Возвращение Иделя (1546)

Отношения Сахиба Герая с крымскими беями — Хаджи-тарханский хан истребляет крымских купцов — Взятие Хаджи-Тархана Сахибом Гераем — Разгром ногайского войска у Перекопа

Тяжесть злодеяний мансурского бея была очевидна всем в Крыму. За него никто не отважился вступаться, и гибель его не вызвала в среде крымской знати ни протестов, ни возмущений. Впрочем, аристократы и без того уже давно не решались перечить хану, который заставил своих вельмож присмиреть и стал истинным хозяином страны.¹

За четыре года до того беи пытались уже было избавиться от слишком самостоятельного правителя: на пути в Молдову (куда Сахиб Герай с войском следовал в поход по приглашению Сулеймана I) они решили подстроить «несчастный случай» с ханом на охоте, погубить его и возвести на престол Ахмеда Герая, сына Саадета.² Но их намерение открылось. Злоумышленники уже прощались с жизнью, помня, как Саадет Герай за подобную провинность истребил верхушку рода Ширин — однако Сахиб Герай, в отличие от своего предшественника, опирался не только на грубую силу, но и на тонкий расчет. Вопреки ожиданиям беев, он отложил свой ответный ход на неопределенное время. Теперь беи были у него на крючке: каждый из них понимал, что в случае какой-нибудь новой выходки, пусть даже самой незначительной, хан заставит его ответить за все сполна. С тех пор, — как писали современники, — каждый бей, являясь к хану во дворец, не был уверен, что вернется оттуда живым; а направляясь из Бахчисарая домой, посылал вперед себя глашатая, радостно оповещавшего всех о благополучном возвращении из столицы.³

Встретившись с ханом в землях Молдовы, Сулейман I специально устроил в присутствии крымских вельмож торжественный прием в честь Сахиба Герая. Величие блистательного падишаха, обращавшегося с ханом, как с братом, произвело сильное впечатление на аристократов. Встреча позволила им воочию убедиться, как высоко ценит османский султан крымского правителя, несмотря на поступавшие в Стамбул доносы. Авторитет хана сильно возрос; и когда Сахиб Герай запретил набирать в этом походе невольников — никто не посмел ослушаться его (несмотря на то, что запрет лишал войско барышей от продажи пленных, на которые рассчитывали участники кампании).⁴

Однако истинный авторитет не мог основываться на одном лишь страхе, что подтверждал и грустный опыт Саадета Герая. Сахиб оказывал крымским аристократам подобающий их рангу почет, время от времени раздавая им ценные подарки и земельные пожалования. Хан заслужил симпатии многих аристократов тем, что постоянно предпринимал боевые походы, приносившие участникам богатые трофеи. Одним из новых направлений крымских военных кампаний стала Черкессия, где Крым начал утверждать свое влияние еще при Менгли Герае, однако лишь теперь сумел прочно закрепить верховенство. Успешно ведя бои в сложных горных условиях, хан демонстрировал талант полководца, личную доблесть и неумолимую справедливость — а это всегда ценилось среди крымцев.⁵

Разуверившись после истории с Бакы-беем в благонадежности Мансуров, Сахиб Герай решил, что будет вернее опираться на Ширинов — тем более, что новый ширинский бей Баба избрал верный путь поведения, никогда не перечила хану и без ложной гордыни подчиняясь его приказам.⁶

Утверждая свое единоначалие среди знати, хан укреплял власть и над всем прочим населением страны. Здесь он сталкивался с той проблемой, что кочевники крымских степей могли с легкостью покидать полуостров и становиться орудием в руках ханских недругов — тут достаточно вспомнить и набеги прошлых лет, когда степные соседи ханства легко выводили из Крыма тысячные улусы, и недавнюю историю с Бакы-беем, которому лишь случайно не удалось угнать на Волгу множество жителей степного Крыма. И если хан не хотел, чтобы подобное повторялось в будущем, ему следовало накрепко привязать всех своих людей к земле. С этой целью был издан ханский указ о том, что все обитающие в Крыму кочевники должны прекратить странствия и осесть на месте. Сахиб Герай, не скупясь, раздавал степнякам земли, на которых те были обязаны построить себе поселки. Упорных приверженцев кочевого образа жизни, сопротивлявшихся ханскому приказу, ожидало наказание: ханские служители ломали у таких ослушников жилые кибитки и заставляли их переселяться в дома.⁷

Сахиб Герай сумел найти «золотую середину» между нововведениями по османскому образцу и соблюдением давних традиций, неоспоримостью ханского авторитета и неприкосновенностью наследственных привилегий беев — и жизнь в стране вновь налаживалась, как будто возвращая Юрт в славные времена Менгли Герая.

Положение дел в волжской части Великого Улуса было тоже обнадеживающим.

Хотя крымский поход и не достиг Москвы, бояре поостереглись снова навлекать на себя гнев хана и до поры оставили Казань в покое. Но на смену им выступил другой недоброжелатель Крыма — хаджи-тарханский хан Ямгурчи, свергший своего предшественника Ак-Копека и пришедший к власти вследствие дворцового переворота. Новый правитель Хаджи-Тархана не скрывал своей враждебности к Бахчисараю и начал правление с того, что захватил крымский торговый караван, шедший из Казани в Крым. Обобрав купцов до нитки, Ямгурчи пообещал: «Я еще доберусь до Крыма, разграблю и разрушу его, а вы — лишь дичь, залетевшая из Крыма к моим ногам!». Затем он казнил всех пленных купцов, оставив в живых только десятерых, чтобы те вернулись домой и рассказали о его удали.⁸

Это было чрезвычайно дерзким выпадом против Крыма. Истребление мирных купцов должно было продемонстрировать Сахибу Гераю, что связи Крыма с Казанью всецело зависят от воли господина волжских путей — хаджи-тарханского хана.

Уцелевшие купцы прибежали к Сахибу Гераю и пожаловались на бесчинства Ямгурчи. Выслушав их, хан решил завершить дело, начатое двадцать лет назад его старшим братом: выбить Намаганов из Хаджи-Тархана и включить Нижнюю Волгу в свой Улус.

Сам по себе Хаджи-Тарханский юрт не обладал серьезной военной силой, но за ним стояла мощная Ногайская Орда, что и позволяло Ямгурчи вести себя столь дерзко. Сахиб Герай предвидел, что война за Хаджи-Тархан будет вестись не столько с Ямгурчи, сколько с Ногайской Ордой — и потому поднял в поход весь подвластный ему народ. Ханский указ призвал к оружию всех жителей Крыма от пятнадцати до семидесяти лет, грозя наказанием за уклонение от призыва. Когда через месяц крымская армия собралась у Перекопа, она насчитывала двести тысяч человек и, тронувшись на восток, растянулась на тридцать километров пути — «как будто двинулся океан звезд».⁹ В последний раз Крыму удавалось собрать столь грандиозную силу лишь в 1509 году, когда калга Мехмед Герай вел крымцев в том же направлении.

Наконец, на степном горизонте блеснула широкая полоса Иделя (как называли в Крыму Волгу) и показались силуэты хаджи-тарханских построек. Оставив войско позади себя, Сахиб Герай с двумя десятками пушек и тысячей всадников первым пошел на штурм города. Узнав о численности прибывшего из Крыма войска, ногайский предводитель Шейх-Мамай не рискнул вступаться за хаджи-тарханского хана и счел за лучшее не вмешиваться в события. Лишенный ногайской поддержки Ямгурчи осознал безнадежность сопротивления. Он сел в лодку и спешно укрылся на противоположном берегу реки, а крымцы беспрепятственно заняли город.

Среди пленных, взятых в Хаджи-Тархане, были и жены хаджи-тарханских беев, бежавших вместе с Ямгурчи из города. Сахиб приказал отправить знатных пленниц в Крым и обеспечить им комфорт и безопасность. Хан объявил, что если мужья этих женщин прибудут в Крым и поступят к нему на службу, то смогут не только воссоединить семьи, но и получить земли на полуострове. Среди обитателей хаджи-тарханского двора был обнаружен также и Бёлюк Герай — десятилетний сын Сафы Герая. Сахиб не стал отправлять его к отцу, опасаясь, что мальчика по дороге могут захватить ногайцы, и решил, что будет безопаснее поселить его у себя при дворе.¹⁰

Далее предстояло решить, что делать с завоеванным юртом.

Сахиб Герай уже давно желал воцарить здесь одного из своих старших сыновей — Эмина либо Адиля. Однако прежде, чем обустраивать Хаджи-Тархан под венцом Гераев, следовало привести к повиновению Шейх-Мамая — ведь тот после отхода крымских войск мог вернуться к городу и с легкостью свергнуть крымского султана. Многоопытный бей уклонился от сражения и тем самым разрушил план Сахиба Герая: не покорив в открытом бою Ногайской Орды, Крым не мог закрепиться в Хаджи-Тархане. Потому, постояв несколько дней на волжских берегах и убедившись, что ногайцы не намерены воевать, Сахиб Герай скомандовал возвращаться домой — «Даст Аллах, мы еще обустроим этот юрт и будем держать его». Уходя, крымцы увели за собой на полуостров всех подданных хаджи-тарханского хана: здесь Сахиб Герай последовал обычаю своего отца, который после походов в степные просторы тоже приводил на полуостров тысячи людей и поселял их в Крыму, укрепляя мощь своей страны. Опустевший город был разрушен — ведь в будущем Сахиб Герай планировал возвести здесь новый.¹¹

Как только крымцы ушли с Волги, Ногайская Орда вскипела возмущением. В Бахчисарай полетели негодующие послания: ногайская знать возмущалась разорением подконтрольного ей города и заявляла о своих претензиях на приднепровские степи, за которые когда-то пытался спорить с Менгли Гераем Шейх-Ахмед.¹²

Тем временем Сахиб Герай готовился к тому, чтобы вернуться в Хаджи-Тархан и утвердиться там окончательно: спустя два года после взятия города он вновь отправил на волжские берега пушки и ружейных стрелков.¹³ Шейх-Мамай почувствовал, что над независимостью его Орды нависла угроза — и решил нанести удар первым.

Поздней осенью 1548 года крымские дозорные доложили, что к Крыму из степей приближается большая ногайская рать под командованием Али-мирзы. Хан тут же отправил на перешеек сорокатысячное войско, а вскоре прибыл туда и сам, чтобы руководить обороной. Когда Али-мирза был в двух днях пути от Перекопа, Сахиб Герай двинул свою армию навстречу ему. Отойдя подальше от Ор-Капы, крымцы засели по обеим сторонам дороги и стали поджидать незваных гостей. Прошла ночь, и на рассвете послышался топот копыт ногайской конницы. Как только Али-мирза приблизился, ханские воины с двух сторон подошли к перекопской дороге и взяли противника в окружение.

Спасаясь от дождя стрел, посыпавшихся на него, Али-мирза рванулся вперед — но здесь его встретил залп сорока ханских пушек, чьи ядра угодили в самый центр ногайского отряда. Крымское войско еще сильнее сжало кольцо вокруг нападавших: стало так тесно, что луки и стрелы стали бесполезны, и в ход пошли сабли. Как писал очевидец этих событий, трава как будто зацвела тюльпанами от обилия пролитой крови.¹⁴

Попытка Али-мирзы разорить Крым закончилась полным истреблением его армии: из десяти тысяч его воинов не спаслось даже сотни (впрочем, самому предводителю набега посчастливилось бежать). Приведя три тысячи захваченных в бою неприятелей в Ор-Капы, хан устроил над ними показательную расправу, чтобы навсегда отбить у недругов охоту нападать на Крым. Множество пленных было казнено (причем невиданная ранее в Крыму жестокость примененных казней поразила многих — очевидно, эта «работа» была поручена турецким янычарам), а отрубленные головы казненных были пирамидами сложены на Перекопе для устрашения врагов.¹⁵

Те кому была дарована жизнь, остались в крымском плену, а пятьдесят счастливцев отправились домой, чтобы стать глашатаями ужасной новости о полном разгроме ногайского войска и о той жуткой каре, что постигла в Крыму участников набега.

Так Сахиб Герай возвратил долг двадцатипятилетней давности: кровь Мехмеда I Герая была отомщена — и отомщена с избытком, а Хаджи-Тархан снова оказался под властью Гераев. Теперь уже ничто не мешало хану снова направиться к Волге и, не обращая больше внимания на потрясенного разгромом Шейх-Мамая, обустроить Престольный Край под своим началом. Но поход пришлось отложить: к Сахибу Гераю неожиданно прибыл гонец из Казани с письмами от татарских беев.

Прежде, чем изложить, что спешили передать хану в своих посланиях казанцы, обратимся к событиям, происходившим в последние годы в Казанском юрте.

Примечания

1. Имя «Sahib» означает «хозяин», «обладатель». Турецкий путешественник Эвлия-челеби использовал в своем описании Крыма словесный оборот, построенный на этой игре слов: «Сахиб Герай действительно стал обладателем и великим падишахом эпохи» (Книга путешествия, с. 43).

2. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 166. Когда Ислям Герай поднял мятеж, принадлежавший ему пост калги был передан Ахмеду Гераю, сыну Саадета Герая. После неудавшейся попытки покушения на хана Ахмед Герай был казнен и калгою был назначен старший сын Сахиба Герая, Эмин Герай (M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 366).

3. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 172.

4. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 168—171.

5. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 176—183, 212—221, 223—232; В. Остапчук, Хроника Реммаля Ходжи «История Сагиб Герей хана» как источник по крымскотатарским походам, в сб.: Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани, 1223—1556, Казань 2001, с. 407—408. Подробнее о крымско-черкесских отношениях в описываемый период см., например, в: А.М. Некрасов, Международные отношения и народы Западного Кавказа (последняя четверть XV — первая половина XVI в.), Москва 1990).

6. H. İnalcık, The Khan and the Tribal Aristocracy, p. 458.

7. M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 366—367; А. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. I, 1844, с. 384; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 312; В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 230.

8. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 234.

9. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 235—236.

10. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 237—240. Бёлюк Герай пребывал в Хаджи-Тархане, вероятно, на правах почетного заложника. Такая практика бытовала между правителями государств, заключавших мирный союз (например, в главе «Своевольное семейство» описывалось, как Мехмед I Герай при заключении мира с Польшей намеревался отправить туда своего младшего сына Бабу Герая). Союз между Хаджи-Тарханом и Казанью был заключен при предшественниках Ямгурчи — Абд-ур-Рахмане и Ак-Копеке (И.В. Зайцев, Астраханское ханство, Москва 2004, с. 136—138). Поэтому вполне вероятно, что Сафа Герай мог направить своего сына Бёлюка Герая к хаджи-тарханскому двору в подтверждение союзного договора.

11. И.В. Зайцев, Астраханское ханство, с. 140.

12. И.В. Зайцев, Астраханское ханство, с. 141; В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 232.

13. И.В. Зайцев, Астраханское ханство, с. 141.

14. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 244—246.

15. Tarih-i Sahib Giray Han, p. 246. Обычай складывать башни из голов поверженных противников существовал в Орде. Такой случай был зафиксирован ранее и в Крыму, когда в 1434 году ханские войска (см. Примечание 62 в части 1 этой книги) разгромили под Каффой войско генуэзского командора Карло Ломеллино (Л.П. Колли, Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам), «Известия Таврической ученой архивной комиссии», т. 50, 1913, с. 119). Барон де Тотт, побывавший в Крыму в XVIII веке, писал, что этот обычай был распространен в турецких войсках, в то время, как крымские татары относились к нему неодобрительно, а их правитель (Кырым Герай) заявлял, что повесит любого своего подданного, кто рискнет поступать подобным образом (Memoirs of Baron de Toll, Containing the State of the Turkish Empire and The Crimea During the Late War with Russia, vol. I, part II, London 1785, p. 177).