария Федоровна (1847—1928), урожденная датская принцесса Мария-София-Федерика-Дагмар, жена Александра III, мать Николая II.

33. Вел. кн. Петр Николаевич (1864—1931), сын брата Александра II Николая Николаевича; нес военную службу, но в то же время хорошо рисовал и серьезно занимался архитектурой.

34. Сазонов Сергей Дмитриевич (1860—1927), государственный деятель, дипломат, министр иностранных дел России в 1910—1916 годах.

35. Вел. кн. Ксения Александровна (1875—1960), сестра Николая II.

36. Вел. кн. Елизавета Федоровна (1864—1918), урожденная принцесса Гессенская, жена Сергея Александровича, великого князя, сына Александра II.

37. Александра Федоровна (1872—1918), урожденная принцесса Гессенская, последняя русская императрица.

38. Вел. кн. Сергей Михайлович (1869—1918), сын младшего брата Александра II Михаила Николаевича.

39. Вел. кн. Константин Константинович (1858—1915 или 1916), сын брата Александра II Константина Николаевича; писал и издавал стихи, подписываясь К.Р.

40. Вел. кн. Павел Александрович (1860—1919), сын Александра II.

41. Вел. кн. Михаил Александрович (1878—1918).

42. Сыновья вел. кн. Михаила Николаевича, брата Александра II; Георгий Михайлович (1863—1919) — шеф ряда крупных войсковых подразделений, крупный специалист по русской нумизматике, директор Русского музея императора Александра III, владелец имения «Харакс».

43. Вел. кн. Дмитрий Константинович (1860—1919), сын брата Александра II Константина Николаевича, брат Константина Константиновича (К.Р.); владелец имения Кичкине.

44. Графиня Софья Владимировна Панина (1871—1956 или 1957). Ее мать Анастасия Сергеевна Панина (в девичестве Мальцова) и мать отца П. Урусова Мария Сергеевна были родными сестрами. Занималась благотворительной деятельностью. Помимо Народного дома, построила в Петербурге детскую столовую, библиотеку, детский сад, ремесленные и рукодельные классы для подростков, общеобразовательные — для взрослых и др. Открыла Народные дома в Воронежской, Московской губерниях и в Крыму; была членом ЦК партии кадетов. В мае 1917 г. Временное правительство назначило ее товарищем (заместителем) министра государственного призрения, в августе — товарищем министра народного просвещения.

45. Урусова Ирина Леонидовна (1870—1960), сестра отца П.С. Урусова.

46. Константин (1868—1923), греческий король из династии Глюксбургов.

47. Это был в то время самый большой корабль английского флота, дредноут.

48. Вел. кн. Николай Николаевич младший (1856—1929), сын брата Александра II Николая Николаевича, с 1905 года — Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа; в 1905—1909 годах — Председатель Совета Государственной обороны, с июля 1914-го по август 1915 г. — Верховный главнокомандующий во время I мировой войны; с августа 1915 по март 1917 — Главнокомандующий Кавказской армией и наместник царя на Кавказе; владелец имения «Чаир».

49. Николай Николаевич как бывший наместник Кавказа носил черкеску и каракулевую папаху.

50. С апреля по июнь 1919 года Крым был занят Красной армией; с июня 1919 по ноябрь 1920 — Белой армией.

51. Кун, Бела (1886—1939), деятель венгерского и междунар. коммунистического движения. С 1920 года — член Реввоенсовета Южного фронта, председатель Крымского ревкома. Один из организаторов «красного террора» в Крыму. Репрессирован, посмертно реабилитирован.

52. П. Урусов. Воспоминания исчезнувшего времени. США, 1984. С. 186—187.

53. Там же. С. 90.

54. Там же. С. 189—190.

55. Урусова (Васильчикова) Ольга Петровна (1867—1931), мать П.С. Урусова.

Предисловие, перевод с английского, публикация и примечания Ольги Литаш.