Разбойничья пещера

Есть непутевые средь нас
(И прежде было их немало).
Родным и близким всякий раз
От их проделок доставалось.

У всех людей, как у людей,
У непутевого все — разом:
Он и герой, он и злодей,
Поступками не правит разум.

Он удивляет всякий раз,
Да потому, что — бестолковый.
Не удивительно, что сказ
На «подвигах» его основан.

Сибирь, далекая для татарина крымского страна, в которой условия чем-то схожие на те, которыми мулла в молитвах своих правоверных пугает. Но не страшна Сибирь для того, кто путь избрал, законом преследуемый. Уходя туда, оставляет он по себе след в душах тех, кто, веруя в непогрешимость канонов веры, сочувствуют бунтарям.

Прошло много лет, как везли связанного по рукам и ногам бунтаря Алима, а старая-престарая Арзы, укачивая дитя, тихим голосом поет песенку об удальце старо-крымском, который пощады не ведал, бросаясь на врагов, но глаза которого становились глазами робкой лани, когда он брал в свои громадные сильные руки крохотное тело ребенка.

Зимние вечера в Крыму долги и тоскливы, то дождь затяжной оплакивает уснувшую надолго природу, то ветер тоскливо завывает в трубе, перекатывая с места на место снег сухой крупитчатый, смешанный с коричневой сухой листвой. Холодно снаружи, а в теплом помещении у горящего очага, удобно расположившись, приятно послушать рассказ старика о том человеке, которым гордились горы и о котором с шумом волн бушующих, море несло весть о безумии храброго Алима. Боялись его богатые и сильные, но не ведал от него обиды самый слабый бедняк.

Ни вражеский кинжал, ни шашка наемника, ни пуля не коснулись тела Алимова, словно заколдованным от них был «разбойник!

Как грозы боялись с ним встретиться те, чей кошель был полон монет, чья совесть была переполнена от совершенных темных дел. Только начальник полиции Карасубазара постоянно искал встречи с неуловимым разбойником. Велик был размерами начальник, и силы немереной был.

Правду сказать, за семь лет, в течение которых в Крыму постоянно говорили об Алиме, семь раз попадал он в руки стражей и семь раз, разбив кандалы, успевал бежать в таракташские леса, либо в степь ногайскую. В горах и в степи вся татарская молодежь стояла за него и старые хаджи, совершая намаз, призывали лишний раз имя Аллаха, чтобы он оградил Алима от неминуемой беды.

А беда, как черная туча, нависла над удачливым разбойником, и виной тому был сам Алим. Уверовав о своей неуловимости, джигит играл с судьбою своею, разум в такие минуты покидал его. Дело дошло до того, что Алим сам непрошенным пришел к карасубазарскому начальнику, предлагая тому выдать «разбойника Алима»

— Что дашь, начальник, если я выдам его? — говорил Алим, и не заметил начальник в словах пришедшего и тени лукавства.

Начальник сжимая и разжимая пудовые кулаки свои, сказал: «Будет Алим в моих руках, сто червонцев будут твоими!»

Громко смеясь, Алим крикнул: «Эх, ты, растяпа! Где тебе тягаться с Алимом! Вот сейчас перед тобою был Алим в твоих руках он был, да не умел ты взять его!» С этими словами прыгнул разбойник в окно и ускакал из города. Кинулась стража во главе с начальником вслед, да не догнали. Хороши кони стражников, да далеко им до коня Алима. Белый конь Алимов был о трех ноздрях, с тремя отдушинами в груди, три дня мог скакать без отдыха.

«Нельзя плясать долго двум плясунам на веревке одной!» — говорили отузские старики. Мудрыми были они, знали, что нависла над Алимом темной тучей беда.

В тот год стояла в Крыму стужа небывалая; терпел бедняки, сидя по саклям своим, худо было и богачам, не рисковали они по дорогам двигаться, опасаясь Алимова разбоя. Все дома обыскала стража и, не найдя его, со всех сторон окружила таракташский лес.

И поймался бы Алим, не предупреди его вовремя отузский мулла. Ушел Алим в Кизильташ. Там была пещера, где укрывались разбойники в ненастье и откуда шел ход в подземелье. А в подземелье хранились Алимова добыча и запасы. Была тут и другая пещера со святой водой, которая исцеляла раны и удваивала силы людей. Спрятался в той пещере Алим, притих на время. О пещере той знал только один татарин по имени Батал.

Но Батал готов был скорее проглотить свой язык, чем выдать Алима. Любил и баловал разбойник его сиротку, маленькую черноглазую дочурку Шашнэ и слал ей через отца то турецкую феску, то расшитые папучи, то золотую серьгу. Хвастала Шашнэ, показывая подругам все новые и новые подарки. «Буду большой, — говорила девочка, хвастаясь подарками Алима, — весь кизильташский клад отдаст, и сам женится на мне!»

Зависть не только взрослыми владеет, но и маленьких поражает. Услышала о том, где прячет клад свой Алим, подружка Шашнэ, дочь грека-дангалака, рассказала отцу своему. Отец ненавидел Алима за то, что тот когда-то убил родича его — кровная месть была между ними. Чуть свет, поскакал Дангалак в город, а к вечеру в Отузы прибыл начальник и собрал сход.

Коршуном глядел начальник на старокрымских татар, кричал: «Чтобы ни одна курица из деревни не вышла, чтобы голубь за околицей не парил, пока Алим не будет в моих руках!»

И поняли татары, что пришел Алиму конец. В ту ночь немирную никто не спал. И погода не мирной была, вихри разгуливали по садам и дорогам, деревья ломал, в двери и окна стучал.

Под утро непогода ливнем пролилась, отяжелели от дождя листья деревьев, тысячи потоков устремились в ущелья кизильташской котловины. Такие ливни только летом бывают, а тут…

Не ждали разбойники в эту ночь никого и, накрывшись чекменями, мирно спали в пещере вокруг догоравшего костра.

Спал крепким сном и Алим. Видел во сне, будто забыл он испить к ночи святой воды, как делал всегда, побежал в Святую пещеру, глянул, там в источнике, вместо воды, кипит кровь, пузырится. А сверху, со скал, кольцами свисают черные змеи, стремясь до крови дотянуться. Вот одна из них, скользкая и холодная, упала со скалы, обвила его шею тугим узлом.

Вскрикнул Алим от боли, открыл глаза и увидел над собой громадного человека, который давил ему грудь и сжимал рукою горло. Пытался выскользнуть Алим, но удар сильный по голове лишил сознания. Когда очнулся, то лежал уже связанным вместе со всей шайкой.

— Ну, здравствуй, Алим, был ты у меня в гостях, теперь, видишь, я к тебе пришел, — говорил над ним, посмеиваясь, карасубазарский начальник.

Опять темно в глазах Алима стало, а когда вновь пришел в себя, был день погожий, и несли его на носилках вдоль деревенской улицы. Деревня точно вымерла, прятались от взора начальника. К полудню у сельского правления собрались арбы, к которым были прикованы разбойники. В кандалах лежал Алим, а с ним рядом и Батал. Все было готово, чтобы тронуться в путь. Вот когда собралась вся деревня. Плакала, ласкаясь к отцу, Шашнэ.

«Не плачь, — сказал начальник девочке, — отец скоро вернется, — и, посмотрев на Алима, добавил: — Да чуть, было, не забыл, за мною ведь долг остался. Помнишь, я обещал, когда Алим будет в моих руках, сто карбованцев тебе? Алим — деньги твои!»

«Отдай их ей!» — Показал Алим на девочку.

Арбы медленно двинулись в путь, навсегда увозя из крымских гор Алима.