Глава 6. Поэт Лятиф-заде и его тезка художник

Работа по изучению жизненного пути и творчества выдающегося крымскотатарского поэта Абдуллы Лятиф-заде неожиданно вывела автора настоящей книги на другого человека с таким же именем и фамилией. Полный тезка поэта — это художник Абдулла Лятиф-заде, биография которого совершенно не изучена. Даже в замечательной книге С.М. Червонной «Искусство татарского Крыма» о нем нет упоминаний. Между тем, как биография знаменитого революционного барда, так и жизнь безвестного художника в равной степени интересны. В их трагической судьбе ярко отразилась историческая эпоха 20—30-х годов, которая в культурной жизни Крыма приобрела особое звучание.

Жизненный путь двойников не пересекался, может быть, они и не знали о существовании друг друга. Их судьбы — это, в сущности, судьба всего крымскотатарского народа, пережившего за четверть века столько горя и страданий, сколько другие не знали многие столетия. Оба познали ужасы сталинских репрессий: художник был брошен в концлагерь в первую волну террора (1930 г.), поэт пал под пулями палача в 1938 г.

Очерк написан на основе изучения судебно-следственных дел из архива Управления СБУ — поэта (№ 08889) и художника (№ 010260), других архивных документов, неопубликованных рукописных материалов (письма, автобиография), а также воспоминаний родственников.¹ Настоящая научная работа станет, как надеется автор, скромным вкладом в историю культуры крымскотатарского народа, которую в полном объеме еще предстоит написать.

Жизнь и смерть поэта

История изучения творчества А. Лятиф-заде любопытна и поучительна. О поэте писали много при жизни; первыми его критиками были Б. Чобан-Заде в книге «Крымскотатарская литература новейшего времени» (1928 г.) и академик А.Е. Крымский в статье «Литература крымских татар» (в сборнике «Студії з Криму»). И хотя последняя статья, доброжелательная и объективная, опубликована в Киеве в 1930 г., но уже годом ранее на родине поэта началась злобная, клеветническая кампания против него. По команде из обкома газеты и журналы Крыма чернили того, кого еще недавно сравнивали с Маяковским, высокопарно называли «пролетарским революционным поэтом».

Затем наступили десятилетия молчания. Только после полной реабилитации поэта 5.07.1957 г. в газете «Ленин байрагъы», выходившей в Ташкенте, появилась небольшая заметка о Лятиф-заде (2.08.1959 г.). Литературная реабилитация шла гораздо медленнее юридической: маленький сборник стихов поэта вышел в 1971 г. стараниями писателей Э. Шемьи-заде и Ш. Алядина. Под одной обложкой помещены стихотворения А. Лятиф-заде и Б. Чобан-Заде, естественно, наиболее приемлемые в идеологическом отношении. В том же году в «Хрестоматии по литературе» помещен небольшой биографический очерк, полный фактических ошибок и домыслов, и напечатана подборка стихов.² Затем появляются более солидные очерки С. Нагаева.³

Краткие сведения о жизни и творчестве Лятиф-заде встречаются в зарубежной литературе о Крыме: в книгах Э. Кирималя (1952), А. Фишера (1978), М. Улькусаля (1980) и некоторых других.⁴

В последние годы главное внимание поэту уделяют литературоведы. Много сделали для изучения его творчества Э. Шемьи-заде, Ш. Алядин, С. Нагаев, И. Керимов. Довольно часто стихи Лятиф-заде публикует журнал «Йылдыз». О том, что интерес к крымскому поэту не ослабевает до сих пор, свидетельствует статья турецкого ученого, доктора Эрола Юлгена в недавнем номере журнала «Эмель»⁵. Наконец, укажем на тот отрадный факт, что имя Лятиф-заде появилось в школьных учебниках и хрестоматиях.

Абдулла Лятиф-заде — поэт и ученый-языковед (1927 год)

Нужно, однако, самым решительным образом подчеркнуть, что научный уровень имеющихся публикаций о Лятиф-заде не соответствует критериям объективности и точности. С первой заметки о нем в 1959 г. и до последних работ нагромождается множество фактических ошибок, неточностей и натяжек. Видно, что рука профессионального историка, владеющего методами источниковедческого анализа, к этой проблеме не прикасалась.

Между тем внимательное изучение архивных документов, сравнительный анализ имеющихся публикаций позволяют проследить жизненный путь поэта достаточно полно, устранить многие неясности в его биографии. Естественно, все прояснить за один раз невозможно. Останется ряд нерешенных вопросов; их нужно четко определить, чтобы отделить достоверное от маловероятного, а последнее — от выдумок и небылиц. Для этого есть один путь — строго следовать источникам.

Будущий поэт увидел свет 26 августа 1890 г. в Симферополе. Так писал еще академик Крымский, видимо, со слов самого Лятиф-заде, хотя в публикациях о поэте, появившихся в 1959 г. и 1971 г., ошибочно указывались 1894 г. рождения и село Едилер. Что касается точной даты рождения, то на этот день указала его племянница Севиль.

Отец Абдуллы учительствовал в Симферополе. Акад. А. Крымский сообщает интересную деталь, на которую никто из биографов поэта не обратил внимания. Через некоторое время после рождения будущего поэта отец был переведен на службу в Перекопский уезд, и мальчик вырос в степной части Крыма. Впоследствии это сказалось на его профессиональной карьере, поскольку он как специалист-языковед владел в совершенстве разными диалектами родного языка⁶.

Мальчик рано осиротел — в 1900 г. умерла мать. Спустя три года отец отдал его в мусульманское медресе в Симферополе, потом в новометодную школу «Рушдие». Отсюда его в 1908 г. исключили за «бунтарство». В следующем году он был отправлен на учебу в Стамбул. Здесь он, однако, учился недолго. Вот что сам Лятиф-заде рассказал на допросе: «В Стамбуле я поступил в среднюю школу «Идади». Проучившись 6 месяцев, вернулся в Крым». На вопрос следователя, на какие средства учился и почему вернулся, поэт ответил, что учился на средства отца, бывшего сельским учителем, а вернулся домой в связи с его смертью.

Из следственного дела узнаем, что в это время в Стамбуле учились многие молодые люди, ставшие позже видными общественными и культурными деятелями Крыма: А. Одабаш, Б. Чобан-Заде, Мамут Недим, Дж. Сейдамет, А. Ильмий, К. Джемалединов. Следователя интересовало, не «заразился» ли молодой человек националистическими идеями, изложенными в поэтическом сборнике «Алтын ярыкъ». Подследственный ответил, что о выходе этой книги узнал только после возвращения в Крым и никакого участия в организации под таким названием не принимал⁷.

Молодые крымчане на учебе в Турции. Первый справа К. Джемалединов, четвертый — Б. Чобан-Заде

Так Лятиф-заде говорил следователю НКВД. Со своим другом и учителем А. Крымским он, естественно, был более откровенен. Поэтому мы имеем основание больше верить последнему, когда он говорит о сильном идейно-эстетическом влиянии на начинающего поэта турецкой литературы, переживавшей тогда период обновления и расцвета. Лятиф-заде особенно восхищался тонким лириком Фикретом, светилом новой поэзии. Стихотворение «Туман» из сборника Фикрета «Разбитая зурна» Лятиф-заде знал наизусть и часто повторял.⁸ В Турции, продолжает Крымский, Лятиф-заде «усвоил идеи пантюркистов». Почтенный академик не мог предвидеть страшных последствий этих неосторожно написанных слов. Да и по существу такое утверждение неверно: вряд ли за короткий срок в 6 месяцев молодой 18-летний человек мог «усвоить» идеи такой сложной историко-политической концепции, как пантюркизм.

Есть еще одно спорное утверждение о раннем периоде жизни поэта. И. Керимов, указав неверно время учебы в Стамбуле, утверждает, что после возвращения Лятиф-заде три года учился в медресе «Галия» в Уфе. Это правдоподобно, но надо доказать ссылками на источник такого вывода. В своих показаниях Лятиф-заде говорит, что в 1910—1915 гг. учился (где?) и работал учителем. В собственноручно написанной анкете, отвечая на вопрос «Служба в царской армии», пишет: «Служил с 1915 по 1917 г. в качестве унтер-офицера». (У Крымского сказано так: «був простим рядовим москалем»).

Однако вернемся немного назад. Возвратившись в Крым из Стамбула, Лятиф-заде стал печатать свои первые стихи в газете Гаспринского «Терджиман» и в журнале «Алем-и субьян» («Детский мир»). Так пишет А. Крымский. Современный исследователь И. Керимов считает, что первое стихотворение «Хаял-омюр» («Жизнь — воображение») было опубликовано в 1910 г., когда Лятиф-заде еще учился в Турции. В недавно вышедшей книге известный востоковед Р.Г. Ланда утверждает, что первые стихи Лятиф-заде появились еще в газете «Ветан хадими», закрытой властями летом 1908 г..⁹ Кто прав в этом заочном споре, пусть решат наши литературоведы.

В бурные годы революции Лятиф-заде активно участвует в общественно-политической жизни Крыма. На допросе 9 мая 1937 г. он признал, что был членом парламента-курултая, а позже, при Директории, в течение 3-х месяцев — секретарем дирекции народного образования (директором был, как известно, А. Озенбашлы). Он отрицал свою принадлежность к партии Милли Фирка, но в описи изъятых при аресте вещей числится удостоверение о членстве в татарской объединенной социалистической партии, выданное в январе 1918 г. Этот факт свидетельствует о левых политических взглядах поэта, которые позже привели его в стан большевиков. Однако его отношение к перевороту в Петрограде было, мягко говоря, неоднозначным.

В протоколе другого допроса читаем: «Являясь членом парламента, я, хотя и непродолжительное время (10 дней), редактировал газету «Миллет». В ней я поместил передовую статью за своей подписью «Воскрешение после смерти». В этой статье я назвал большевиков «северными бандитами». Далее Лятиф-заде рассказывает (вне всякого сомнения, под давлением следователя, а им был известный палач НКВД младший лейтенант госбезопасности Марголин) о других «контрреволюционных, националистических» деяниях. В частности, о выступлении в 1923 г. на юбилее Айвазова с чтением стихотворения «Ангел культуры». Правда, как бы для равновесия вскоре он публикует написанное «под Маяковского» стихотворение «Ленин ольди» («Ленин умер»).

Политическая непоследовательность и метания бывшего социалиста привели Лятиф-заде на областное совещание татар-коммунистов, состоявшееся 13 мая 1921 г. Его появление среди таких руководителей крымских большевиков, как Фирдевс, Вели Ибраимов, Мамут Недим, Меметов, Балич, Александрович (все будущие наркомы КАССР), вызывает недоумение. В партию он так и не был принят. О работе Лятиф-заде в первые годы советской власти судить трудно, поскольку в источниках сведения об этом отсутствуют.

Известно, однако, что он был близок к редактору газеты «Ени дунья» (таково было тогда правописание) Мамуту Недиму, ставшему после ареста Балича в 1928 г. наркомом просвещения. Когда началась кампания по переводу крымскотатарского языка с арабского алфавита на латинизированную графику, Лятиф-заде становится ответственным секретарем особого учреждения — ЦК НТА (Нового тюркского алфавита). Как раз на период 1927—1928 гг. приходится пик публикаций поэта в крымских газетах и журналах. Он печатает также обзорную статью о литературе крымских татар в украинском журнале «Червоный шлях». В 1928 г. выходит единственный прижизненный сборник стихотворений Лятиф-заде «Ени саз» (можно перевести как «Новая музыка») на новом латинизированном алфавите. В него вошли избранные стихи поэта, начиная с 1910 г. и до самых свежих.

С художественной точки зрения, как справедливо считает А. Крымский, лучшими стихами Лятиф-заде являются те, которые написаны в 1921—1923 годах: «Омюр» («Жизнь»), «Шаирге» («Поэту»), «Ахыр заман къушу» («Птица светопреставления»). Они безупречны по своему литературному построению, полны глубоких мыслей и наблюдений, свежих метафор, отличаются богатой лексикой. Сильное впечатление производит стихотворение «Бер!» («Дай!»), посвященное теме голода, охватившего Крым в 1921—1922 гг. Начиная с 1924 г. (и особенно в стихотворениях 1927 г.), Лятиф-заде переходит к рваной строфе и синкопированной ритмике, к присущей Маяковскому лозунговости и вульгарному социологизму. Сам поэт признавался академику Крымскому: «Вся наша поэзия — очень практична, утилитарна. Наши стихи — будто трактаты с публицистическими идеями».

О пагубном влиянии на татарского поэта идеологии «Пролеткульта» свидетельствует и его статья в украинском журнале, которая затем в расширенном виде была перепечатана в крымском журнале «Окув ишлери» («Дело образования»). Примитивный классовый подход приводит автора к разделению современных писателей на «наших» и «ненаших». К революционному пролетарскому течению он относит себя и У. Ипчи, а также Чобан-Заде. Представители старшего поколения (Одабаш, Айвазов, Акчокраклы) зачислены в «попутчики». Особенно строго и несправедливо судит он тонкого лирика Амди Гирайбая: это «бытовой поэт», сохранивший «узко национальный оттенок». Его нельзя зачислять даже в попутчики¹⁰.

Слабость литературоведческой концепции Лятиф-заде особенно ярко выступает в сравнении со статьей А. Крымского на ту же тему в сборнике «Студії з Криму». Против пролетарских крикливых поэтов, выпускавших рифмованные «агитки», выступал не только Крымский, но и старейшина крымских литераторов Айвазов, имевший тонкое чутье на поэтическую фальшь.

Интересно проследить взаимоотношения Лятиф-заде с двумя другими знаменитыми поэтами того времени — Гирайбаем и Чобан-Заде. На допросе в 1937 г. Лятиф-заде рассказывал, что с первым познакомился в 1923 г. во время столкновения по поводу руководства комитетом взаимопомощи. Гирайбая поддержали студенты Тотайкойского педтехникума, а также Дерен Айерлы, Озенбашлы и газета «Ени дунья». Переворот, задуманный Лятиф-заде и его сторонниками, не удался. Слышал он и том, что Гирайбай в 1923 или начале 1924 г. уехал нелегально в Турцию, а примерно в 19261927 гг. снова появился в Симферополе¹¹, стал работать в Наркомпросе и педучилище.

После ареста Гирайбая в 1928 г. Лятиф-заде, забыв старые обиды, пытался ему помочь: «Я пришел на квартиру к М. Недиму и заявил ему, что Амди Гирайбая арестовали, и просил помочь в его освобождении из-под ареста... Я предложил обратиться в КрымЦИК от имени писателей с ходатайством об освобождении. Недим с моим предложением не согласился и ответил, что если его арест является недоразумением, то его отпустят». Далее Лятиф-заде сказал: «...делал я это потому, что считал Гирайбая перестроившимся писателем».

Опасное заблуждение тех лет: опытный политик считает, что никому не надо помогать, потому что ГПУ во всем разберется, а наивный поэт верит, что «можно перестроить» свое мировоззрение. На этом же допросе, который был прерван, согласно протоколу, в 24 часа 30 минут (скорей всего, это ложь, потому что допросы длились всю ночь), Лятиф-заде признает своего собрата по перу «буржуазным националистическим шпионом», «контрреволюционером» и т. п.¹²

Отношение поэта к Чобан-Заде также было неоднозначным. На допросе он рассказывает: «До 1927 г. мои отношения с Чобан-Заде были натянутые и сухо формальные. В 1927 г. М. Недим мне сообщил, что Чобан-Заде, выступив на одном из собраний писателей с докладом, рекламировал меня в качестве выдающегося национального поэта. После этого мои отношения с Чобан-Заде стали близкими... До этого я с ним встречался в Крыму, в Баку и на пленумах ЦК НТА в Алма-Ате и Казани». Далее корявым языком протокола, составленного малограмотным следователем, идут стандартные признания о том, что Чобан-заде вместе с Айвазовым являются руководителями националистического подполья в Крыму, а М. Недим их якобы прикрывал своим авторитетом наркома. Следует признать и тот удручающий факт, что сам Лятиф-заде был арестован на основе показаний Чобан-заде (21.03.1937 г.) и Айвазова (4.07.1937 г.). Так на основании ложных показаний и самооговоров, добытых жестокими пытками, фабриковались громкие политические процессы против интеллигенции национальных окраин страны.

Однако мы несколько опередили события, и следует вернуться назад, к концу 20-х годов. Лятиф-заде в это время много работает в ЦК НТА над изучением крымскотатарского языка и над его переводом на новый алфавит. Это было важнейшей культурной кампанией, которой придавалось особое политическое звучание. Арабский алфавит, говорилось в одном документе обкома партии, «является классовым орудием угнетения трудящихся масс в руках мусульманского духовенства и буржуазии... повести решительную борьбу с остатками арабистов и считать внедрение НА (нового алфавита) основной и главнейшей задачей»¹³. В другом документе (резолюция по докладам Балича и Недима) говорилось: «Общественно-политическая обстановка в Крыму... благоприятствует введению латинского шрифта... явится несомненным революционным фактором, прогрессивным шагом в деле политического и культурного подъема трудящихся масс»¹⁴.

ЦК НТА, лично Айвазов (как председатель) и Лятиф-заде (как секретарь) многое сделали для изучения и систематизации крымскотатарского языка, подготовки и проведения двух языковых конференций. «Работа по сбору слов уже началась по всем районам, — читаем в одном документе тех времен. — В результате мы получили огромный материал не только для разработки норм литературного языка и научной диалектологии, но и материал для орфографии и живого словаря»¹⁵.

Следует, наконец, сказать и о том, что в 1928 г. поэт дебютировал в драматургии. Тогда местный театр поставил пьесу Лятиф-заде «Омюр-баари» («Жизнь-весна»), главную роль в которой сыграл знаменитый артист Билял Парыков¹⁶.

Казалось бы, судьба улыбалась поэту, он находился на вершине славы в расцвете творческих сил. Однако социокультурная обстановка к концу 20-х годов в Крыму резко обострилась. В мае 1928 г. после пародии на суд по вздорному обвинению был расстрелян председатель ЦИК Советов Вели Ибраимов. Это была, по утверждению Р.Г. Ланды, первая сталинская провокация по уничтожению культурной элиты мусульманских народов СССР. Начались аресты, ссылки и казни видных общественных и культурных деятелей автономной республики (Балич, Озенбашлы, Гирайбай, Одабаш и сотни других).

Все оставшиеся на воле стали жертвами разнузданной кампании лжи и клеветы. На партийных собраниях и в печати особенно изощрялись по адресу двух поэтов — жившего в Баку, но не порывавшего тесных связей с родиной Чобан-Заде и уехавшего на учебу в 1930 г. Лятиф-заде. Больше других в этом грязном деле усердствовал партийный публицист Якуб Мусаниф, который по иронии судьбы будет расстрелян в один день со своей жертвой.

Судьба на этот раз, однако, оказалась милостивой к опальному поэту. Он был направлен в Москву и год прозанимался в Институте народов Советского Востока, а в 1931—1934 гг. учился в аспирантуре Ленинградской государственной академии искусств и знаний. Учеба Лятиф-заде за пределами Крыма именно в 1930—1934 гг. подтверждается рядом документов. Поэтому встречающиеся в предыдущих публикациях всевозможные выдумки на сей счет пора прекратить.

Поэт, однако, название последнего вуза на допросе указал неточно. Видимо, к этому были серьезные причины. Дело в том, что Академия художеств была упразднена большевиками еще в апреле 1918 г., и только с 1 января 1933 г. открылось новое учебное заведение под названием Всероссийская академия художеств. По просьбе автора настоящей статьи были проверены списки аспирантов существующей поныне в Петербурге Академии художеств. Аспиранта по фамилии Лятиф-заде в них не оказалось. Значит, поэт прошел аспирантуру в ином вузе. Его поиски увенчались успехом. При работе автора в Российском государственном архиве литературы и искусства было установлено, что постановлением Совнаркома РСФСР от 10.04.1931 г. вместо ряда ликвидированных учреждений культуры была создана Государственная академия искусствознания. На следующий год она была переведена из Москвы в Ленинград¹⁷. Очевидно, в протоколе допроса вместо «искусствознания» следователь по недомыслию записал «искусств и знания», а подследственный не заметил и не исправил эту ошибку.

Теперь можно с уверенностью утверждать, что в 1931—1934 гг. А. Лятиф-заде занимался в аспирантуре Государственной академии искусствознания (год — в Москве, затем — в Ленинграде), успешно ее закончил и получил ученое звание доцента.

В июле 1934 г. Лятиф-заде возвращается в Крым, где, казалось бы, о нем успели забыть, и был назначен доцентом Крымского педагогического института. Здесь он преподает историю западноевропейских литератур на факультете татарского языка и литературы. Директор КПИ Мустафа Бекиров, впоследствии также репрессированный¹⁸, заявил на следствии: «А. Лятиф-заде — высокообразованный педагог и поэт. По моим наблюдениям, он к миллифирковской организации не примыкал. Знаю, что он был сторонником принятия латинского алфавита для татарского языка вместо арабского». Однако в тайном донесении в обком партии (декабрь 1935 г.) директор пишет иное: «Посланный культпропом преподаватель западной литературы Лятиф-заде не оправдал себя на практической работе в Институте. Обильное употребление им арабо-персидской терминологии в своих лекциях вызвало возмущение студентов факультета... Стоит вопрос о допустимости его дальнейшего использования на работе».

Посланная в Педагогический институт комиссия в составе уполномоченного НКВД и рабочего-стахановца (это, как всегда, ритуальная и бессловесная фигура) отметила в своем отчете, что сам директор КПИ «тесно связан с ярым националистом, в прошлом активным участником Милли-Фирка, членом правительства Курултая Лятиф-заде». Хотя он и числится среди «сочувствующих ВКП(б)», но «...протаскивает в своем преподавании массу арабских, персидских и турецких слов... часто посещает общежитие студентов... предложил выписать в библиотеку литературу из Турции».¹⁹

21 марта 1937 бывший чекист, избранный секретарем парткома КПИ, шлет в обком победную реляцию: «...нами был разоблачен и изгнан из института доцент А. Лятиф-заде... исключен студент Лятиф-заде, родной брат указанного выше».²⁰

Не пройдет и месяца, как 19 апреля 1937 г. Лятиф-заде будет арестован. Вот полный текст постановления об аресте: «Лятиф-заде Абдулла, 1890 г. рождения, уроженец Симферополя, прожив. ул. Гоголевская, 15, кв. 17. Работает переводчиком. Отбыл ссылку за к/p (контрреволюционную — Д.У.) деятельность. Достаточно изобличается в том, что, являясь в прошлом поэтом партии Милли Фирка, был ответственным секретарем парламента Курултая, поддерживал тесную связь с руководителями нелегальной к/р миллифирковской организации, ныне арестованными Чобан-Заде Б., Айвазовым А. и др. Постановил: гр-на Лятиф-заде А. привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58-10 УК, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в особом корпусе НКВД».

В этом документе особое внимание и удивление вызывают слова о том, что арестованный «отбыл ссылку за к/p деятельность», которые затем в пухлом судебно-следственном деле больше нигде не встречаются. Значит, ищейки НКВД перепутали однофамильцев и тезок — поэта с художником. Последний как раз в эти годы отбывал ссылку за тысячи километров от Крыма.

Прежде чем рассказать его горестную повесть, сообщим: 17 апреля 1938 г. поэт Абдулла Лятиф-заде вместе с группой культурных деятелей Крыма был казнен во дворе Симферопольской тюрьмы НКВД.

Народный художник

Абдулла Мурадович Лятиф-заде был поистине народным художником. Народный не как официальный титул или знак отличия в бюрократизированной иерархии искусства, а в прямом, непосредственном смысле этого слова. Художник из народа. Об этом свидетельствует как его полная страданий жизнь, так и то немногое, что осталось от его творчества.

По документам, он не только тезка поэта, но и его одногодок. Однако в автобиографии, сохранившейся у его сына, указана точная дата рождения: 1 ноября 1888 г. Он увидел свет в живописном селе Коккоз (ныне Соколиное), недалеко от Бахчисарая.

В его судебно-следственном деле мало документов, ведь арестован Лятиф-заде еще в феврале 1930 г., «в своей квартире во время ночного отдыха», как эпически спокойно сказано в протоколе. Совсем другое запомнилось его сыну. Вместе с энкаведистом были посланы старшеклассники школы, где отец учил их рисованию. Унесли все нищенское имущество, даже тарелки не оставили. «Отец стоял посредине комнаты, а ребята его обыскивали и забирали из карманов все, что было. Даже ручку, тогда это было еще редкостью. Ручку с чернилами тогда звали «вечной ручкой».

Вскоре после ареста отца его одиннадцатилетнего сына из школы исключили. Под предлогом борьбы с кулачеством был репрессирован самый что ни на есть бедняк, школьный учитель рисования. Взяли то ли по доносу соседей, то ли в отместку за то, что не согласился стать информатором тайной полиции. Корявым языком чиновничьего документа это объясняется так: «систематически ведет антисоветскую агитацию в направлении к срыву мероприятий Советской власти».

Абдулла Лятиф-заде — художник (1928 год)

Между тем, в первые годы большевистского правления Лятиф-заде был верным сторонником новой власти.

Он был членом сельревкома, затем председателем волостного ревкома, заведовал районным земельным отделом в Коккозах.

В анкете профессия Лятиф-заде указана — «живописец-художник», а в автобиографии он пишет: учился в художественно-промышленном училище.

Речь идет, по всей вероятности, о Строгановском училище в Москве, которое в свое время закончил У. Боданинский. Неясно, однако, когда Лятиф-заде здесь учился и получил ли он диплом. Но два крымскотатарских художника, безусловно, были хорошо знакомы между собой. Сохранился документ 1921 г., из которого явствует, что Лятиф-заде заведовал филиалом Бахчисарайского музея в Коккозах. Речь идет о замечательном памятнике крымской архитектуры — Юсуповском дворце и мечети, построенных в 1910 г.²¹, которые после революции ряд лет находились в административном подчинении Бахчисарайского музея. Позже свою любовь к искусству художник прививал молодежи, преподавая в местной школе черчение и рисование.

Из художественного наследия Лятиф-заде ничего, собственно говоря, не осталось. По воспоминаниям сына, при аресте были изъяты многочисленные рисунки и эскизы, черновики стихов и рассказов. У родственников сохранились черно-белые фотографии десяти рисунков художника: это — имеющие этнографических характер зарисовки домашней утвари и народных костюмов крымских татар, вышивок, девушки в национальном наряде, живописных городских видов. Интересна серия сатирических портретов под названием «Противные типы старины». Вся эта живопись свидетельствует о природном даре художника, его наивном восприятии жизни. Кто знает, не стал бы Лятиф-заде при благоприятных условиях крымским Чюрлёнисом или вторым Пиросмани? Вместо свободы творческого самовыражения он был принужден рисовать в лагерях ненавистную усатую физиономию «вождя мирового пролетариата» и писать аршинными буквами насквозь обманные лозунги.

Итак, жестокая судьба приготовила Лятиф-заде тюремную дорогу: вначале «особая тройка» определила ему 10 лет концлагерей, потом смилостивились и отправили на 3 года в Темниковские (Мордовия) лагеря ОГПУ. После отбытия срока проживал в Вологде, где был вновь арестован. В общей сложности художник Лятиф-заде провел в ГУЛАГе 14 лет. После окончательного освобождения его в Крым, естественно, не пустили. До своей кончины в 1955 г. он трудился в артели инвалидов в г. Лозовая (Харьковская обл.).

Только в 1989 г. художник А. Лятиф-заде был полностью реабилитирован. Вологодская газета, сообщая об этом, приводит целый список репрессированных; внимательное знакомство с ним позволяет сделать некоторые обобщения. За исключением двух, все по национальности русские, все беспартийные. Под колесо «большого террора» попали, главным образом, простые люди: слесарь, чернорабочий, пенсионер, секретарь-машинистка, плановик, художник. Здесь же — конопатчик, уборщик в парикмахерской, зав. складом (этим троим — высшая мера наказания)²². Эти факты опровергают попытки некоторых публицистов оправдать жестокости сталинизма якобы желанием вождя истребить новый бюрократический класс номенклатуры. Нет, это была война против собственного народа.

Наш долг перед памятью поэта и художника — извлечь их творчество из мрака забытья, чтобы приумножить культурное достояние времен. Назрел вопрос об издании поэтического наследия как А. Лятиф-заде, так и его современников А. Гирайбая и Б. Чобан-Заде, собрав в единый том все стихотворения, разбросанные по многочисленным газетам и журналам и напечатанные арабским, латинским и кириллическим алфавитами. Это должны быть научновыверенные, академические издания, с подробными историческими, литературоведческими и лингвистическими комментариями. Назрел вопрос и о переводе лучших произведений этих поэтов на русский язык, чтобы познакомить с их музой многочисленных русскоязычных почитателей поэзии. Наконец, было бы хорошо собрать по крупицам сведения о других репрессированных деятелях культуры 20—30-х годов: художниках, музыкантах, артистах, писателях. Устроить выставку их произведений, а также организовать международную научную конференцию, приуроченную к годовщине их гибели 17 апреля 1938 г. Это — обязанность потомков перед памятью отцов и дедов.

Примечания

1. Считаю своим долгом выразить благодарность племянницам поэта Севиль и Улькер, а также преподавательнице Симферопольского педагогического училища Алие Номановой. Внук поэта Олег, проживающий в Караганде, на наши запросы не откликнулся.

2. Дерменджи А., Балич А., Бекиров Д. Эдебият хрестоматиясы. — Ташкент, 1971. — С. 107—115. Полна фактических ошибок статья А. Хуршутова, опубликованная к 100-летию со дня рождения поэта в 1994 г.(?). См.: Крымская газета. — 1994. — 24 декабря.

3. Нагаев С. Эдебий иджит // Ленин байрагъы. — 1979. — 7 августа; его же. Янъы омюр йырджысы // Йылнамелердеки излер. — Ташкент, 1991. — С. 217—233.

4. Kirimal E. Der Nationale Kampf der Krimturken. — Emsdelten, 1952. — S. 295; Akchura I. Genocide behind the Iron Curtin. — N.Y., 1963. — P. 63—68; Fisher A. The Crimean Tatars. — Stanford, 1978. — P. 145; Ülküsal M. Op. cit. — S. 269—270.

5. Ülgen E. Kırımlı şaira Lâtifzade (1890—1938) // Emel. — 1995. — № 207. — S. 8—12.

6. Кримський А. Література кримських татар // Студії з Криму. — К., 1930. — С. 182—183.

7. Сборник стихотворений под названием «Алтын ярыкъ» («Золотой блеск») вышел в Стамбуле в 1911 г. В нем опубликована одноименная поэма Абибуллы Одабаша, подписанная псевдонимом Тимурджан. См.: Йылдыз. — 1996. — № 2. — С. 133—144.

8. Тевфик Фикрет (1867—1915) — автор книги стихов «Разбитая лютня» (лютня на Востоке носит название «зурна»), проникнутой разочарованием и меланхолией. Был в Турции исключительно популярным в начале XX в. См.: Kabaklı A. Türk edebiyatı. III cilt. — İstanbul, 1990. — S. 171—193.

9. Ланда Р.Г. Ислам в истории России. — М., 1995. — С. 161.

10. Лятиф-заде А. Короткий огляд татарської кримської літератури // Червоний шлях. — 1927. — № 11. — С. 199—201.

11. Жажда знаний привела Гирайбая к отъезду в Турцию, где он с 1923 г. учился на словесном факультете Стамбульского университета. В конце 1927 г. нелегально вернулся в Крым. Арестован в 1928 г., казнен в 1930 г. См.: Йылдыз. — 1995. — № 4. — С. 3—8.

12. Как фабриковались подобные «признания», ярко и убедительно показано в книге: Ашнин Ф.Д., Алпатов В.М. «Дело славистов»: 30-е годы. — М., 1994. — С. 63—68.

13. ГААРК, ф. Р—20, оп. 3, д. 93, л. 29.

14. Там же, д. 47, л. 64.

15. Там же, ф. П—1, оп. 1, д. 813, л. 4.

16. Мурат Г. Театр санъатымызнынъ саифелеринден. — Ташкент, 1990. — С. 93—94.

17. Декоративное искусство. — 1996. — № 2—4. — С. 25.

18. Подробнее см.: Урсу Д.П. «Дело» Мустафы Бекирова // Голос Крыма. — 1996 г. — №№ 28, 29.

19. ГААРК, ф. П—1, оп. 1, д. 1679, л. 131—134.

20. Там же, д. 1814, л. 9—10.

21. Червонная С.М. Искусство татарского Крыма. — М., 1995. — С. 174—178.

22. Красный север (Вологда). — 1990. — 2 марта.