Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

В Крыму растет одно из немногих деревьев, не боящихся соленой воды — пиния. Ветви пинии склоняются почти над водой. К слову, папа Карло сделал Пиноккио именно из пинии, имя которой и дал своему деревянному мальчику.

Главная страница » Библиотека » В.Д. Смирнов. «Крымское ханство в XVIII веке»

Глава II

Политические виды Каплан-Гирей-хана I. — Мятежи Бахты-Гирея в Черкесии и бунт янычарского гарнизона в Азове. — Вынужденная потачка Порты крымцам, отвергшим Кара-Девлет-Гирея III. — Нелады Сеадет-Гирей-хана III с крымской знатью, стоившие ему трона. — Политическая программа Менгли-Гирей-хана II. — Вражда двух сильных партий в Крыму, во главе которых стояли Мердан-Али-ага и Джан-Тимур-мирза. — Приговор Абу-с-Сууда-эфенди и казнь Абду-с-Самада-эфенди. — Мятеж ногайцев под предводительством Аадиль-Гирея и усмирение их. — Внутреннее управление Менгли-Гирей-хана II и падение его.

Первой заботой вторично воцарившегося Каплан-Гирея-хана I (1125—1128; 1713—1716) было возвратить на прежние места подвергшихся гонению со стороны Девлет-Гирея своих друзей Мердан-Али-агу и Абу-с-Сууда-эфенди. Калгой, согласно всем источникам, был сделан опять Менгли-Гирей-султан, а нур-эд-дином, по одним историкам, был назначен Сахыб-Гирей, а по другим известиям — Сафа-Гирей-султан.

Решившись окончательно помириться с Россией, Порта позаботилась о скорейшем приведении в надежное состояние крепости Хотин на бессарабской границе. Назначенный туда инженером Халиль-паша составил смету в 2000 мешков чистыми деньгами. Султан осердился на него за такое непомерное исчисление расходов и отослал пашу в Белград. Надзор за рабочими поручен был румелийскому бейлербею Абди-паше совместно с крымским ханом Каплан-Гиреем. Проведя зиму 1125 года (1713) в местечке Копанке на реке Днестре, хан вернулся в свою столицу. В признательность за ремонт Хотина ему присланы была сабля и почетный кафтан.

Автор «Краткой истории» передает этот факт в таком духе. Он говорит, что «Абди-паша с османским войском, а Каплан-Гирей с татарским прибыли в Хотин только под видом ремонта крепости, а в действительности вследствие известий о приглашении со стороны поляков: цель была та, чтобы там провести зиму, а к весне двинуться в московские пределы». Но союз с поляками не состоялся. Тогда поневоле в том году пришлось чинить Хотин: до зимы приспособили годные помещения и назначили туда гарнизон. Паша вернулся к себе; хан зимовал в Кили, а в 1126 году (1714) пришел в Крым. В таком случае становится понятно, почему султану пришлась не по вкусу денежная смета Халиль-паши на сооружение, в котором не имелось даже серьезной надобности.

Когда, однако же, вскоре у Порты произошел разрыв с Венецией, то Каплан-Гирей тоже выставил вспомогательный отряд татарского войска под начальством Орского бея, младшего брата своего Селямэт-Гирея, назначенного сераскером в Босну. Между тем один из сыновей Девлет-Гирея, отставного хана, Бахты-Гирей, в надежде занять отцовский престол начал смуту в Черкесии. К нему присоединился, переправившись через Таманский перевоз, прежний нур-эд-дин Бега-дыр-Гирей. Хан, узнав об этом, послал за ними погоню, но посланные, не догнав их, вернулись ни с чем обратно. Бахты-Гирей же на просторе соединился с враждебными крымскому хану ногайскими эмирами, а тех, кто оказывал повиновение хану, как, например, Нур-эд-Дин-мурзу, мурзу Касай-оглу и Касбулат-оглу, убивал, а имущество их грабил. Услышав об этом, хан поручил усмирение мятежа Менгли-Гирею, и ему с помощью мурз племен Хатай и Кыпчак удалось переловить бунтовщиков и убийц и учинить над ними расправу; в особенности досталось племенам Оран-оглу, Арсан-бей, Юсуф и Сумах, как самым мятежным.

Одновременно ли и в связи ли с этим бунтом или в другую пору и совершенно самостоятельно, но только при Каплан-Гирее происходили беспорядки, о которых повествует Фундуклулу под 1125 годом (1713). «После заключения с московским царем мира, — читаем мы, — татарскому войску и пограничным жителям было строго наказано впредь не делать набегов. Но татары, не повинуясь наказу, пошли производить грабежи по дорогам к Астрахани. Московцы и керманские казаки, перерезав им путь, послали человека к азовскому коменданту визирю Босняк-Реджеб-паше с жалобой и просьбой о возвращении захваченных у них пленников. Тогда он с эрзерумским вали, визирем Тэляк-Али-пашой сели на коня и пошли на них (татар). "Так вы вопреки падишахскому фирману опять делаете набеги? С чьего позволения пошли вы?" — сказали они и бросились на них со своим отрядом войск. Но пока они сражались, очередной отряд янычар, состоявших в азовском гарнизоне, оцепили крепость и говорят: "Мы живем татарской добычей; на этих границах фирманы не исполняются". Они пошли против пашей и вступили в битву. С обеих сторон несколько человек пало; несколько было ранено; янычары одолели, а наши, вернувшись, вошли в крепость. Паши донесли в Порту о дерзости капы-кулу и о неисполнении фирмана; но так как тогда было время лицемерия, то отделались молчанием: Реджеб-паша был назначен комендантом в Ени-Кале, а его предместник визирь Челеби-Мухаммед-паша комендантом азовским; визирю Теляк-Али-паше велено было отправляться на свою должность; а поверенный янычарского аги в Азове по обвинению в неуправе с солдатской ватагой был отставлен и под именем коменданта сослан в крепость Койне, где и был затем казнен. Крымскому хану Каплан-Гирею также послан высочайший указ — крепко держать во всех местах орду татарскую...»

Особенно повредила Каплан-Гирею его медлительность во время немецкого похода в 1128 году (1716)1. Решено было хану самому идти на помощь к Темешвару, Менгли-Гирею оберегать Буджак, а Селямэт-Гирею отправляться в Эрдель; но последний отказался, и его поручение было передано сыну Азамат-Гирея Ислам-Гирею. События же продвигались очень быстро; турки терпели поражения; Темешвар с Белградом уже ушли из рук турок в руки неприятелей; а хан все не являлся на помощь. Османская армия уже возвращалась из похода, когда хан только что приближался со своими татарами к Белграду. А виной этой медлительности были, по словам Сейид-Мухаммед-Ризы, зложелательные строптивцы-эмиры, которые советовали хану не очень торопиться в деле повиновения Порте. Раздосадованные же неуспехом кампании турецкие сановники на совете у султана 18 зиль-хыддже 1128 года (2 декабря 1716), рассуждая о поведении хана, остановились на двух предположениях: невообразимая медлительность татар, быстрота которых вошла в пословицу, произошла или оттого, что татарское войско не слушается хана, или же оттого, что он сам утратил энергию и решительность; а следовательно, и в том и в другом случае он заслуживает отставки. Решено было еще раз обсудить этот вопрос на совете у великого визиря и о результате доложить султану. На совете, окончательно решившем участь Каплан-Гирея, велись такие рассуждения, сообщаемые турецкими историками: «С тех пор, как старик Хаджи-Селим-Гирей стал в 1082 году (1671) впервые крымским ханом, и до сего времени в течение сорока лет ханствовали или он сам, или его братья, или его сыновья. Его родственники теперь ужасно как размножились, и все татары от мала до велика, равно как и черкесский народ, считают их наследственными ханами, а проживающие в Румелии царевичи, точно совсем посторонние, ровно ничего в их глазах не значат. Нечего уже и говорить о вступлении их на ханство Крымское: даже тем, которые упоминали о них, оказывалась враждебность. А потому и сами Селимовцы тоже стали говорить, что Крымское ханство есть исключительное их достояние, и когда случились войны, то под разными предлогами не стали ходить, говоря: "Мы не безопасны от неприятеля"; если же и приходят, то с ничтожным количеством татар; а не то стали посылать султанов с несколькими татарами. Каплан-Гирей тоже из детей Селим-Гирея. Подобно отцу своему, он благожелатель Высокой Державы; но татарский народец сказал ему: "А, и ты тоже был в Эдирне на замирении с московом? Ты прекратил наши доходы?" — и совсем отвернулись от него, не стали слушаться его, так что он не в состоянии был собрать и двух татар воедино; это, по-видимому, и было причиной того, что он не шел к Темешвару».

Некоторые из сановников говорили, что не есть непременное условие быть крымскому хану из сыновей Селим-Гирея: почему бы не назначить ханом достойного султана из крымских царевичей, проживающих в румелийских пределах? Может быть, и из них кто-нибудь сослужит хорошую службу. По рассмотрении оказался подходящим старейший из всех царевичей Кара-Девлет-Гирей-султан. Поэтому он в конце зи-ль-хыддже 1129 года (ноябрь—декабрь 1717) был объявлен с обычными церемониями ханом, потом отправился в Буджак, собрал там около себя татарское войско и назначен был на охрану Валахии. Но ни один человек из ногайцев, ни старый, ни малый, не оказывал ему повиновения. Он остался лишь при своих приверженцах да двух сотнях татар, которых привели они с собой. По другим источникам, крымские вельможи, услышав о назначении Кара-Девлет-Гирея ханом, подали падишаху заявление такого рода: «С фамилией этого хана у нас уже несколько раз было столкновение; у нас с ними нет ладу». Это заявление они, конечно, подкрепили неизбежными шумными сборищами, породившими беспокойство в целом населении. В Порте снова сделано было совещание по этому поводу, и состоялось такое решение: «Хотя это обстоятельство противоречит предыдущему мнению Порты о назначении хана, но так как теперь военное время, то надо принять во внимание настоящее вынужденное положение дел — пойти на компромисс и избежать пока напрасных раздоров, могущих привести к кровопролитию».

В самом деле, история эта произошла вскоре после поражения турецкой армии и завоевания Темешвара немцами, так что Порта была в весьма стесненных обстоятельствах. Поэтому как ни тяжко и ни прискорбно было турецкому правительству уступить требованиям татар, тем не менее оно принуждено было поступить с осторожностью, отложив до другого времени наказание мятежной вольницы, и сделать ханом одного из сыновей Селим-Гирей-хана. Таким образом, Кара-Девлет-Гирей-хан III (1128—1129; 1716—1717) и не успел побывать в Крыму в сане хана, в котором он числился всего три месяца, в конце одного и в начале другого года. 23 сефера 1129 года (6 февраля 1717) в Адрианополь был вызван проживавший в Ямболу Сеадет-Гирей, который и был назначен крымским ханом.

Во всей этой истории самое любопытное представляет мотив, по которому Порта уважила настояния татар на смене хана, — невозможность заставить их повиноваться своим распоряжениям при тогдашних обстоятельствах. Ввиду столь ясных и очевидных причин легкой смены ханов нет оснований искать их в том, что «с одной стороны дворянство и даже сами князья крови Гирея были подкуплены Портой; и с другой предрассудок веры заставлял всех Мусульманов почитать Великого Султана преемником Халифов, хранителем ключей Мекки и главою веры», — как это делает Сестренцевич-Богуш.

При воцарении Сеадет-Гирей-хана III (1129—1136; 1717—1729) впервые произведено было отобрание у прежнего, отставного хана Кара-Девлет-Гирея пожалованной ему, по исконному обычаю, из султанской казны инвеституры — дорогих одежд и кинжала. Для приведения в исполнение этого никогда прежде не бывалого разжалования был командирован из Порты капыджи-баши. Такое непочтительное обращение Порты с Кара-Девлет-Гиреем вскоре свело этого семидесятилетнего старика в могилу. Он погребен в Ямболу в местной мечети.

Такое, уже более потом не повторявшееся поругание личности отставного хана Порта позволила себе, вероятно, ввиду того, что само население крымское не питало никакого уважения к личности Кара-Девлет-Гирея. Каприз Порты был посадить на ханский трон Кара-Девлета — ничего не стоило ей и третировать его, так как он происходил из ненавистного крымцам побочного поколения.

Но и при новом хане не восстановилось спокойствие в подвластных ему черкесских пределах. Кроме того, у него возникло недовольство своими родичами: назначенный нур-эд-дином Аадиль-Гирей-султан вскоре отказался от этого звания, и на его место был назначен Ислам-Гирей. Сеадет-Гирей-хан успел еще совершить одну кампанию против немцев в союзе с османской армией, где долго, в ожидании его прибытия, медлили с решительными против неприятеля действиями. Хан в этот раз привел с собою 60—70 тысяч человек; но, замечает турецкий историк, в армии не находилось опытного полководца, поэтому и не знали, что делать; кроме того, страшно боялись немцев. К этой трусости турок присоединились еще беспорядки и несоблюдение дисциплины в армии, против которых сам бы Аристотель с Платоном, по выражению турецкого историка, не придумали никаких мер, и поражения оттоманских войск продолжались, несмотря на прибытие крымской подмоги и смену военачальников. Волей-неволей пришлось принять посредничество иностранных послов по заключению мира с немцами в шеввале 1129 года (октябрь 1717). В начале следующего года ханскому полчищу, по миновании в нем надобности, было дано позволение вернуться в свои места, и приказано при этом возвратить мирным валахам захваченных татарами пленников. Когда перед этим хан отправился из Адрианополя, получив обычные подарки, ему поручено было положить конец своевольным действиям Бахты-Гирея, прозванного «Дели-султан», то есть «Отчаянный султан», на которого русский посол явился в Порту с жалобой, что он, набрав шайку татар, производит с нею опустошительные набеги на русские окраины, вопреки существующему между Россией и Портой мирному трактату.

Но более всего хан, конечно, заботился о собственных выгодах. Черкесы, видя ослабление могущества крымских ханов, начали отказывать в платеже им «погрешной дани» невольниками. А между тем другой источник ханских доходов — грабежи и набеги на христианских соседей — в силу изменившихся обстоятельств иссякал. Каплан-Гирей, мы видели, поплатился уже за чрезмерно хищнические замыслы против черкесов; но это не остановило его преемника продолжить начатое предшественником. В начале 1132 года (1720) он испросил у Порты разрешение произвести набег на черкесов, которое и было ему дано. Хану вместе с разрешением пожаловано было еще под именем «расходных» — «харджлык» — от султана 8000 гурушей, и отдан был приказ о присоединении к татарской ханской армии вспомогательных сил из войск османских, расположенных в пределах Крыма. Хан, получив полномочие ведать все дела черкесские по своему усмотрению, с многочисленным войском вторгся в Кабарду и провел там около двух лет. В кратком турецком очерке «Крымской истории» и у Говордза2 говорится, что Сеадет-Гирей во время этого похода попался в плен и после возвращения из плена был низложен; между тем в других источниках нет ни слова о плене хана. Сравнительно более подробный рассказ об этом походе Сеадет-Гирей-хана находим в «Краткой истории», хотя и не вполне согласный с другими источниками. Сейид-Мухаммед-Риза, например, говорит, что хан по возвращении в столицу отправил сына своего Салих-Гирея выжить мятежного Бахты-Гирея из его убежища и водворить в румелийские области. Но поход Салиха был неудачен, и тогда хан решил двинуться самолично; но тоже без всякого успеха и только напрасно потерял драгоценное время: вслед за этим пошли волнения и смуты в самом Крыму, повлекшие за собой свержение хана, о чем Риза рассказывает по обычаю витиевато-многословно. В конце концов хан, видя вокруг себя поголовную измену, предоставил все воле Божией, а сам отправился в Порту, где и был отрешен; ханство было предложено «с некоторыми условиями» Каплан-Гирею, привезенному в Порту, но тот отказался, и в 1137 году (1724—1725) был сделан ханом Менгли-Гирей-хан II.

Сейид-Мухаммед-Риза называет письмо, посланное мятежниками Сеадет-Гирей-хану, «противообычным», а кляузу, отправленную ими с депутацией в Порту, «непристойной и безграмотной». По сути, эта кляуза крымцев скорее может служить доказательством их дерзкого самоуправства, чем изобличением злоупотребления властью со стороны хана. Мотивы недовольства их Сеадет-Гиреем на вид слишком слабы, чтобы могли служить достаточным основанием для его свержения. Но каждый век и каждый народ имеет свои воззрения на нравственные обязанности человека вообще и правителя в особенности. Историк Халим-Гирей3 так характеризует Сеадет-Гирея: «Он славился своей щедростью и милостивостью, но был порицаем за отсутствие в нем мужества и храбрости. Был пристрастен к охоте и большую часть времени проводил в разъездах по степям и лугам, занимаясь под предлогом охоты ловлей в объятия газелеоких красоток. В ранние годы юности он выделялся из среды сверстников красивой наружностью и статностью фигуры и, точно царский штандарт, возвышался ростом среди народа, а под конец от тучности и массивности тела, как носилась молва, он не мог ни ходить, ни двигаться». Значит, Сеадет-Гирей-хан был сибарит, чем только дразнил плотоугодный аппетит татарских вельмож, не давая, однако же, им средств для удовлетворения этого аппетита. В этом заключалась и вся его виновность пред ними.

Сановники Высокой Порты не раз секретно совещались, как им поступить в данном случае. Для Крыма нужен был такой хан, который, по словам Сейид-Мухаммед-Ризы, мог «силой власти и правосудия потушить разгоревшийся огонь смуты». Пригодных кандидатов на ханство оказалось двое — отставной хан Каплан-Гирей и меньшой брат его Менгли-Гирей-султан, бывший одно время калгой. Верховный визирь Ибрагим-паша4 в начале 1137 года (октябрь 1724) вызвал их обоих на совет в окрестностях Стамбула насчет мер к прекращению смут крымских. На этот совет сам великий визирь и капудан5 Мустафа-паша приехали тайно, под предлогом охоты. Братья Гераи тоже хранили строгое инкогнито. Менгли-Гирей пленил великого визиря своим сладкоречием и был рекомендован падишаху в ханы. В конце мухаррема (середина октября) он был торжественно ввезен в столицу и с соблюдением известных церемоний произведен в ханы. Другие историки говорят, что Каплан-Гирей сам отказался от предложенного ему теперь ханства, ибо он был уже стар, да и не хотел «пачкать в крови правоверных одежд своей непорочности». Что же касается до секретности, с какой велись переговоры о назначении нового хана, то, надо полагать, она была необходима ввиду нахождения в Стамбуле крымской депутации, от которой до поры до времени надо было скрывать соображения Порты.

Менгли-Гирей-хан II (1137—1143; 1724—1730), действительно, имел, как оказалось, целый план в голове насчет приведения в повиновение строптивых мятежников: недаром его речи понравились великому визирю. Видя, что ни с помощью своего ханского авторитета, ни открытой военной силой ничего не поделать с ними, новый хан стал на путь хитрости и коварства. Чтобы отвести на первых порах глаза главным вожакам бунтовщиков, он утвердил их как ни в чем не бывало в их прежних должностях — Абду-с-Самада в должности кады-эскера, Кемаль-агу — в звании первого министра и Сафа-Гирея в звании калги, послав грамоты об этом вперед себя в Крым, а потом уже явился и сам. Прикидываясь ласковым к своим противникам и равнодушным к людям, к которым в душе был расположен, Менгли-Гирей-хан разведывал и распознавал врагов и выжидал благоприятного момента для расправы с ними. Такой момент вскоре наступил в виде войны, начавшейся у Порты с Персией. По султанскому фирману хан должен был отправить десятитысячное войско в поход на Персию. Отряд в шесть тысяч татар хан послал под начальством калги Сафа-Гирея, прикомандировав к нему таких лиц, как Пурсук-Али и Султан-Али-мурза, и этим способом удалив смутьянов и зачинщиков волнений из Крыма. Другого такого же опасного человека — Мустафу, состоявшего в должности силяхдара (оруженосца) у Кемаль-аги, послал он в Черкесию. Этим ловким маневром хану удалось разрознить сплотившихся мятежников и по частям разделаться с ними. В месяце зи-ль-каде 1137 года (июль-август 1725) вся татарская ватага переправилась через Босфор на анатолийскую сторону, получила там обычные от турок подарки и двинулась по назначению.

В данном случае обращает на себя внимание то, что Порта, прежде всегда гневавшаяся на крымских ханов, если они не самолично предводительствовали своей армией, и косо смотревшая на такое уклонение их от своей исконной обязанности, тут отступления хана от заведенного порядка даже не заметила. Изменившиеся обстоятельства вынудили ее предоставить большую свободу действий своему вассалу, лишь бы только сумел он держать в повиновении беспокойную орду, которая теперь часто становилась для нее обузой. Тем более эта свобода должна была быть предоставлена Менгли-Гирею, что он вступил на ханство с самостоятельной программой умиротворения края, а вовсе не в качестве простого исполнителя инструкции, данной будто бы ему султаном, как это сообщается некоторыми историками.

Следуя принципу divide et impera*, Менгли-Гирей II, выпроводив одну часть беспокойных голов за границу, стал обдумывать способы к окончательному укрощению оставшихся дома. Главным образом он хотел приняться за Хаджи-Джан-Тимур-мурзу, который, по словам османского историка Челеби-заде-эфенди6, целых уже сорок лет своевольничал, не повинуясь ни ханской власти, ни повелениям Порты и причиняя всякие притеснения своим соотечественникам. С этой целью хан составил совет из Кара-Кадир-Шах-мурзы, Муртаза-мурзы, Абу-с-Сууда-эфенди и других эмиров и улемов, принадлежавших к партии, враждебной грозному Джан-Ти-муру. Они порешили на том, что с ним надо покончить, и даже пригрозили, что, в случае если хан не совершит предложенной расправы, они должны будут удалиться из пределов Крыма и оттуда уже вести борьбу с врагом своим. Джан-Тимур, прознав чрез своих клевретов о грозившей ему опасности, написал донос, обвиняя Кадир-Шаха и Муртаза-мурзу в мятежных замыслах. Хан же послал ему ярлык, приглашая его в Бахчисарай и прося умиротвориться. В то же время он пригласил харатукских, салгырских аянов и прочую знать, именуемую капы-кулу, в столицу. На происходившем в ханском дворце собрании Мердан-Хаджи-Али-ага, заклятый враг Джан-Тимура, держал речь, в которой доказывал всю несообразность поступков Ширинских мурз и необходимость решительного их обуздания силой оружия, для чего и предлагал почтенным членам собрания, особенно тем, которые входили в число капы-халкы (лейб-гвардии), продемонстрировать верность хану. Красноречие старого министра так убедительно подействовало на присутствующих, что они тут же дали клятву последовать его предложению. На собрании присутствовали также приверженцы и товарищи Джан-Тимура — Кемаль-ата, Эр-мурза, сын Порсук-Али-аги Осман, брат Кемаля Осман и другие из числа капы-кулу. Предвидя возможность их побега, хан стал соображать о том, как бы преградить им путь. В месяце зи-ль-каде 1138 года (июль 1726) Кадир-Шах и Джан-Тимур со своими вооруженными приверженцами стояли по обе стороны Бахчиса-рая. Хан распорядился устроить засаду из отборных стрелков, с тем чтобы они хватали и немедленно умерщвляли мятежников, когда они явятся в диван по приглашению. Но Джан-Тимур через шпионов и легкомысленных людей, посвященных в тайну, узнал о готовившейся ему ловушке и тотчас же бежал; за ним последовали и другие его единомышленники. Кадир-Шах-мурза со своими пособниками бросился вдогонку. Хан, рассчитывая на возможность захвата их при Днепровской или Азовской переправе, не дал своего согласия на открытую битву в узкой Бахчисарайской долине, чтобы в этой свалке не досталось людям невинным; но потом все-таки, питая желание истребить противников, послал Мердан-Хаджи-Али-агу и Салих-мурзу, но они промедлили. Джан-Тимур перешел через Казандибскую переправу и прошел под крепостью Азовом благодаря содействию азовских янычар.

По вытеснении Джан-Тимура из Крыма одержавшая верх партия, как водится, захватила в свои руки все прерогативы: Кадир-Шах стал ширинским эмиром, Муртаза-мурза его калгой; Сефер-Гази-мурза нур-эд-дином; Мердан-Али-ага опять облечен был саном ханского аги, Абу-с-Сууд-эфенди получил кады-эскерство. Обо всем происшедшем донесено было в Порту с просьбой подчинить, как было прежде, ведению Абу-с-Сууда округа Кафский, Таманский, Судакский и Манкупских То и другое — донесение и просьба — были отправлены с самим же Абу-с-Суудом.

Пограничным комендантом турецких крепостей сделано было предписание задержать, если представится случай, Джан-Тимура и его сообщников. Вместо того азовский комендант Мустафа-паша оказал ему всякое содействие к благополучной переправе и путешествию в Черкесию, так что Порте пришлось повторить свое предписание и на этот раз ограничиться строжайшим требованием только полного невмешательства со стороны турецких гарнизонных янычар в дела татарские. Вместе с тем турецким комендантам дан был приказ сообразовать свои действия с намерениями и распоряжениями хана, занятого усмирением бунтовщиков. Все это было в конце мухаррема 1138 года (начало октября 1725).

По представлению хана главнокомандующий османской армией в персидском походе Кёпрюлю-заде Абду-л-Ла-паша произвел расправу над некоторыми из главных участников бунта, казнив, между прочим, сына Джан-Тимура Бегадыр-шаха и силяхдара Мустафу; а калга Сафа-Гирей, вместе с головами казненных, был вытребован в Порту и потом сослан на остров Хиос. Кроме того, в самом Крыму было несколько человек повешено торжественно на площади с прочтением султанского фирмана, а имение Кемаль-аги было конфисковано. За такую распорядительность и сообразительность хана ему были высланы деньги, а Абу-с-Сууду пожалованы во владение деревни и дано согласие на просьбу о расширении его юрисдикции в пределах Крыма.

В начале 1139 года (конец 1726) татарские войска, бывшие под начальством нур-эд-дина Селямэт-Гирея в персидском походе, стали разбегаться; оставшиеся страдали от болезней и изнурения, и тогда им разрешено было вернуться через Трапезунд на кораблях восвояси. В то же время ссыльному Сафа-Гирею, вследствие нездорового климата хиосского, по ходатайству хана дозволено было поселиться в своем чифт-лике7 в Ямболу. Назначенный на место его калгой Аадиль-Гирей, однако же, не захотел отправляться в Персию на театр военных действий в качестве главнокомандующего татарским отрядом, а потому получил отставку в начале сефера 1140 года (середина сентября 1727) и отправлен на жительство также в окрестностях Ямболу. Причиной отказа Аадиль-Гирея было его намерение поднять бунт среди буджакских ногайцев в пользу отставного хана Каплан-Гирея. Ему и удалось поднять Буджакскую орду, когда он проезжал через нее в свой чифтлик после отрешения от должности калги. Орда эта с того самого времени, как Порта взяла ее под свое покровительство, все никак не могла размежеваться с соседней Молдавией. Предводители мятежных ногайцев с Аадиль-Гиреем во главе послали через бендерского коменданта в Порту заявление о желании их иметь ханом Каплан-Гирея и об отводе земель в Молдавии выгнанным из нее ногаям. В противном случае они грозили выселиться в Польшу.

Коренные крымцы вознегодовали на такое неслыханное доселе вмешательство ногайцев в дело смены и назначения крымских ханов и, со своей стороны, отправили в Порту протест, в котором выражали свое полное довольство образом правления хана Менгли-Гирея. Расчеты бунтовщиков оказались ошибочными. Хану была выслана подтвердительная грамота и вторичная инвеститура, а для усмирения ногайцев отряжены были большие военные соединенные силы турецких сераскеров и крымского хана. Мятежники смирились. Аадиль-Гирей по ходатайству хана получил амнистию, да еще и пенсию, и водворен в своем чифтлике. Ногайцам велено сидеть смирно на отмежеванных им землях и не трогать соседей, под угрозой взыскания с них контрибуции в размере тысячи мешков акче8 за всякий беспорядок. Разграбленное во время этого мятежа имущество мирных жителей было по возможности разыскано и возвращено хозяевам. Акт умиротворения был облечен в форму официального документа, составленного и скрепленного кады-эскером Абу-с-Суудом в половине шабана 1140 года (конец марта 1728). Бежавших в Польшу мурз ногайцам не велено было принимать больше к себе, а оставшихся их приверженцев должны были выдать для ссылки их в Крым.

Но этим еще не совсем закончилось умиротворение беспокойных ногайцев. Сын Девлет-Гирей-хана Бахты-Гирей-султан, после отставки отца и по назначении ханом Каплан-Гирея, удалился в Черкесию с надеждой найти там себе сильную военную опору и овладеть отцовским троном. Он собрал вокруг себя несколько не хотевших повиноваться крымскому хану ногайских мурз и стал производить с ними грабежи и убийства. Усмирение этой шайки было поручено Менгли-Гирею, который и исполнил это поручение с успехом. Но сам Бахты-Гирей ускользнул от плена и продолжал время от времени творить смуты, то делая вид покорности крымскому хану, то соединяясь с калмыками, чтобы совершать насилия над мусульманскими обитателями кубанских поселений.

Волнение среди буджакских ногаев показалось Бахты-Гирею благоприятным моментом для возобновления своевольных действий в черкесских пределах, и он подстрекнул калмыков захватить Едисанскую орду ногайцев. Хан донес об этом в Порту и попросил об отправке войска с тем, что он сам пойдет или пошлет калгу в качестве главнокомандующего. Порта тотчас отрядила в помощь ему для кубанской экспедиции разные части своих войск, стоявших в Румелии, в придунайских крепостях и в самом Крыму. Бахты-Гирей имел намерение подчинить себе всех черкесов и ногаев тех местностей, отдав только одних едисанцев калмыкам. Но не все ногайские племена были расположены к этому: многие были против него, и среди них крымцы стали набирать войско, заявляя через парламентеров, что пришли вовсе не с враждебными замыслами. Как только распространился слух о приближении войск, Бахты-Гирей бросился в горы; калмыцкое же войско вернулось восвояси.

Таким образом, это волнение было прекращено без всякого кровопролития, благодаря распорядительности хана Менгли-Гирея в конце 1140 года (середина 1728). А в рамазане следующего, 1141 года (апрель 1729) хан в признательность за эту распорядительность был приглашен для чествования в Высокую Порту, куда он явился в сопровождении двух царевичей, Халим-Гирея и Токтамыш-Гирея, и свиты. Их торжественно встретили, угощали и одарили обычным в подобных случаях образом. Торжество это, по свидетельству крымского историка, украсилось полученным известием о смерти Бахты-Гирея, нарушавшего покой ханов своими бунтами и мятежами: он был убит черкесами. Хан не забыл и главных своих помощников по управлению: Абу-с-Сууду-эфенди по рекомендации и ходатайству хана был пожалован титул адрианопольского муфти и подтверждены его права на пользование полученными владениями; а Мердан-Али-ага, столетний старик, получил должности губернатора Кафы и коменданта Ени-Кале.

Кроме чисто политических мероприятий, Менгли-Гирей-хан II сделал кое-что и для внутреннего благоустройства своих владений: он облегчил налоги и повинности, отменив «налог овечий» и учредив почтовые станции для собственной гоньбы; назначил денежные оклады улемам и т. п. Сестренцевич-Богуш, со свойственным ему католическо-иезуитским ригоризмом и недоверчивостью, такое дает объяснение вышеозначенному действию хана: «Менгли, пришед в ненависть своею строгостью к прежним своим соумышленникам, начал покушаться преклонить паки сердца народа, освобождая его от дани, которую должен был платить хану каждый дом, по барану; однако, невзирая на сие, он был свержен».

В этом отрывке из Сестренцевича-Богуша самое интересное представляет его заключительная оговорка: «однако, невзирая на сие, он был свержен»: выходит, что как будто бы Менгли-Гирей был свержен самими крымцами и чуть-чуть не за то, что приложил столько стараний к водворению спокойствия в стране, страдавшей от междоусобиц и распрей самоуправных влиятельных мурз, за что совершенно справедливо превозносит его крымский историк Сейид-Мухаммед-Риза. Так же отрывочно и без всяких расследований говорит об отставке Менгли-Гирея и Гаммер: «Mengligerai wurde abgesetzt»** — сообщает он в конце истории его ханствования мимоходом. Но за что же, в самом деле, был отрешен Менгли-Гирей?

Сейид-Мухаммед-Риза лишь отдаленно намекает на причину его отставки в свойственных ему высокопарных выражениях: «Так как начал веять пронзительный ветер насилия и осеннего холода, то в начале 1143 года (осень 1730) следы подувшего ветра, потопляющего корабли красных дней, достигли до подобного раю Бахчисарая, и на 15-й день по прибытии подтвердительной грамоты да инвеституры, присланных со стороны падишаха, по случаю высочайшего восшествия на престол (Махмуда I), то есть в ребиу-ль-ахыре 1143 года (октябрь—ноябрь 1730), Каплан-Гирей-хан в третий раз стал повелителем страны Крымской; шум страшного ветра отставки и отрешения разметал листы его (Менгли-Гирея) благополучной жизни; немедленно для удаления из пределов Крыма он надел узду поспешения на ветробежного коня отправления».

Такое витиевато-уклончивое объяснение причины отставки Менгли-Гирея надо приписать тому, что Сейид-Мухаммед-Риза писал свою историю, должно полагать, при жизни султана Махмуда I (1730—1754), при котором все это и случилось. Говоря проще, смена Менгли-Гирея случилась одновременно с отречением прежнего султана турецкого Ахмеда III от престола по милости взбунтовавшихся янычар и, без сомнения, в связи с этим последним событием. Но когда читаешь известия о свержении султана Ахмеда III, то невольно приходят на мысль вышеприведенные слова крымского историка, показывающие, что оно было действием какой-то слепой стихии; до того неясны обстоятельства, которыми сопровождалось это свержение; до того необузданность янычарского своеволия в это время утратила всякую осмысленность в своих проявлениях. И Гаммер, и Цинкейзен9 повествуют об этом событии на основании мемуаров современников-очевидцев из европейцев, но сообщаемые ими подробности нисколько не проливают света на главные мотивы этого мятежа. Мы знаем, что тогда Турцией объявлена была война Персии. Но не успели еще турки проделать всех торжественных церемоний перед открытием кампании, как пришли вести о том, что ненавистные всем персияне совершили вторжение в пределы Оттоманской империи и овладели несколькими городами, входившими в состав ее территории. Вести эти страшно взбудоражили турок, а мягкий и миролюбивый султан и его верховный визирь все медлили с началом похода. Из-за этого и взбесились янычары; ловкие авантюристы воспользовались их мятежным настроением и раздули простое недовольство в открытый бунт в расчете поживиться при случае перемены главы правительства; в особенности тут фигурировали некто Патрона-Халиль и Муслу, простые наглые янычары, которые, в самом деле, и выиграли от этой сумятицы.

Но если не совсем понятно свержение султана Ахмеда III, то еще непонятнее смещение Менгли-Гирей-хана. Османский историк Субхи10 говорит только, что некоторые из главных мятежников вздумали сделать ханом поселившегося в Брусе Каплан-Гирея и послали заявить верховному визирю об этом как об общем желании всех. Верховный визирь признал назначение Каплан-Гирея ханом весьма важным и даже необходимым с точки зрения Высокой Державы делом, да только он опасался, как бы это не взбунтовало приверженцев Менгли-Гирея, а такое волнение по обстоятельствам дела было бы на руку врагам веры. Чтобы избежать этого, Менгли-Гирею было послано новое утверждение его на ханстве и приличные султанские подарки. «А так как, — сказал великий визирь, — ханство Каплан-Гирея в существе своем есть дело прекрасное, и по мироукрашающему мнению государеву, заслуживающее одобрения, то ради предосторожности надо несколько повременить: когда Менгли-Гирей поуспокоится, тогда можно послать ему грамоту с приглашением как будто бы на совет по некоторым важным делам, а как он отправится из Крыма к Порогу Счастья, то дать ему отставку и с дороги прямо отослать в подобающее место». Но, говорит Субхи, ватага смутьянов слышать не хотела толкований садразама, настаивая на скорейшем приведении в исполнение их предложения и грозя, в противном случае, опять раздуть еще тлевшие искры мятежа. Садразам доложил обо всем султану, и капыджи-кяхья Кара-Мустафа-паша-заде Мустафа-бей был послан на чекдырме11 в Брусу за Каплан-Гиреем. Но тот по болезни предпочел приехать сухим путем и 23 ре-биу-ль-ахыра 1143 года (ноябрь 1730) прибыл в Стамбул для совершения обряда возведения в ханское достоинство. В то же время Менгли-Гирей был водворен на жительство в Ям-болу мубаширом12, отправленным к нему с высочайшим повелением об отставке.

Сейид-Мухаммед-Риза подробно повествует о том, как Менгли-Гирей поспешно выехал из своих владений раньше, чем прибыл к нему Абду-л-Ла-бей с султанской грамотой об отставке, с которым они встретились уже в Кыл-Буруне; как в Буджаке некоторые из мятежников, ускользнувшие от его преследований, пытались причинить ему разные неприятности, которых он сумел избежать благодаря лишь своей сообразительности и расторопности, и как, наконец, он, по прибытии в Эдирне, послал человека в Порту с просьбой назначить ему местом жительства остров Хиос или Родос, вследствие чего его и сослали на Родос. Последнее было, надо полагать, делом предосторожности со стороны Менгли-Гирея, который считал небезопасным для себя оставаться в Румелии.

Примечания

*. Разделяй и властвуй (лат.).

**. Менгли-Гирей был свергнут (нем.).

1. Имеется ввиду война Турции с Австрией, начавшаяся в 1716 году.

2. Генри Хойл Хауорт (Henry Hoyle Howorth; 1842—1923) — английский историк, писатель, археолог, этнограф.

3. Халим-Гирей (1772—1823) — турецкий историк, поэт; представитель династии крымских Гераев; автор сочинения «Гюль-бюн-и ханан» («Цветник ханов»), в котором излагаются биографии крымских ханов.

4. Дамад Ибрагим-паша — великий визирь с мая 1718 по октябрь 1730 года.

5. Капудан-паша, капудани-и дерья, — командующий османским флотом.

6. Челеби заде Исмаил Асим эфенди (ум. 1765) — турецкий историк, писатель.

7. Чифтлик — помещичье землевладение в Османской империи.

8. Акче — серебряная монета, обращавшаяся в XIV—XIX веках на территории Османской империи и сопредельных государств.

9. Иоганн Вильгельм Цинкейзен (1803—1863) — немецкий историк, публицист.

10. Мехмед Субхи (ум. 1755) — государственный историограф Османской империи с 1739 года.

11. Чекдырме — легкий парусный корабль; использовался в качестве посыльного судна.

12. Мубашир — чиновник, передающий распоряжения султана местным властям.


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь