Глава IX. Врангель и его реформы

Переходя к данной части нашего повествования о событиях гражданской войны в Крыму, отметим, литература о врангелевском правлении, как мемуарная, так и исследовательская, необъятна; тема успела уже породить свои мифы и антимифы. Ограничимся кратким очерком.

Все смешалось на полуострове в разгар весны 1920 года. С Северного Кавказа сюда хлынули остатки деникинских войск. К местному населению, беженцам, тыловым службам прибавилось 25 тысяч добровольцев, 10 тысяч донцев и кубанцев, и число их росло. Не хватало всего. Обмундирование, оружие и боеприпасы, лошади были оставлены противнику. Угля не было. Бензина не было. Хлеба могло не остаться в самом скором времени. Несытые и расхристанные орды военных грабили население, всячески над ним издеваясь. Иные офицеры, сколотив банды, становились на дорожку профессиональной преступности. Психологию войск можно обозначить словами: антипатия, временами перерастающая во взвинченность, и наоборот, отсутствие малейшего намека на дисциплину, ненависть к начальству. Вконец разложившиеся контрразведчики, осваговцы и тому подобные, предельно избалованные безнаказанностью типы, нашли себе кумиров в лице В.Л. Покровского, А.А. Боровского и В.И. Постовского. В конце концов П.Н. Врангель выдворил всех троих за границу.

Работа по наведению порядка предстояла огромная. Врангель взялся за нее с решимостью, энергией, знанием дела. И начал он с самого себя. Барон работал по 10—12 часов в сутки, требуя того же от подчиненных, с семи утра до полуночи.

Врангель совмещает посты Главнокомандующего и Правителя, то есть военную и гражданскую власти. После соглашения с казачьими атаманами его полный титул — Главнокомандующий Русской армией и Правитель Юга России.

Врангель сразу открыто провозгласил себя диктатором, то есть вождем, не обремененным законодательством и обладающим неограниченными полномочиями, и никогда не скрывал своей антипатии к демократической форме правления. И барон не просто провозглашает, он теоретически обосновывает диктатуру: «...В осажденной крепости должна быть единая власть — военная»¹.

Связь с общественностью Ставка (или Главная квартира) осуществляла через начальника штаба. Сначала это был генерал-майор П.С. Махров, которого считали слишком левым, «эсерствующим». В июне Врангель назначил Махрова, произведенного в генерал-лейтенанты, военным представителем в Польше, заменив его другом и сподвижником П.Н. Шатиловым. Контакты с общественными кругами носили большей частью приказной или запретительный характер.

Почвой, из которой Врангель черпал силы и где искал сотрудников-единомышленников, были правые, внешне консервативные, жесткие, однако способные к учету меняющейся реальности, принятию и выполнению определенных решений круги. Его можно квалифицировать как консервативного оппортуниста, прагматика, реформатора столыпинского типа. Врангель не раз повторял, что готов работать с кем угодно, хоть с социалистами, лишь бы они делали дело. Ему недаром приписывали фразу: «хоть с чертом, но против большевиков».

Собственная биография, привычный круг общения диктовали Врангелю монархические пристрастия, да и психологический строй у него был соответствующий. Однако Врангель умел подчинить личное интересам целого, как он их понимал.

Формируя администрацию, Врангель постоянно сталкивался с кадровой, как бы мы сказали, проблемой: эмиграция не верила в прочность его режима. Призывы к патриотизму уже не помогали. Так что, возможно, не все высшие врангелевские чиновники были адекватны своим должностям. Гражданское управление представлял первоначально Совет начальников управлений при Главнокомандующем (Правителе). В него вошли: Управление внутренних дел, объединявшие ведомства собственно внутренних дел, земледелия, торговли и путей сообщения (Таврический губернатор Ф.П. Перлик, которого сменил в двадцатых числах мая С.Д. Тверской, в основном постоянно находящийся в Севастополе; пост вице-губернатора занял А.А. Лодыженский, пребывающий в Симферополе); финансов (М.В. Бернацкий); иностранных дел — внешних сношений (П.Б. Струве); юстиции (Н.Н. Таганцев), военное (генерал-лейтенант В.Е. Вязьмитинов). Струве большую часть времени пребывал за границей, и его обязанности на месте исполнял Г.Н. Трубецкой. Начальником Морского управления и командующим Черноморским флотом стал вице-адмирал М.П. Саблин. По прошествии некоторого времени на место начальника выделенного Управления торговли и промышленности был назначен единственный «местный» в Совете — В.С. Налбандов, бывший краевой контролер и секретарь, временно управляющий Министерством исповеданий и народного просвещения первого Краевого правительства. Кстати, левее его, октябриста, около Врангеля не было никого. В связи с намеченной аграрной реформой возникло отдельное Управление земледелия и землеустройства во главе с сенатором Г.В. Глинкой. Должность государственного контролера получил депутат III и IV Государственных дум Н.В. Савич. Оба отличались устойчиво правыми взглядами.

20 мая после настойчивых уговоров Врангеля в Севастополь прибыл А.В. Кривошеин, который хотел вначале осмотреться, разобраться в крымских реалиях и поэтому воздерживался от каких-либо обещаний. Но в разгар удачного наступления наконец решился остаться в Крыму и был 6 июня назначен помощником Врангеля.

Личность Кривошеина вызывала у современников противоречивые чувства. Некоторых раздражала его предпринимательская жилка. Да и в Крыму, занимая второй после диктатора пост, Кривошеин не мог удержаться от участия в акционерных предприятиях, сделок, которые могли во времена всеобщего бедствия показаться сомнительными с точки зрения нравственности. Но в знании дела, незаурядности, умении объединить вокруг себя людей разных взглядов ему не могли отказать даже его недоброжелатели.

Оппонент Кривошеина — В.А. Оболенский — смотрит на эту личность как бы с другого конца. Да, Кривошеин — искренний патриот, да, он — «человек большого ума, лучше многих понимавший всю глубину происходивших в русской жизни изменений и ясно представлявший себе, что возврата к прошлому нет. Но... (отточие Оболенского. — Авт.) он все-таки был плоть от плоти бюрократического режима... Долгая бюрократическая служба создала в нем известные привычки и связи с определенным кругом людей». И если «по основным чертам психологии» Врангель «оставался ротмистром Кавалергардского его величества полка», то Кривошеин — «тайным советником и министром большой самодержавной России»². И тот и другой дальше «реформ сверху» пойти не смогли при любых обстоятельствах.

Врангель был единственным из вождей белого движения, кто, взяв власть, имел уже четкую программу действий на ближайшее будущее, причем программу развернутую, охватывающую все стороны жизни. Непредсказуемые и мало чем обусловленные экспромты в деникинском духе были чужды его натуре. Впервые, кажется, в белом стане появляется и обретает плоть не реставрационная, а прогрессивная идея, впервые захватнические импульсы уступают место преобразовательным.

Но как быть с этим?

«Однажды утром дети, идущие в школы и гимназии, увидели висящих на фонарях Симферополя страшных мертвецов с высунутыми языками...

Этого Симферополь еще не видывал за все время гражданской войны. Даже большевики творили свои кровавые дела без такого доказательства»³.

Симферопольский городской голова С.А. Усов прибыл по приглашению Врангеля, раздраженного ропотом общественности, в Севастополь. Правитель заявил: «Вы протестуете против того, что генерал Кутепов повесил несколько десятков вредных армии и нашему делу лиц. Предупреждаю вас, что я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним, хотя бы этим лицом оказались вы». Усов, вернувшись, отказался передавать содержание разговора, заболел и подал в отставку⁴. Его можно понять. Сам А.П. Кутепов на протестующем ходатайстве Симферопольской городской управы наложил резолюцию: «Никогда публичными казнями не злоупотреблял, но обстановка заставляет меня прибегать к подобным мерам»⁵.

2 мая Врангель отменил публичные казни. И не из каких-то там гуманных соображений или под давлением снизу — как он сам пояснял, они уже не устрашают, а отупляют население.

Главнокомандующий начал частичную реорганизацию органов контрразведки. В июне был сформирован Особый отдел при штабе Главнокомандующего. Его возглавил бывший директор Департамента полиции сенатор Е.К. Климович, сидевший в тюрьме и при Временном правительстве и при большевиках, которые его и выпустили. Заместителем начальника Особого отдела стал известный сыщик России А.Ф. Кошко.

Н.В. Савич пишет: «В Крыму не было ни погромов, ни грабежей со стороны воинских частей, которые получали регулярно свое довольствие и не были вынуждены прибегать к самоснабжению, что было одной из наиболее вопиющих язв 1919 года. Совершенно невозможно было существование таких начальников, как Шкуро или Покровский, о грабежах коих слагались легенды»⁶.

Массовых бесчинств в Крыму с апреля действительно не было. Однако насилия и реквизиции, особенно в связи с мобилизацией, отнюдь не были редкостью. А от грабежей было рукой подать до арестов и казней или просто расстрелов на месте. Начало правления Врангеля ознаменовалось вереницей массовых экзекуций: мусульманская группа, 13 подпольщиков в Симферополе, члены городского комитета большевиков Керчи, руководство ялтинского комсомола...

В апреле — мае по подпольному движению был нанесен серьезный удар. В июле—августе возрожденные подпольные организации в Ялте, Симферополе и Севастополе вновь разгромлены контрразведкой. Несмотря на то что еще до назначения Климовича начальником Особого отдела подполье на полуострове было практически разгромлено⁷, волна арестов не убывала. «...При Климовиче, как и до него, тюрьмы были переполнены случайными людьми, что нисколько не мешало, а скорее помогало работе оставшихся на свободе большевистских агитаторов». Особенно много сидело военнослужащих — для этого было достаточно одного неосторожного слова или критического замечания.

Разрозненные факты. Начальник Управления юстиции Н.Н. Таганцев отрешает от должности всех мировых судей-социалистов. Арестован народный социалист А.П. Лурья (Лурье), соредактор либеральных «Южных Ведомостей»⁸.

1 сентября арестованы контрразведкой товарищ председателя рабочего клуба союза моряков И.П. Пчелин, секретарь клуба Рулькевич, член правления Гапонов; все — правые эсеры⁹. Дошло и до литераторов: по постановлению полковника И.Н. Астафьева, служившего в Отдельном корпусе жандармов, 22 июля в Феодосии арестован О.Э. Мандельштам, уже претерпевший от белых в конце 1919 года. Обвинение «в принадлежности его к партии коммунистов-большевиков» грозило высшей мерой, но благодаря заступничеству, в первую очередь, М.А. Волошина поэт был освобожден¹⁰.

Врангель придумал и более гуманный метод борьбы с политическими противниками. 11 мая он установил приказом административную меру: «Высылка в Советскую Россию лиц, изобличенных в явном сочувствии большевизму, в непомерной личной наживе на почве тяжелого экономического положения края и пр.»¹¹. Насчет последних у нас никаких сведений нет, а вот что касается первых — мера действительно нашла широкое применение. Однако при этом не было никаких гарантий того, что «высылка в Советскую Россию» не могла закончиться выстрелом в спину за линией фронта.

Сидевший, в который раз с 1905 года, председатель Крымпрофа, председатель Севастопольского совета профсоюзов, товарищ председателя городской думы Севастополя, почетный мировой судья Н.Л. Канторович также был приговорен к высылке в Советскую Россию. Уже был назначен отъезд — 23 августа. Но гласные думы, М.К. Рыбарский и Н.И. Емельянов, учитывая, что у большевиков Канторовича тоже, скорее всего, ждет тюрьма, добились аудиенции у Врангеля и изменения места высылки — в Грузию или Константинополь — по желанию. 15 (28) сентября 1920 года на пароходе «Возрождение» старый шлиссельбуржец, не сумевший ужиться с врангелевскими реформаторами, вместе с семьей отплыл в Грузию. Вместе с ним выехали товарищ председателя союза металлистов С.Г. Тимченко, секретарь союза И.Е. Дьяченко, член правления Кошелев и председатель старост портового завода П.В. Горячко¹².

Под предлогом контактов с Москвой, а торговые связи действительно были, власти разгромили Центросоюз, главный кооперативный орган Крыма, и его отделения. Врангель видел в нем скопище агентов Кремля, а местные спекулянты — сильного конкурента.

На все просьбы Симферопольской думы об упразднении контрразведки, отмене военно-полевых судов и смертной казни, назначении комиссий с председателями от общественных организаций для расследования действий контрразведки генерал П.Н. Шатилов отвечал неизменным «нет» с оговоркой, что против комиссий он лично ничего не имеет¹³. Но, видимо, имел кто-то другой, ибо созданы они так и не были.

Появились, однако, согласно приказам Врангеля от 14 апреля и 5 мая, другие комиссии — военно-судные, для расследования и вынесения приговоров по делам о грабежах, разбоях, самовольных реквизициях, совершаемых военнослужащими. В сентябре их было уже 28. Но офицеры, заседавшие в комиссиях, не желали в силу корпоративной солидарности судить своих товарищей. В лучшем случае крестьянам выплачивали смехотворную компенсацию. Еще одной «благотворительной» акцией Врангеля было изъятие дел лиц 10—17-летнего возраста из ведения военно-полевых судов.

Тем временем постепенно, но последовательно устанавливается дисциплина: замолкают или удаляются из Крыма интриганы, успокаиваются войска, преследуются уголовники. В то же время — затихают думы, столь буйные во времена Я.А. Слащова, почти прекращаются забастовки. Фрондировало казачество, не скрывавшее своих чувств к добровольцам после Новороссийска, когда последние захватили корабли, бросив казаков на произвол судьбы. Врангель, которому газетные конкуренты услужливо подсунули номера «Донского Вестника», издававшегося при штабе Донского корпуса начальником его политотдела графом А.М. дю Шайля, пришел в негодование. Газета, не стесняясь в выражениях, разоблачала «генералов и сановников», бичевала армию. Врангель распорядился немедленно закрыть «Донской Вестник». Дю Шайля был отдан под суд за публикацию «статей, направленных к созданию розни между казачьими и неказачьими элементами русской армии»¹⁴, и пропаганду отделения казачества от России и пытался покончить с собой. Под суд отдали также генерал-лейтенантов В.И. Сидорина и А.К. Кельчевского. Севастопольский военно-морской суд под председательством А.М. Драгомирова приговорил их в апреле к четырем годам каторжных работ. Врангель ограничился исключением обоих со службы, лишением мундира и высылкой за границу. Дело дю Шайля, который, тяжело раненный, лежал в лазарете, рассматривалось в августе. Как исполнитель чужой воли он был оправдан.

Исключительное внимание П.Н. Врангель уделял идеологии. Постулат оставался прежним: «великая, единая и неделимая», однако приобретал все новые оттенки, что лишний раз подтверждало гибкость врангелевской политики. Место скомпрометировавшего себя и ликвидированного в апреле деникинского Осведомительно-агитационного отделения (Осведомительного бюро, Отдела пропаганды) — ОСВАГа — заняли церковь, официозная и монархическая пресса, субсидируемая и снабжаемая привозимой из-за границы бумагой отделом печати при правительстве. Приказом Врангеля от 18 июля на местах создавались представительства Южно-Русского телеграфного агентства, подчиненные отделу печати¹⁵.

Врангель, будучи глубоко верующим человеком, не уставал пропагандировать и насаждать православие как духовную опору будущей возрожденной России. Земельный закон вернул церкви ее владения. При правительстве было создано Временное высшее церковное управление епархий Юго-Востока России во главе с Вениамином (И.А. Федченковым), который в качестве епископа армии и флота осуществлял руководство священниками во всех воинских частях. Врангель, полагаясь отныне на духовенство, ликвидировал армейские политотделы. Повышенное внимание к религии отразилось и в учреждении 30 апреля ордена во имя Святителя Николая Чудотворца, кстати, именно по предложению церкви.

С конца 1919 — начала 1920 года заметно активизировалось русское национальное движение. В 1920 году в Севастополе, Симферополе, Феодосии, Ялте действовали группы Союза русских национальных общин.¹⁶.

При Врангеле выходило около 20 газет. Сразу после 22 марта была отменена предварительная цензура на повременную печать. Редакторы и издатели взвыли: это еще хуже. «С отменой цензуры мы перестаем перед собой кого-либо видеть. Но... накопляют «преступный материал» — и в один прекрасный день, как гром среди ясного неба — беспощадная репрессия»¹⁷. Цензура была восстановлена, и вскоре газеты «заполнились» белыми пятнами. Доходило до курьезов: однажды цензура выбросила официальную речь... Врангеля, самого деятельного, иронизировали тогда по поводу бесчисленных приказов и речей, сотрудника крымских газет, как «слишком революционную», другой раз забраковала заметку А.В. Кривошеина, поскольку она «подрывает существующий государственный порядок»¹⁸.

Цензура приостановила либеральный «Юг России»; черносотенные «Царь-Колокол» за обвинения правительства в демократизме, «Русскую Правду» — за погромную агитацию.

В сентябре разыгрался скандал с заведующим отделом печати журналистом Г.В. Немировичем-Данченко. Оказалось, что под разными псевдонимами в печатных органах стали появляться статьи, резко критикующие работу тыловых учреждений и при этом оперирующие данными, недоступными рядовым обозревателям. Автором их был не кто иной, как сам Немирович-Данченко. По рекомендации П.Б. Струве, Врангель 24 сентября заменил его профессором истории Г.В. Вернадским. «Приходило, конечно, много деятелей печати, — вспоминал Вернадский о своей службе. — Почти все они понимали трудность положения и соответственно сами себя ограничивали (выделено нами. — Авт.) в своих газетных писаниях и в отношении острых политических и военных вопросов»¹⁹.

Среди наиболее читаемых были либеральные, порой чуть с социалистическими привкусом, издания, социалистических газет в Крыму не выходило, за единственным исключением: постоянно преследуемой — «Наш Путь», органе Совета профсоюзов Ялты, «исполняющей должность рабочей газеты»²⁰ (редактор В.А. Базаров). Продолжал печататься журнал «Крымский Кооператор» (Симферополь).

О.М. Мурасов благополучно довел до ручки газету Временной особой комиссии о вакуфах «Крым Мусульманлары Садасы» («Голос Крымских Мусульман»), не пользующуюся авторитетом в крымско-татарской среде и прекратившую свое существование в июле. Типографию, в которой она печаталась, Вакуфная комиссия передала в аренду за 50 тысяч рублей «некоему лицу», которое, в свою очередь, передало ее Б.А. Суворину²¹, где тот и стал издавать собственную монархическую газету «Время Бор. Суворина» (Симферополь). Правда, появилось новое крымско-татарское издание — журнал «Ешиль Ада» («Зеленый Остров», то есть Крым), который редактировал А.А. Одабаш. Это издание носило чисто литературный характер, выходило без препятствий со стороны властей, но не было популярным в татарской среде²². С июня 1920 года на крымско-татарском языке начал выходить журнал «Бутоны Крыма»²³.

Своим рупором Врангель сделал умеренно-официальную «Великую Россию» (редактор В.М. Левитский, среди сотрудников — В.В. Шульгин, П.Б. Струве, Н.Н. Львов, Н.Н. Чебышев)²⁴.

Партийная жизнь во врангелевский период замирает. Умеренных социалистов не слышно. Примолкли и кадеты. В партии конституционных демократов не было единства взглядов на отношение к Врангелю, тем более, что Главнокомандующий их третировал.

16 мая в Симферополе в губернаторском доме открылся созванный по приказу Врангеля Всекрымский мусульманский (татарский) съезд. Из 44 делегатов прибыло 20 (по другим данным — 42 делегата²⁵. Возможно, многие опоздали). Евпаторийцы приехать не смогли «благодаря» реквизиции подвод, а феодосийцы — опасаясь грабежей на дорогах. А.С. Айвазов отмечал, что из крымско-татарских националистов на съезд никто не явился, 99 процентов его состава составляли мурзаки, духовенство и бывшие чиновники при Магометанском духовном правлении. Его самого, проживавшего тогда в Алупке под подпиской о невыезде, упорно приглашал присутствовать Таврический губернатор Ф.П. Перлик, гарантируя неприкосновенность.

Открытие съезда почтил своим присутствием Главнокомандующий. Из его речи: «Приветствую Вас и в Вашем лице татарское население Крыма, которое неизменно и в настоящую тяжелую годину боролось за честь и славу матери-России. (...) Выполнение татарским населением военной и конской повинности должно показать, насколько оно стремится прийти на помощь общему делу». Далее Врангель говорил об «удовлетворении культурно-просветительных и некоторых экономических нужд татарского населения», избегая конкретики²⁶. По словам Айвазова, Врангель заявил: «Духовенство не умело воспитать молодежь, а дворянство избаловало крестьян. Современная мусульманская молодежь не признает власти, не признает своих традиций, не признает религии, не признает дворянства и не идет по стопам славных предков. Они требуют какую-то культурно-национальную автономию. Вот у меня имеются основные законы курултая, молодежь требует, чтобы я официально признал их Конституцию и т. п. Кто желает автономию, тот должен идти на фронт воевать с большевиками, нечистыми, сначала победа над врагом, а потом автономия.

Вот, господа мусульмане, дайте нам побольше солдат, принудите ваших сыновей явиться в наши доблестные ряды. Мусульмане — хорошие воины. Только нужно им это втолковать»²⁷.

Демагогическую речь Врангеля дополнил Перлик. Рассчитывать на получение татарами автономии не приходится, заявил он, максимум — самоуправление в религиозно-просветительской области²⁸. Айвазов после речи Врангеля со скандалом покинул съезд и скрылся.

17 мая в уездном земстве произошли частные совещания делегатов съезда, часть из которых выставила политические требования, прежде всего восстановление национального парламента, однако у большинства это предложение поддержки не нашло. На следующий день на пленарном заседании выяснилось, что ни один из стоящих в повестке дня вопросов не готов к обсуждению. С целью их подготовки были образованы три комиссии: духовно-религиозная, культурно-просветительная, по самообложению и управлению вакуфным капиталом. Очередное заседание было назначено на 21 мая. Присутствующий на нем вице-губернатор К.И. Карпов заявил, что выработанные съездом документы станут основой законодательных актов по татарским вопросам. Однако на следующий день Перлик огорошил делегатов следующим заявлением: решения съезда оказались совсем не теми, на которые рассчитывало правительство. Врангель же был не столь категоричен. После доклада ему Перлика о происходящем на съезде он предложил выбрать делегатам 5—6 представителей, чтобы вместе с правительственным чиновником выработать мероприятия, касающиеся решения проблем крымских татар в области духовной, религиозной, культурно-просветительной и некоторых сторон экономической жизни. Перлику пришлось изменить тон в отношении делегатов съезда и изложить им предложения Врангеля. Делегаты выразили с ними свое согласие и избрали шесть делегатов для предстоящего совещания в Севастополе²⁹.

После съезда в отношении мусульманского населения стали заметны некоторые подвижки, однако П.Н. Врангель не собирался возрождать Курултай и Директорию, тем паче, что при разборке изъятых документов последней ревизия «обнаружила сношения бывшей директории с Турцией...»³⁰.

А.В. Кривошеин склонялся к тому, чтобы вообще заморозить на время крымско-татарский вопрос.

После мусульманского съезда контрразведка усилила преследования лидеров национального движения, которые вынуждены были скрываться в деревнях горно-лесной местности³¹.

В начале сентября делегация во главе бывшим краевым контролером правительства М.А. Сулькевича М.М. Кипчакским посетила Врангеля. Делегация просила ускорить принятие закона о татарском самоуправлении. «Представители татар всех партий» (?) побывали и у полуопального Я.А. Слащова в Ливадии, результатом чего явилась его записка Врангелю. Для решения проблемы «зеленых», писал Слащов, нужно пойти навстречу крымским татарам, а именно: «1) ускорить вопрос о вакуфных землях, 2) ревизия (самая строгая) нашей местной контрразведки и 3) организация территориальных татарских войск наподобие кубанских»³². Врангель не отреагировал.

30 августа комиссия при правительстве подготовила законопроект о крымских татарах, но дорабатывала его, не спеша, до начала октября. Процесс подтолкнул французский комиссар граф де Мартель. Окончательный вариант предусматривал: религиозное самоуправление — замену дореволюционного образца назначаемого мусульманского управления выборным, передачу в его ведение вакуфов и выборы муфтия общинами, а также право на создание культурно-просветительских обществ³³. До утверждения правительством и введения его в действие законопроект так и не дошел.

Наиболее активная часть крымско-татарского движения, объединенная в Милли-фирке, ушла в подполье. В апреле 1920 года прошли переговоры ЦК Милли-фирки с представителями от большевиков и меньшевиков о координации действий, в частности — выпуске совместного антиврангелевского воззвания. На так называемом Коктебельском съезде (конференции) Крымской организации РКП(б), проходившей 5—7 мая (н. ст.) на даче феодосийского аптекаря И.Л. Шика в Коктебеле³⁴, было постановлено: «Усилить контакт с татарской национальной партией «Милли-фирка», которая, как выяснилось из переговоров нашего ОК с ЦК этой партии, определенно ориентировалась на Советскую власть»³⁵.

Конференции не удалось закончить работу. Место ее проведения было выдано контрразведке агентом А. Ахтырским (Яковом Мартьяновым), бывшим наркомом почт и телеграфа УССР, членом Реввоенсовета Крымской армии под командованием П.Е. Дыбенко (выдал более 50 подпольщиков, задержан в Москве в 1926 году, судим как шпион и расстрелян³⁶), завязалась перестрелка, во время которой был убит секретарь Севастопольского горкома компартии И. Серов (И.Г. Зильбершмитд), ранена делегат Е.Н. Григорович. Большинство делегатов, включая раненую, сумело спастись. Делегат от Феодосии Илья Хмельницкий (Хмилько) скрылся в доме поэта М.А. Волошина, однако позже был схвачен и принял яд в тюремной камере. В своей записке он указал на провокатора Ахтырского, по доносу которого также была схвачена группа подпольщиков, приговоренных 6 мая 1920 года военно-полевым судом в Симферополе к смертной казни.

Несмотря на огромный риск, увеличивалось, хотя и незначительно, число татар-коммунистов, уверовавших в превосходство социальных ценностей над национальными. К середине сентября в районе между Судаком и Алуштой из крымских татар был организован 5-й татарский полк партизанской Повстанческой армии (до 90 человек) под командованием коммуниста О.А.-Г. Дерен-Айерлы.

Что касается еврейского вопроса, то развернутое отношение к нему П.Н. Врангель выразил в беседе с Н.Н. Чебышевым, опубликованной 5 июля в газете «Великая Россия»: «В народных массах действительно замечается обострение ненависти к евреям. Чувство это все сильнее разливается в народе. В последних своих проявлениях народные противоеврейские настроения буйно разрастаются на гнойнике большевизма. Народ не разбирается, кто виноват. Он видит евреев-комиссаров, евреев-коммунистов и не останавливается на том, что это часть еврейского населения, может быть, оторвавшаяся от другой части еврейства, не разделяющего коммунистических учений и отвергающего советскую власть. Всякое погромное движение, всякую агитацию в этом направлении я считаю государственным бедствием и буду с ним бороться всеми имеющимися у меня средствами. Всякий погром разлагает армию. Войска, причастные к погромам, выходят из повиновения. Утром они громят евреев, а к вечеру они начнут громить остальное мирное население. Еврейский вопрос, вопрос тысячелетий, больной, трудный, он может быть разрешен временем и мерами общественного оздоровления, но исключительно при наличности крепкой, опирающейся на закон и реальную силу, государственной власти»³⁷.

Антисемитов же в Крыму хватало. Агитация части духовенства фактически провоцировала погромные настроения. Особенно в этом «преуспел» протоиерей В.И. Востоков в Симферополе. Когда над городом возникла угроза еврейского погрома, В.А. Оболенский экстренно выехал в Севастополь, где вместе с П.Б. Струве встретился с Врангелем, обещавшим принять меры³⁸. В результате Врангель «попросил» Востокова прекратить свои знаменитые провокационно-погромные проповеди, ответом на которые послужил приказ: «Запрещаю всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь (выделено Врангелем. — Авт.). Вменяю в обязанность Начальникам гарнизонов, Комендантам и Гражданским властям следить за выполнением моего приказа. Нарушивших его, невзирая на сан, чин и звание, буду высылать из наших пределов»³⁹. В этом же ключе и действовал Врангель в отношении «Русской Правды». При этом ни малейшей симпатии к евреям у Главнокомандующего не прослеживается. Ему нужен был спокойный тыл.

Власти надеялись на поддержку зажиточного в целом немецкого населения. Однако жесткое проведение мобилизации вызывало недовольство и среди немцев. Мобилизованных отправляли на фронт в распоряжение «отдельного батальона немцев-колонистов», а также в «конно-партизанский отряд». Было учреждено Управление по формированию воинских частей из немцев-колонистов, и предпринята попытка создать полноценную немецкую воинскую часть, но безуспешно. В июле решили призвать в армию духовных лиц меннонитов, но затем от этой затеи отказались. Среди немцев усиливалось стремление «непротивлению установлению советской власти», что множило ряды дезертиров. И никакие репрессии не могли остановить этот процесс. Кроме того, принудительные поставки лошадей немецкими колониями, размещение в них на постой воинских частей отрицательно сказывались на экономическом состоянии населения⁴⁰.

Об украинском вопросе речь пойдет далее.

Режим Врангеля мог продержаться только за счет иностранной помощи. Армия целиком зависела от нее. Приходилось брать взаймы товарами под высокие проценты или расплачиваться золотом, валютой, сырьем. Весной армия снабжалась за счет остатков кредита в 14,5 миллиона фунтов, предоставленных англичанами А.И. Деникину⁴¹. Великобритания настаивала на замкнутости Врангеля в Крыму. Диктатор обращается к Франции.

Французская Республика всецело поддерживала Польшу, ведущую войну с Советской Россией, и настаивала, чтобы Врангель пришел на помощь полякам и ударил в тыл Юго-Западному фронту красных. П.Б. Струве в Париже, где было создано Общероссийское заграничное представительство, обхаживал французов, выторговывая помощь. Главнокомандующий решился, воспользовавшись отвлечением сил большевиков на запад, занять Северную Таврию.

Позиция Великобритании была: скорейшее прекращение гражданской войны и установление нормальных торговых отношений с Советами. Поэтому, с одной стороны, британское правительство стало свертывать материальную помощь Врангелю, с другой — связалось с народным комиссариатом иностранных дел Советской России, имея целью перемирие и в то же время сохранение в Крыму врангелевской армии.

17 апреля (н. ст.) министр иностранных дел Великобритании Дж. Керзон обратился к наркоминдел Г.В. Чичерину с телеграммой, в которой угрожал вмешательством британского флота в случае наступления советских войск на юге и предлагал посредничество в переговорах. Г.В. Чичерин предложил «пойти на амнистию Врангелю и на приостановку дальнейшего продвижения на Кавказе...»⁴². В.И. Ленин пишет наркомвоенмору Л.Д. Троцкому: «По-моему, Чичерин прав: тотчас ответить согласием на 1) приостановку военных действий (а) в Крыму и (б) на Кавказе (точно обдумав каждое слово) и 2) на переговоры об условиях очищения Крыма на принципе (не более) общей амнистии белых и 3) участия английского офицера в переговорах с Врангелем»⁴³. Как известно, дело до переговоров не дошло.

28 апреля (11 мая) Врангель провозгласил создание Русской армии. Армии — не добровольческой, а общенациональной. Началась мобилизация. Крестьяне, несмотря на суровейшие меры, всячески пытались избежать службы. На воинские пункты прибывало не более трети призывников, из сотен до воинских частей доходили десятки.

Несмотря на вялую мобилизацию, Русская армия представляла к маю серьезную силу: 40 тысяч человек на фронте и в запасе, 10 танков и 20 самолетов разных марок⁴⁴. На конец мая она насчитывала 27 316 штыков и 4650 сабель против, соответственно, 12 176 и 4630 — у красных⁴⁵. По словам Врангеля, выглядела она так: «Загорелые, обветренные лица воинов, истоптанные порыжевшие сапоги, выцветшие потертые рубахи. У многих верхних рубах нет, их заменяют шерстяные фуфайки. Вот один, в ситцевой пестрой рубахе с нашитыми полотняными погонами, в старых выцветших защитных штанах, в желтых английских ботинках, рядом другой и вовсе без штанов, в вязаных кальсонах. Ужасающая, вопиющая бедность. Но как тщательно, как любовно пригнана ветхая амуниция, вычищено оружие, выровнены ряды»⁴⁶.

Всего лишь за два месяца был наведен относительный порядок в развалившемся после Новороссийска тылу. «Жизнь в тылу постепенно налаживалась, стали прибывать иностранные товары, открывались магазины, театры, кинематографы. Севастополь подчистился и подтянулся. Воинские чины на улицах были одеты опрятно, тщательно отдавали честь»⁴⁷.

В мае из-за скученности и нехватки воды в Севастополе, а затем и других городах Крыма вспыхнула эпидемия холеры. Санитарная служба была поставлена хорошо, поэтому жертв оказалось меньше, чем ожидалось. Заболело холерой (по сентябрь) 1090 человек, умерло 450, сыпным тифом — 1934 и 239⁴⁸.

20 мая был подписан и 25-го обнародован знаменитый приказ № 3226, открывающийся словами: «Русская армия идет освобождать от красной нечисти родную землю»⁴⁹ и в двух фразах формулирующий главные пути внутренней политики: аграрную и земскую реформы.

Приказ был приурочен к наступлению. В нем выделялось слово «хозяин», которое тут же подхватила монархическая печать. Врангель вынужден был разъяснить на страницах «Великой России» 5 июля: «Хозяин» — это сам русский народ, который должен свободно выразить свою волю⁵⁰. Кстати, термин «хозяин земли русской», как синоним народного собрания, применялся и до Врангеля.

Главнокомандующий пока не собирался, вопреки сказанному, освобождать «родную землю». Таврическая операция имела прозаический смысл: это была «вылазка» или «экспедиция», как тогда говорили, за хлебом.

25 мая началось общее наступление. Днем ранее, в районе деревни Кирилловка на северном побережье Азовского моря был высажен десант войск Слащова. Используя внезапность и превосходство в силах, белые развернули наступление. Это было началом затяжных и ожесточенных боев в Северной Таврии с апреля по октябрь.

4 августа подал в отставку Я.А. Слащов. Врангель ее принял. «Ценя его заслуги в прошлом, я прощал ему многое, однако за последнее время все более убеждался, что оставление его далее во главе корпуса является невозможным. (...) Опустившийся, большей частью невменяемый, он достиг предела, когда человек не может быть ответствен за свои поступки. (...)

5 августа генерал Слащев прибыл в Севастополь. Вид его был ужасен: мертвенно-бледный, с трясущейся челюстью. Слезы беспрерывно текли по щекам. Он вручил мне рапорт, содержание которого не оставляло сомнения, что передо мной психически больной человек»⁵¹.

6 августа Слащов был удостоен почетного имени — Крымский. 20 августа он был восторженно встречен в Ялте, где «городская дума единогласно постановила: поднести генералу Слащову-Крымскому звание почетного гражданина города Ялты (второго, после великого князя Николая Николаевича. — Авт.) и поместить портрет в здании городского управления»⁵².

Не успел Врангель отбыть на театр военных действий, как 1 июня принесли телеграмму: в Севастополе раскрыт «монархический заговор». Еще зимой 1919 года молодые офицеры флота создают орден, задачей которого было воспитание высоких понятий о чести, воинском долге, возрождение традиций армии и флота. В орден втерся, пишет Врангель, некий Пинхус-Логвинский, дабы дискредитировать белое движение. Там же оказался известный бездельник и интриган князь

С.Г. Романовский, герцог Лейхтенбергский. По отбытии Врангеля на фронт члены ордена явились в расположение лейб-казачьего полка и пытались уговорить казаков арестовать Врангеля и высших военных, во главе армии поставить Николая Николаевича, а до приезда великого князя — временно герцога Лейхтенбергского, его пасынка. Все это носило опереточный характер. Врангель распорядился огласке события не предавать, князя Романовского отправить за границу, 10—12 участников — на фронт, а Пинхуса — расстрелять⁵³.

Расширение территории, находившейся под его властью, продиктовало Врангелю решение повысить статус своего административного аппарата. 6 августа было образовано Правительство Юга России во главе с А.В. Кривошеиным. Персональных изменений не произошло. Бюрократия, в полном противоречии с пожеланиями Кривошеина, размножалась с невероятной быстротой. В структурах администрации Врангеля служило 10—12 тысяч чиновников, члены их семей насчитывали 20—25 тысяч⁵⁴.

Врангель, сочетая несочетаемое, не раз декларировал единение диктатуры с общественностью. Однако реальность брала свое: в условиях диктатуры места для гражданского общества не оставалось. И Врангель предписывал: дело самоуправлений — не политика, а продовольствие и санитария. Общественность же «была жалка и бессильна», — писал, фактически издеваясь над собой, В.А. Оболенский. «Я знал, что нужен Кривошеину и Врангелю лишь в качестве декорума общественности при осуществляющейся ими диктатуре...»⁵⁵.

8 апреля Врангель приказал начать разработку мероприятий по аграрному вопросу. В апреле (с 11-го числа) — мае интенсивно работают комиссии под председательством Г.В. Глинки. Власти нужна была прочная опора, а таковую она видела, подобно П.А. Столыпину, в крепком, твердо стоящем на ногах земельном собственнике — крестьянине-фермере, и хлеб для армии.

Однако достаточно радикальные предложения Врангеля натолкнулись на сильнейшее сопротивление крупных земельных собственников, сумевших эти предложения в значительной степени выхолостить. 25 мая публикуются приказ Главнокомандующего «О земле» и примыкавший к нему пакет документов по земельному вопросу. Главное в этом приказе: земли казенные и частновладельческие, за рамками не подлежащие отчуждению (определяются волостными земскими собраниями), в первую очередь — необрабатываемые или сдаваемые в аренду, передаются через госаппарат трудовым крестьянам из расчета уплаты 1/5 среднего урожая с десятины ежегодно в течение 25 лет. Выплаты предусматривались более низкие, чем средняя арендная цена на землю.

По мнению Врангеля: «Дух нового закона был понят населением»⁵⁶. Обследование земель и определение норм землевладения в большинстве волостей закончилось. Некоторые зажиточные крестьяне предпочли сразу выплатить всю выкупную сумму помещикам и стать полноправными собственниками. Сыграли свою роль и активная пропаганда закона, и недовольство большевистской продразверсткой. Намерения Врангеля способствовать развитию агрокультуры и крепких крестьянских хозяйств нашли поддержку в декларации учредителей Крестьянского союза России⁵⁷.

Но очень скоро выявилось два контробстоятельства.

Первое. Несмотря на увещевания Врангеля: «Я сам помещик, и у меня первого придется делить землю!» — всяческое сопротивление проведению реформы оказывали помещики, агитируя против закона, подключая чиновные рычаги для его саботирования, сгоняя арендаторов со своих земель и т. п.

Второе: выжидательная позиция крестьянства. Бедняки, вкусив возможности гражданской войны, привыкли действовать по принципу: все и сразу. Крестьян в целом смущали и «кабальный» срок в 25 лет, и выкуп. Многие, благодаря хорошему урожаю 1919 года, имели значительные запасы зерна. Крестьянский рассудок отказывался верить в солидность режима «одной губернии», предпочитая дожидаться исхода военных действий. Впрочем, не было и серьезных протестов. Так что судить о вероятных результатах земельных преобразований Врангеля в случае долговременности его режима равносильно гаданию на кофейной гуще.

Разделы земли охватили порядка 20 имений, но реформа была доведена до конца только в имении Атманай Филибера-Шатилова Ефремовской волости Мелитопольского уезда, ставшем наглядно-показательным полигоном, причем в ущерб остальной деятельности в уезде⁵⁸.

11 мая 1920 года Врангель ввел новую систему организации местной администрации в занятых его войсками местностях Северной Таврии. Гражданское управление вверялась командирам корпусов через состоящих при них начальников гражданской части, приравненных к положению губернаторов и получавших общие руководящие указания от начальника Гражданского управления⁵⁹. Но впереди были более широкие преобразования. В начале июля завершила свою работу комиссия по рассмотрению законопроекта о волостном земстве, работавшая под председательством начальника Гражданского управления С.Д. Тверского. Волостная реформа явилась закономерным «довеском» к земельной.

В приказе от 15 (28) июля, который представлял собою доработанные Временные положения о земских учреждениях от 25 мая, Врангель выделил: «Кому земля, тому и распоряжение земским делом, на том и ответ за это дело и за порядок его ведениям»⁶⁰. Восстанавливалось упраздненное деникинским правительством волостное земство, находившемся в ведении волостных земских собраний, которым принадлежала общая распорядительная власть и надзор за исполнительными органами — управами⁶¹. Приказом от 12 октября Положение о волостном земстве было дополнено Положением о земстве уездном. Согласно последнему, уездное земское собрание имело право высказать губернатору свои соображения о дальнейшей судьбе губернского земства. «Если уезды признают необходимым, губернская организация будет сохранена, но уже как добровольный союз земств, в противном случае она может быть заменена областной земской организацией или совершенно уничтожена»⁶².

Это был курс на устранение земской оппозиции. «...Вся сельская интеллигенция — учителя, врачи, фельдшера... лишались права участия в волостных земствах. (...) В сущности это было упразднение старого земства, земства, двигавшегося «цензовой» или «демократической» интеллигенцией, земства, имевшего свои навыки и традиции. Создавалось новое крестьянское самоуправление с преобладающим влиянием волостных старшин, подчиненных администрации»⁶³. Нарождалась вертикаль: бюрократия — крестьянство, не имеющая промежуточных ступеней.

Постановления волостных и уездных земских собраний должна была утверждать высшая правительственная власть (губернская) в тех случаях, когда речь шла об отчуждении и залоге недвижимого имущества, займов, поручительств и гарантий со стороны земств, заключения договоров с частными лицами. Все остальные постановления земских собраний могли, если они противоречили закону, выходили за рамки компетенции либо нарушали порядок действия земских учреждений и, главное — не отвечали общим задачам борьбы за восстановление государственности, быть приостановлены: по волости — начальником уезда, по уезду — губернатором. Решение вопроса о губернском земстве Врангель оставил на будущее⁶⁴.

К моменту оставления Русской армией Северной Таврии и отхода в Крым на территории Таврической губернии было избрано 90 волостных советов в 140 волостях⁶⁵.

Экономическая политика врангелевского правительства носила в значительной мере импровизационный характер. Тем не менее, она имела свой стержень — июньский приказ Врангеля о введении свободы торговли, распространившейся и на зерно.

Промышленность Крыма за годы гражданской войны пришла в полный упадок. Производство с 1919 года сократилось на 75—85%; в 1920-м работало 32 предприятия, из них всего 6 с более чем сотней рабочих. Пролетариев насчитывалось 2663 человека⁶⁶. Большая часть предприятий обеспечивала военные нужды. Транспорт почти замер.

Практически все экономические проекты управления экономикой остались нереализованными. Редкие исключения — проведение для военных нужд ветки от Джанкоя к Перекопу⁶⁷, а также добыча угля в Бешуйских копях, однако последние были взорваны повстанцами.

Начальник Управления финансов М.В. Бернацкий пытался объединить все финансовые средства, находящиеся в распоряжении антибольшевистских сил, получить внешний заем, почти половину срока своего пребывания в должности проведя в зарубежной командировке. Им подготовлен выпуск денежных знаков нового образца в Лондоне. Английское оборудование для печати денежных знаков малых номиналов доставлено в Крым. Однако планируемая Бернацким денежная реформа повисла в воздухе в ожидании внешнего займа⁶⁸. Бюджет 1920 года закладывался им за счет косвенных налогов. Управление финансов стремилось обложить акцизом весь торгово-промышленный оборот предметов широкого потребления (спиртные напитки, табак, сахар, соль, чай, кофе), регулярно повышая ставки, которые достигли 30% стоимости товаров. В то же время с целью стимулирования импорта таможенные сборы держались на очень низком уровне (в среднем менее 4% стоимости ввозимых товаров), давая ничтожные суммы.

Все расходы бюджета делились на «нормальные», мирные (на гражданский государственный аппарат, государственную стражу, субсидирование невоенной промышленности) и «чрезвычайные», военные (на содержание армии и флота, восстановление и строительство железных дорог, закупку топлива и продовольствия, закупку зерна и другого сырья для экспорта, содержание беженцев в Крыму и за границей). Понятно, что при такой конструкции создавалась иллюзия бездефицитности «нормального» бюджета, расходы по которому покрывались от прямого и косвенного налогообложения. Дефицит же «чрезвычайного» бюджета за 1920 год составил 250 миллиардов рублей. В этих условиях единственным доступным правительству способом покрытия военных расходов стала эмиссия, тем более что единственная в Крыму экспедиция заготовления государственных бумаг — Феодосийская — была в полном распоряжении Управления финансов.

Однако выпуск денег не поспевал за инфляцией. К сентябрю разменной мелочью стали банкноты в 500 рублей. Управление финансов приняло решение начать выпуск купюр достоинством 25 000 и 50 000 рублей. Крестьяне отказывались принимать невиданные ранее бумажки в качестве оплаты за продовольствие. С целью борьбы с грабежами перед переходом Русской армии в наступление в Северной Таврии П.Н. Врангель приказал снабдить войска большим количеством денежных знаков для приобретения у крестьян продуктов и лошадей. Но полевые казначейства не получали вовремя дензнаки, в результате жалованье выплачивалось нерегулярно, интендантства не могли закупить всего необходимого и вместо денег расплачивались с населением квитанциями, а то и просто отбирали необходимое, вызывая возмущение⁶⁹.

Ничего не изменило и экономическое совещание, проходившее в конце сентября — начале октября в Севастополе, на которое прибыли общественные деятели из Константинополя, Парижа, Белграда и других городов, принявшее решение «О свободном вывозе валюты и предметов роскоши, но не предметов культурного и домашнего обихода»⁷⁰. Однако разрешения на вывоз чего угодно выдавалось за взятки всем желающим⁷¹. Спекуляция, как всегда, шла рука об руку с коррупцией.

Чтобы хоть как-то поправить положение, правительство принимает план начальника Управления торговли и промышленности В.С. Налбандова: вывоз хлеба государством в кооперации с частными фирмами. Торговцы получали от правительства 80% договорной цены стоимости зерна, за которую они должны доставить его к портам и погрузить на пароходы. Правительственная договорная цена обеспечивала расходы по закупке всех 100% зерна и его доставку. За услуги по закупке и доставке заключивший договор получал 20% вырученных от продажи зерна средств в иностранной валюте⁷².

Заметных экономических результатов этот план, знаменовавший собой отход от «чистой» свободы торговли, не дал: было заключено контрактов на 10 миллионов пудов и вывезено полтора. Но, как подчеркивал Врангель, акция имела политическое значение — привлечь ту же Францию, испытывавшую недостаток в хлебе⁷³. «...Внешняя торговля врангелевского режима, — пишет современный исследователь, — свелась к обмену сырья Таврии, прежде всего зерна, на вооружение, боеприпасы и другие предметы и материалы, необходимые для ведения войны»⁷⁴.

Большое место в импорте занимали уголь — 3 972 197 пудов и жидкое топливо — 363 656 пудов. Смазочных материалов ввезено 24 833 пуда, сельхозмашин и сельхозорудий — 6811 пудов, металлических изделий — 13 593 пуда, мануфактуры — 52 055 пудов, одежды — 791 пуд.

В апреле власти отправили торговую экспедицию в Великобританию, которая в обмен на табак и вино из складов бывшего удельного ведомства доставила в Крым 1 500 000 аршин бязи, 315 000 аршин коленкора, 5000 гросс ниток, 600 000 штук иголок, 5 000 корзин, кирок и лопат по 12 000 штук. Эта же экспедиция доставила до 300 000 пудов угля. Однако большая доля закупленных товаров поступала в распоряжение закупочных комиссий, которые не гнушались спекулятивными операциями.

С целью пополнения бюджета правительство планировало распродажу кораблей в первую очередь с механизмами и котлами, требующими капитального ремонта, затем судов, нуждающихся в очередном ремонте, а также находящихся на ходу, в том числе и крупных боевых, а также легких моторных и паровых кораблей⁷⁵.

Внутренняя торговля свелась к поистине тотальной спекуляции. Сама торговля «валютизировалась» (примета времени: распространение валютной проституции. В обиход вошли этикетки: «фунтоловки», «принцессы долларов», «лирические дамы» (от турецкой лиры). В течение мая—октября цены на иностранную валюту выросли в 10—12 раз, а в ноябре их курс поднялся еще более чем на 2000%. С июля по октябрь 1920 года стоимость английского фунта на бирже поднялась с 28 000 до 105 000 рублей, французского франка — с 500 до 2100 рублей, доллара — с 7500 до 9000 рублей⁷⁶. Обмен натурализовался. Роль денег стали играть табак, вино, ячмень, шерсть. 1 турецкая лира вышла в октябре на уровень 20 тысяч рублей (равно 1 пуду ячменя)⁷⁷. Приметой времени стали фантастические по объему хищения, повальное взяточничество. «Честные — в буквальном смысле слова голодали»⁷⁸.

Нельзя сказать, что правительство не принимало мер по борьбе со слишком уж разнузданной спекуляцией и взяточничеством. Приказы издавались — и весьма грозные. Вот один из них, от 30 сентября. Усилить наказания за взяточничество. Изъять дела из общей подсудности и передать в ведение военно-морских, корпусных и военно-полевых судов. Наказание: от 5 до 6 лет или отдача в каторжные работы на срок от 4 до 6 лет дающему и, соответственно, от 6 до 8 и от 8 до 10 — берущему. За недонесение — от 3 до 4 лет с лишением прав⁷⁹.

Свирепствовала гиперинфляция. По имеющимся данным, с февраля по октябрь в Крыму было выпущено 176 869 295 000 рублей⁸⁰.

Экономическое совещание в пух и прах раскритиковало политику М.В. Бернацкого, после чего он подал в отставку. Бернацкий был теоретик, пишет Врангель, а «в настоящих исключительных условиях требовался человек дела и практики»⁸¹. Делались предложения бывшему министру финансов России П.Л. Барку, председателю правления Азовско-Донского банка А.И. Каминке — они ответили отказом. «Человека дела и практики» не нашлось, да и не могло, на наш взгляд, найтись, ибо все финансы поедала армия.

Естественно, беспрерывно росли цены. Фунт пшеничного хлеба в апреле стоил 35 рублей, в октябре — 500, фунт мяса: 350—1800, картофель: 5000—30 000, фунт сала: 3750 (в мае) — 7000, масло: 1550—8000, мыло: 600—5500, сахар: 1000—9000, кварта молока: 200—2 500, десяток яиц: 575—10 000, пуд дров: 200—3945 рублей. При этом высшая ставка печатника выросла с 60 000 в мае до 471 920 рублей, металлиста — с 75 000 до 262 000, торгово-промышленного рабочего — с 24 000 до 467 800, строителя — с 40 000 до 600 000. Максимальная зарплата штаб-офицера достигала 132 000 рублей, генерала — 240 000. Прожиточный минимум для семьи из трех человек составил в апреле — 61 072 рубля, в октябре 534 725 рублей⁸².

Однако в целом уровень жизни, особенно рабочих, для которых Врангель создал режим наибольшего благоприятствования, был выше, чем в центре России. Позитивную роль играла правительственная практика торговли хлебом по умеренным ценам. Но промышленные товары были не по карману никому, разве что только спекулянтам.

Совсем плачевным было положение интеллигенции и служащих (тех, кто не брал взяток). Они получали в 3—7 раз меньше рабочих, вынуждены были, чтобы не умереть с голоду, подрабатывать — как у кого получится. Месячное жалованье чиновника XVI класса составляло в мае 7000 рублей, VII — 16 000, IV — 27 000, I — 42 000 и вместе со всеми прибавками покрывало от 5 до 25 процентов семейного бюджета. В сентябре оклады были удвоены, но уже за октябрь прибавка была «съедена» инфляцией и жалованье стало покрывать 5—10 процентов прожиточного минимума⁸³. Тем, кто не мог найти дополнительного дохода, просто ничего не оставалось, как брать взятки и присваивать казенные суммы.

Тем не менее, продолжал работать Таврический университет, где преподавали выдающиеся деятели науки, вынужденно оказавшиеся в Крыму. После смерти от сыпного тифа Р.И. Гельвига 2 октября 1920 года (н. ст.), на должность ректора университета избран академик В.И. Вернадский. В 1920 году в Керчи открылся Боспорский университет, существовавший в основном на частные пожертвования. В Севастополе велись занятия в Юридическом институте⁸⁴. В городах полуострова существовали «народные университеты» — свободные высшие курсы для желающих повысить свой образовательный уровень, где с лекциями выступали преподаватели высших учебных заведений.

При Гражданском управлении была организована Археологическая комиссия, в ведении которой находились Херсонесская дирекция музеев и раскопок Тавриды, Керченская дирекция музеев, генуэзская крепость в Судаке, генуэзская крепость и Археологический музей в Феодосии, Ханский дворец в Бахчисарае, музей и памятники обороны 1854—1855 годов в Севастополе. Под председательством А.И. Маркевича продолжала действовать авторитетнейшая краеведческая организация — Таврическая ученая архивная комиссия. Летом 1920 года при Крымском обществе естествоиспытателей и любителей природы создалась комиссия по изучению естественных производительных сил Крыма. На осень планировался съезд ученых Таврии.

Преодолевая трудности, развивалось книгопечатание. В 1920 году только «Русским книгоиздательством в Крыму» было выпущено книг общим тиражом 200 тысяч экземпляров, в том числе 150 тысяч учебников.

Била ключом театральная жизнь. В Крыму снимались кинофильмы с участием известных артистов, проходили художественные выставки, открывались литературные клубы⁸⁵.

Подвергаясь гонениям, действовали профсоюзы и, согласно положению от 23 октября, имели право оказывать помощь — материальную, юридическую и медицинскую — своим членам. Это давало рабочим дополнительное подспорье. Несмотря на репрессии, объявлялись забастовки. В ответ производились аресты. Пресекались забастовки и другим средством — отправкой на фронт.

Упоминавшееся экономическое совещание закончило свою работу 5 октября радужной резолюцией: «Общее экономическое положение земель, занятых Русской армией, оказывается, при непосредственном соприкосновении с действительностью, несравненно лучше, нежели это представляется в Западной Европе не только иностранцам, но даже и проживающим там русским людям.

Производительные силы края и платежные силы населения используются в настоящее время скорее недостаточно и с избытком покрывают текущие расходы управления.

Средства нужны лишь для покрытия чрезвычайных военных издержек и в особенности для снаряжения армии, крепкой духом, идущей к близкой окончательной победе и нуждающейся исключительно в материальном снабжении и обмундировании»⁸⁶.

Однако приехавшие из Европы авторы этой рекламной картинки предпочли вернуться обратно.

Врангель же чрезвычайно удачно обрисовал тот заколдованный круг, в котором оказался крымский режим: «Маленькая территория Крыма не могла... прокормить армию», а «расширение занятой территории требовало увеличения численности армии»⁸⁷. Так вызрел замысел десантов — Донского в июле (под командованием казачьего полковника Ф.Д. Назарова) и Кубанского в августе (под командованием генерал-лейтенанта С.Г. Улагая).

К группе Улагая присоединилось 10 тысяч кубанских казаков и столько же ранее интернированных в Польше войск генерал-лейтенанта Н.Э. Бредова, но это были последние резервы. Людские ресурсы оказались исчерпаны. Обстановка вынудила Врангеля принять крайне жесткие меры для пополнения армии. Он подписывает репрессивный приказ от 4 сентября, требовавший взамен уклоняющихся от призыва брать на службу членов той же семьи мужского пола в возрасте от 17 до 43 лет, что, конечно же, не могло не вызвать озлобления населения.

Судьба Правительства Юга России стала целиком зависеть от исхода войны Советской России и Польши. «Принятие Польшей мира, усиленно предлагаемого большевиками, и на котором настаивало правительство Ллойд-Джорджа (Великобритания. — Авт.), было бы для нас роковым»⁸⁸. Италия, Бельгия, США, Япония благожелательно относились к режиму Врангеля, но признавать его не спешили. На это решилась союзница Польши — Франция, выдвинув, однако, ряд условий: признание долговых обязательств предыдущих русских правительств, перехода земли в руки крестьян и создание народного представительства на демократических основах.

Из английской печати стало известно, что французское правительство президента А. Мильерана выдвигает еще ряд требований, причем весьма жестких: передача Франции права эксплуатации всех железных дорог Европейской России на определенный срок, права взимания таможенных и торговых пошлин во всех портах Черного и Азовского морей, излишка хлеба на Украине и Кубани, 3/4 добычи нефти и бензина, 1/4 добытого донецкого угля. Некоторые авторы считают, что врангелевское правительство согласилось на эти условия⁸⁹.

В июле французские власти помогли Врангелю получить от румынского правительства разрешение на возвращение русского военного имущества, находящегося в Румынии, а в августе — разрешили установить собственную радиосвязь через Константинополь. 10 августа Франция официально признала правительство П.Н. Врангеля де-факто⁹⁰. Это был единственный случай официального международного признания белого правительства за весь период гражданской войны. 6 (19) октября в Севастополь прибыл верховный комиссар Франции граф де Мартель.

Врангель неоднократно заявлял о своей поддержке федеративного устройства России в случае победы над большевизмом. Им была провозглашена платформа «тактического федерализма». Он допускал независимость прибалтийских государств, однозначно признавал независимость Польши. Достаточно нормальные отношения установились у Крыма с Грузией. Наконец о своем подчинении врангелевскому правительству заявил походный атаман всех казачьих войск Российской восточной окраины Г.М. Семенов. При этом мы не отрицаем того, что Врангель вел своеобразную дипломатическую игру. Его тактической целью было сколачивание единого антибольшевистского фронта. В поисках союзников он порой не брезговал ничем. Так идефикс Главнокомандующего стало заключение соглашения с Н.И. Махно, сыгравшего со своей Повстанческой армией роковую роль в разгроме Русской армии. Неоднократно к Махно посылались парламентеры. Батька приказывал их вешать.

Наособицу стоял — по своей значимости — вопрос об отношениях с Украиной⁹¹.

В августе П.Н. Врангель от своего имени публикует воззвание «Сыны Украины!»: «Стоя во главе русской армии, я обращаюсь к вам, братья. Сомкнем ряды против врагов, попирающих веру, народность и достояние, потом и кровью накопленное отцами и дедами. (...) Не восстанавливать старые порядки идем мы, а боремся за то, чтобы дать народу возможность самому быть хозяином своей земли...»⁹²

В начале сентября Главнокомандующий принимает делегацию от армии одного из украинских генералов М.В. Омельяновича-Павленко, приехавшую «для информации и выяснения условий возможного соглашения». Договорились, как сказано в «коммюнике» встречи, «бить общего врага» и добиваться того, «чтобы общественные умеренные круги и лица, не преследующие личных выгод, обуздывали бы шовинистов той и другой стороны и не давали бы им мутить и без того взбаламученное море, в котором будут ловить рыбу люди, ничего общего ни с Украиной, ни с Великороссией и вообще с Россией не имеющие»⁹³.

Тогда же генерал-лейтенант В.Ф. Кирей для поручений по делам Украины при начштаба (поддерживавший контакты с украинскими повстанцами) набросал контуры отношения Правительства Юга России к Украине. Это: волеизъявление народа, назначение высшей гражданской администрации только из уроженцев Украины и выборы низшей самим народом, формирование украинских воинских частей⁹⁴. Создается специальная комиссия по украинским делам.

20 сентября (3 октября) П.Н. Врангель издает приказ № 145, запрещающий пропаганду национальной розни⁹⁵, а 29 октября (11 ноября) объявляется следующий приказ (от 26 октября № 194): «Признавая, что украинский язык является, наравне с российским, полноправным языком Украины, приказываю: всем учебным заведениям, как правительственным, так и частным, в коих преподавание ведется на украинском языке, присвоить все права, установленные существующими законоположениями для учебных заведений той и другой категории с общегосударственным языком преподавания. Генерал Врангель»⁹⁶.

С целью распространения грамотности и знания украинской культуры создаются общества «Кримська освт» и «Украинская хата»⁹⁷.

Наиболее тесные отношения сложились у Правительства Юга России с Украинским Национальным Комитетом (УНК). Эта организация была создана в ноябре 1919 года в Париже, имела свои представительства в США, славянских странах, Константинополе. По сути своей она представляла беспартийный союз федералистов Украины, противостоящий «самостийникам». Лидеры УНК — С.К. Маркотун, генеральный секретарь Б.В. Цитович и член комитета профессор П.М. Могилянский — удостоились приема у Правителя Юга России, где присутствовали А.В. Кривошеин, П.Г. Струве и П.Н. Шатилов. «Выразив свое принципиальное согласие с положениями, изложенными делегацией, Главнокомандующий заявил, что в основу проводимой правительством юга России политики полагается принцип федерации и земельная реформа». Соглашение возможно в общей борьбе с любыми, но только не с сепаратистскими силами⁹⁸.

Средоточием украинской политической жизни в Крыму стал в это время Севастополь, где можно было встретить представителей чуть ли не всех направлений, «за исключением крайних левых. Доминирующую роль в этом конгломерате партий и течений, — отмечает газета, — играют представители Союза хлеборобов, «авторы» гетманщины. В последнее время между этими политическими деятелями заключен блок. Кардинальный вопрос — о самостийности, решено до известного времени (выделено нами. — Авт.) не затрагивать вовсе»⁹⁹.

2 октября в помещении украинской гимназии им. Т.Г. Шевченко (Севастополь) открылся первый и последний съезд блока, получившего название национально-демократического. На съезде были представлены самые разнообразные организации: собственно блок и его ЦК, Симферопольская, Феодосийская и Потийская громады, Крестьянский союз, «украинцы Грузии», Екатеринославское землячество, Севастопольское отделение «Днепросоюза», «Украинская народная армия».

Съезд принял, по сути, единственную резолюцию — «Об украинской армии»: «...Возможно скорее начать формирование украинской национальной армии под предводительством ген. Врангеля». Резолюция, предлагавшая пока воздержаться от создания правительства Украины, большинством была отклонена. Было отвергнуто также предложение С.К. Маркотуна о слиянии севастопольских организаций с УНК «в виду того, что нападки Маркотуна на Петлюру оттолкнули от него украинскую общественность»¹⁰⁰.

Практическим следствием образования блока было создание украинских воинских частей, которые влились в 3-ю Русскую армию.

К концу сентября Русская армия вышла к Екатеринославу и Донбассу. Однако развить наступление дальше врангелевцы не смогли. Заднепровская и Донбасская операции потерпели провал: сказалась невозможность обеспечить их людскими и материальными ресурсами. Армия выдыхалась.

21 сентября (н. ст.) 1920 года постановлением Реввоенсовета Республики образован Южный фронт Красной армии под командованием М.В. Фрунзе.

Тем временем Польша заключила перемирие с Советской Россией. 29 сентября (12 октября) в Риге заключены предварительные условия мирного договора, и 5 (18) октября прекращены военные действия. Это стало одновременно и подписанием смертного приговора врангелевскому режиму.

Южный фронт усиливается за счет войск Западного и других. Соотношение сил на 14 (27) октября было следующим: штыки (в тысячах) 99,5—20,8 4,8:1 сабли 43,7—17,3 2,5:1 итого 143,2—38,1 3,8:11¹⁰¹.

Итак, перевес, необходимый для успеха наступления, был достигнут.

Общее наступление войск Южного фронта началось 2 (15) октября. 21 октября (3 ноября) красные овладели всей Северной Таврией. Русская армия откатилась за Перекоп. «Армия осталась цела, однако боеспособность ее не была уже прежней»¹⁰². Оставалась только надежда на Перекопские укрепления.

Врангель не питал большого оптимизма по поводу судьбы Русской армии. Еще до наступления красных в Северной Таврии он предусмотрительно отдал распоряжение проверить уже составленный штабом и командующим флотом М.П. Саблиным план эвакуации и подготовить суда (помимо Севастополя) в Керчи, Феодосии и Ялте из расчета не на 60 тысяч человек, как предлагалось ранее, а на 75.

Немалую роль в крушении врангелевского режима сыграли «зеленые». Массовость этого явления была следствием ненависти к мобилизациям, к войне, желания выжить. Население устало от не имеющей, казалось, конца бойни.

Бороться с процессом повсеместного уклонения от воинской службы оказалось невозможным. Что только не предпринимали власти — конфискацию имущества и земли, систему заложничества, тюрьмы и расстрелы — все напрасно: количество дезертиров — «зеленых» — росло с каждым днем, чему очень благоприятствовал крымский ландшафт — леса и горы.

«Зеленые» вызывали всеобщую симпатию, в том числе и татарского крестьянства. Им помогали и многие стражники. С января 1920 года отряды «зеленых» начинают стремительно «краснеть», чему причинами были: усиление репрессий, влекущее жажду мести; бегство в горы большевиков и пленных красноармейцев и коммунистическая пропаганда; наконец, стремление появившихся «красно-зеленых» втянуть в свои ряды как можно больше людей.

Так «зеленые», промышлявшие до этого грабежами и набегами, становятся повстанцами. Зародышами «красно-зеленого» движения, или Повстанческой армии, стали в начале 1920 года: группа П.В. Макарова (д. Ай-Тодор Севастопольского района (ныне не существует), от 12 до — в июне — 80 человек), 1-й Альминский повстанческий отряд (до 100 человек; стержень — бежавшие заключенные Симферопольской тюрьмы), Феодосийский отряд (70 человек бывших пленных красноармейцев), конный отряд П. Глямжо (Карасубазар), 15 человек), 2-й Повстанческий отряд Комарова-Фирсова (организован областным комитетом РКП(б), 60 человек), отряд Ялтинского подпольного партийного комитета П.М. Ословского. В июле общая численность повстанцев достигла 800 человек¹⁰³ (по Врангелю, в августе — 300¹⁰⁴).

Разгромы подпольной сети большевиков весной, а затем в августе контрразведкой побудили их перенести основную деятельность в леса. В июне областком РКП(б) и Крымревком объявили мобилизацию в (Советскую) Повстанческую армию всех партийцев, комсомольцев, членов профсоюзов (армия, как таковая, была создана в мае Крымревкомом). Началась реорганизация по образцу регулярного войска. Были созданы полки (условно — численность их, конечно же, не дотягивала до полков): 3-й Симферопольский П.В. Макарова, 1-й конный бывшего сотника Галько, 2-й Карасубазарский Бородина, 1-й Феодосийский Надолинского, затем 5-й Татарский и 4-й в районе Баксан. Командующим армией стал секретарь подпольного областного комитета С.Я. Бабаханян.

(Был еще Зуйский отряд — явно разбойничьего толка, а также весьма многочисленный отряд Н.И. Орлова.) Продолжали действовать и просто «зеленые».

Повстанцы нападали на стражников, срывали заготовку дров для железных дорог и городов, что грозило топливным кризисом и прекращением железнодорожного сообщения, и вообще старались держать противника в постоянном напряжении. Только в течение мая—июня повстанцы провели свыше 20 операций, многие — под личным руководством Бабаханяна.

«Красно-зеленые» оттягивали на себя не менее 4—5 тысяч штыков¹⁰⁵.

По решению ЦК КП(б)У и Реввоенсовета Юго-Западного фронта для руководства партизанской борьбой в тылу Врангеля в Крым была направлена группа бойцов из 11 человек во главе с А.В. Мокроусовым. 17 августа (н. ст.) она высадились с катера «Гаджибей», вышедшего днем раньше из Анапы, близ с. Капсихор (с. Морское Судакского горсовета). С появлением Мокроусова деятельность повстанцев, несомненно, получила новый импульс: бесконечные рейды по тылам белых, нападение на артиллерийский транспорт, ограбление Массандровского лесничества на миллион рублей, уничтожение 30 августа (н. ст.) Бешуйских угольных копей. Наконец, налет 12 сентября (н. ст.) на Судак. Мокроусов надел погоны полковника. Повстанцы были приняты за белых и спокойно заняли большую часть Судака. И только после того, как один из повстанцев развернул знамя, белые, находившиеся здесь на излечении, оказали отпор. «Собственно, Судак, — пишет А.В. Мокроусов, — нам нужен был для того, чтобы захватить в гарнизоне и у местных богачей необходимое количество одежды. Самое же главное — необходимо было нанести сильный моральный удар по противнику, заставить его отвлечь на нас большие силы с фронта»¹⁰⁶.

Правда, ослабляли повстанцев внутренние распри, в частности, конфликт двух руководителей — Бабаханяна и Мокроусова. Тем не менее, с августа по ноябрь повстанцы провели до 80 крупных операций. Заметно возросла численность полков: 3-го — до 279 человек, 1-го — до 90, 5-го — до 69¹⁰⁷. Когда красные войска вступили в Крым, повстанцы, насчитывавшие, по сводным данным, до двух тысяч штыков, оказали им непосредственную помощь, отрезав белым путь на Феодосию и разбив несколько частей. В ноябре отряды Повстанческой армии были влиты в состав Красной армии.

Всего в 1918—1920 годах в крымском подполье действовало свыше 5 тысяч человек, объединенных в почти 100 вооруженных формирований¹⁰⁸.

К началу ноября все подступы к полуострову Крым были блокированы войсками Южного фронта. Приближались дни решающего сражения. 25 октября (7 ноября) Главнокомандующий вводит в Крыму осадное положение. Исполняющим обязанности Таврического губернатора, начальника гражданского управления и командующим войсками армейского тылового района был назначен энергичный генерал-майор М.Н. Скалон.

Подспудно идет подготовка к эмиграции. Решительно и умело действовал сменивший в должности начальника Морского управления и командующего Черноморским флотом умершего 17 (30) октября от рака печени М.П. Саблина М.А. Кедров, произведенный в вице-адмиралы.

26 октября (8 ноября) усилилось давление красных. Подготовка кораблей резко ускорилась. 29 октября (11 ноября) Правительство Юга России выпустило официальное сообщение, которое Я.А. Слащов оценил как «Спасайся, кто может»: «Ввиду объявления эвакуации для желающих офицеров, других служащих и их семейств правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России. (...) Все заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственная опасность от насилия врага — остаться в Крыму». Параллельно подписывается приказ Главнокомандующего с аналогичным содержанием¹⁰⁹.

Вопросом жизни и смерти становится судьба тех, кто не пожелает или не сможет эмигрировать. Проблема амнистии возникла еще в апреле-мае. 12 сентября н. ст. (далее все даты приводятся по н. ст.) «Правда» за авторитетнейшими подписями Председателя ВЦИК М.И. Калинина, Председателя СНК В.И. Ленина, наркома по военным и морским делам Л.Д. Троцкого, Главкома С.С. Каменева и председателя Особого совещания при Главкоме генерала А.А. Брусилова публикует «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля», в котором говорилось: «...Честно и добровольно перешедшие на сторону Советской власти не понесут кары. Полную амнистию мы гарантируем всем переходящим на сторону Советской власти. Офицеры армии Врангеля! Рабоче-крестьянская власть последний раз протягивает вам руку примирения»¹¹⁰.

Поводом для воззвания, кстати, послужила загадочная история с поручиком Яковлевым. Он, перебежав к красным, заявил, что во врангелевской армии образовалась тайная организация офицеров, которая «намерена низложить Врангеля и объявить его армию красной Крымской под командой Брусилова» при условии амнистии¹¹¹. Поскольку никаких сведений о заговоре более нет, позволительно будет считать его фикцией.

Наконец Реввоенсовет Южного фронта по радио обращается к Врангелю: «Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь бесполезным пролитием новых потоков крови, предлагаю вам немедленно прекратить борьбу и положить оружие со всеми подчиненными вам войсками армии и флота.

В случае принятия вами означенного предложения РВС Южфронта на основании представленных ему Центральной Советской Властью полномочий гарантирует вам и всем кладущим оружие полное прощение по всем проступкам, связанным с гражданской борьбой.

Всем, не желающим работать в Советской России, будет обеспечена возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа под честным словом от всякого участия в дальнейшей борьбе против Советской России. Ответ по радио ожидается не позднее 24 часов 14 ноября с. г. (по новому стилю).

Командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе, член Реввоенсовета Иван Смилга, Мирон Владимиров, Бела Кун. Ст. Мелитополь 11 февраля 24 часа»¹¹².

«Красное командование, — так говорит об этом Врангель, — предлагало мне сдачу, гарантируя жизнь и неприкосновенность всему высшему составу армии и всем положившим оружие. Я приказал закрыть все радиостанции за исключением одной, обслуживаемой офицерами»¹¹³. Врангель, таким образом, скрыл предложение от армии и умолчал в мемуарах о том, что вся моральная ответственность в случае ее сокрытия возлагалась на него.

Позиция В.И. Ленина тем временем ужесточилась. Если ранее он был не против амнистии, то теперь, узнав о предложении РВС, 12 ноября телеграфировал: «Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно» (выделено нами. — Авт.)¹¹⁴.

Так вожди двух противостоящих сторон — В.И. Ленин и П.Н. Врангель — объективно оказались единомышленниками, поставив на карту тысячи жизней.

На 1 ноября боевая численность Русской армии составила 41 тысячу штыков и сабель (из них 16 тысяч в тылу) — общая численность 75 815 штыков и сабель. На ее вооружении было 1404 пулемета, 271 орудие, 24 бронеавтомобиля, 6 танков, 12 бронепоездов, 45 самолетов. Войска Южного фронта к 8 ноября насчитывали 11 628 командного состава, 103 140 бойцов пехоты, 39 569 бойцов конницы, 188 771 бойца всего, имея на вооружении 2999 пулеметов, 623 орудия, 57 бронеавтомобилей, 23 бронепоезда, 19 аэростатов, 82 самолета¹¹⁵.

В ночь на 8 ноября начался переход красных через Сиваш. Надо сказать, что стояли беспримерные для этого времени года 15-градусные морозы, от которых страдали оба противника. Врангелевцам приходилось хуже — у них не было теплой одежды. Транспорт «Рион» привез обмундирование, когда все уже было решено.

Утром 15-я и 52-я дивизии и 153-я бригада 6-й армии красных переправились через Сиваш. В течение суток они удерживали захваченный плацдарм на Литовском полуострове, несмотря на контратаки Дроздовской дивизии, усиленной отрядом бронемашин. По приказу М.В. Фрунзе им была оказана помощь: к 5 часам утра 9 ноября под обстрелом Сиваш форсировала Крымская группа войск Союза революционных повстанцев Украины (махновцев) под командованием С.Н. Каретникова (3000 сабель, 450 пулеметов на тачанках), потерявшая 30 процентов личного состава, и кавалерийская дивизия красных. Это позволило спасти ранее переправившиеся войска и перейти в наступление в тылу Перекопских укреплений¹¹⁶. После 4-часовой артиллерийской подготовки, не давшей ожидаемых результатов, начался штурм. Людей не жалели. В результате в ночь на 9 ноября 51-я дивизия В.К. Блюхера овладела Турецким валом — главным укреплением Перекопа, фронтальная атака которого первоначально успехов не имела. В целом потери красных составили 10 тысяч человек убитыми и ранеными¹¹⁷.

Части Русской армии отошли на Ишуньские позиции. В тяжелых боях 10—11 ноября красные смогли отразить все атаки противника. Конный корпус генерал-лейтенанта И.Г. Барбовича и другие войска у Ишуни под натиском ударной группы 6-й армии, 51-й стрелковой дивизии, усиленной Латышской советской стрелковой дивизией, начали отход. 11-го 30-я стрелковая дивизия красных прорвала Чонгарские укрепления, овладела станцией Таганаш (Соленое Озеро) и взяла курс на Джанкой. Этот день и стал переломным в ходе боев. 9-я стрелковая дивизия красных переправились через Генический пролив¹¹⁸. Продвигаться по Арабатской стрелке оказалось невозможно из-за корабельного огня противника.

10 ноября с целью дезорганизации тылов Врангеля западнее Судака судно-истребитель МИ № 17, вышедшее из Новороссийска, высадило группу во главе с известным впоследствии полярником И.Д. Папаниным, включавшую будущего драматурга В.В. Вишневского, которая двинулась к Алуште, разоружая отступавших врангелевцев¹¹⁹.

Тем временем 10 ноября в Симферополе власть взял в свои руки ревком во главе с членом областного комитета РКП(б)

В.С. Васильевым. Ревкомы возникают и в других городах Крыма. 11 ноября партизаны А.В. Мокроусова занимают Карасубазар. 13 ноября части 2-й Конной армии Ф.К. Миронова вошли в Симферополь.

Врангелевцы отступали в полном порядке, почти без контакта с противником. Сорвать эвакуацию не удалось. 11 ноября началась погрузка на корабли. Де Мартель выразил согласие принять всех оставляющих Крым под покровительство Франции. Для покрытия расходов французское правительство брало в залог российские корабли. Никто не мешал эвакуации.

Отплывало все, что могло плыть. Это было невероятно рискованное предприятие. Малейшее волнение и... Но море было спокойным.

Утром 14 ноября Главнокомандующий объехал на катере суда в Севастополе. Сошел на берег. Выступил перед группой юнкеров: «Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга»¹²⁰. В 2 часа 40 минут, видя, что погрузились все, Врангель взошел на катер и направился к крейсеру «Генерал Корнилов».

В Евпатории эвакуация прошла нормально. Врангель объехал Ялту, Феодосию, Керчь, чтобы лично проследить за погрузкой. Около четырех последний транспорт — «Россия» — покинул Керчь.

На 126 судах было вывезено 145 693 человека, не считая команд. За исключением погибшего миноносца «Живой», все корабли прибыли в Константинополь¹²¹.

Было эвакуировано: до 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров, 4—5 тысяч солдат регулярных частей, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыловых частей, 10 тысяч юнкеров и до 60 тысяч гражданских лиц, в большинстве своем семей офицеров и чиновников¹²².

За время боевых действий — 28 октября — 16 ноября — войска Южного фронта взяли в плен 52,1 тысячи солдат и офицеров Русской армии¹²³.

В ночь с 13 на 14 ноября части Латышской советской дивизии заняли Евпаторию. 14 ноября части 4-й армии — 3-й конный корпус и 30-я стрелковая дивизия — вступили в Феодосию, 15-го авангарды 6-й армии — в Севастополь, 16-го 3-й конный корпус — в Керчь, 17-го 52-я стрелковая дивизия — в Ялту.

Итак, врангелевский эксперимент принудительно завершен. Трудно судить, каковы могли бы быть его результаты, продолжаясь он далее и не на столь ограниченной в размерах и ресурсах территории.

Начинался «пир победителей»...

Примечания

1. Крымский Вестник. — 1920. — 29 марта (11 апр.).

2. Оболенский В.А. Крым при Врангеле // Деникин, Юденич, Врангель: революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. — М., 1991. — С. 380—381.

3. Там же. — С. 391.

4. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 65.

5. Крымский Вестник. — 1920. — 14 (27) апр.

6. Савич Н.В. Воспоминания. — СПб. — Дюссельдорф, 1993. — С. 397.

7. Крестьянников В.В. Органы контрразведки белой армии в Крыму. — С. 152.

8. Оболенский В.А. Крым при Врангеле. — С. 382, 383.

9. Крымский Вестник. — 1920. — 15 (28) авг.

10. Зарубин В.Г. Об аресте О.Э. Мандельштама в Крыму в 1920 г. // Евреи Крыма: очерки истории. — М.; Иерусалим, 1997. — С. 86—89; Зарубин В.Г. Арест поэта О.Э. Мандельштама в Феодосии (1920) // Историческое наследие Крыма. — 2007. — № 19. — С. 147—150; Зарубин В. Арест Осипа Мандельштама в Феодосии в 1920 г. // «Сохрани мою речь...». Записки Мандельштамовского общества. Вып. 4 (Ч. 1). — М., 2008. — С. 133—142.

11. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 141.

12. Крымский Вестник. — 23 авг. (5 сент.); 19 сент. (2 окт.).

13. Там же. — 25 апр. (8 мая).

14. Там же. — 13 (26) авг.

15. Зимина В.Д. Белое дело взбунтовавшейся России: Политические режимы Гражданской войны. 1917—1920 гг. — М., 2006. — С. 216.

16. Громов С.Е. Указ. соч. — С. 61—62.

17. Накатов И. Отмена цензуры // Крымский Вестник. — 1920. — 27 марта (9 апр.).

18. Раковский Г. Конец белых // Деникин, Юденич, Врангель: революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. — С. 441.

19. Вернадский Г. Крым: воспоминания // Крымский архив. — 1994. — № 1. — С. 39.

20. Маслов Д. Печать при Врангеле // Антанта и Врангель: сб. статей. — М. — Пг., 1923. — Вып. 1. — С. 184.

21. Али Э. Татарская жизнь // Крымский Вестник. — 1920. — 26 сент. (9 окт.).

22. Айвазов А.С. Указ. соч. // Восточный Свет — 2005. — № 4. — С. 31.

23. Громов С.Е. Указ. соч. — С. 57.

24. Зарубин В.Г., Зарубин А.Г. Периодические издания Крыма (март 1917 — ноябрь 1920) // Крымский архив. — 2001. — № 7. — С. 267—288; Филимонов С.Б. К вопросу о составе и содержании периодических изданий Крыма 1917—1920 годов // Там же. — 2002. — № 8. — С. 257—259.

25. Григорьев (Генкер). Татарский вопрос в Крыму // Антанта и Врангель: сб. статей. — С. 234.

26. Мусульманский съезд // Последние Новости (Париж). — 1920. — 8 июля.

27. Айвазов А.С. Указ. соч. — С. 35.

28. Григорьев (Генкер). Указ. соч. — С. 234.

29. Исхаков С.М. Мусульманская политика П.Н. Врангеля // Крым. Врангель. 1920 год / сост. С.М. Исхаков. — М., 2006. — С. 189.

30. Крымский Вестник. — 1920. — 5 (18) июля.

31. Айвазов А.С. Указ. соч. — С. 36.

32. Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920 г.: материалы и док. — М., 1990. — С. 197.

33. Григорьев (Генкер). Указ. соч. — С. 237; Крымский Вестник. — 1920. — 3 (16) сен.; 7 (20) окт., 29 окт. (11 нояб.).

34. Купченко В.П. Труды и дни Максимилиана Волошина. — С. 98.

35. ГААРК — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 258. — Л. 2—3.

36. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. — Ч. II. — С. 87, 204, 297; Загородских Ф.С. Подпольная большевистская организация — вдохновитель и организатор борьбы трудящихся Крыма против интервентов и белогвардейцев (июнь 1919 г. — ноябрь 1920 г.) // Борьба большевиков за власть Советов в Крыму: сб. статей. — С. 215.

37. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 220.

38. Оболенский В.А. Крым при Врангеле. — С. 386.

39. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 353.

40. Лаптев Ю.Н. Революция и гражданская война (1917—1920 гг.) в судьбе немецкого населения Крыма. — С. 84—85.

41. Карпенко С. Врангель в Крыму: «левая политика правыми руками» / Свободная мысль (Москва). — 1993. — № 15. — С. 107.

42. Ленин В.И. Примечания // Полн. собр. соч. — М., 1975. — Т. 51. — С. 424.

43. Ленин В.И. Л.Д. Троцкому // Там же. — С. 191.

44. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 137.

45. Росс Н.Г. Врангель в Крыму. — Франкфурт-на-Майне, 1982. — С. 71.

46. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 330.

47. Там же. — С. 142.

48. Крымский Вестник. — 1920. — 29 сент. (12 окт.).

49. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 161.

50. Там же. — С. 219.

51. Там же. — С. 266—267.

52. Цит. по: Слащов-Крымский Я.А. Указ. соч. — С. 195.

53. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 175—177.

54. Карпенко С.В. Врангель в Крыму: государственность и финансы // Крым. Врангель. 1920 год. — С. 87.

55. Оболенский В.А. Крым при Врангеле. — С. 380.

56. Там же. — С. 348.

57. Корновенко С. Соціально-економічне становище населення Півдня України, Криму в 1920 р. та програма П. Врангеля із реорганізації поземельних відносин на селі // Гуржіївські історичні читання: (зб. наук. праць) / гол. ред. В. А. Смолій, А. І. Кузьмінський. — Черкаси, 2007. — С. 332.

58. Калягин А.В. Аграрная реформа П.Н. Врангеля: (к вопросу отношения крестьянства) // Крым. Врангель. 1920 год. — С. 105—106.

59. Зимина В.Д. Указ. соч. — С. 206.

60. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 454.

61. Зарубін В.Г. «Друге видання» Столипінської аграрної реформи П. М. Врангелем(1920 р.) // Український селянин: зб. наук. праць / за ред. А. Г. Морозова. — Черкаси, 2006. — Вип. 10. — С. 301.

62. Крымский Вестник. — 1920. — 24 сент. (7 окт.).

63. Оболенский В.А. Крым при Врангеле. — С. 389.

64. Зимина В.Д. Указ. соч. — С. 207.

65. Цветков В. «Власть советов» в белой Таврии: (крестьянское самоуправление в реализации земельной реформы правительства Юга России 1920 г.) // Посев (Москва). — 1997. — № 2. — С. 52.

66. Шафир Я. Экономическая политика белых // Антанта и Врангель: сб. статей. — С. 101.

67. Кружко Л.П. История возникновения железнодорожной ветки Джанкой—Херсон // Крымский музей. 1994—1995 — № 1. — С. 71.

68. Владимирский М.В. М.В. Бернацкий — министр финансов в правительствах Керенского, Деникина, Врангеля // Отечественная история — 2007. — № 1. — С. 165—169.

69. Карпенко С.В. Врангель в Крыму: государственность и финансы // Крым. Врангель. 1920 год. — С. 93—97.

70. Крымский Вестник. — 1920. — 3 (16) окт.

71. Шафир Я. Указ. соч. — С. 107—109.

72. Бунегин М.Ф. Указ. соч. — С. 305.

73. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 341—342.

74. Карпенко С.В. Крах последнего белого диктатора. — М., 1990. — С. 35.

75. Бунегин М.Ф. Указ. соч. — С. 306—307.

76. Карпенко С.В. Врангель в Крыму: государственность и финансы. — С. 89.

77. Шафир Я. Указ. соч. — С. 114.

78. Оболенский В.А. Крым при Врангеле. — С. 396.

79. Крымский Вестник. — 1920. — 9 (22) окт.

80. Шафир Я. Указ. соч. — С. 119.

81. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 109.

82. Бунегин М.Ф. Указ. соч. — С. 302—303; Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. — Ч. II. — С. 230; Росс Н.Г. Указ. соч. — С. 208—209, 103; Шафир Я. Указ. соч. — С. 230—231.

83. Карпенко С.В. Врангель в Крыму: государственность и финансы. — С. 85.

84. Лавров В.В., Бобков В.В. К истории становления высшего образования в Крыму (1918—1920 гг.) // Крымский архив. — 2007 — № 10. — С. 34—46.

85. Еремеева А.Н. «Под рокот гражданских бурь...»: (художественная жизнь Юга России в 1917—1920 годах). — СПб., 1998. — С. 121—233.

86. Крымский Вестник. — 1920. — 7 (20) окт.

87. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 213—214.

88. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 319.

89. Акулов М.Р., Петров В.П. 16 ноября 1920. — М., 1989. — С. 54—55.

90. Росс Н.Г. Указ. соч. — С. 83.

91. На эту тему см.: Зарубин А.Г. Украинский вопрос при П.Н. Врангеле (по материалам крымской печати 1920 г.) // Проблемы политической истории Крыма: итоги и перспективы: науч. — практ. конф. Материалы. Симферополь, 24—25 мая 1996 г. — Симферополь, 1996. — С. 40—42; Зарубин А.Г. К вопросу о крымско-украинских отношениях периода гражданской войны // Клио: журнал для ученых. — 1998. — № 2 (5). — С. 217—218.

92. Крымский Вестник. — 1920. — 18 (31) авг.

93. Там же. — 1920. — 11 (24) сент.

94. Там же. — 1920. — 11 (24) сент.

95. Там же. — 23 сент. (6 окт.).

96. Там же. — 29 окт. (11 нояб.); Росс Н.Г. Указ. соч. — С. 252—253.

97. Мальгин А.В., Кравцова Л.П. Культура Крыма при Врангеле // Крым. Врангель. 1920 год. — С. 128.

98. Крымский Вестник. — 1920. — 16 (29) сент.

99. Там же. — 24 сент. (7 окт.).

100. Там же. — 3 (16) окт.; 6 (19) окт.

101. Гражданская война в СССР: в 2-х т. / под общ. ред. Азовцева Н.Н. — М., 1986. — Т. 2. — С. 307.

102. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 402, 403.

103. ГААРК. — Ф. П-150. — Оп. 1. — Д. 54. — Л. 53.

104. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 308.

105. Бабахан Н. Крымская Повстанческая (Зеленая) армия // Революция в Крыму. [Симферополь]. — 1924. — № 2. — С. 15.

106. Мокроусов А.В. В горах Крыма: записки о красно-партизанском движении в врангелевском тылу. — [Симферополь], 1940. — С. 78—79.

107. Ремпель Л.И. Архив крымских повстанцев («зеленых») // Крым (Москва; Ленинград). — 1929. — № 1 (9). — С. 191—192.

108. Брошеван В.М. Коммунисты — организаторы вооруженных завоеваний социалистической революции в Крыму (1918—1920 гг.): диссертация на соискание учен. степени кандидата ист. наук. — К., 1985. — С. 31.

109. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 420—422.

110. Цит. по: Слащов-Крымский Я.А. Указ. соч. (Предисловие А.Г. Кавтарадзе). — С. 18.

111. Цит. по: Ленин В.И. Примечания // Полн. собр. соч. — М., 1975. — Т. 51. — С. 452.

112. Цит по: Ольдерогге В. Краткий перечень боевых действий // Разгром Врангеля. — Харьков, 1920. — С. 42.

113. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 422.

114. Ленин В.И. Телеграмма Реввоенсовету Южного фронта // Полн. собр. соч. — М., 1975. — Т. 52. — С. 6.

115. Какурин Н.Е., Вацетис И.И. Гражданская война. 1918—1921 / под ред. А.С. Бубнова, С.С. Каменева, М.Н. Тухачевского и др. — СПб., 2002. — С. 614—615.

116. Тимощук А.В. Анархо-коммунистические формирования Н. Махно (сентябрь 1917 — август 1921 г.). — Симферополь, 1921. — С. 124—125.

117. Гражданская война в СССР. — Т. 2. — С. 317.

118. Триандафилов В.К. Ликвидация Врангеля // Крымский архив. — 2001. — № 7. — С. 93—95; Какурин Н.Е., Вацетис И.И. Гражданская война. 1918—1921. — С. 644—648.

119. Папанин И. Через море на помощь бойцам Перекопа // Перекоп: сб. воспоминаний / ред. О. Шекун. — М.; Л., 1941. — С. 82—93; Папанин И.Д. Лед и пламень. — М., 1977. — С. 39—61.

120. Врангель П.Н. Указ. соч. — Ч. II. — С. 430.

121. Там же. — С. 435.

122. Ипполитов С.С., Карпенко С.В., Пивовар Е.И. Российская эмиграция в Константинополе в начале 1920-х годов: (численность, материальное положение, репатриация) // Отечественная история. — 1993. — № 5. — С. 78.

123. Гражданская война в СССР. — Т. 2. — С. 317.