Глава 1. Конец Большой Орды

1480 год. Ахмед, хан Большой Орды, сделал последнюю отчаянную попытку восстановить ордынскую власть над Русью. Уже давно прошло время, когда монголо-татарские ханы могли собрать под своими знаменами войска всех татарских улусов. Государство завоевателей — Золотая Орда — распалось. От него отделились Крымское, Казанское и Астраханское ханства, Ногайская Орда. Однако Большая Орда, занимавшая обширную территорию от Волги до Днепра и пытавшаяся выступать как преемница Золотой Орды, была еще достаточно сильна. Хан Ахмед, заручившись поддержкой Польско-Литовского короля Казимира IV, начал поход в русские земли. Над Русью нависла серьезная опасность.

Ахмед действовал осторожно. Ордынское войско медленно двигалось к русским рубежам, поджидая отряды из отдаленных улусов. Видимо, ордынские военачальники хорошо помнили и «Мамаево побоище», и свои недавние неудачные попытки вторгнуться в пределы Руси.

В это тревожное время великий князь Иван III Васильевич показал себя мудрым государственным деятелем и дальновидным дипломатом. Воспользовавшись междоусобной борьбой в лагере завоевателей, он противопоставил коалиции врагов военный союз с крымским ханом. И все же обстановка оставалась очень сложной. Внутри Русского государства было неспокойно. Против великого князя выступили его младшие братья — удельные князья Андрей Угличский и Борис Волоцкий. Они бежали со своими боярами к литовскому рубежу, угрожая перейти на сторону короля Казимира. Ивану III, который спешно готовил войско для отражения ордынского похода, пришлось одновременно улаживать внутренние разногласия. Это ему удалось. Хана Ахмеда встретили объединенные силы всей Руси.

Русские полки встали на берегу реки Оки, преградив врагу путь к центру страны. В Тарусе находился с войском брат великого князя Андрей Васильевич, а в Серпухове — его сын Иван Иванович «и с ним многие воеводы и бесчисленное воинство». Когда в июле конница хана Ахмеда приблизилась к Дону, все русские полки собрались в Коломне, готовые отразить удар.

Но хан Ахмед не решился идти прямо на Москву. По словам летописца, «слышав окаянный царь Ахмат, что на тех местах на всех, куда прийти ему, стоят против него с великими князьями многие люди, и царь пошел в Литовскую землю, хотя обойти через Угру». Непосредственная опасность, грозившая столице, миновала.

Русские военачальники правильно оценили обстановку и быстро перегруппировали войска. Полки из Коломны пошли к реке Угре, снова преградив путь ордынцам. Оба войска, русское и ордынское, остановились на противоположных берегах реки Угры, друг против друга. Началось знаменитое «стояние на Угре», предрешившее поражение хана Ахмеда.

Ахмед медлил, «ожидая к себе королевскую помощь», но «король Казимир к нему не пришел и силы своей не привел, потому что были у него свои усобицы. Тогда же Менгли-Гирей, царь крымский, воевал королевскую Подольскую землю, служа великому князю». Вот когда сказались результаты дальновидной внешней политики Москвы: польско-литовский король был связан по рукам и ногам нападениями крымцев на свои владения и не мог послать войска на помощь хану Ахмеду!

Неоднократные попытки ордынцев перейти реку Угру кончались неудачей. Русские полки надежно прикрывали броды и переправы. По словам летописца, когда «татары начали стрелять наших», то и «наши начали их стрелять из луков и из пищалей, и многих татар побили, и от берега отбили, и много дней, сходясь, через реку бились».

Приближалась зима. Войско хана Ахмеда страдало от холода и голода, коням не хватало корма — все окрестности были уже давно разграблены. Дальнейшее «стояние» становилось для ордынцев невыносимым. Воины роптали на трудности похода, среди мурз начались раздоры. Между тем русское войско все увеличивалось. К реке Угре подходили дружины и ополчения из отдаленных городов страны.

Наконец, река Угра покрылась льдом. Иван III отвел свои полки от берега на более удобную позицию, к крепости Боровску. Но хан Ахмед и теперь не отважился наступать. Отход русского войска от Угры он расценил как военную хитрость, имевшую целью заманить ордынцев на русский берег и разгромить. «Отступили сыновья русские от берега, — рассказывает летописец, — тогда татары, страхом одержимые, побежали, решив, что если берег отдает им Русь, то, значит, хочет с ними биться!»¹ Поход хана Ахмеда закончился полным провалом.

Правитель Большой Орды пытался представить свое отступление с Угры просто как временную неудачу и направил в Москву «ярлык» с требованием уплаты дани, угрожая повторением нашествия. «А нынеча есми от берега пошел, — объяснял хан Ахмед, — потому что у меня люди без одежд, а кони без попон. А минет сердце зимы девяносто дней, и я опять на тебя буду, и пить тебе у меня воду мутную!» Но осуществить свои угрозы хан Ахмед уже не мог. Поражение Большой Орды активизировало всех его противников в степях. Когда хан Ахмед распустил своих «султанов» на зимовку по кочевьям и остался «с малыми людьми», на него неожиданно напали ногайские мурзы и убили. Советский историк К.В. Базилевич так оценивал новую ситуацию на южных рубежах Руси, наступившую после смерти хана Ахмеда: «Со смертью Ахмед-хана кончилась полной неудачей попытка возродить на развалинах Золотой Орды татарское могущество и восстановить ханскую власть над Русью... Переход улуса Ахмед-хана к его сыновьям увеличил и без того значительные центробежные силы внутри Большой Орды. Хотя в отдельные моменты она еще представляла некоторую опасность в смысле грабительских нападений для южнорусских порубежных земель, но ее активная способность быстро уменьшалась. Сталкивая Менгли-Гирея с "Ахматовыми детьми", Иван III мог теперь спокойно наблюдать, как таяла когда-то грозная сила Орды»².

Конечно, великий князь Иван III, откликаясь на настойчивые просьбы своего союзника крымского хана Менгли-Гирея, оказывал последнему некоторую помощь в войне с «Ахматовыми детьми», но эта помощь была незначительной. «Ходили под Орду» по приказу великого князя, как правило, только служилые татарские «царевичи» со своими людьми. Военные действия с их стороны ограничивались нападениями на отдельные улусы Большой Орды и захватом пленных. Иногда русские военачальники просто проводили военные демонстрации, не ввязываясь в сражения с ордынцами. Фактически Русское государство предоставило возможность крымскому хану Менгли-Гирею самому разделаться с общим недругом — ордой «Ахматовых детей». Затянувшаяся борьба Крымского ханства с остатками Большой Орды связывала руки и тем, и другим, что было выгодно Руси. Образно говоря, в первые два десятилетия после свержения ига Ивану III удавалось оборонять свои «украины» от ордынцев татарскими саблями.

Конечно, полного спокойствия на южной границе Русского государства не было и в эти годы. Эпизодические набеги на «украины» совершали и отряды из Большой Орды, и отдельные крымские мурзы, которых не останавливал союз их хана с Москвой. Однако конфликты на «крымской украине» обычно удавалось урегулировать дипломатическим путем. Так, в 1481 г. московские послы в Крыму передали Менгли-Гирею жалобу великого князя: «Твои люди приходили на мою украину, а головы поимали. И ты бы пожаловал, по своей правде велел те головы, которые взяты в моей украине, все сыскав, отдать моему боярину». Дело закончилось ханской «опалой» на мурз, допустивших это «самовольство»³.

Не представляли сколько-нибудь существенной опасности и набеги «ордынских казаков» из улусов «Ахматовых детей». Занятые войной с Крымским ханством, «остатки Большой Орды доживали последние годы. Оставшиеся представители угасавшей золотоордынской династии не были способны на серьезные выступления против окрепшего Русского государства»⁴. В летописях имеются сведения о нескольких ордынских набегах в 90-х годах XV в., проводившихся незначительными силами. Например, в июне 1492 г. «приходили татарове ордынские казаки, в головах приходил Темешом зовут, а с ним 200 и 20 казаков, в Алексин на волость на Вошань, и, пограбив, пошли назад. И пошла погоня великого князя за ними, Федор Колтовский и Горяин Сидоров, и всех их было 60 человек да 4. И учинился им бой в поле, промеж Трудов и Быстрой Сосны, и убили погони великого князя 40 человек, а татар на том бою убили 60 человек, а иные татары раненые на пути в Орду померли». Летом следующего года «приходили татары, казаки ордынские, изгоном на Рязанские места, и взяли три села, и пошли вскоре назад». В 1499 г. «пришли татары ордынские и азовские под Козельск и взяли сельцо козельское Олешню. И князь Иван Перемышльский да одоевские князья да Петровы дети Плещеева (Василий и Иван. — В.К.), догнав их, побили и полон свой отняли, а иных татар, поймав, привели в Москву к великому князю»⁵. Для отражения подобных набегов не требовалось значительных сил: с налетчиками успешно боролись местные князья и пограничные воеводы.

Положение на южной границе Русского государства осложнилось лишь в 1500 г., когда 20-тысячная орда хана Ших-Ахмеда перекочевала к Дону и остановилась близ устья Тихой Сосны. Отдельные отряды ордынцев появились и на «украине». В августе русский посол сообщал из Крыма: «Сказывают, государь, азовских казаков и ордынских человек с восемьсот пошли под Русь». В сентябре «к великому князю пришла весть из Мценска от князя Ивана Белевского, что на поле многие люди татары, а в их отчину, на Белевские места, на украину приходили немногие люди». Иван III писал тогда своему союзнику Менгли-Гирею, что «недруг наш Шиг-Ахмет царь пришел к наших князей отчине к Рыльску. И наши князья, князь Семен Иванович и князь Василий Шемячич, и наши воеводы с многими людьми пошли против них». До сраженья дело не дошло: в глубь русских земель ордынцы не продвигались. В следующем году орда Ших-Ахмеда кочевала поблизости от Северских земель. Московскому правительству пришлось посылать туда полки. Русские послы сообщали Менгли-Гирею в октябре 1501 г., что «Шиг-Ахмет царь пришел на наших князей отчину к Рыльску, и нынче тот наш недруг Шиг-Ахмет царь наших князей, князя Семена Ивановича и князя Василия Шемячича, вотчину воюет, а с наши недругом с литовским ссылается. А наши князья и наши воеводы стоят против них, и мы ныне к своим князьям послали воевод своих со многими людьми»⁶. Однако активных наступательных действий русские воеводы не предпринимали, ограничиваясь обороной степной границы. «В поле» с остатками Большой Орды воевал крымский хан Менгли-Гирей.

Русское государство использовало передышку для решения других внешнеполитических задач — для возвращения западнорусских земель, попавших после Батыева нашествия под власть Польши и Литвы, и для подчинения русскому влиянию Казанского ханства и прилегающих районов Приуралья. Иван III укреплял западное и восточное «крылья» своей степной границы; центру ее опасность пока не угрожала.

Большое значение имело присоединение к Русскому государству «Северы», обширной территории в верховьях Оки и по Угре, где находились владения «верховских» князей. За эти земли между великим князем Иваном III и польско-литовским королем Казимиром шла порубежная война (1487—1494 гг.), которая велась не общими силами великокняжеских войск, а пограничными московскими властями и наместниками, а также служебными князьями Москвы. Впрочем, по заявлениям московских дипломатов, войны вообще не было: происходило только возвращение под власть великого московского князя тех его служебных князей, которые либо временно «отпали» от него во время феодальной войны второй четверти XV в., либо служили «на обе стороны». Виновниками же столкновений, по мнению Москвы, являлись литовские люди, мешавшие этим законным действиям. Вероятно, такие обоснования мало утешали короля, видевшего, как «верховские князья» со своими «отчинами» переходят на сторону соперника, но воспрепятствовать этому он не мог. Порубежная война шла с явным перевесом для Русского государства. «Били челом в службу» великому князю Ивану III «со своею отчиною» князья Воротынские, Белевские, Мезецкие, Вяземские, Новосильские, Перемышльские. Почти все верхнее течение Оки было присоединено к Русскому государству. Затем на сторону Москвы перешли чернигово-северские князья. Показательно, что «в службу» Ивану III просились даже его старые враги — такие, как князь Василий Шемячич, правитель Новгород-Северского княжества. Во время войны 1500—1503 гг. русские полки заняли Брянск, Путивль, Мценск, Серпейск, Стародуб, Гомель, Любеч, Новгород-Северский, Рыльск, Трубчевск, Мосальск. Вся «северская украина» оказалась под властью Москвы. Польско-литовский король, потерпев поражение в войне, вынужден был признать приобретения Русского государства. Это имело огромное экономическое и военно-политическое значение. Теперь русская граница отодвинулась далеко на юг, а русские владения нависли с фланга над татарскими шляхами, которыми ордынцы пользовались для нападений на русские уезды. Линия обороны проходила здесь по реке Сейму, где стояли крепости Путивля и Рыльска⁷. Московское правительство получило возможность использовать для обороны южной границы военные силы «верховских» и «северских» князей.

В первые годы после присоединения московские воеводы приходили в «Северу» только в моменты наибольшей опасности; мелкие набеги отбивали сами князья. Можно предположить, что стремление московского правительства возложить тяжесть обороны границы на служилых князей было причиной длительного сохранения здесь удельных княжеств. В завещании великого князя Ивана III, составленном в конце 1503 или в начале 1504 г., южная часть новоприобретенных земель осталась во владении «слуг» Семена Ивановича Стародубского (Стародуб, Любеч, Гомель) и Василия Шемячича (Новгород-Северский, Рыльск), а в северной части сохранились владения княжат Одоевских, Белевских, Воротынских (с городами Одоевом, Перемышлем, Белевом, Воротынском, Мосальском). Очень интересно, что именно в пределах «северской украины» получили уделы сыновья великого князя: Юрий — Серпейск и Брянск, Дмитрий — землю за Угрой с городом Мезецком, Семен — Козельск, а младший — Андрей — Любуцк и Алексин. Вероятно, прав А.А. Зимин, который делает очень верное, на наш взгляд, предположение, что наделение здесь уделами братьев будущего великого князя имело целью лично заинтересовать их в обороне степной границы⁸. Во всяком случае, до открытых военных столкновений с Крымским ханством русское правительство осуществило серьезные мероприятия по укреплению западного «крыла» своей «украины».

На востоке Русское государство действовало в двух направлениях. Во-первых, Москва постаралась подчинить своему влиянию земли Приуралья. Во-вторых, Иван III использовал благоприятную обстановку для усиления своих позиций в Казанском ханстве.

В 1483 г. великий князь Иван III «послал рать на Асыку, на Вогульского князя, да и в Югру, на Обь Великую реку». С воеводами Федором Курбским-Черным и Иваном Салтиком в поход выступили ратники многих городов — «устюжане и вологжане, вычегодцы, вымичи, сысоличи, пермяки». Войско вогульского князя Асыки было разбито «на усть реки Пелыни», а московские воеводы пошли дальше «в Сибирскую землю, воевали, идучи, добре и полону взяли много». Они «шли по Иртышу реке вниз, воюя, да и на Обь реку Великую в Югорскую землю, а князей югорских воевали и в полон вели». Этот поход продолжался с мая до октября («на Устюг пришли на покров») и привел к подчинению местных племен. В следующем году в Москву пришли «князья вогульские и югорские», «князь великий за себя их привел и дань на них уложил»⁹. Это был серьезный удар по глубоким тылам Казанского ханства.

Не меньшую роль сыграло подчинение Русскому государству Вятки. Эта пограничная с Казанским ханством область имела большое стратегическое значение. Недружественная позиция вятчан могла сорвать походы на Казань. Так, кстати, случилось в 1485 г., когда Иван III «силу многую послал в Казань в судах, а коней берегом повелел гнать». Однако «вятчане отступили от великого князя», и против них пришлось посылать воеводу Юрия Шестака-Кутузова «с многою силою». Правда, летописец сообщил, что воевода «умирился с ними и возвратился»¹⁰, но это «замиренье» не было прочным. Вятчане нападали на пограничные русские земли, против них приходилось держать значительные силы. Так, в 1488 г. «великого князя воеводы стояли на Устюге, стерегли земли устюжские от вятчан, князь Иван Владимирович Лыко-Оболенский, Юрий Иванович Шестак боярин, а сила с ними была двиняне, вожане, каргопольцы, а стояли до осени прочь пошли»¹¹. Весной следующего года «посылал князь великий Иван Васильевич всея Руси рать свою на Вятку за их неисправление». Летописцы отмечали, что московские воеводы выступили в поход «со многою силою», в составе войска были «москвичи и владимирцы, тверичи и иных городов люди» (устюжане, двиняне, вожане, каргопольцы и др.); по сообщению местного великоустюжского летописца, численность рати достигала 72 тысяч человек! (по другим сведениям — 64 тысяч). 16 августа была взята столица Вятской земли — город Хлынов, «изменники и крамольники» схвачены и увезены в Москву. «Иных же вятчан» великий князь «пожаловал, дал поместья в Боровске и в Алексине, в Кременце. И писались вятчане в слуги великого князя». Интересны данные о связях вятской верхушки с татарскими «арскими князьями». Воеводы великого князя не только «грады вятские взяли и вятчан людей к целованию привели», но и «арских князей и иных агарян к роте (к клятве. — В.К.) привели»¹². В Вятке сели московские наместники.

С «замирением» Вятской земли и прочным включением ее в состав Русского государства русское войско получило удобный плацдарм в непосредственной близости от границ Казанского ханства. Вятчане вместе с ратниками других русских земель теперь принимали участие и в борьбе против казанских набегов, и в походах на «град» Казань. В целом же военные мероприятия Ивана III в Приуралье и на Средней Волге, проведенные в 80-х годах, создавали благоприятные условия для наступления на Казанское ханство.

Борьба за подчинение Казанского ханства сама по себе может явиться сюжетом для отдельной книги. Поэтому мы ограничимся рассказом только об основных ее этапах, а главное — постараемся оценить те последствия, которые имело подчинение Казани русскому влиянию в результате походов великого князя Ивана III для обороны «крымской украины» в первой половине XVI столетия.

Военное давление Русского государства Казань ощутила вскоре после свержения монголо-татарского ига. Уже в 1482 г. «послал князь великий Иван Васильевич рать под Казань и воеводы великого князя стояли на Волге все лето». Судя по тому, что вперед был отправлен Аристотель с пушками, планировалась осада. Но «воеводы дошли до Новгорода до Нижнего, тут же царь казанский прислал с челобитьем». Условия мира неизвестны, но реальным результатом военной демонстрации Ивана III явилась активизация деятельности той группировки казанских феодалов, которая выдвигала на казанский престол московского ставленника Мухаммед-Эмина¹³. Однако окончательно укрепился на казанском престоле Мухаммед-Эмин только в 1487 г., после большого русского похода на Казань. В Казани остался наместник великого князя боярин Дмитрий Васильевич Шеин с военным отрядом¹⁴. Русское государство добилось, таким образом, крупного успеха. Мухаммед-Эмин, после того как был «посажен» в Казани «из рук великого князя», по существу обратился в вассала, которым великий князь распоряжался так же, как и «служебными татарскими князьями, поселенными в русских городах»¹⁵. В дипломатических документах этого времени имеются сведения о том, что Иван III мог посылать казанского хана «под улусы» Большой Орды наряду со своими служилыми «царевичами». Во время русского похода на Вятку «царь казанский Махмет Емин (Мухаммед-Эмин. — В.К.) по приказу великого князя послал рать свою 700 татар, и воевода Урак — князь казанский»¹⁶. Правда, Ивану III потом не раз приходилось поддерживать военной силой своих ставленников на казанском престоле — Мухаммед-Эмина и Абдул-Латыфа, но его усилия не были напрасными. Русское правительство на долгое время нейтрализовало агрессивное Казанское ханство, обезопасив свои восточные границы. Это обстоятельство нельзя недооценивать, анализируя обстановку на южных рубежах Русского государства перед открытым столкновением с Крымским ханством.

Изменение международной ситуации в худшую сторону началось с события, которое, казалось, должно было радовать русское правительство. В 1502 г. прекратил существование давний и непримиримый противник Руси — Большая Орда.

В январе 1502 г. хан Большой Орды Ших-Ахмед зимовал «на усть Семи», в районе Белгорода, подвергаясь постоянному военному давлению со стороны Крыма. Крымский хан Менгли-Гирей сообщал в Москву, что «велел пожары пускать, чтобы им негде зимовать», и ждал только, когда «рать моя готова вся». Весной крымский хан нанес решительный удар своему сопернику. В конце мая крымское войско двинулось к Перекопу, а в начале июня московский посол Алексей Заболотский доносил из Крыма, что «царь Менгли-Гирей на Орду идет спешно. А пушки, государь, и пищали с ним идут же». В донесениях русских посланников сообщалось о бедственном положении Большой Орды: «а орда, кажет, охудела добре, и кочуют порознь». Приближался последний акт драматической борьбы между крымским Гиреем и потомками ханов Золотой Орды, «Ахматовыми детьми». 28 июня в Москву пришла весть, что «царь Менгли-Гирей царя Ших-Ахмета прогнал и орду его и улусы взял». А спустя пять дней о победе над Большой Ордой сообщил в Москву сам крымский хан: «Ших-Ахмета, недруга нашего, разогнав, орду его и все его улусы бог в наши руки дал». С Большой Ордой было покончено¹⁷. Разгром Большой Орды явился поворотным пунктом отношениях между Москвой и Крымом. Союзники постепенно стали превращаться в непримиримых врагов.

В. Базилевич объясняет это следующим образом: «Дружественные отношения Менгли-Гирея к московскому великому князю в значительной степени зависели от степени опасности, которая угрожала крымскому хану со стороны его злейших врагов — "Ахматовых детей". Окончательный распад Большой Орды и бегство в Литву Ших-Ахмеда устраняли эту опасность и развязывали Менгли-Гирею руки для свободы действий. В Москве хорошо понимали, что грабительские нападения крымских татар, преследовавшие захват полонянников, скота и другой добычи, не могли прекратиться, так как являлись одним из главных источников существования и обогащения крымско-татарской знати. Весь вопрос заключался лишь в том, какие земли будут подвергаться этим нападениям: московские или польско-литовские. До 1500 г. крымским татарам выгоднее было нападать на владения польского короля и великого князя литовского, лежавшие в районах Приднепровья и Приднестровья, чем ходить в далекие походы на сравнительно малонаселенные южные уезды Московского великого княжества... С 1503 г., когда в московскую сторону отошла значительная территория Днепровского левобережья и под московской властью оказались южные города, расположенные на границе со степью, как Путивль и Рыльск, Русское государство стало близким соседом Крымского ханства...» Одновременно возникли осложнения и в казанских делах. Бывший казанский хан Абдул-Латыф, родственник Менгли-Гирея, был захвачен московскими воеводами и отослан в заточенье в Белоозеро, а казанский престол снова передан Мухаммед-Эмину. Заточение Абдул-Латыфа вызвало большое недовольство в Крыму. Менгли-Гирей неоднократно просил освободить опального хана, но безуспешно. «Таким образом, после окончания литовско-польской войны в отношениях с Крымом впервые обнаружились те противоречия по двум основным вопросам — казанскому и южнорусскому, — которые в начале следующего столетия привели к полному разрыву союзнических отношений между Россией и Крымским ханством и положили начало длительной и упорной борьбе между ними»¹⁸.

Конечно, открытый разрыв произошел не сразу. До смерти великого князя Ивана III русским дипломатам удавалось сохранять традиционный «мир» с Менгли-Гиреем. Участившиеся пограничные конфликты с Крымом Москва и теперь пыталась решить путем переговоров. Осенью 1503 г. московские послы передали Менгли-Гирею очередную жалобу великого князя на набеги крымских мурз: «Посылали к нам бить челом наши слуги, князь Семен княж Иванов сын Андреевича и князь Василий княж Иванов сын Шемячича, а сказывают, что твои люди Мамышек царевич со многими людьми приходил войною на нашу землю на Чернигов, а после того пришел войною твой сын Бурнаш царевич, наши земли, которые за нашими слугами, со многими людьми воевали и повыжгли, и людей в полон вывели, и животов людских бесчисленно поимали». Жалоба на разорение Черниговских земель повторилась и в следующем году¹⁹. В свою очередь осенью 1504 г. крымские послы предложили заключить с Василием Ивановичем, объявленным великим князем еще при жизни отца, договор о «дружбе и любви»²⁰. Менгли-Гирей не без оснований опасался Польско-Литовского короля Александра Казимировича, который держал у себя бывшего хана Большой Орды Ших-Ахмеда. В этих условиях ссориться с бывшим союзником против Литвы и Польши — Москвой — было неразумно.

Однако летом 1505 г. неожиданно произошел антирусский мятеж в Казани. Казанский хан Мухаммед-Эмин, «забыв свое слово и преступив шертные грамоты, великого князя посла Михаила Клиника поимал в Казани, и людей великого князя торговых поимал, а иных посек, а иных, пограбив, разослал в ногаи». Вскоре отряды казанских татар напали на русские земли. Уже в августе «пришла весть к великому князю, что Магмедамин (Мухаммед-Эмин. — В.К.) царь с людьми перевозится через Волгу, а хочет идти на Новгородские и Муромские места». В Муром была послана застава с воеводами Иваном Горбатым и Семеном Воронцовым и дополнительные подкрепления, когда 30 августа казанское войско перешло реку Суру. Однако остановить врага не удалось — Мухаммед-Эмин и примкнувший к нему 20-тысячный ногайский отряд осадили Нижний Новгород. По сообщению автора «Казанского летописца», они «пожгли около града все посады, и стояли у града 30 дней, но все дни приступая ко граду». Гарнизон Нижнего Новгорода во главе с воеводой Хабаром был небольшим, потому что «не успели к нему с Москвы воины прийти, вскоре бо царь (хан Мухаммед-Эмин. — В.К.) безвестно пришел, и мало града не взял». С большим трудом город удалось отстоять. Мухаммед-Эмин с добычей и пленными ушел восвояси²¹. Вскоре на русские земли совершили набег тюменьские татары. Летописец сообщил, что «рать пришла без вести из Тюмени, Кулук салтан с братьями и с детьми. Города не взяли, а землю Нижнюю извоевали, из усолья на Каме русаков вывели и посекли». Русский наместник в Великой Перми Василий Ковер «в погоню послал русаков в судах», которые догнали «на перевозе заднюю заставу» татар и разбили²². Новому великому князю Василию III Ивановичу (Иван III умер в октябре 1505 г.) пришлось бороться за восстановление русского влияния на Казань. Эта борьба осложнялась тем, что Ногайская Орда оказывала прямую военную помощь казанскому хану.

В 1506 г. большое русское войско подступило к Казани. Однако попытка взять город закончилась неудачей. В ответ «царь Магмед-Емин ходил ратью к Новгороду Нижнему, волости повоевал»²³. Русские полки, «по казанским вестям», стояли в Муроме, Плесе и Нижнем Новгороде, обороняя рубежи.

Война с Казанским ханством осложнялась опасностью с запада. Король польский и великий князь литовский Сигизмунд I пытался в это время вернуть земли, потерянные Польшей и Литвой в начале столетия. Он вел активные дипломатические переговоры с Крымским ханством и Ливонией о совместных военных действиях против Русского государства. В феврале 1507 г. королевские послы уже обсуждали в Крыму, «на который день и на который час мает царь Мендли-Кирей на наше ждание люд свой на великого князя Московского послати, и на котором месяце мает кош его положитися». В свою очередь послы «царя Перекопского», т. е. хана Менгли-Гирея, на переговорах в Варшаве «подтвердили на том, что сее весны мают люди его тягнути в землю великого князя Московского»²⁴. Речь шла о коренном изменении крымской внешней политики — о повороте от союза с Русским государством к открытой вражде. 21 марта 1507 г. в Москву прибыло Польско-Литовское посольство, которое потребовало возвращения завоеванных Иваном III городов и угрожало войной. В этих условиях Василий III постарался как можно скорее заключить мир с Казанью, пойдя на определенные уступки. «Фактически во время правления Мухаммед-Эмина вряд ли можно говорить о зависимых отношениях Казанского ханства к Русскому государству»²⁵.

На южной границе Русского государства сложилась такая расстановка сил: враждебное Крымское ханство; активная помощь крымскому хану со стороны Польши и Литвы; освободившееся от вассальной зависимости Казанское ханство, в котором постепенно усиливалось крымское влияние.

Изменившаяся ситуация потребовала срочного усиления обороны «крымской украины». Можно без преувеличений сказать, что систему обороны степной границы, включавшую сторожевую и станичную службу, укрепленные линии и цепь пограничных крепостей, регулярную «роспись» полков на опасных направлениях, — пришлось создавать заново. При Иване III потребности в такой системе не ощущалось. Остатки Большой Орды, зажатые между Крымским ханством и Русским государством, не представляли серьезной опасности. Против них было достаточно периодически посылать «в поле», «под Орду» отряды служилых татарских «царевичей» и казаков. Набеги отдельных ордынских мурз, как правило, отражались местными князьями при минимальной поддержке московских воевод. Сведения о готовящихся набегах и вообще об обстановке в степях Москва получала от своих и крымских послов, от сторонников в Крыму и в Азове. Что касается «казанской украины», то московское правительство обеспечивало ее безопасность не созданием оборонительных линий и сосредоточением военных сил, а путем подчинения Казанского ханства своему влиянию, путем возведения на казанский престол своих ставленников. После антирусского переворота в Казани и здесь ситуация изменилась. Василию III пришлось не только пересматривать всю систему взаимоотношений с татарскими ханствами, но и по-новому организовывать оборону всей южной границы. Основы этой обороны закладывались в конце первого десятилетия XVI в.

Примечания

1. ПСРЛ, т. 12, стр. 198—203; т. 25, стр. 326—328.

2. К.В. Базилевич. Указ. соч., стр. 165, 168.

3. Сб. РИО, т. 41, стр. 26.

4. К.В. Базилевич. Указ. соч., стр. 219.

5. ПСРЛ, т. 8, стр. 224—225, 237, 226—227; т. 12, стр. 233, 236—237, 250.

6. Сб. РИО, т. 41, стр. 324, 367, 370, 372—373.

7. К.В. Базилевич. Указ. соч., стр. 282—337, 435—521.

8. А.А. Зимин. Россия на пороге нового времени. Очерки политической истории России первой трети XVI в. М., 1972, стр. 65 (далее — указ. соч.).

9. Устюжский летописный свод (далее — Устюжская лет.). М.—Л., 1950, стр. 94—95.

10. ПСРЛ, т. 6, стр. 237.

11. Устюжская лет., стр. 95—96.

12. ПСРЛ, т. 6, стр. 239; т. 26, стр. 279; Устюжская лет., стр. 97—98; А.А. Титов. Летопись великоустюжская. М., 1888, стр. 42.

13. РК, стр. 19; Устюжская лет., 94; ПСРЛ, т. 6, стр. 234.

14. РК, стр. 20; ПСРЛ, т. 8, стр. 217; т. 12, стр. 218; т. 15, стб. 500; т. 26, стр. 278.

15. К.В. Базилевич, стр. 205.

16. Сб. РИО, т. 41, стр. 65—67; Устюжская лет., стр. 97.

17. Сб. РИО, т. 41, стр. 377, 417, 419, 420.

18. К.В. Базилевич. Указ. соч., стр. 528—529, 530—531.

19. Сб. РИО, т. 41, стр. 487—488, 529.

20. Там же, стр. 545—546.

21. РК, стр. 35—36; ПСРЛ, т. 8, стр. 244; т. 12, стр. 259; Казанская история. М.—Л., 1954, стр. 60—61 (далее — Казанская лет.).

22. Устюжская лет., стр. 102.

23. Там же.

24. АЗР, т. 2, стр. 8, 14.

25. И.И. Смирнов. Восточная политика Василия III. — «Исторические записки», № 27, 1948, стр. 23.