Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

В Крыму находится самая длинная в мире троллейбусная линия протяженностью 95 километров. Маршрут связывает столицу Автономной Республики Крым, Симферополь, с неофициальной курортной столицей — Ялтой.

Главная страница » Библиотека » А.Ю. Маленко. «Пишу, читаю..., думаю о Крыме...»

Возвращение к Тавриде

«В сем уголке хранится новая жила поэзии, рождение нового царства в мире физики и, может быть, тайный ключ русской литературы» [23]. Так определил значение Крыма для развития отечественной литературы «первый покровитель» пушкинской музы В.В. Измайлов еще в начале XIX столетия.

То, что было для будущего свойственника Пушкина «тайным ключом», в первой половине 20-х годов XIX века взял в свои руки величайший русский поэт. В пушкинском творчестве тема, ранее освоенная классицистами и сентименталистами, получила новое, романтическое воплощение. Дальнейшая творческая эволюция Пушкина привела к трансформации восприятия и воплощения им темы: от романтической Тавриды он пришел к Крыму как исторической области и современной ему части России.

Особую роль в этом процессе сыграло пребывание поэта на полуострове летом и осенью 1820 года. Здесь он получил впечатления, питавшие его творчество многие годы. Здесь певцом полуденного берега и Бахчисарая был создан ряд произведений «крымского цикла».

Этот период жизни и творчества Пушкина плодотворно изучался литературоведами всех поколений. Ряд исследований, несомненно, с полным основанием признан классикой пушкиноведения. Вместе с тем увлеченность исследователей имела и другие последствия. Яркие в творческом и счастливые в личном отношении, эти несколько крымских недель Пушкина заслонили собой многое, что могло бы обогатить тему «Пушкин и Крым». Все, что было написано поэтом о Крыме либо в связи с ним на юге, его дальнейший интерес к полуострову рассматривается, прежде всего, как результат его поездки. В то же время, многочисленный, хотя и не систематизированный фактический материал, содержащийся в документах, переписке Пушкина, трудах пушкиноведов, относящийся хронологически к другим периодам его пребывания на юге, позволяет поставить вопрос об их значении для дальнейшей работы Пушкина над крымской темой.

Пребывание поэта в полуденном крае было частью его южной ссылки, начавшейся в Екатеринославе1 и завершившейся в Одессе. На пути в Екатеринослав Пушкин посетил Киев, что, как известно, было связано с подготовкой к будущему путешествию по Тавриде. «Неожиданности» начинаются уже при попытке вновь исследовать вопрос о связи между пребыванием поэта в этом городе и поездкой на полуостров. Многие факты, порой малозаметные нюансы, относящиеся к екатеринославскому, молдавскому и одесскому периодам ссылки автора «Бахчисарайского фонтана» раскрывают его интерес к Крыму, истоки смены восприятия и воплощения им в прозе и поэзии образа Тавриды-Крыма.

Привлеченные силой пушкинского слова, «пройдем» и мы дорогами поэта, «заглянем» в светские гостиные, откроем книги, читанные Пушкиным. Вглядимся в реалии жизни опального поэта, чтобы понять, как познавалась Таврида «Бесом-Арабским» и «одесским Пушкиным».

Отправимся с ним в путь.

Екатеринослав

Пребывание в этом городе также могло в известной степени расширить представления Пушкина о Крыме, хотя поэт был в городе недолго — с 17/18 мая по 28 мая 1820 года.

Во-первых, история города связана со временем царствования Екатерины II, деятельности ее и Г.А. Потемкина как преобразователей Новороссии, в том числе Крыма.

Во-вторых, район Екатеринослава исторически связан с Крымом.

В-третьих, в этих местах служили предки Пушкина из рода Ржевских.

Пушкин жил в екатеринославском предместье Мандрыковке, возникшем в последней четверти XVIII века, где «еще были живы воспоминания о старине, о первых поселенцах этого края» [39]. На востоке Мандрыковка граничила с селом Лоцманская Каменка, которое было основным пунктом днепровского судоходства через пороги. Здесь же находилось управление лоцманской общины, созданной по указу Екатерины II в 1787 году. С 1793 года община находилась в ведении Черноморского адмиралтейства. Через Лоцманскую Каменку проходил маршрут путешествия императрицы в Крым в 1787 году. Здесь она наблюдала за переправой своей флотилии через порог Ненасытец. Руководил переправой лоцман Полторацкий, живший в этом селе.

Несколько ниже по Днепру находилось село Старые Кайдаки.

Начало ему положила польская крепость Кодак, построенная для того, чтобы прекратить побеги крестьян-украинцев на Запорожскую Сечь. Позже казачество овладело Кодаком.

На территории современного Днепропетровска, тогдашнего Екатеринослава, в XVIII веке находилась запорожская слобода Половица, которая подвергалась нападениям со стороны Крымского ханства. Одна из версий объясняет происхождение топонима Половица тем, «что в этих местах при переправе через Днепр крымскими татарами захватывалось, а запорожцами отбивалось много пленных (полона)» [15]. Известно, что в октябре 1660 года, когда много «русского полона», в том числе боярина В.Б. Шереметьева, вели в Крым через Днепр, у устья р. Самары «удалый запорожец кошевой атаман Серко напал... на крымцев, разбил их и отнял у них русских пленных» [15].

Спустя много лет Пушкин назовет эти места в работах по истории петровского времени.

В «Истории Петра» есть несколько строк, касающихся Крымского похода 1689 года: «Князь Голицын опять выступил в поход и при впадении Самары в Днепр заложил крепость Богородицкую по плану голландца-архитектора» [37]. Вероятно, выделив этот факт, Пушкин вспоминал своих предков, служивших здесь: Алексея Ивановича Ржевского и его сына Матвея Алексеевича. Об основании этой крепости вспоминает автор и в «Материалах по истории Петра». Под 1688 годом у Пушкина есть запись: «Второй Крымский поход князя Голицына. Основание города Самары на Днепре, названного Богородицком» [37].

«Дворцовые разряды» сохранили указ, датированный 12 сентября 1689 года: «Быть на своей великих государей службе в городах: на Самаре, в Новом Богородицком, околничему, Алексею Ивановичю Ржевскому» [12]. Крепость, основанная князем В.В. Голицыным при впадении в Днепр реки Самары, возле поселения запорожского казачества, использовалась как стражница против татар, здесь располагался Богородицкий ретраншемент.

Теперь поговорим о возможном окружении поэта. Сохранились интересные сведения об одном из жителей Мандрыковки: «В Мандрыковке действительно жил князь Александр Никанорович Аслан-Гирей, но поселенный не со времени покорения Кавказа (и не имеющий никакого отношения к Кавказу), а со времени войны России с Турцией, окончившейся Адрианопольским миром в 1829 году. Во время этой войны князь Аслан-Гирей, потомок крымских Гиреев, переселившихся в Турцию, передался России со своим племянником. Им была определена пенсия и местом жительства назначен Екатеринослав» [15].

Позже появляется сообщение: «Как видно из свидетельства, выданного 4 марта 1829 года за № 1298, графом Ланжероном, командующим войсками, на левой стороне Дуная расположенными: «Находящийся в турецких войсках в крепости Турно татарский князь Аслан-Гирей, после сдачи оной крепости на капитуляцию ...имел право по утвержденному мною договору возвратиться в турецкие владения, но, не пользуясь правом сим, добровольно предался в покровительство Всемилостивейшего Государя Императора» [15].

Еще одно свидетельство: А.П. Воеводин в «Письме в редакцию» упоминает своего «хорошего знакомого, князя Гирея, который с Пушкиным был знаком и два раза с ним катался по Днепру» [5]. Очевидно, поэт познакомился с кем-то из потомков крымских ханов.

Приехав в Екатеринослав, поэт остановился на постоялом дворе купца Тихова по Караимской улице. Пушкин мог видеть в городе памятники архитектуры, связанные с пребыванием здесь императрицы: фундамент соборной церкви Преображения Господня, заложенный Екатериной II и графом Сегюром, развалины Потемкинского дворца. Потемкинский дворец был завершен в 1790 году, и А.Ф. Воейков, побывав в Екатеринославе года через 2—3 после Пушкина, также видел эти исторические руины.

Конечно, за краткий срок пребывания в Екатеринославе поэт не мог завести какие-либо прочные связи. К тому же, как известно, в Мандрыковке он тяжело заболел. Это, однако, не означает полное отсутствие у Пушкина представлений о местном обществе. 24 сентября 1820 года он сообщает брату: «Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновению» [37]. В этом случае ему мог оказать медицинскую помощь весьма известный в то время в городе врач Карл Иванович Роде. Ранее он был штаб-лекарем при войсках в Тавриде. В сентябре 1788 года по ордеру князя Г.А. Потемкина К.И. Роде был переведен в Екатеринослав, где умер в 1820-х годах.

Сохранились сведения о караимском кладбище в Екатеринославе, где древнейший из памятников «отмечен 1843 годом» [15]. Это означает, что Пушкин мог видеть в городе караимов.

Пушкин должен был также видеть дворец правителя Екатеринославского наместничества И.М. Синельникова, где по дороге в Крым побывала Екатерина II.

Маршрут Пушкина проходил через Кременчуг — один из пунктов поездки Екатерины II в Крым в 1787 году. Далее он ехал до Екатеринослава вдоль Днепра, т. е. повторял маршрут императрицы.

В Екатеринославе поэт не мог не увидеть Екатерининскую милю, аналогичную бахчисарайской. Такие мили представляли собой каменную колонну с надписью, сообщавшей о пребывании здесь высокой гостьи.

Молдавия

В течение всего периода жизни в Молдавии (21 сентября 1820 г. — начало августа 1823 г.) продолжалось восточное «образование» поэта, его работа над «крымским» поэтическим циклом. На эти процессы влияла местная специфика, историко-культурные условия края. С конца XV до середины XVI века длился процесс постепенного втягивания Молдавии в сферу влияния, а затем подчинение этого небольшого государства Османской империи. С 1512 года на протяжении 300 лет Молдавия была вассалом Турции. Бессарабская область на востоке Молдавского княжества (между Прутом и Днестром) в 1812 году была присоединена к России. Центром Бессарабии был г. Кишинев, где Пушкин прожил большую часть пребывания в южной ссылке. Тогда это был «полутурецкий, полумолдавский город с грязными, кривыми улочками, множеством церквей, маленькими, приземистыми домиками под турецкой черепицей» [49]. Исторические причины определили национальную пестроту Кишинева. Здесь поэт встречал турок, болгар, греков, а также представителей иных национальностей, так или иначе связанных с восточным, в частности, мусульманским миром. Из стихотворного отрывка, датированного концом марта — началом апреля 1821 года, мы узнаем, что в городе жили «Болтливый грек и турок молчаливый, // И важный перс, и хитрый армянин». Поэт наблюдал нравы, изучал языковую среду, этнографическую пестроту местного населения. В быту молдаван времен Пушкина сохранились многие черты, заимствованные ими за несколько веков из образа жизни турок. Ф.Ф. Вигель знакомит нас с домом молдавского боярина Е.К. Варфоломея, где до него бывал поэт: «Тут нашел я атласные, бархатные диваны, мебель всех времен и фасонов в азиатском и европейском вкусе...» [49]. Из характерных черт, воспринятых местным населением из мусульманского быта, Пушкин на личном опыте узнал обычай угощения гостя турецким кофе.

Попытки освоить местную бытовую культуру, усиленные общением с мусульманами на юге России и некоторыми иными обстоятельствами, сказались и на внешнем облике Пушкина. В.П. Горчаков писал о нем: «Выдержав не одну горячку, он принужден был не один раз брить себе голову; не желая носить парик (да к тому же в Кишиневе и сделать его было некому), он заменил парик фескою и так являлся в коротком обществе» [9]. Это же подтверждает К.П. Зеленецкий: «На главной улице Кишинева часто видали Пушкина с длинными волосами, в фуражке, или с коротко остриженными, в красной феске (Пушкин иногда подвержен был горячке; а потому принужден был брить голову, и тогда в коротком кругу носил феску...)». [20, с. 3]. Старожилы Кишинева утверждали, что Пушкин «очень часто появлялся в самых разнообразных и оригинальных костюмах. То, бывало, появляется он в костюме турка, в широчайших шароварах, в сандалиях и с феской на голове, важно покуривая трубку, то появится греком, евреем, цыганом и т. п.» [4].

Поэт бывал и за пределами Кишинева. 13—23 декабря 1821 года он сопровождал И.П. Липранди в служебной поездке. В Вендорах2, помимо поисков шведского лагеря Карла XII поэт видел турецкую крепость XVI века. Затем спутники посетили бывшую столицу буджакских ханов Каушаны. «Буджак» в переводе с татарского означает «угол». Это юг Молдавии в междуречье Днестра и Прута, где султан Турции Селим II в 1509 году поселил 30 тысяч семей ногайских татар. По свидетельству И.П. Липранди «...станция Каушаны опять взбудоражила Пушкина: это бывшая до 1806 года столица буджацких ханов. Спутник мой никак не хотел верить, что тут нет никаких следов, все разнесено, не то, что в Бакчи-Сарае» [26]. Как видим, поэт не забыл о Крыме. Буджакская или Белгородская орда в XVII—XVIII веках была подчинена Крымскому ханству и Османской империи. В Аккермане3 (в переводе с турецкого «белый камень») Пушкин осматривает турецкую крепость XV века.

Позднее, в Михайловском, в уста старика из «Цыган» поэт вложит следующие слова:

«Тогда боялись мы султана;
А правил Буджаком паша
С высоких башен Аккермана» [38].

В Измаиле Пушкин проявляет знание подробностей штурма суворовскими войсками турецкой крепости XVI века, которую Александр Сергеевич и И.П. Липранди подробно осмотрели. У села Гречены И.П. Липранди посетовал: «Жаль, что темно, он бы увидел влево Кагульское поле» [26]. Позже в «Цыганах» один из эпизодов будет происходить «близ кагульских вод», то есть вновь появится традиционный со времени Лицея мотив. Здесь подполковник убедился, что Пушкин «вычитал все подробности этой битвы, ...и потом заметил, что Ларга должна быть вправо и проч.» [26]. Поездки по Бессарабии, как известно, были и позже. Прикоснулся Пушкин и к турецкому фольклору, слушая песни в исполнении Калипсо Полихрони — гречанки, эмигрировавшей из Турции. «Пела она на восточный тон, в нос; это очень забавляло Пушкина, в особенности турецкие сладострастные, заунывные песни...» [26]. Оказала влияние на поэта и языковая среда. В Кишиневе в 1821 году Александр Сергеевич делает запись перевода турецких слов. Н. Дмитриев утверждал, что эти слова относятся к южно-турецкой, османской, группе диалектов, т. е. они чисто турецкого происхождения, и записать их поэт мог только в Бессарабии [14].

Другим фактором, закрепившим интерес Александра Сергеевича к Турции, была борьба европейских народов, в частности, греков за независимость против Османской империи. С участниками этой борьбы, жившими в Кишиневе, Пушкин длительное время общался. Среди них — братья Ипсиланти, Т. Кантакузин и другие. Национально-освободительное движение стало темой творчества поэта. В доме И.П. Липранди поэт познакомился с сербами, поставлявшими подполковнику сведения о Турции. От них Пушкин узнал о жившей в Хотине дочери деятеля сербского освободительного движения Георгия Черного. Поэтому одно из первых стихотворений, написанных в Кишиневе, посвящено «Дочери Карагеоргия».

Служа при И.Н. Инзове и живя в Кишиневе, административном центре Бессарабии, будучи в тесных личных отношениях со многими представителями местной администрации, поэт не мог не знать о деятельности органа местного самоуправления — Верховного бессарабского совета. Этот орган именовался также диваном, что характерно для мусульманского Востока. Это обстоятельство вполне могло вызвать у Пушкина ассоциации с Бахчисараем.

В кишиневском круге общения Пушкина были люди, стимулировавшие интерес поэта к Крыму, в частности, к истории полуострова. По воспоминаниям И.П. Липранди, к таковым относится Владимир Феодосеевич Раевский, чьи дискуссии с поэтом оказали на последнего заметное влияние. И.П. Липранди свидетельствовал: «Здесь не было карт и танцев, а шла иногда очень шумная беседа, спор и всегда о чем-либо дельном, в особенности у Пушкина с Раевским, и этот последний, по моему мнению, очень много способствовал к подстреканию заняться положительнее историей и в особенности географией. Я тем более убеждаюсь в этом, что Пушкин неоднократно после таких споров на другой или на третий день брал у меня книги, касавшиеся до предмета, о котором шла речь» [2]. Очевидно, разговоры касались истории Крыма. Некоторым подтверждением тому является записка поэта В.Ф. Раевскому, написанная в начале февраля 1822 года: «Пришли мне, Раевской, Histoire de Crimée, книга не моя и у меня ее требуют. Vale et mihi faveas. Пушкин» [36].

Имеется в виду книга С. Сестренцевича-Богуша «Histoire, du ruine de la Chersonese Tawrique» (1800) либо книга Кастельно «Essai sur l'histoire ancienne et moderne de la nouvelle Russie» (1820).

Косвенно его интерес к данному региону подтверждается тем, что в дивизионной школе В.Ф. Раевский рассказывал о Кагульской победе войск фельдмаршала Румянцева, одном из сражений, в конечном итоге повлиявших на судьбу Крыма. Конспекты Владимира Феодосеевича свидетельствуют о том, что он готовился к научной деятельности, был знающим географом, историком, этнографом.

Устойчивый интерес к Крыму, к его истории, мы находим и у П.А. Вяземского. В этом отношении показательна история его участия в подготовке к печати «Бахчисарайского фонтана». 30 апреля 1823 года П.А. Вяземский сообщает А.И. Тургеневу: «На днях получил я письмо от Беса-Арабского Пушкина. Он ...по словам приезжего, пишет новую поэму «Гарем» о Потоцкой, похищенной которым-то ханом, событие историческое» [7].

4 ноября 1823 года Пушкин просит своего друга: «...Припиши к «Бахчисараю» предисловие или послесловие. ...Посмотри также в «Путешествии» Апостопола-Муравьева статью «Бахчисарай», выпиши из нее все посноснее — да заворожи все своею прозою» [37]. Поэт желал таким образом усилить крымский колорит поэмы, дополнив ее этнографическим материалом. П.А. Вяземский вышел за рамки задачи, заинтересовавшись исторической основой легенды. Начав изыскания, он обратился к еще одному представителю окружения А.С. Пушкина — А.И. Тургеневу — письмом от 8 ноября 1823 года: «Расспроси, не упоминается ли где-нибудь о предании похищенной Потоцкой татарским ханом и наведи меня на след. Спроси хоть у сенатора Северина, Потоцкого, или архивиста Булгарина» [29]. Знаток истории, А.И. Тургенев ответил: «О романе графини Потоцкой спросить не у кого..., происшествие, о котором ты пишешь, не графини Потоцкой, а другой, которой имя не пришло мне на память» [29]. Подобный ответ означал наличие какой-то версии у адресата, т. е. определенный уровень знания Крыма. Не удовлетворившись этой информацией, П.А. Вяземский обратился с аналогичной просьбой к польскому поэту Ю.У. Немцевичу, автору знаменитых «Исторических песен». Ответ был следующим: «Имея лишь туманное представление о польке, некогда похищенной татарами, я спрашивал членов Королевского общества, не знают ли они, у какого автора об этом упомянуто. Некоторые отвечали, что читали об этом где-то, никто из них не мог указать мне источник. Несомненно, однако, что такая традиция существует. Многие поколения семейства Потоцких владели Подольским староством. Андрей Потоцкий во многом способствовал знаменитой победе над Вишневцами, одержанной в 1512 году Константином Острогским. Его сын Альберт имел четырех дочерей. Несецкий (знаток польской геральдики — А. М.) рассказывает, что лишь две из них были выданы замуж, но неизвестно, какова была судьба Софьи и Анны. Вероятно, что одна из них была похищена» [25]. Ю. у. Немцевич верил в историческую основу легенды.

Иван Петрович Липранди (1790—1880) принадлежал к числу наиболее образованных людей из кишиневского окружения Пушкина. С 7 января 1820 года он служил в Молдавии, где ему, по его же словам, было поручено «собирание сведений о действиях турок в придунайских княжествах и Болгарии» [49].

И.П. Липранди хорошо знал историю Османской империи и Молдавии. В черновых набросках к «Цыганам» Пушкин сообщил о том, что Иван Петрович написал «Историческое и статистическое описание Бессарабии», что предполагает знакомство автора поэмы с этим трудом. Сам подполковник в записках сообщил, что он «занимался некоторыми разысканиями и сводом повествований разных историков, древних и им последовавших, вообще о пространстве, занимающем Европейскую Турцию» [26]. Он собрал литературу о Турции на всех языках, изданную в 1820—1830 годах. Б.А. Трубецкой отметил, что в фонде И.П. Липранди в ЦГИА (Санкт-Петербург) есть ряд неопубликованных работ по истории Молдавии, Валахии, Бессарабии, Оттоманской империи и т. д. [49]. Известно, что Пушкин пользовался его библиотекой, самой богатой из всех частных собраний книг касательно Турции. Из авторов, писавших о Крыме, поэт читал Овидия, Валерия Флакка и Страбона. СИ. П. Липранди Пушкин говорил об Овидиевом озере у Аккермана. Объяснение подполковника, что Овидиево озеро в действительности Овечье, имеется у П.-С. Палласа, в его книге «Путешествие по Крыму и Бессарабии в 1793 и 1794 годах». Вероятно, эта книга была у И.П. Липранди, и Пушкин, в связи с интересом к Овидию, мог брать ее у подполковника и попутно читать строки о Крыме. Вероятно, эта книга была и у В.Ф. Раевского. Оба собирателя коллекционировали литературу о Молдавии.

В Молдавии поэту встречались люди, общение с которыми вызывало, без сомнения, воспоминания о Крыме. Среди них — В.А. Фурнье, учитель-француз в семье Н.Н. Раевского-старшего, приезжавший в Кишинев в июле 1822 года [53].

Но прежде всего это была дорогая для Пушкина семья Раевских, побывавшая в начале июня 1821 года в Кишиневе. С мужем Екатерины Раевской — генералом М.Ф. Орловым, командовавшим 16-й дивизией в Бессарабии в июле 1820 — апреле 1822 годов, Пушкина связывала дружба.

В Бессарабии с 26 июля до 9—10 августа 1823 года находился М.С. Воронцов. Его пребывание там состоялось вскоре после назначения графа (в мае 1823 года) новороссийским генерал-губернатором. Факт такого значения немедленно стал известен в кишиневском обществе, что могло вызвать у поэта крымские ассоциации.

К 1821 году относится знакомство Пушкина с Карлом Яковлевичем Сикаром (1773—1830), в то время — одесским негоциантом. В Кишиневе они виделись дважды, а позднее, в Одессе, общались чаще. Нам же К.Я. Сикар интересен своей книгой «Письма о Крыме, об Одессе и Азовском море» (1810), с которой Пушкин мог ознакомиться в Одессе.

Конечно, в поле зрения поэта был И.Н. Инзов, либеральный государственный чиновник, «Инзушко», как назвал его Пушкин. Отношения начальника и подчиненного были далеки от служебных. Интересна богатая биография генерала. В молодости И.Н. Инзов участвовал в русско-турецкой войне 1787—91 годов, что отмечено в его «формулярном списке» записью: «1789 год — в Молдавии и Бессарабии ...при реке Салче, а в сентябре 8-го в погоне за неприятелем, 12-го при атаке и бомбардировании крепости Измаила, ноября 4-го при осаде и взятии крепости Бендер» [52]. В многочисленных беседах с поэтом И.Н. Инзов, вероятно, вспоминал о своей военной молодости.

В мае 1822 года в Кишинев приехал Федор Николаевич Лугинин, прапорщик, участник военно-топографической съемки Бессарабии. Его общение с Пушкиным длилось около месяца. Отношения их были достаточно близкими. Познакомившись с поэтом, прапорщик встречается с ним в доме Земфираки-Ралли, в церкви, городском саду, у поэта Стамати, фехтует с ним. Об их быстром сближении свидетельствует то, что поэт посвятил Ф.Н. Лугинина в историю своей высылки на юг. Дневниковые записи прапорщика говорят о том, что в круг его интересов входила история Молдавии и Крыма. Для обоих молодых людей тема эта могла быть одной из точек соприкосновения. Для уровня восприятия Крыма как исторической области Ф.Н. Лугининым характерна широта охвата и знание сложившихся в древности связей полуострова с Бессарабией. Это можно проследить из опубликованной части его дневника, представляющей собой сжатый очерк истории Молдавии и Бессарабии с первых веков н. э. до 1812 года: «P. S. Бессарабия, Крым и вся Валахия и Греция принадлежали римлянам» [22]. Далее, прослеживая средневековую историю этих мест, Ф.Н. Лугинин замечает: «После того Молдавия и Бессарабия составляли одно княжество, также и Валахия. Они имели беспрестанно войны с татарами, турками, отчего народ получил вольность. Татары отняли Буджак. Молдавия приняла покровительство турок. Наконец, в 12 году часть Молдавии присоединяется к России и теперь только жители ожили, а то татары делали беспрестанные набеги» [22].

Павел Дмитриевич Киселев (1788—1872), крупный военачальник и администратор, был знаком с поэтом в послелицейские петербургские годы. Их встречи продолжались в Тульчине (февраль 1821 г.), Кишиневе (февраль 1822 г.) и Одессе (ноябрь-декабрь 1823 г.) [53]. Отношение поэта к П.Д. Киселеву было неоднозначным. Но в своем дневнике 3 июня 1834 года Александр Сергеевич записал о П.Д. Киселеве: «Он, может, самый замечательный из наших государственных людей...» [37]. Еще во время учебы Пушкина генерал бывал в Крыму по служебным делам. В 1815 году по приказу Александра I Павел Дмитриевич ездил на юг для отбора пополнения солдат в гренадерские и кирасирские полки. Тогда же он получил от графа А.А. Аракчеева предложение «заехать, между прочим, в Крым, для расследования по доносу подпоручика симферопольского гарнизонного батальона Платоновича о злоупотреблениях по винному откупу» [16]. В ходе этой поездки граф побывал в Севастополе, а по итогам расследования составил две записки: «относительно лиц, которые могли бы с успехом заняться устройством Новороссии», и «о беззаконной продаже Татарами Таврической губернии казенных земель частным лицам» [16].

Особенно Павла Дмитриевича заинтересовал вопрос о состоянии землепользования в Таврической губернии. В 1818 году он составил записку, результатом которой было «Положение о попечительном комитете об иностранных поселенцах южного края». Председателем созданного комитета по рекомендации П.Д. Киселева стал И.Н. Инзов. (К канцелярии И.Н. Инзова в 1820—1823 годах был прикомандирован А.С. Пушкин). Известно также, что П.Д. Киселев ездил по делам в войска черноморских казаков, которые занимали часть земель Таврической губернии. И еще один момент: в 1819 году П.Д. Киселева «занимала мысль о составлении истории войн наших с Турциею» [16]. В кишиневский период интерес Пушкина к Турции, как уже ясно, был обострен. Другая точка соприкосновения интересов Пушкина и П.Д. Киселева — черноморское казачество. При этом как не вспомнить фразу из письма Пушкина брату от 24 сентября 1820 года, написанного в Кишиневе: «Когда-нибудь прочту тебе мои замечания на черноморских и донских казаков...» [37]. Правомерно также предположить, что поэт, находясь постоянно рядом с И.Н. Инзовым, знал о роли П.Д. Киселева в развитии землепользования в Новороссии, в создании комитета, где служил сам Пушкин. Эта общность интересов могла проявиться при встрече поэта с П.Д. Киселевым у И.Н. Инзова в феврале 1822 года.

Живя в Бессарабии, Пушкин не забыл о находившемся в Турции втором советнике русской миссии С.И. Тургеневе. При его возвращении в Петербург поэт писал: «Поздравляю вас, почтенный Сергей Иванович, с благополучным прибытием из Турции чуждой в Турцию родную». И далее: «Скоро ли увидите вы северный Стамбул?» [37]. Здесь же, говоря об А.И. Тургеневе, поэт называет его «муфти», т. е. пользуется мусульманской терминологией.

Если же вернуться к начальному этапу работы Пушкина над «Бахчисарайским фонтаном» в Кишиневе, можно включить в круг источников информации о Крыме и художественные произведения. 27 июля 1821 года поэт пишет брату: «Пришли мне «Тавриду» — Боброва» [37]. Истоки интереса к творчеству С.С. Боброва относятся еще к лицейскому времени. Автор «Тавриды» рисует картину колонизации Крыма, рассказывает о природных богатствах полуострова, призывает приложить науку и труд к этим богатствам.

В Петербурге в 1806 году на русском языке вышла книга С. Сестренцевича-Богуша. Ее русское название: «История о Таврии, сочиненная на французском языке Станиславом Сестренцевичем-Богушем». Целью автора было собрать сведения, рассеянные в сочинениях многих писателей — от Геродота до современников, «в единый исторический состав» [45]. В книге даны сведения по географии Крыма, его природным ресурсам. Автор опирается в своем изложении на сочинения Страбона, Геродота, Софокла, Еврипида, мемуары барона Тотта, труд К. Таблица «Физическое описание Таврической области» (СПб, 1785). Наиболее интересны главы «Святотатства Агамемнона», «Отъезд Ифигении», «Прибытие ее в Таврию», «Дружества Пилада», «Храм Орестеонов». Излагая знаменитый миф об Ифигении, С. Сестренцевич-Богуш ссылается на трагедию Расина «Ифигения в Авлиде» и Еврипида «Ифигения в Тавриде». В книге широко представлены античная история Крыма, раннее средневековье, турецко-татарский период, даны подробности походов на Крым Миниха и Ласси, сделано немало ссылок на записки капитана Манштейна, адъютанта Миниха. Автор рассматривает вопрос этногенеза монголов, турок, татар. Внимание Пушкина должна была привлечь характеристика Керим-Гирея в главе «Изображение его», сведения о Георгиевском монастыре, об участии Крыма в борьбе против Петра I во время Прутского похода (1711), о конфликте Девлет-Гирея со шведским королем Карлом XII. В книге 16-й 2-го тома («О Таврии под властью Монголов, или Татар, с 1223 года по 1783») использованы материалы из «Скифской истории» А. Лызлова (1787), «Примечания на историю Леклерка» Болтина, «История Российского государства» В.Н. Татищева, цитируются труды Тунмана, Бюшинга, Нестора. Рассказ доведен до 1783 года. «История о Таврии...» — один из наиболее полных сводов сведений об истории, этническом составе, хозяйстве Крыма.

В Бессарабии творчество Пушкина питала античная литература. Особенный интерес Александра Сергеевича вызывал великий римский поэт Овидий Назон, чья судьба была сродни пушкинской. В I веке н. э. Овидий был выслан императором Августом из Рима на берега Черного моря за стихи, которые, по мнению императора, плохо влияли на римскую молодежь («Наука любви») и на дочь самого Августа, Юлию-младшую. Вполне понятно, почему Пушкин с особенным интересом читал «Письма с Понта» и «Скорбные элегии» Овидия.

Обратим внимание на эти произведения как на источник сведений о Крыме. Французский перевод античных стихов, взятый у И.П. Липранди, должен был вызвать интерес у поэта, недавно побывавшего в Крыму. Кроме крымских материалов, поэмы Овидия, жившего в непосредственной близости к Скифии и Сарматии, касались истории ряда районов, прилегавших к Северному Причерноморью. Сведения поэм ценны как историко-бытовой и этнографический материал. Автор пишет об этническом и социальном составе греческих городов побережья Черного моря, сообщаемые им сведения дают представление о расселении скифосарматских и других племен. Надо полагать, что в «Письмах с Понта» и «Скорбных элегиях» внимание Пушкина привлек знаменитый миф об Ифигении в Тавриде. Он содержится в обоих произведениях, и не прочесть этот миф Пушкин не мог. Вероятно, он навеял начало отрывка 1822 года «Мой друг, уже три дня...». У Пушкина незадолго до написания отрывка произошел конфликт с Т. Балшем, после которого поэт был посажен под домашний арест. Александр Сергеевич в стихах обращается к Н.С. Алексееву:

«Мой друг, уже три дня
Сижу я под арестом.
И не видался я
Давно с моим Орестом»4 [37].

«Орестом» в данном случае был адресат послания. Использование образов из мифа в первой трети XIX века было традиционным в литературе.

Пушкин пользовался также «Географией» древнегреческого ученого I в. до н. э. — I в. н. э. Страбона, взятой в библиотеке И.П. Липранди. Четвертая глава седьмой книги посвящена описанию Крыма. Есть сведения о нем и в других книгах. Труды Страбона — вершина античных знаний по географии. По книгам Страбона Пушкин знакомился с информацией о Малой Скифии, куда входил Крым, о борьбе между киммерийцами, скифами, греками. Страбон дает сведения о греческой колонизации Крыма, пишет о скифских крепостях, о деятельности царя Скилура и его сыновей.

В этот период поэт упоминает Крым в переписке.

4 декабря 1820 года Александр Сергеевич рассказывает о своем путешествии из Каменки в письме к Н.И. Гнедичу.

1—10 января 1823 года поэт вновь вспоминает Крым в письме из Кишинева к брату. Поводом послужил приезд в Симферополь К.Н. Батюшкова. Константин Николаевич был поражен наследственной психической болезнью, и по рекомендации врачей осенью 1822 года его привезли в симферопольскую больницу для душевнобольных. Однако пребывание Константина Николаевича в столице Тавриды привело к ухудшению состояния, и в следующем году поэт вернулся домой. Пушкин сожалел о случившемся.

В целом можно определенно считать, что Бессарабия была для поэта во многих отношениях более Востоком нежели Европой. Да и сам поэт признается в этом своему брату в письме от 25 августа 1823 года из Одессы: «...я оставил мою Молдавию и явился в Европу... и все еще не могу привыкнуть к европейскому образу жизни...» [37].

Молдавия стала важным этапом в познании Пушкиным Востока.

Там он углубил свое знание Турции и русско-турецких войн. Этому способствовали национально-освободительная борьба европейских народов против империи, знакомство с историей Бессарабии, поездки по ней, местный колорит (бытовая культура, национальный состав, облик Кишинева), изучение поэтом турецкого языка, прослушивание турецких песен, общение с И.П. Липранди, И.Н. Инзовым и многими другими.

В эти же годы поэт многое узнал об истории Крыма, его связях с Молдавией. Это произошло благодаря окружению Пушкина (В.Ф. Раевский, Ф.Н. Лугинин, И.П. Липранди), его переписке (например, с П.А. Вяземским по поводу легенды о М. Потоцкой). Немалую роль сыграли чтение и работа над «Бахчисарайским фонтаном». Поездка в Каушаны вызвала у поэта крымские ассоциации. Вероятно, подобное происходило с Пушкиным и во время его встреч с В.Ф. Раевским, М.Ф. Орловым, В.А. Фурнье, К. Сикаром. Творчество Пушкина в это время определяется его прежними романтическими устремлениями. Настроения Александра Сергеевича созвучны крымским, поэт ощущает себя изгнанником и беглецом. Темы личной несвободы и дружбы поэт разрабатывал, обращаясь к образам античной поэзии и античной мифологии, связанным с Крымом. Они навеяли ряд стихотворений: 1821 года — «К Овидию», 1822 года — «Баратынскому», «Ф.Н. Глинке», отрывок «Мой друг, уже три дня...». Пушкин продолжает создание «крымского» романтического цикла, пишет стихотворения этого цикла в Кишиневе, Каменке, Киеве: «Редеет облаков летучая гряда...», «Земля и море», «Нереида», «Кто видел край, где роскошью природы», «Недавно бедный мусульман...», отрывок из «Кавказского пленника», «Бывало в светлый Баиран...». Но в это же время происходит и формирование пушкинского реализма, о чем свидетельствует стихотворение «Таврида», где Пушкин выходит за рамки романтической поэзии.

В Кишиневе началось формирование Пушкина-историка. В 1822 году он написал «Заметки по русской истории XVIII века». Это — первые шаги пути, продолженного в 1820—1830-х годах. С этого времени темы царствований Петра Великого и Екатерины II займут значительное место как в реалистическом художественном творчестве поэта, так и в его исторических изысканиях. Составной частью этих двух больших тем станет тема Крыма, воплощение которой будет качественно новым.

Одновременно с разработкой «крымского» романтического цикла в Кишиневе наметился переход к новому восприятию и воплощению Пушкиным темы Востока.

Одесса

Многие десятилетия назад литературовед А.И. Незеленов отметил: «Кроме нравственных и матерьяльных удобств европейского города, кроме морских ванн, Одесса, должно быть, влекла к себе поэта и по другим, еще личным, причинам; в ней он всегда мог видеть волны того самого моря, которое омывает берега родной душе его Тавриды» [28].

В многочисленных исследованиях одесского периода жизни и творчества Пушкина эта мысль не нашла достаточного развития. Бытование крымской темы в пушкинской поэзии этого времени воспринималось, в основном, как следствие его пребывания в полуденном крае, без учета факторов, повлиявших на развитие темы в последующие годы. Изучение крымских реалий Одессы и анализ их связи с «крымским» романтическим циклом Пушкина позволяют, по нашему мнению, изменить представление о генезисе цикла в целом и его отдельных произведений.

Крымская тема удерживалась в творчестве поэта в значительной степени благодаря его пребыванию в Одессе. В одесском обществе той поры связи с Крымом определялись рядом факторов.

Административно Таврическая губерния входила в состав Новороссийского края, а географически Крым и Одесса были составными частями одного региона — Северного Причерноморья, что определяло общность их политического, экономического и культурного развития, наличие разнообразных регулярных внутренних связей.

В 1820-х годах существовал круг лиц из штата управления, имевших служебное отношение к Крыму.

Одесса была постоянным местом жительства многих крымских землевладельцев. В круге общения Пушкина были представители обеих категорий городского населения. В пушкинское время Новороссия воспринималась как единый географический, политический и хозяйственный регион, частью которого был Крым.

Объясняя необходимость назначения М.С. Воронцова новороссийским генерал-губернатором, министр внутренних дел В.П. Кочубей 12 мая 1823 года писал И.Н. Инзову: «Как местное положение сего пограничного и приморского края, так и чрезвычайные обстоятельства нашего времени, происшествия, доселе волнующие Турецкую Империю, влияние оных не только на торговлю Бессарабии, Одессы, Крыма, но даже на умы и расположение жителей, все сие требует беспрестанного надзора и необыкновенной деятельности начальства» [21].

Специфика города и реалии одесской жизни связывали горожан с Крымом, например, через морскую торговлю. Значительная часть товаров, привозимая в Одессу, минуя таможню, уходила в Крым, в частности, в Керчь, Ялту, в другие города. Эти товары в город не попадали, их обычно забирали прямо с судов. Известны связи Пушкина с одесскими негоциантами К. Сикаром, И.С. Ризничем. Поэт бывал и на кораблях. Со слов В.Ф. Вяземской П.И. Бартенев записал: «Иногда он пропадал. — Где вы были? — На кораблях. Целые трое суток пили и кутили» [4]. Условия одесской торговли были хорошо знакомы Александру Сергеевичу. В этом убеждает «одесская» часть «Отрывков из путешествия Онегина», где вспоминается, что «вино // Без пошлины привезено». Далее он рисует образ городского купца, который идет

«Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в Карантин?» [38].

Из Крыма в Одессу привозили лес для различных хозяйственных целей, в частности, для отопления домов. Н.И. Гнедич писал из Одессы 17 января 1828 года И.И. Козлову о том, что ему здесь холодно «...не смотря, что калю печи Крымским дубом..» [41]

Реалии жизни города стимулировали дальнейшее познание Пушкиным восточной специфики юга России и Причерноморья в целом, а также Крыма и Турции. Здесь он вновь встретился с ярко выраженным и привлекательным для поэтов-романтиков экзотическим местным колоритом, напоминавшим во многом Молдавию и Крым.

Восточность Одессы, ее пестроту, отмеченную Пушкиным в «Отрывках из путешествия Онегина», подтверждают его современники, жившие в ту пору в Одессе. Не случайно М.П. Розберг в письме Пушкину от 5 декабря 1830 года сравнил Одессу в «с пестрою Турецкою шалью: яркие цвета, резкие черты» [47].

Черты восточного быта были характерны для этого молодого города. В Одессе было множество кофеен. Кофе было принято пить и в светских гостиных. В этом сказывались торговые связи Одессы со странами Востока, этническая пестрота города. Не случайно в «Отрывках из путешествия Онегина» автор вспоминает, что после пребывания на берегу моря он пьет кофе «Как мусульман... // С восточной гущей...» [38].

Автобиографический характер этих строк очевиден. М.А. Цявловский отметил в «Летописи...»: «1823. Июль, 3 — 1824. Июль, 31. Пушкин почти каждый день ходит пить кофе в кофейню Пфейфера на Дерибасовской ул.» [53].

Региональная близость Востока сказалась и на личных планах поэта. В письме к брату Льву (после 12-го января — начало февраля 1824 г.). Пушкин выразил желание уехать, так как ему не давали отпуска. Возникла мысль: «взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь» [37].

Восточная тематика представлена была и в музыкальной культуре Одессы. «Упоительный Россини» был популярен в эти годы в городе. В театре работала труппа из Италии, и поэт стал таким же театралом, каким был некогда в Петербурге. В письме к брату из Одессы от 25 августа 1823 года поэт признавался: «Ресторация и итальянская опера напомнили мне старину и, ей-богу, обновили мне душу» [37]. Среди прочих в театре шли оперы Россини «Итальянка в Алжире» и «Турок в Италии». Во французском альманахе для дам за 1824 год Пушкин оставил запись на французском языке: «Juillet 30 — Turco in Italia» [37], то есть, 30 июля он был на этом спектакле.

В этот период на развитие крымской темы и активный интерес поэта к Тавриде повлиял ряд факторов. Одним из важнейших, как это было на всех этапах пушкинского творчества, стал его круг общения.

Немалую роль в жизни и творчестве Пушкина в этот период сыграл вновь назначенный генерал-губернатор Новороссии Михаил Семенович Воронцов. Существует стойкое представление о графе Воронцове как о гонителе Пушкина. Думается, такой взгляд страдает односторонностью и нуждается в корректировке.

Несомненной заслугой М.С. Воронцова перед русской литературой было создание атмосферы, стимулировавшей бытование темы Крыма в творчестве Пушкина. Роль Михаила Семеновича в этом процессе многогранна. Воронцовы были издавна связаны с Крымом. Род, к которому принадлежал новороссийский генерал-губернатор граф (а с 1844 года — князь) Михаил Семенович Воронцов, подобно другим старинным фамилиям, издавна участвовал в военных предприятиях по обороне России. Предок светлейшего князя, тоже Михаил Семенович Воронцов, «боярин и воевода, участвовал в походах великого князя Василия Иоанновича, при осаде Смоленска, против Крымских татар в 1522 году и Казани в 1524 году» [17].

В XVIII—XIX веках род Воронцовых дал России несколько крупных государственных деятелей. Последним среди них был генерал-губернатор Новороссии Михаил Семенович Воронцов, (1782—1856), вступивший в эту должность 7 мая 1823 года. 21 июля Пушкин был зачислен на службу в канцелярию нового генерал-губернатора. Личные отношения их, как известно, не сложились. Однако это ничуть не умаляет влияния М.С. Воронцова — пусть не прямого, но опосредованного — на творчество поэта.

М.С. Воронцов внес активное начало, новый импульс в деятельность администрации края по развитию полуострова. Опытный администратор, он хорошо разобрался в проблемах Таврической губернии и способствовал ее развитию в нескольких направлениях. Через одесскую канцелярию губернатора проходили крымские дела. Сослуживцы поэта нередко ездили в Крым по служебным надобностям, что становилось известно поэту и находило отклик в его творчестве. В Одессе бывали чиновники из Таврического губернского правления.

В значительной степени свои внеслужебные контакты с одесским обществом Пушкин осуществлял в доме своего начальника. Здесь собирались в числе прочих и таврические помещики. Некоторые из них жили постоянно в Одессе.

Сам М.С. Воронцов в бытность Пушкина в Одессе стал крымским землевладельцем. Его отъезды в Крым вместе с Е.К. Воронцовой, с подчиненными или со светскими гостями рождали новые пушкинские «крымские» строки.

М.С. Воронцов сумел объединить вокруг себя научную и творческую интеллигенцию, в чьи интересы входило изучение Крыма. Известно, что поэт постоянно общался с некоторыми из них.

Личные и служебные интересы графа в Крыму, образованность М.С. Воронцова определили его активную позицию в крымских делах. Это отмечали его современники: «В Крыму везде приметно попечение и предпочтительное старание о нем графа Воронцова» [6]. В посмертной биографии губернатора читаем: «имя его, можно сказать, слилось с именем управляемой им области, так, кто говорил о Новороссии, тот невольно вспоминал о Воронцове, и при имени Воронцова представлялся весь Новороссийский край» [56].

Под началом графа служили лучшие представители южнорусской интеллигенции: И.П. Бларамберг, А.А. Борзенко, М.М. Кирьяков, И.И. Стемпковский, А.А. Скальковский, В.Ф. Туманский, В.Г. Тепляков, А.И. Казначеев, М.И. Леке, А.И. Левшин, М.П. Розберг, А.Я. Фабр, В.Ф. Соллогуб, М.П. Щербинин. В большинстве своем они составляли окружение Пушкина в Одессе.

Столь блистательный подбор сотрудников не случаен. По-английски основательный и рациональный, генерал-губернатор, понимая масштаб задач по освоению Новороссии, формировал свой аппарат из образованных, широко мыслящих и творческих людей. «Возделыватели какой бы то ни было отрасли знаний не имели надобность искать случая представиться князю Воронцову, он сам их отыскивал, знакомился, приближал к себе» [30].

М.С. Воронцов собрал крупную библиотеку, где была широко представлена литература о Крыме. Находясь в Одессе, Пушкин получил возможность пользоваться богатейшей библиотекой Воронцовых, отличавшейся от большинства стандартных книжных собраний богатых домов города. В «Записках Одесского общества истории и древностей» по смерти светлейшего князя было отмечено: «Все замечательные книги русские и иностранные в нескольких экземплярах, по выходе в свет от книгопродавцев прямо доставлялись в библиотеки» [30] в собрания книг Михаила Семеновича в Одессе, Мошнах и Петербурге. Анализ Воронцовского фонда научной библиотеки Одесского госуниверситета позволил прийти к выводу о целенаправленном и многолетнем отборе литературы по крымской тематике. В фонде представлены практически все наиболее известные работы по изучению Крыма конца XVIII — середины XIX веков, отечественные и зарубежные издания. Среди них: Kleeman, Nicolas-Ernest. «Voyage de Vienne à Belgrade et a Kilianova, dans le pays des Tartares, Budziacs et Nagais dans la Crimée, et de Kaffa à Constantinopole, au travers de la mer Noire..» (Newchatel, 1780 г. (Воронц. / 7619)); Манстейн. «Записки исторические, гражданские и военные о России с 1727 по 1744 годы» (Ч. 1—2, М„ 1823 г.); Сумароков П. «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году» (М., 1800 г.; (Воронц. / 4413)); Сумароков П. «Досуги крымского судьи» (СПб, 1803 г. (Воронц. / 2016)); «Description de la Crimée, Par M. Thounmann» Strasbourg, Treuttel, 1786 г., (Воронц. / 3880)); Зуев В. «Путешественные записки... от С.-Петербурга до Херсона в 1781 и 1782 году» (СПб, 1787 г., (Воронц. / 1737)); Кравен «Путешествие в Крым и Константинополь в 1786 году» (М„ 1795 г. (Воронц. /6830)); П. Паллас. «Краткое физическое и топографическое описание Таврической области, сочиненное на французском языке Петром Палласом и переведенное Иваном Рижским» (СПб, 1795 г. (Воронц. /3499)). Обширно представлена тема и в различных изданиях более позднего времени. В библиотеке графа имелся также список документов переписки крымского хана Мегли-Гирея с Иваном III и Василием III. Автором списка был бывший директор московского архива МИД А.Ф. Малиновский — давний друг отца Пушкина, брат директора Царскосельского Лицея. Вышеперечисленные книги находились в библиотеке графа в период пребывания поэта в Одессе и его работы в книжном собрании Воронцовых.

При содействии М.С. Воронцова в Крыму побывали рисовальщик К. Боссоли, А.А. Борзенко, К.Я. Десмет, академик П.И. Кёппен, К.Т. Монтандон, Н.Н. Мурзакевич, Н.А. Райко, художник Г.Г. Чернецов [30]. Часть из них вошла в окружение Пушкина на различных этапах его жизни.

М.С. Воронцов в своем подходе к проблемам Крыма проявил понимание того, что крымское население было сложным этнокультурным образованием с древней историей. Это позволяло губернатору осуществлять программу развития Крыма с учетом особых этнических и исторических факторов. Его интерес к истории Новороссии и Крыма, к национальной специфике полуострова находит свое подтверждение в целом ряде фактов. В 1827 году при симферопольской гимназии по инициативе М.С. Воронцова было открыто татарское отделение, готовившее переводчиков.

Спустя год в Одессе открылось училище восточных языков. «Вследствие частых сношений с Турциею и подвластными России мусульманскими народами, местная администрация часто нуждалась в переводчиках Восточных языков, князь немедленно исходатайствовал разрешение» на его открытие [30].

Граф «знал основательно главные европейские языки и хорошо владел латинским, на котором легко читал поэтов, но охотнее придерживался историков» [30], что сказалось на культурной жизни края. Основанный при Воронцове Керченский музей «назначен был для склада древностей, открываемых в Крыму и отчасти уже собранных незабвенными Дюбрюксом и Стемпковским» [30].

Губернатор бывал в Крыму и при Пушкине. В сентябре 1823 года Михаил Семенович вернулся из Крыма в Одессу. Пушкин надеялся на то, что он будет приглашен в поездку по Крыму, намечавшуюся М.С. Воронцовым на 1824 год. Поэт писал в Москву П.А. Вяземскому: «Что если б ты заехал к нам на Юг ныне весною? Мы бы провели лето в Крыму, куда собирается пропасть дельного народа...» [37]. Надежды не осуществились, однако предполагавшаяся поездка будила воспоминания и размышления о Тавриде.

С помощью новороссийского генерал-губернатора в течение ряда десятилетий было издано значительное количество трудов по истории, экономике и археологии Северного Причерноморья. Среди них:

Observation sur quelques points relatifs à la geographie ancienne de la Tauride, par J. de Blaramberg. Odessa, 1828.

Abrégé historique des revolutions et commerce de la Tauride, par Felix Lagorio. Odessa, 1830.

«Об успехах виноделия на южном берегу Крыма». П. Кеппена. СПб., 1831.

Guide du voyageur en Crimé e, par C.H. Montandon. Odessa, 1834.

«Виды разных мест Южного берега Крыма, Гр. Чернецова; литографированные Кленовым и Бигатти». Одесса, 1835.

Excursion en Crimée faite dans lautomne de l'annee 1835, par Vanzetti. Odessa, 1836.

«Хронологическое обозрение Новороссийского края», 1731—1823. Апол. Скальковского. Одесса, 1836—1838. 2 части.

«Крымский сборник. О древностях южного берега Крыма и гор Таврических.» Соч. Петра Кеппена. Издан по распоряжению Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора графа М.С. Воронцова. С.-Петербург, 1837 г. С картою южного берега Крыма.

Указатель к карте южного берега Крыма, принадлежащий к Крымскому сборнику Петра Кеппена. Издан по распоряжению Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора графа М.С. Воронцова. Санкт-Петербург, при Императорской Академии Наук, 1836 г.

«История Генуэзских поселений в Крыму.» Н. Мурзакевича. Одесса, 1837 г.

«24 вида Крыма, снятых с натуры и литографированных К. Боссоли» Одесса, 1842 г.

«Статейный список Василия Тяпкина и дьяка Никиты Зотова, посольства в Крым в 1680 году, для заключения Бахчисарайского договора». Издан с подлинника, хранящегося в библиотеке князя М.С. Воронцова, Н. Мурзакевичем. Одесса, 1850 г.

Этот отнюдь не полный список дает представление о масштабах и глубине интереса М.С. Воронцова к Крыму.

В городском окружении поэта было немало людей, имевших то или иное отношение к полуострову.

В Одессе Пушкин снова встретился с П.Д. Киселевым (ноябрь — декабрь 1823 г.), начальником штаба 2-й армии, подразделения которой частично размещались в Крыму. В это же время в городе находились его жена, С.С. Киселева-Потоцкая, и ее сестра, О.С. Нарышкина, неоднократно бывавшие на полуострове, в имении своей матери. Теперь, когда состоялось пушкинское путешествие в Крым, они имели общую тему для бесед и воспоминаний.

Александр Федорович Ланжерон (1763—1836) принадлежит к числу тех администраторов, которые внесли значительный вклад в историю Новороссийского края. Он же относится к окружению Пушкина в Крыму, Одессе и Петербурге. Этот французский эмигрант познакомился с Пушкиным в Симферополе. 9 сентября 1820 года они были вместе гостями таврического губернатора А.Н. Баранова. В дальнейшем они неоднократно встречались в Одессе. В конце 1820-х годов А.Ф. Ланжерон и А.С. Пушкин встречались в Петербурге в салоне Е.М. Хитрово. Известно, что поэт включил А.Ф. Ланжерона в число лиц, которым он намечал разослать свои визитные карточки к новому 1830-му году. С 1823 года Пушкин был знаком с женой А.Ф. Ланжерона Е.А. Бриммер и Федором Андро, побочным сыном графа, мужем А.А. Олениной.

Таким образом, поэта и его знакомого связывали некоторые общие крымские воспоминания, на чем исследователи жизни и творчества Пушкина никогда ранее не акцентировали внимания. По замечанию И. Фейнберга представление «о значении, которое имело для Пушкина знакомство с ним, являлось поверхностным» [51]. И. Фейнберг имел в виду записки графа со сведениями об убийстве Павла I, известные поэту.

Значение знакомства и общения Пушкина с А.Ф. Ланжероном выходит и за эти рамки. Служба Александра Федоровича была связана с югом России. 11 декабря 1790 года он находился «при взятии штурмом крепости Измаила и за это получил золотую шпагу и золотой знак». В дальнейшем Ланжерон служит в Молдавии, Валахии и Бессарабии. По окончании кампании против Наполеона в 1815 году Александр Федорович был «назначен херсонским военным губернатором, Одесским градоначальником и управляющим по гражданской части в губерниях Екатеринославской, Херсонской и Таврической, и главным начальником черноморских казачьих войск» [51], а с «1822 года переименован новороссийским генерал-губернатором, главным попечителем торговли Черного и Азовского морей с подчинением ему градоначальств Одесского, Таганрогского, Феодосийского и Керченского» [51].

За годы своего пребывания на различных должностях на юге России А.Ф. Ланжерон изучил край, узнал и оценил роль своих предшественников в деле освоения Новороссии. Это нашло отражение в его известных мемуарах. В своих записках он размышлял о судьбе Крыма. В отделе рукописей петербургской Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина ныне находится копия записок А.Ф. Ланжерона, содержащая размышления автора о роли Г.А. Потемкина в освоении Крыма и других районов Северного Причерноморья, о путешествии императрицы Екатерины II в Крым.

Обращает на себя внимание оценка А.Ф. Ланжероном государственной деятельности Г.А. Потемкина: «Прошло более 30 лет, как князя Потемкина не существует, и я могу оценить его теперь с большей справедливостью. Он имел все пороки придворного парвеню... но если подвести итог сделанному им добру и злу, я думаю, что добро перевесит. Этот человек, которому Екатерина II обязана завоеванием Крыма, пресечением запорожцев, основанием Херсона, Николаева, Севастополя, флота, овладением Черного моря, новыми отраслями коммерции. За все это он заслужил признание своего народа» [33].

В «Заметках по русской истории XVIII века» Пушкин так определил историческую роль фаворита императрицы: «Много было званых и много избранных; но в длинном списке ее любимцев, обреченных презрению потомства, имя странного Потемкина будет отмечено рукой истории. Он разделит с Екатериною часть воинской ее славы, ибо ему обязаны мы Черным морем и блестящими, хоть и бесплодными победами в северной Турции» [37].

Здесь просматривается влияние оценки, данной Г.А. Потемкину А.Ф. Ланжероном.

В одесский период жизни поэта его контакты с бывшим генерал-губернатором были постоянными. Пушкин узнал многое от этого замечательного рассказчика, с ним весьма откровенного. Это касается, в частности, подробностей цареубийства 11 марта 1801 года. Но это — лишь один из вопросов, обсуждавшихся в беседах и звучавших в воспоминаниях А.Ф. Ланжерона. Вряд ли можно сомневаться, что Ланжерон, дававший одесским друзьям читать мемуары, не ознакомил с ними Пушкина.

Несколько необычной и в то же время вполне закономерной фигурой в одесском круге общения Пушкина был Морали, упомянутый поэтом в «Отрывках из путешествия Онегина». Этот «корсар в отставке», бывший шкипер торгового корабля, не мог не заинтересовать Александра Сергеевича. Выходец из Туниса, Морали был интересен как личность и как представитель мусульманского Востока. Внешность его была весьма колоритна: «Одежда его состояла из красной рубахи, поверх которой набрасывалась красная суконная куртка, роскошно вышитая золотом. Короткие шаровары были подвязаны богатой турецкой шалью, служившею поясом; из ее многочисленных складок выглядывали пистолеты» [24]. Граф М.Д. Бутурлин в записках назвал его «неразлучным компаньоном великого поэта» [4]. Общение с такими яркими личностями превращало Восток из книжного в реальный, расширяло пушкинские представления о мусульманской экзотике.

В конце пребывания Пушкина в Одессе возобновились начатые еще в Петербурге его встречи с князем С.Г. Волконским, будущим супругом М.Н. Раевской. В истории рода Волконских соединились события, отразившие этапы продвижения России на юг и определившие историческую роль русского дворянства в этом процессе. Отец князя, Г.С. Волконский, и дед, князь Н.В. Репнин — участники русско-турецких войн. Князь Г.С. Волконский имел орден святого Георгия 2-й степени за участие в боях. Н.В. Репнин известен как участник обеих войн с Турцией во второй половине XVIII века и как дипломат, участвовавший в заключении мирных договоров 1774 и 1791 годов. С.Г. Волконский был представителем новой генерации дворянства Северного Причерноморья и Крыма. Спустя несколько лет после Отечественной войны 1812 года и возвращения из заграничного похода, он приобрел «дикую степь в Таврической губернии» и планировал «устроить» эти 10 тысяч десятин земли [18]. В «Записках» Сергей Григорьевич сообщает: «кроме того, я приобрел в Одессе место на постройку дома и купил под городом, в прекрасной местности хутор (т. е. дачу), известный прежде под названием хутора графа Витгенштейна...» [18].

Несомненно, воспоминания о пребывании в Крыму у Пушкина вызывает общение в 1823—1824 годах с Раевскими, приезжавшими в Одессу (Александр и Елена Раевские жили у Воронцовых), с В.А. Фурнье, с женой генерала Н.Н. Раевского Софьей Алексеевной, с Марией и Софьей Раевскими [53].

Есть основания считать, что в Одессе поэт был знаком с И.А. Стемпковским. 20 мая 1827 года этот известный археолог, исследователь памятников Северного Причерноморья, писал из Одессы М.П. Погодину: «Покорнейше прошу напомнить обо мне почтеннейшему сотруднику вашему Александру Сергеевичу Пушкину и принесть ему равномерно мою истинную благодарность» [34]. В ходе их общения поэт мог пополнить свои знания по античности Крыма и всего Северного Причерноморья. В 1825 и 1826 годах Иван Алексеевич Стемпковский основал Одесский археологический и Керченский историко-археологический музеи. Крым, как составная часть края, тоже был в поле его деятельности.

Тогда же, в 1825 году директором Одесского археологического музея стал человек, в доме которого Пушкин бывал — И.П. Бларамберг, французский эмигрант, нумизмат и археолог. М.А. Цявловский в «Летописи...» отметил: «1823. Июль 3 — 1824. Июль, 31. Знакомство и общение с И.П. Бларамбергом и его дочерьми, Зинаидой и Еленой» [53]. И.П. Бларамберг известен в археологии тем, что в 1820-х годах «первым высказал мнение, что развалины укрепления под Симферополем составляют следы Неаполиса» [58], столицы позднескифского государства. Он был дружен с Дюбрюксом. В 1822 году была опубликована его работа на французском языке «Notice sur quelques objets d'antiquité, découverts en Tauride dans un tumulus, prés du site l'ancienne Panticapé e» о находках из кургана в 5 верстах от Пантикапея. Известно также, что до основания археологического музея в Одессе многие находки находились в квартире И.П. Бларамберга, где их мог видеть Пушкин.

Видным представителем южнорусской администрации был и Александр Иванович Казначеев, одесский знакомый Пушкина. В письме В.И. Туманскому 13 августа 1825 году поэт писал из Михайловского: «...свидетельствую мое почтение Варваре Дмитриевне и Александру Ивановичу» [37]. В период пребывания Пушкина в Одессе А.И. Казначеев был правителем канцелярии новороссийского и бессарабского губернатора М.С. Воронцова. Через Александра Ивановича проходили дела и документация Таврической губернии. С 1828 года он — феодосийский градоначальник, с 1829 года — таврический губернатор. Предки А.И. Казначеева были связаны с Крымом по службе. В частности, в восьмом колене его предку Дмитрию Григорьевичу «за многую его службу в войну с Турцией и Крымом (1673, 1681) пожаловано... в вотчину поместье Рязанского и Ряжского уездов» [40]. На литературных вечерах у Казначеевых нередко бывал Пушкин. Здесь он встречал одесских литераторов, в том числе племянницу В.А. Жуковского А.П. Зонтаг. Ее муж Е.В. Зон-таг был капитаном одесского порта. Учитывая торговые связи Одессы с Крымом, разговоры о Крыме вероятны, тем более, что Пушкин бывал и у Зонтагов [54]. С 1820 года Зонтаги владели крымскими землями. Сохранилось письмо М.А. Мойер к Анне Петровне Зонтаг, подтверждающее этот факт: «Слыша, что ты купила землю в Крыму, я чрезвычайно бы желала знать возможные подробности о тамошних местах...» [42].

В Одессе в связи с работой над «Бахчисарайским фонтаном» поэт продолжал изучение поэмы С.С. Боброва «Таврида», приведшее Пушкина к заимствованиям из этой поэмы, о чем он признается сам в письме к П.А. Вяземскому 1—8 декабря 1823 года.

С поэмой Рылеева «Войнаровский», которая содержит немало крымских мотивов, Пушкин смог ознакомиться в Одессе еще в рукописи, привезенной из Кишинева. С ней знакомил «городских любителей стихов» Кишинева и Одессы декабрист П.А. Муханов.

25 августа 1823 года в письме к брату Пушкин вспоминает своего сослуживца, поэта В.И. Тумайского. «Я прочел ему отрывки из «Бахчисарайского фонтана» [37]. А в сентябре 1823 года В.И. Туманский создает «Элегию» («Как звонкое журчание Салгира...»). Сохранился автограф с примечанием: «Писано в Крыму». Там же пометка: «Иски-Сарай». Имеется в виду деревня Эски-Сарай по дороге в Алушту, на реке Салгир [32]. В 1824 году в Алупке он пишет «Элегию», («На скалы, на холмы глядеть без нагляденья...»). Вероятно, она написана до отъезда Пушкина в Михайловское. На такую мысль наводит письмо В.И. Ту майского С.Г. Тумане кой, датированное 28 июля 1824 года из Гурзуфа [50].

Первая «Элегия» написана вскоре после чтения «Бахчисарайского фонтана», видимо, во время служебной командировки в Крым — М.С. Воронцов часто направлял В.И. Туманского на полуостров. Услышать эти стихи от автора Пушкин мог еще в Одессе.

Второе стихотворение было опубликовано в «Северных цветах за 1825 год». Этот альманах под № 139 значится среди книг, не сохранившихся в библиотеке поэта [27]. В 1825 году В.И. Туманский в Гурзуфе написал, стихотворение «Песня татарской девы». Попытка создать произведение, воспроизводящее татарский фольклор, могла тоже заинтересовать автора «Татарской песни».

В последние дни июля 1824 года Пушкин получил в подарок от Е.К. Воронцовой золотой перстень с резным восьмиугольным сердоликом, позже запечатленный на портрете поэта работы художника В.А. Тропинина. Пушкин назвал его талисманом и запечатывал им свои письма. Так же поступала Е.К. Воронцова. Надпись на перстне была переведена в 1888 году следующим образом: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память» [35]. Н.О. Лернер в своем комментарии утверждал, что текст содержал еврейскую надпись. Ряд исследователей придерживаются иных точек зрения. В. Супрычев считал, что перстень «был сделан в Крыму из местного сердолика и имел сокращенную надпись на караимском языке» [48]. К этой точке зрения присоединился Л. Звягинцев: «Надпись сокращенная и могла быть сделана на Чуфут-Кале в Крыму, где действительно проживали в это время евреи-караимы. Перстни с подобными изречениями, вырезанными на камнях, еще можно было купить на базаре в городе Бахчисарае в 30-е годы нашего столетия» [19].

На прикладное значение перстня ранее указывал В.П. Гаевский: «Надписи, в которых и должна заключаться чародействующая сила талисмана, делаются так, что их можно прочесть прямо. Надпись же на сердоликовом камне в перстне Пушкина сделана обратно, т. е. для оттиска. Это указывает, что камень в перстне не талисман, а просто печать» [8]. М. Чореф обратил внимание на украшение печатки, на две розетки над надписью, между которыми находится фигура, состоящая из кружков и волнистых линий. По его утверждению, подобные «по типу орнаменты очень часто встречаются на металлических украшениях женских поясов средневекового города Чуфут-Кале. Такие знаки по-видимому, имели магическое значение» [55].

Е.К. Воронцова бывала в Крыму и могла там приобрести эти два парных перстня караимской работы. Но поскольку известно, что после присоединения Крыма к России население Чуфут-Кале стало расселяться по всему Северному Причерноморью, не исключено, что изделия караимов могли появиться в причерноморских городах, в том числе в Одессе.

В Крыму сердолик — достаточно распространенный минерал. Он содержится в горных породах Карадага в виде жил и миндалин, в виде гальки — на местных пляжах западного и восточного берегов Крыма. Как считает Ю.А. Полканов, исследователь в области крымской минералогии, крымское происхождение сердолика вполне вероятно [31]. Касаясь внешнего вида надписи, Ю.А. Полканов утверждает: «Особенности надписи и графика букв не оставляют сомнения в ее караимском происхождении. От представителей этого небольшого тюркского народа, издавна живущего в Крыму, перстень мог попасть к Е.К. Воронцовой, часто посещавшей полуостров» [31].

Собранные сведения позволяют со значительной долей вероятности считать подарок Е.К. Воронцовой предметом материальной культуры средневекового Крыма. Правомерно предположить, что поэт знал о его крымском происхождении, и работа над «крымским» циклом получила дополнительный стимул.

Крымская тема, сохранилась в творчестве Пушкина этого времени.

Произошло это благодаря специфике Одессы как многоэтничного города, черноморского порта и административного центра Новороссии.

Пребыванию Пушкина в Одессе обязаны своим появлением дружеская эпиграмма на своего собрата по музе «Туманский, Фебу и Фемиде...» (ноябрь — декабрь 1823 года), стихотворение «А.Л. Давыдову» («Нельзя, мой толстый Аристипп...») (апрель 1824 года), отрывок «Кораблю» (14 июня 1824 года), тематически связанные с Крымом.

За эти тринадцать месяцев изменилась личность поэта. В Одессе «установился его ясный и трезвый взгляд на жизнь и людей, лишенный романтических иллюзий и юношеских очарований. Мечтатель перерастает в мыслителя» [10]. Происходят изменения в творчестве. Поэма «Цыганы», начатая в Одессе, иллюстрирует авторское разочарование в романтическом идеале. Оно же просматривается и в «Бахчисарайском фонтане». И хотя тема Крыма реализуется романтически, Пушкин остался равнодушен к разгоревшейся после выхода поэмы в свет схватке между романтиками и классицистами.

Свой переход к реализму Пушкин предварил уже в первой одесской главе «Евгения Онегина», в строфе LVII, где он вспоминает себя романтического, воспевающего «И пленниц берегов Салгира». Начался отход от романтизма, в последующие годы выработается новый взгляд на Крым и начнется реалистическое воплощение темы.

Знакомство с пушкинским наследием 30-х годов, его путевыми заметками, литературно-критическими статьями, историческими материалами, поэзией, письмами тех лет убеждает в том, что у их автора сложился устойчивый интерес к южному полуострову, а крымская тема стала для творчества Александра Сергеевича постоянной. В ходе нашего «литературного расследования» мы видели сколь многообразен был крымский контекст общего фона творчества Пушкина, как постепенно менялось, становилось многообразным пушкинское восприятие Крыма, как, наряду с кратковременными импульсами, внимание поэта к Тавриде стало определяться факторами длительного действия: его окружением, чтением литературы, историей предков, изысканиями, путешествиями по Новороссии и Украине.

Мы вправе предположить, что киевские дни поэта были началом его знакомства с Бахчисараем и легендой о Фонтане слез, итогом которого стала самая романтическая поэма Пушкина.

Начало всех этих процессов относится к годам личной и творческой молодости автора «Бахчисарайского фонтана», значительная часть которой пришлась на годы его пребывания в южной ссылке. Творческим результатом этого великого четырехлетия стал «крымский» цикл романтических произведений любимого русского поэта.

Литература

1. Андроников. И.А. Лермонтов. Изыскания и находки. — М., 1968.

2. Базанов В.Г. Владимир Федосеева Раевский. — Л.—М., 1949. — С. 5, 52.

3. Бестужев А. Жизнеописание Войнаровского // Декабристы. — Т. 1. — Л., 1975.

4. Вересаев В. Пушкин в жизни // Вересаев В. Сочинения. В 4-х тт. — Т. 2. — М., 1990. — С. 162; 215; 214.

5. Воеводин А.П. Письмо в редакцию // Цявловская Т. Книга воспоминаний о Пушкине. — М. — 1931. — С. 51.

6. Всеволожский Н.С. Путешествие через южную Россию, Крым и Одессу в Константинополь, Малую Азию, Северную Африку, Мальту, Сицилию, Италию, южную Францию и Париж в 1836—1837 годах. — Т. 1. — М., 1842. — С. 32.

7. Вяземский П.А. Из писем // Пушкин в воспоминаниях современников. — М., 1950. — С. 113.

8. Гаевский В.П. Перстень Пушкина // Вестник Европы. — № 2. — СПб., 1888. — С. 536—537.

9. Горчаков В.П. Выдержки из дневника // Москвитянин. — № 2. — М., 1850. — С. 178.

10. Гроссман А. Пушкин. — М., 1960. — С. 223.

11. Губарь О. Там упоительный Россини // Есть город у моря — Одесса, 1990.

12. Дворцовые разряды. — Т. 1. — СПб., 1855. — С. 483—484.

13. Декабристы. — Т. 1. — Л., 1975. — С. 279.

14. Дмитриев Н. Несколько турецких слов в записи А.С. Пушкина // Литературное наследство. — Т. 16—18. — М., 1934. — С. 319—320.

15. Екатеринославский юбилейный листок. 1787 — 9 мая — 1887. — Екатеринослав, 1887. — С. 57, 58; 55; 26; 15.

16. Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф П.Д. Киселев и его время. — Т. 1. — СПб., 1882. — С. 19; 24—25; 65.

17. Завадовский А.Г. Сто лет жизни Тавриды. — Симферополь, 1887. — С. 203.

18. Записки С.Г. Волконского. — СПб., 1902. — С. 398; 400.

19. Звягинцев А. Перстни-талисманы // Солнце нашей поэзии (из современной пушкинианы). — М., 1989. — С. 148.

20. Зеленецкий К.П. Сведения о пребывании Пушкина в Кишиневе и Одессе // Москвитянин: — № 9. — М., 1854. — С. 3.

21. Зленко Г. Берег Пушкина. — Одесса, 1987. — С. 52.

22. Из дневника прапорщика Ф.Н. Лугинина. Публикация Ю. Оксмана // Литературное наследство. — Т. 16—18. — М., 1934. — С. 672.

23. Измайлов В.В. Путешествие в полуденную Россию. — СПб., 1802. — С. 231.

24. Из прошлого Одессы. — Одесса, 1894. — С. 359.

25. Ланда С.С. О некоторых особенностях формирования революционной идеологии в России. 1816—1821 гг. (Из политической деятельности П.А. Вяземского, Н. И. и С.И. Тургеневых и М.Ф. Орлова) // Пушкин и его время. — Вып. 1. — Л., 1962. С. 221.

26. Липранди И.П. Из дневника и воспоминаний // А.С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2-х тт. — М., 1974. — Т. 1. — С. 307—308; 311; 297; 303; 342.

27. Модзалевский Б.А. Библиотека А.С. Пушкина. Приложение к репринтному изданию. — М., 1988. — С. 400.

28. Незеленов А.И. А.С. Пушкин в его поэзии. Первый и второй периоды жизни и деятельности // Незеленов А.И. Собрание сочинений.: В 6-ти тт. — Т. 1. — СПб, 1903. — С. 167.

29. Остафьевский архив. — Т. II — СПб., 1899. — С. 367; с. 368.

30. Мурзакевич Н. Очерк заслуг, сделанных наукам светлейшим князем Михаилом Семеновичем Воронцовым // Записки Одесского общества истории и древностей. — Т. IV. — Одесса, 1860. — С. 396; 400; 409; 405.

31. Полканов Ю.А. Минералы Крыма. — Симферополь, 1989. — С. 132.

32. Поэты 1820—1830-х годов. — Т. 1. — Л., 1979. — С. 730.

33. Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. — Ф. 73 Оп 1. — № 273, — Л. 564—565.

34. Пушкин по документам архива М.П. Погодина. Публикация М. Цявловского // Литературное наследство. — Т. 16—18. — Л., 1934. — С. 692.

35. Пушкин А.С. Под редакцией С.А. Венгерова. — Т. IV. — СПб., 1910. — С. XXIV—XXV.

36. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16-ти тт. — Т. 13. — М, 1940. — С. 36.

37. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10-ти тт. — Т. 9. — Л., 1979. — с. 28. 493; т. 10, — с. 16—17; т. 9, — с. 28; 493; т. 10, — с. 57; 27; 26; т. 2. — С. 125; 53; т. 8 — с. 17; т. 10 — с. 63; т. 8. — с. 91; т. 10 — с. 130; 53. Т. 8. — С. 17.

38. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 2-х тт. — Т. 1. — С. 521. Т. 2. — С. 160.

39. Рогов В.Я. Далече от брегов Невы... — Днепропетровск, 1984. — С. 35.

40. Руммель В.В., Голубцов В.В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — Т. 2. — СПб., 1886. — С. 814.

41. Русский архив. — М., 1886. — С. 34; 190.

42. Русский биографический словарь. — Т. VII. — Петроград, 1916. — С. 455.

43. Рылеев К.Ф. Войнаровский // Декабристы. — Т. 1. — Л., 1975.

44. Саркисьян К., Ставницер М. Улицы рассказывают. — Одесса, 1976.

45. Сестренцевич-Богуш С. История о Таврии. — Т. 1. — СПб, 1806. — С. 9—10.

46. Сикар К. Письма о Крыме, об Одессе и Азовском море. — М., 1810. — С. 64; 65—67.

47. Сочинения Пушкина. Переписка. Под ред. и с примеч. В.И. Саитова. — Т. 2. — СПб, 1908. — С. 199.

48. Супрычев В. Крымские самоцветы. — Симферополь, 1973. — С. 36.

49. Трубецкой Б.А. Пушкин в Молдавии. — Кишинев, 1990. — С. 385; 100; 113; 199.

50. Туманский В.И. Стихотворения и письма. Ред. С.Н. Браиловского. — СПб., 1912. — С. 264.

51. Фейнберг И. Незавершенные работы Пушкина. — М., 1979. — С. 305; С. 378; там же.

52. Хазин М. Твоей молвой наполнен сей предел... — Кишинев, 1987. — С. 123.

53. Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. 1799—1826. — Л., 1991. — С. 353; 317.

54. Черейский А. Пушкин и его окружение. — Л., 1988.

55. Чореф М. Перстень-талисман Пушкина // Слава труду. — 1993, 11 февраля.

56. Щербинин М.П. Биография генерал-фельдмаршала князя Михаила Семеновича Воронцова. — СПб., 1858.

57. Энциклопедический словарь. Изд. Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. — Т. XXIXa, — СПб., 1900. — С. 856.

58. Ящуржинский Хр. Разведки о древнем скифском укреплении Неаполисе // Известия Таврической ученой архивной комиссии. — № 7. — Симферополь, 1889. — с. 55.

Примечания

1. Екатеринославом назывался до 1926 года Днепропетровск, областной центр Украины.

2. Бендеры — молдавский город.

3. Аккерман — ныне г. Белгород-Днестровский в Одесской области.

4. Орест и Пилад — герои древнегреческого мифа. Их отношения стали хрестоматийным примером верной дружбы.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь