Глава 7. Ректор Крымского педагогического института Мустафа Бекиров

Имя Мустафы Бекирова сегодня мало кому известно. Даже в «Очерках истории Симферопольского государственного университета», вышедших в 1993 г., Бекиров упоминается вскользь два-три раза, а ведь он был ряд лет ректором (тогда говорили — директором) Крымского педагогического института, на базе которого возник СГУ.¹

Он не был ученым в подлинном смысле этого слова, это был практик: отличный знаток крымскотатарского языка и литературный редактор, которого высоко ценили в издательствах, педагог и руководитель. Вступив в ВКП(б) в молодые годы, Бекиров работал там, куда его посылала партия: инструктором райкома, директором Научно-исследовательского института краеведения.

Сегодня он переводит труды Ленина, завтра преподает студентам историю партии, эту «теорию рабства», политическую мифологию XX века.

Бекиров — человек новой формации (родился в 1900 г.), как личность он сформировался после революции, это выдвиженец советской власти. Честно и добросовестно трудился на всех участках, претворяя в жизнь лозунги и установки партии. Он безропотно принял правила игры большевиков: узаконенное лицемерие, безнравственность и двоемыслие, не раз шел на сделку со своей совестью. На лекциях Бекиров безмерно восхвалял вождя и «великие свершения» партии, всячески клеймил ее врагов, одним словом, успешно осуществлял «заклепывание умов» молодого поколения.

Так почему в 1937 г. этот верный ленинец был схвачен, лишен звания, семьи, родины, объявлен врагом партии и народа? Позволительно спросить: кто кого предал, кто кому изменил? Мустафа Бекиров не был ни старым политическим противником большевиков, как Айвазов, Боданинский, не учился в Турции, как Акчокраклы, Леманов, Якуб Кемаль, никогда не состоял в партии Милли Фирка. Ответ ясен: это большевистская партия изменила своему члену, бросила в руки палачей, загнала в концлагерь на медленную смерть.

В судьбе Бекирова, как в капле воды, отразилась трагическая судьба второго поколения крымскотатарского интеллигента, сформированного в годы советской власти, проникшегося идеями коммунистической утопии и уничтоженного в 1937—1938 гг. Вместе с тем это скорбная страница в истории Симферопольского государственного университета, о которой должны знать нынешние преподаватели и студенты. Вот краткая анкетная канва жизни ректора Крымского пединститута, члена ЦИК Советов КАССР Мустафы Бекирова. Родился в Бахчисарае в семье ремесленника (тогда писали — кустаря). С 15 лет стал трудиться наборщиком в типографии Гаспринского. Окончил в родном городе учительскую семинарию, позже три года учился в аспирантуре Комвуза в Симферополе. В 1923 г. вступил в партию, занимал разные ответственные должности, в том числе инструктора райкома ВКП(б). С 1931 г., еще будучи аспирантом, стал руководить Крымским НИИ краеведения, активно участвовал в издании трудов классиков марксизма и речей Сталина, а также в переводе крымскотатарского языка на латинский алфавит.²

В мае 1934 г. бюро обкома партии принимает решение снять со своего поста директора Крымского пединститута Асана Шумина (занимал эту должность с 3.03.1932 г.), так как тот потерял классовую бдительность, допустил, по словам партийного документа, проникновение в институт классово враждебных элементов. Выполняя это решение, были уволены лучшие преподаватели Деревицкий, Акчокраклы, Лукьяненко, другие вынуждены были спешно бежать из Крыма.³

В том же решении обкома относительно Бекирова читаем: «Обязать культпроп освободить его от всех других работ и нагрузок, кроме работ по языку для подготовки языковой конференции» Однако через три дня обком дает ему новое срочное задание: «Утвердить редактором перевода первого тома 2-х томного собрания сочинений Ленина тов. Бекирова Мустафу. Срок работы — 3 месяца». Таким образом, новый ректор не столько был занят нововведениями в институте, сколько редакторской работой и подготовкой к III конференции по крымскотатарскому языку.⁴

Первые две языковые конференции, как известно, проходили при активном участии таких крупных знатоков, как Айвазов, Чобан-Заде (выступил с докладами только на конференции 1927 г.), Акчокраклы, Леманов, Мамут Недим, Аджи Асан Умеров. Однако теперь политическая и культурная обстановка в Крыму изменилась коренным образом. За прошедшие после предыдущих пять лет все они были подвергнуты шельмованию, их имена покрыты грязью ложных обвинений. «Эти люди не должны быть участниками новой конференции», — сказал на совещании в обкоме Р. Александрович, недавно назначенный наркомом просвещения. «Мы сделали ставку на молодежь, — продолжал он, — но эти люди оказались неподготовленными, и те тезисы, которые они представили, оказались непригодными... Послали людей в Москву (Бекирова, Усеинова, Меджитова), но их там еще больше запутали. Получили установки из Марровского института⁵, однако эти установки также пришлось забраковать».

Хочется спросить: какие такие «светила» языкознания сидели в Крымском обкоме партии, чтобы так смело (если не сказать — нагло) отвергли «установки», полученные в Москве и Ленинграде? Любопытный диалог произошел между заведующим культпросветотдела Б.С. Ольховым⁶, который вел это совещание, и выступившим в прениях Мустафой Бекировым. Выступление последнего Ольховой прерывает: «Нельзя ли более ясно объяснять, без этих слов — фонетика, морфология». Бекирову приходится пояснять невежественному партийному идеологу азбучные истины: «Фонетика изучает, как выговаривается слово, а морфология — как оно строится».

Свой доклад Александрович заканчивает словами о том, что тезисы к настоящему совещанию составлены силами татарской молодежи, в первую очередь — партийной. Ориентацию прежних совещаний на среднее, бахчисарайское наречие крымскотатарского языка следует отвергнуть, поскольку оно якобы является «пережитком торгового капитализма». В этих словах отчетливо проявляются пороки тогдашних понятий о языке — вульгаризованный социологизм и крайняя политизация науки.

Мысли партийного босса поддержал Якуб Азизов, доцент кафедры диамата пединститута.⁷ Он утверждает, что подготовленные еще в 1932 г. тезисы отражают в завуалированной форме пантюркистскую политику. А решение II конференции взять за основу юго-западное наречие — ошибочно, ибо на этом языке говорили Озенбашлы и Одабаш. Выступающий с жаром предает анафеме Чобан-Заде, Айвазова, Мамута Недима, заканчивает свою речь заверениями в верности партии: «Мы распрощались с восточной ориентацией и ориентируемся на общую социалистическую культуру, исходя из задач, поставленных партией».⁸

Пройдет немного времени и обнаружится, что и решения III конференции — тоже «вредительские». На допросе в 1937 г. один из обвиняемых заявил, что материалы III конференции подготовили «известные националисты» Р. Александрович, М. Бекиров, У. Куркчи, Э. Куртмоллаев и что при оформлении новых терминов были приняты французские и арабские окончания слов, употребляемые в турецком языке.⁹ Это было, понятное дело, грубейшей политической ошибкой.

Работа Мустафы Бекирова на посту ректора пединститута известна нам в одностороннем, необъективном освещении из доносов, секретных информаций и заявлений на следствии. Несомненно, что он стремился улучшить работу вверенного ему учебного заведения, но многое ли было в его силе. Мог ли он поднять на высокий уровень провинциальный, карликовый институт, в котором после погрома 1934 г. осталось всего 4 профессора и столько же доцентов? Такое слабое кадровое обеспечение учебного процесса не он же создал. Обвинения Бекирова во вредительстве не имеют под собой никаких оснований. Недисциплинированность студентов, пропуски занятий, академическая неуспеваемость суть язвы вузовской действительности со времени появления первых университетов в XII веке.

Мрачную картину состояния Крымского пединститута на начало 1936 г. нарисовал сам ректор в докладной «О работе института в свете реализации постановления ОК от 4.06.1934 г. и выводов комиссии по чистке (декабрь 1935)».¹⁰ Бекиров спешил доложить обкому о проделанной работе; это — «выкорчевывание буржуазно-националистических элементов, беспощадная борьба с классововраждебными элементами. Сняты с работы проф. Деревицкий, Максимович, Лукьяненко, Леманов, Акчокраклы, Аджи Асан». Вместе с тем обстановка остается тяжелой — узким местом все еще является факультет татарского языка и литературы. «Прежде всего необходимо во что бы то ни стало освободить всех работников татарского факультета от посторонних нагрузок и поручений». Плохо на факультете истории — здесь только один преподаватель имеет степень кандидата. Совершенно отсутствуют преподаватели по истории Древнего Востока, нового времени, истории зависимых и колониальных стран.

Вместе с тем, как истинный большевик, чтобы спасти себя, он не брезгует подать компромат на своего коллегу. Вот что он сообщает о знаменитом поэте А. Лятиф-заде, недавно вернувшемся из аспирантуры и назначенном доцентом: «Следует отметить, что и преподаватель западной литературы Лятиф-заде (посланный Культпропом) не оправдал себя на практической работе в институте. Обильное употребление им арабо-персидской терминологии в своих лекциях вызвало возмущение студентов факультета татарского языка и литературы. Имеется специальное суждение кафедры о качестве его преподавания, в силу чего и ряда других обстоятельств стоит вопрос о допустимости его дальнейшего использования на работе в институте». Загадочные слова «и ряда других обстоятельств» можно понять как стремление угодить НКВД и унизить агитпроп, приславший ему опасного преподавателя в лице бывшего депутата Курултая. Никак нельзя оправдать Бекирова за такую подлость, но понять можно: эпоха, как волчица, диктовала руководителю закон джунглей, волчью мораль.

Однако и на Бекирова поступали тайные доносы. Как раз в те дни, когда он писал свою докладную, шла проверка парторганизации пединститута комиссией, в составе которой были уполномоченный НКВД Живкович и рабочий-стахановец (имя его не сохранилось, это, как всегда, подставная фигура). В своей информации комиссия отмечает, что в парторганизации имеются четыре человека, выходцы из классово чуждой среды, которые прошли проверку партдокументов 1935 г.: один — сын муллы, другой — сын кулака. В этом «черном списке» с удивлением находим члена партии с 1923 г. М. Бекирова с пометкой «нет ясности в социальном происхождении». На этом донос не закончился: среди сочувствующих партии «вызывают подозрение» доценты Лятиф-заде и Куркчи, а также Я. Байрашевский, заместитель директора.¹¹

Спустя два месяца чекист Живкович избран секретарем парторганизации института. Отныне цель его жизни — «разоблачать» директора Бекирова, а заодно — студентов и преподавателей. Вот, например, некоторые перлы из его информации от 21.03.1937 г. Студент III курса исторического факультета Васекин, член партии, троцкист, студент Брежнев (это явно не Леонид Ильич) — троцкист,¹² студент II курса этого же факультета Похалюк — бандит, контрабандист. Преподаватели, носящие немецкие фамилии, — все фашисты, они уже арестованы. Замдиректора Степанов — тоже враг. Декан Усеинов Ибраим рекомендован в партию Вели Ибраимовым; директор НИИ и зав. кафедрой татарского языка Батырмурзаев развалил работу НИИ, присваивает себе работы, написанные буржуазным националистом Акчокраклы. У преподавателя Шейх-заде богатые родственники, другие бежали в Турцию... Довожу до сведения, что управляющий Крымским государственным издательством Чешмеджи имеет письменную связь с дочерью Гаспринского Айше, проживающей в Стамбуле. И т.д. и т. п.¹³

Здесь остановимся и скажем несколько слов о мании доносительства, охватившей всю страну в 30-е годы. В принципе это не новое явление: тайные доносы на Руси существовали всегда и не были зазорными. Но такого масштаба, такой кампании доносительства при самых низменных побуждениях и таких страшных последствий вздорных сообщений Россия еще не видела. Это объясняется люмпенизацией общества, атмосферой страха и лжи. Именно в таких условиях расцветают подлые, низменные натуры, подобные чекисту Живковичу.

Самое пикантное, что этот бывший чекист и секретарь парторганизации был одновременно... студентом I курса. Его дальнейшая судьба неизвестна, можно предполагать, что он тоже не избежал пули палача.

Доносами в эти тяжелые годы переполнена газета «Красный Крым»: со свойственным большевистской прессе цинизмом она публиковала расстрельные списки и требовала смерти ни в чем не повинных людей. Более чем за год до суда над Мустафой Бекировым она объявила его «врагом народа», приветствовала снятие с поста наркома здравоохранения его сестры Ребие.¹⁴

14 июня 1937 г. директор пединститута был арестован. В постановлении о привлечении к суду говорилось, что, «он будучи националистически настроенным, поддерживал тесную связь с контрреволюционным националистическим элементом. Работая директором пединститута, оказывал покровительство националистическому крымскотатарскому элементу, способствуя проведению крымскотатарской деятельности со стороны их (так в тексте — Д.У.) и проводил крымскотатарскую националистическую пропаганду». Сначала он обвинялся по статье 58-10, потом оказалось, будто бы Бекиров является членом нелегальной организации, и ему добавили и статью 58-11.

В эту мифическую контрреволюционную организацию входили журналисты, переводчики; ее возглавил якобы литератор Джафер Гафаров, арестованный еще в октябре 1936 г., а также Исмаил Ушаков, заведующий Крымским издательством, и Тефик Бояджиев, редактор газеты «Ени дунья», в 1931—1933 гг. Начались бесконечные ночные допросы и, вне сомнения, жестокие пытки. Ушакова допрашивали 16 раз. Бояджиева — 9 раз. Последний держался мужественно, виновным себя ни в чем не признавал. 2.11.1938 г. он был приговорен к высшей мере наказания, причем пародия на суд продолжалось всего 15 минут без вызова свидетелей или предъявления каких-либо улик.

Бекиров уже на допросе 7.08.1937 г. заявил, что «намерен прекратить тактику полупризнаний и дать исчерпывающие показания». Он подписал самые фантастические признания, которые ему подсовывал следователь. Мы не будем их повторять, нас интересует прежде всего, как бывшего ректора пытались обвинить «во вредительстве». В этом отношении интересны показания О.А. Барабашова, зав. вечерним отделением пединститута, убитого вскоре на допросе. Если в его рассказе и не все правда, обстановка в институте была далеко не идиллической. Возьмем, как образец, исторический факультет, на котором «вредительство» приняло чудовищные размеры. Директор Мустафа Бекиров умышленно подбирал низкий состав преподавателей, отказывал профессорам, говоря: «С ними очень много возни, им надо давать квартиру, создавать хорошие бытовые условия, а мы обойдемся Феличкиным, он проспит на досках, а лекции прочтет». Однако и безотказный Феличкин вскоре провинился: он был послан на переподготовку в Ленинград и, вернувшись, заявил студентам, что все, что он читал по курсу первобытной истории, неверно, но правильных установок не дал. Курс истории партии читал сам директор Мустафа Бекиров, допускавший много ошибок. Профессор Фаворский проводил в своих лекциях по средним векам голый социологизм. Даниленко протаскивал троцкистские установки в вопросе периодизации новой истории. Наконец, Козлов доказывает студентам II курса невозможность построения коммунизма в нашей стране и дважды выступал в защиту своих взглядов на заседании кафедры и на партактиве института. (А ведь Козлов оказался прав! — Д.У.)

Ценное признание сделал Барабашов на допросе 2.09.1937 г.: «Студенты настроены антисоветски». Вообще же подготовка специалистов на историческом факультете, по всей видимости, была ниже всякой критики. На наводящий вопрос следователя: «Лица, получившие документы Крымского педина об окончании исторического факультета, не имели необходимых знаний?» — ответ был таков: «Да, это несомненно так для подавляющего большинства окончивших исторический факультет».¹⁵

Следователь-садист Федотов Илья Степанович, убивший Барабашова и пытками вынудивший многих заключенных к самооговорам, был разоблачен и арестован 5.09.1940 г. Он обвинялся в незаконных арестах, применении извращенных методов ведения следствия, в результате которых получал ложные показания. Свидетелями выступили бывшие сотрудники НКВД, они показали, что Федотов допускал грубейшие извращения «социалистической законности». Под словом «извращения» в практике советского правосудия обычно понимались жестокие пытки, избиения, полицейские провокации. Но... гора родила мышь: в марте 1941 г. садист получил 10 лет, всю войну преспокойно провел в привилегированном лагере «для своих» и был освобожден в феврале 1946 г.¹⁶ Вот такой «ветеран войны» сегодня на митингах под портретом Сталина громче всех кричит возмущенным гражданам: «Мало мы вас расстреливали». Нелишне упомянуть, что нарком внутренних дел Крыма 1938 года А.И. Михельсон был вскоре расстрелян за свои злодеяния.

Мустафа Бекиров был судим военной коллегией Верховного Суда СССР 2.11.1938 г. и получил 12 лет лагерей. Его подельник Бояджиев в этот же день был приговорен к смерти, а Ушаков тоже к 12 годам тюремного заключения. Гафарова судили раньше, 17.04.1938 г., и в тот же день расстреляли вместе с большой группой крымскотатарской интеллигенции.

Выжив в лагерях, Бекиров в 1949 г. был отправлен на поселение в пос. Усть-Кемь, Красноярского края. Здесь, кстати сказать, отбывал ссылку другой знаменитый крымчанин — Усеин Балич, нарком просвещения с 1924 по 1928 гг. Он на три года раньше Бекирова вступил в партию, считался одним из первых коммунистов среди крымских татар. В связи с «делом Вели Ибраимова» был судим в январе 1928 г., получив сравнительно мягкий приговор — три года, а после кассации — всего полтора года. Вскоре, однако, был вновь арестован и приговорен по приговору коллегии ГПУ от 13.10.1930 г., получил 10 лет лагерей. Вследствие недосмотра чиновников или по какой иной причине Балич вместо Соловков очутился в Усть-Кеми.¹⁷

Трудно сказать, встретился ли Мустафа Бекиров со своим старшим товарищем по партии и о чем беседовали верные ленинцы на лесоповале. Балич, автор глубокой и содержательной книги «Национальная культура и историческая судьба крымских татар», естественно, не мог не признать, как сильно он ошибался, когда поверил в утопические бредни большевистских пропагандистов и их искренность развивать культуру родного народа. Горькие раздумья! Отношение большевиков к культуре и просвещению крымских татар как нельзя лучше иллюстрируют такие факты: были уничтожены все наркомы просвещения Крыма за 20 предвоенных лет — Мухитдинов, Нагаев, Балич, Мамут Недим, Асанов, Александрович, Чагар.

По жалобе Мустафы Бекирова, вдохновленного решением XX съезда, он был передопрошен 9.06.1956 г. Через полгода он был полностью реабилитирован: 29.12.1956 г. в Усть-Кеми ему была выдана справка о прекращении дела за отсутствием состава преступления. К большому сожалению, дальнейшая его судьба остается неизвестной.¹⁸

В заключение задаю себе вопрос: правомерно ли отнести Мустафу Бекирова к подвижникам крымскотатарской культуры? Конечно, таких больших заслуг, как у Чобан-Заде, Акчокраклы, Айвазова, Якуба Кемаля, Лятиф-заде, у него нет. Но, с другой стороны, Мустафа Бекиров стремился, как мог и как позволяли обстоятельства, служить своему народу. Его сломленная судьба дает все основания отнести к расстрелянному поколению крымскотатарской интеллигенции. И пусть добрым словом вспомнят новые поколения.

Примечания

1. Очерки истории Симферопольского государственного университета. — Симферополь., 1993. — С. 131, 133, 134.

2. Архив СБУ в АРК, арх. д. 09667, л. 11—14.

3. ГААРК, ф. П—1, оп. 1, д. 1303, л. 52. А.Н. Деревицкий (1859—1943) — видный ученый-античник, специалист в области истории культуры Древней Греции и Рима, крупный организатор высшего образования в Украине и России начала XX в. Был ректором Новороссийского университета в Одессе, попечителем Казанского учебного округа. Один из организаторов Таврического университета, со дня его открытия декан историко-филологического факультета. В архивном документе 1928 г., составленном в обкоме партии, охарактеризован как «вдохновитель антипартийной группировки» в стенах Крымского пединститута. А.М. Лукьяненко (1879—1974) — крупный специалист в области славянского языкознания. Выдающиеся способности проявил с молодости: гимназию окончил с золотой медалью, а университет Св. Владимира в Киеве — с двумя золотыми медалями. С 1920 г. профессор Таврического университета, в 1925—1934 гг. — декан отделения русского языка и литературы. Жизнь закончил, как и Деревицкий, в Ялте. Уехали из Крыма профессор-литературовед Е.В. Петухов, впоследствии член-корр. АН СССР, профессор-биолог И.И. Пузанов, работавший в пединституте с 1922 г. Спустя год после погрома вынужден был скрываться В.И. Филоненко, известный ученый-востоковед, преподававший в Крыму 20 лет. Согласно архивным справкам из Нукуса, он проработал 1935—1936 учебный год зав. кафедрой языка в Каракалпакском учительском институте, после чего уехал в Нальчик. Крымский пединститут потерял прекрасного педагога, знатока многих восточных языков и страстного краеведа. Список потерь можно увеличить.

4. Там же, л. 149, 162.

5. Институт языка и мышления им. Н.Я. Марра в Ленинграде. Сам основатель «новой» науки о языке к этому времени скончался.

6. Ольховой Борис Семенович, род. 1898 г. в черте оседлости. Арестован 27.01.1937 г. как участник контрреволюционной троцкистско-зиновьевской организации. Признался полностью и подтвердил свои показания. Приговорен 8.01.1938 г. к высшей мере наказания. Где и чему учился Ольховой, в документе не отражено; в то время это было делом третьестепенным. Современный исследователь А.В. Голубев отмечает, что партийная верхушка 30-х годов не была обременена ни образованием, ни знаниями. Их образовательный уровень был чрезвычайно низким: в 1937 г. среди секретарей обкомов высшее образование имели только 15%, низшее — 70%; среди секретарей райкомов положение было хуже. (Отечественная история. — 1996. — № 1. — С. 112). А сталинский палач, нарком Н.И. Ежов, в своей анкете в графе образование без стеснения написал — «незаконченное начальное». Вот такие невежды и бездари осуществляли диктатуру пролетариата.

7. Азизов Якуб, род. в 1898 г., окончил в 1926 г. Коммунистический университет трудящихся Востока в Москве, член партии с 1927 г., доцент кафедры диамата с 1.10.1932 г. Арестован 28.06.1937 г., приговорен к смертной казни 17.04.1938 г.

8. ГААРК, ф. П—1, оп. 1, д. 1364, л. 1—37.

9. Архив СБУ в АРК, арх. д. 09667, л. 122.

10. ГААРК, ф. П—1, оп. 1, д. 1679, л. 119—124.

11. Там же, л. 129—145.

12. О студенте Брежневе удалось найти любопытные сведения в бывшем Центральном партийном архиве. Врагов в 1937 г. искали везде, немало нашли на студенческой скамье. Великовозрастный школяр (ему было уже 33 года), по социальному положению рабочий, член партии, учился в КПИ. Был горкомом партии исключен из ее рядов за «сокрытие своего прошлого». Дело в том, что в свое время его отец и брат были раскулачены. Теперь пришла очередь и Михаила Даниловича Брежнева. Он поплатился за своих родственников, был исключен из партии и отчислен из института. Разумеется, никаким троцкистом он никогда не был (РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 21, д. 2489, л. 201).

13. Там же, д. 1814, л. 5—25.

14. Красный Крым. — 1937. — 21 сентября. Бекирова Ребие Бекировна, 1904 г. рождения, с юных лет в комсомоле, затем на партийной работе. Закончила женский педагогический институт, год училась в Москве в Коммунистическом университете народов Востока. С 1934 г. нарком здравоохранения КАССР. Награждена орденом Трудового Красного Знамени. Еще в начале 1937 г. получила положительную характеристику: «Проявила себя как опытный организатор и умелый администратор» (РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 21, д. 2486, л. 75). Ребие Бекирова была арестована 7 августа 1938 г. по стандартному обвинению в принадлежности к контрреволюционной националистической организации. На первом допросе она категорически отрицала свое участие в антисоветской деятельности. Затем против нее было выдвинуто новое обвинение: ее будто бы завербовал один из руководителей Наркомздрава СССР для участия в «бактерийной войне». Несчастную женщину допрашивали, как это обычно делалось в застенках НКВД, целую ночь: один из допросов был начат в 23 часа 20 минут, закончен в 3 часа 30 минут. После пыток и истязаний она оговорила себя, брата и мужа, известного режиссера А. Баккала, а также руководителей республики Самединова и Чагара.

Ребие Бекирова скончалась 15 июня 1939 г. в тюремной больнице якобы от «активного туберкулеза легких». (Архив СБУ в АРК, арх. д. 012016, л. 4, 16, 19—23, 35, 73).

15. Архив СБУ в АРК, арх. д. 09667, л. 1—65.

16. Там же, л. 226—227.

17. Там же, арх. д. 17813, л. 1—69. Как все дела 1928—1930 годов, судебно-следственное дело Балича невелико по размерам. Балин, безусловно, относится к самым энергичным и авторитетным деятелям культурного процесса 20-х годов в КАССР. Его жизнь и судьба заслуживают отдельного разговора. До сих пор о нем ничего не напечатано. Между тем в архивах имеется множество материалов, связанных с его деятельностью. Сохранилось его личное дело и автобиография. См.: РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 100, д. 5485.

18. Архив СБУ в АРК, арх. д. 09667, без пагинации. По сведениям, полученным от краеведа Ф.А. Камилева, Мустафа Бекиров скончался в возрасте 75 лет в Ростове. (Письмо автору от 17.02.1998 г.)