Братья ди Гуаско

Свободный может стать рабом,
Примеров — сколь угодно.
Раб и в наряде дорогом
Не кажется свободным.

Свободой нужно дорожить
И, избегая плена,
Дышать свободою и жить —
Она всегда бесценна.

Красива и благодатна природа южного побережья Крыма. Только степнякам, привыкшим к просторам полей, нуждающимся в источниках воды, к которым они гоняли бы стада животных на водопой, узкая полоска земли, находящаяся за горами, не была пригодной для поселения. Воды много, но она — горько соленая. Зато итальянцам, попавшим сюда, она напоминала родной дом. Такое же высокое голубое небо, такой же мягкий климат, такое же синее море… Но вели себя пришельцы совсем иначе, чем в родной Венеции или Генуе. Здесь генуэзцы торговали не предметами роскоши и иными ценными товарами, а продавали людей. Здесь невольники, и особенно красивые невольницы, были самым ценным и ходовым товаром. И им было абсолютно безразлично, на каком языке человек, превратившийся в товар, говорит и какому Богу он молится? Какому богу в душе своей молились сами генуэзцы — неизвестно. В храм они ходили христианский, богослужение в нем соответствовало всем канонам святой римской католической церкви, но не было в душе генуэзцев христианского смирения, ни одна из заповедей Господних генуэзцами не исполнялась. Дух наживы вел их по миру, только ему они и служили. Но и среди этого неисправимого народа особой алчностью и жестокостью отличались братья Гуаско. Прибыв из приморской республики, каковой себя считала тогда Генуя, Гуаско к фамилии своей прибавили приставку «ди» и объявили себя баронами. Никто в Крыму не оспаривал этот титул, поскольку в Крыму тогда господствовали сила и смелость, а титулы вообще не имели хождения. Они только тешили самолюбие итальянских граждан Генуи, которым такой титул в Европе и не снился бы. Братья ди Гуаско возвели западнее Сугдеи жилище, названное замком, поскольку помимо обширных жилых помещений и вместительных сводчатых подвалов здесь была выстроена высокая башня — донжон, видимая издалека на фоне зеленой растительности и зубцами гор. Над верхней площадкой ее, увенчанной зубцами, развевался флаг, а на нем геральдический знак ди Гуаско — три сокола на голубом фоне. Гордости этой смелой птицы в характере братьев было, хоть отбавляй, но, что касается благородства, то его не было и в помине.

Не один, доверившийся братьям, полагаясь на чистоту помыслов их и честь, пострадал и морально, и материально. Напрасно потерпевшие обращались с жалобами в Сугдею и в Кафу, к консулу генуэзскому. Тот ничем им помочь не мог. Не было у генуэзской администрации военной силы, чтобы утихомирить братьев. А богатств у братьев ди Гуаско было достаточно. Сколько и чего хранилось в подвалах их замка, знали немногие, но знаниями этими не делились. Знали, что многие из людей, попавших в «гости» к баронам, находили приют в подвалах замка, прежде чем сесть прикованными за весла галеры. Жители ближайших селений, свободных по рождению, чересчур хорошо познакомились с нравами своих господ, братья превратили их в послушных рабов своих. Тех, кто пытался жаловаться на действия притеснителей, ждала жестокая расправа. Не спасали от наказания ни возраст, ни пол. Братья ввели на землях своих феодальное право суда. Судил один из ди Гуаско, судил по «своду законов», только ему известным. Было введено в действие право первой брачной ночи, когда обесчещенную невесту жених получал из рук одного из баронов. Первым, поплатившимся за неисполнение этого правила был Димитрий, самый уважаемый из жителей Такиля. Он посмел выдать замуж дочь свою, минуя своих баронов. После жесточайших пыток, о которых свидетельствовали крики пытаемой жертвы, несущиеся из замка, селянина повесили. Впервые на южном берегу Крыма была сооружена виселица. Согнали жителей селений, чтобы те видели, что может ожидать каждого из них в случае непослушания. Соблюдены были все условия ритуала казни. Зачитан приговор, потом жертву передали палачу и его подручным. Втащили на помост Димитрия, настолько ослабленного пытками, что подняться по ступеням, ведущим на него, он самостоятельно уже не мог. Плакали родственники и близкие казнимого. Палач накинул на голову несчастного петлю, тело подтянули кверху, палач вскочил ему на плечи. Несколько судорожных движений и удлинившееся тело казненного повисло. Близким мертвое тело не было выдано. Оно для устрашения было выставлено надолго, пока распространяющийся смрад не стал беспокоить изысканное обоняние баронов. Так и осталась виселица на площади, как символ права, господствующих на землях баронов. Числа злодеяний их не имело конца, не было управы на братьев. Налогов они не платили, более того, их аппетиты дотянулись до окрестностей самой Сугдеи, так, что жители города «лишились возможности сеять хлеб, косить сено, заготавливать дрова». Консул Солдайи, — как Судак называли генуэзцы, — отдал приказ своим головорезам — «ступайте все до единого и направляйтесь в деревню Скути. Повалите, порубайте, сожгите и бесследно уничтожьте виселицы и позорные столбы…» Но экспедиция окончилась ничем, потому что Гуаско оказали вооруженное сопротивление, а у отряда, присланного консулом, сил оказалось недостаточно. Чтобы не повиноваться консулу, нужно было обладать огромной властью. Откуда такая власть появилась у Гуаско? Огромной властью, преодолевающей любые препятствия, являются деньги. Денег у ди Гуаско было немеренно. Ведь они, построив замок свой, оседлали дорогу, идущую от Карасубазара. По этой дороге вели пленников на невольничий рынок. Ди Гуаско облагали налогом купцов, торгующих людьми. Естественно, часть прибыли попадала в карманы правителей Кафы (Феодосии), которой Судак подчинялся. В Кафе знали, как угомонить Ди Негро, консула Солдаи, чтобы он не докучал братьям-разбойникам.

И все же пришло время, когда господство ди Гуаско закончилось. Прибывшие из-за моря турецкие корабли привезли в Крым отчаянных головорезов. Татарский хан признал себя вассалом турецкого султана. Право генуэзцев, дарованное им когда-то ханом Золотой Орды Тохтамышем, оказалось недействительным в глазах султана. Земли и все богатства генуэзцев в Крыму были объявлены собственностью Султана. Братья избрали путь борьбы, надеясь на толщину стен своей крепости. Да, действительно, трудно было взять башню с ее толстыми каменными стенами даже с применением осадных орудий приступом. Взяли измором, долгой осадой. И видели многие, как с веревкой на шее шли, едва волоча ноги, братья Гуаско к кораблю, стоящему у причала Сугдеи. Гордым братьям предстояло до самой смерти, прикованными к скамье каторги, налегать на весла, а за кажущуюся нерадивость испытывать жгучую боль от плети надсмотрщика.

Жилище баронов было разрушено. Но остались неподалеку от моря на горном плато развалины донжона замка ди Гуаско, как напоминание о бренности всего мирского.