Массандровский мемориал

Познакомившись с чудесным дворцом и заводом, не торопитесь покинуть Массандру, романтический уголок южнобережья, — здесь есть что посмотреть. Пройдите вниз, и вы окажетесь в массандровском парке, заложенном в первой половине XIX века. Как и прежде, он красив в любое время года. Одна из дорожек парка приведет вас к старинному кладбищу, расположенному на холме. В 1837 году здесь была построена церковь Иоанна Златоуста по проекту одесского архитектора Георгия Ивановича Торричелли.

Храм Святителя Иоанна Златоуста, первый собор на Южном берегу Крыма, был заказан генерал-губернатором Новороссийского края и Тавриды графом М.С. Воронцовым. Архитектор Торричелли, итальянец по происхождению, был выбран Воронцовым для строительства храма в Ялте не случайно. С изящным вкусом и необыкновенным дарованием Торричелли создавал проекты не только частных домов, в которых преобладал итальянский стиль, но и церквей. Созданные им проекты церквей отличались романтичностью, господствовавшей в архитектуре тех лет.

Массандра. Храм Святителя Иоанна Златоуста (с открытки начала XX в.)

Строительством православного храма Святителя Иоанна Златоуста в Ялте руководил уже упоминавшийся нами талантливый архитектор К.И. Эшлиман, который удачно воплотил замысел Торричелли в жизнь.

Храм, расположенный на Поликуровском холме и видимый практически из любой точки города, стал свидетелем зарождения и развития Ялты. 16 сентября 1837 г. в присутствии Августейшей четы — Императора Николая I и Императрицы Александры Федоровны, собор, небесным покровителем которого является святитель Иоанн Златоуст, учитель Вселенной, светильник мира, был торжественно освящен. А на следующий день Ялта получила статус города.

Император Николай Павлович прибыл в тот год в Крым с Августейшим семейством. Царская семья разместилась в Алупке у графа Михаила Семеновича Воронцова. Очевидцы вспоминают, что все дни пребывания в Крыму Император был не в духе. Ко всему прочему, его расстроил неудачный смотр одного полка, только что прибывшего с Кавказа, которым управлял генерал Муравьев. Смотр проходил на площадке над шоссейной дорогой, идущей в Мисхор.

Солдаты имели измученный вид, пришли в ободранных и запыленных мундирах, к тому же неудачно выполнили команду Императора. Государь, бледный от раздражения, с плеткой в руках, вплотную подъехал к сконфуженному в конец командиру полка генералу Абентроту и гневно сказал ему: «Генерал, если через месяц твой полк не примет надлежащий вид, я отдам тебя под суд!»

Сказав это, он круто повернул коня и поскакал в Ялту, за ним последовала свита. В Ялте Николай I в клочки порвал все представления генерал-губернатора о наградах подчиненных ему лиц и некоторые другие бумаги, тогда же повелел обратить Ялту в город, очертил на карте его границы и утвердил составленный Эшлиманом план города.

Так появился маленький, тихий южный городок, ютившийся тогда на пригорке вокруг старого собора.

В годы Великой Отечественной войны храм сгорел, уцелела только колокольня. К счастью верующих, а также жителей и гостей Ялты, в 1996 г. храм был восстановлен по архивным эскизам Г. Торричелли. Стоящая рядом изящная колокольня-звонница, по высоте значительно превосходящая саму церковь, напоминает о местоположении мемориала, который был создан по проекту архитектора А.Н. Золотова на старом массандровском кладбище. На нем сохранились могилы известных людей, которые с надеждой на выздоровление приезжали на юг, в Крым, но, к сожалению, даже теплый климат южного берега не всегда и не всем мог помочь.

На этом кладбище сохранилась могила первого архитектора Южного берега Крыма, Карла Ивановича Эшлимана, умершего в 1893 г. На памятнике надпись: «Здесь покоится наш незабвенный отец».

Памятник архитектору Карлу Ивановичу Эшлиману

Швейцарец по происхождению, Карл Иванович многие годы работал в Ялте, осуществляя руководство застройкой города. Ялта в те годы была небольшой, располагалась на южных нижних склонах Поликуровского холма. Восточная окраина современной Ялты называется сейчас Старым городом.

В тени деревьев старинного кладбища находится могила Владимира Николаевича Дмитриева, врача-климатолога, сыгравшего большую роль в развитии отечественной медицинской науки и Южного берега Крыма как курорта. Он стал пионером виноградолечения в России и впервые в Европе организовал производство кефира в лечебных целях. Его книга о кефире была переведена на французский, итальянский, немецкие языки, после чего кефир стал признанным лечебным средством не только в России, но и в странах Западной Европы. Интересно, что кефир в конце XIX — начале XX века в Ялте продавался в аптеках — так же, как кумыс и минеральная вода. Кефир готовили татары, и заказывать его нужно было заранее.

Дмитриеву принадлежит первая в России разработка научных принципов аэротерапии. Избавившись в Крыму от изнурительной болезни легких, Владимир Николаевич первым выдвинул идею использования горного туризма в оздоровительных целях. Его книга о климатических условиях ЮБК, вышедшая в свет в 1890 г. получила большую известность.

Измученные страшной болезнью — чахоткой, с последней надеждой приезжали больные к солнцу и морю и порой обретали здесь свой последний приют.

Евгения Константиновна Мравина

В 1914 году, в возрасте 50 лет умерла в Ялте в полном одиночестве Евгения Константиновна Мравина, знаменитая оперная певица, колоратурное сопрано Мариинского театра, умерла, быть может, и не предполагая, что ее имя навсегда будет связано с лучшими страницами истории русского оперного искусства.

Когда-то Петербург боготворил певицу, ее засыпали подарками, цветами, письмами. Попасть в театр на спектакли с ее участием стоило большого труда, на них присутствовал весь цвет столицы, но особый интерес исходил от демократической части публики и студенческой галерки, горячо любившей певицу. Благодаря исключительной выносливости и упорству, Мравиной удавалось готовить до пяти — шести новых партий за сезон.

Русские композиторы перед премьерами своих новых опер просили дирекцию театров поручить певице партии для колоратурного или лирического сопрано. А. Рубинштейн был очень доволен ее исполнением Тамары в «Демоне», П.И. Чайковский, сочиняя «Пиковую даму», планировал партию Лизы для Мравиной, а Римский-Корсаков, заканчивая оперу «Ночь перед Рождеством», имел в виду певицу для партии Оксаны.

За рубежом в театрах и концертных залах Англии, Франции, Бельгии, Германии и других странах Мравина выступала с таким же огромным успехом, как и в России. Свои концерты она неизменно заканчивала «Колыбельной» П.И. Чайковского. В Берлине ей предлагали длительный ангажемент, но Мравина предпочитала выступать на родине. В одной из гастрольных поездок по Сибири артистка заразилась черной оспой. Поправившись, она уехала в Крым, где и поселилась навсегда. К сожалению, осложнения после страшной болезни давали о себе знать.

В марте 1913 года ее навестил в Ялте дальний родственник поэт Игорь Северянин. Знаменитая певица умирала от туберкулеза желудка. Этот эпизод описан у Северянина трижды: в прозаических воспоминаниях, мемуарной поэме и в небольшом стихотворении «У Е.К. Мравиной», которое он написал сразу после их встречи.

В прозаических воспоминаниях «Трагический соловей» Игорь Северянин написал в 1930 г.: «Остановились мы в гостинице «Россия». На доске в вестибюле я прочитал: «Мравина». Я совсем позабыл, что она живет в Ялте. Приведя себя в порядок после пыльного автомобильного пробега из Севастополя, я постучал в дверь ее номера. «Войдите!» — послышался знакомый голос. Еле владея собой от нахлынувших на меня воспоминаний, чувствующий всегда неизъяснимую нежность при звуке ее любимого с детства голоса, я вошел в комнату, сплошь залитую солнцем. Навстречу мне поднялась с кресла совершенно согбенная старуха и, опираясь на палку, сделала ко мне несколько шагов. Какая-то выблекшая улыбка грустно тронула уголки ее увядших, когда-то таких очаровательных губ. Но это подобье улыбки было бессильно согнать муку, уже годы медленно овладевающую ее неукоснительно разрушающимся лицом.

«Ничего от Мравиной — тень тени», — мелькнуло невольно у меня в голове. Да, если на своем прощальном концерте она была только своею тенью, теперь передо мною колебалась уже тень тени...

Она обрадовалась, угощала чаем; много расспрашивала о моих успехах, вспомнила умершую от менингита... сестру Зою, вспомнила ее нежно и сердечно, всплакнула о ней, и может быть... о себе. Окно комнаты было распахнуто на море. Стоял дивный вечерний крымский день. Я задумчиво смотрел на бескрайние морские южные дали, вполголоса читал стихи, с еле сдерживаемыми слезами вглядывался в изуродованное болезнью, но все еще обворожительно привлекательное лицо «нашей Жени» и знал, наверняка знал, что никогда уже, никогда-никогда я не буду с нею разговаривать ни по-русски, ни на одном из человеческих здешних, земных, даже в самой радости опечаленных — языков...»

И так сложилось в жизни актрисы, что «она сначала такая счастливая, окончила дни очень несчастной». Николай Рубцов посвятил ей такие строки:

И сдержанный говор печален
На темном печальном крыльце,
Все было весельем вначале,
Все стало печальным в конце.

Последние годы жизни провел в Ялте и писатель-драматург Сергей Александрович Найденов (Алексеев), автор известной пьесы «Дети Ванюшина». Прах его также покоится на старом ялтинском кладбище.

О, Боже мой, какой простор,
Какие блещущие дали.
Под мною звезд певучих хор,
Над мною мир, где нет печали.
Светлеет ум...
За гранью смерти нет невежд
И нет законов дикаря.
Живите полные надежд.
......................................
неугасимая заря,
Неугасимый свет повсюду.
Я жив. Я буду жить. Я буду.

Эти слова из пьесы драматурга «Неугасимый огонь«, поставленной уже после смерти автора, начертаны на его памятнике.

Тяжелобольным приехал в Ялту талантливейший и молодой художник-пейзажист Федор Васильев. Ему был только 21 год, когда на выставке Общества любителей художеств в Москве демонстрировалась его картина «Оттепель», отмеченная на конкурсе первой премией. Работая над картиной, художник был уже серьезно болен. В надежде на целебный крымский климат он приехал в Ялту. В Крыму, несмотря на болезнь, Федор продолжал заниматься любимым делом. Сначала он рисует по памяти природу средней полосы России. Так рождается его знаменитый «Мокрый луг». Постепенно его завораживает и южная природа.

Незадолго до смерти он отправляет на конкурс Общества поощрения художников свою последнюю работу «В крымских горах», получившую высшую опенку у друзей-художников. Он просил у судьбы только одного — здоровья, но ему отпущен был слишком короткий срок: всего 23 года земной жизни. А вот картинам его было даровано бессмертие.

Прах художника покоится на бывшем Иоанно-Златоустовском кладбище.

В Крым приезжали лечить не только физическое, но и душевное здоровье. Прекрасный климат, сказочная природа помогали уставшим творческим людям обрести душевное равновесие. В связи с этим вспоминается история с художником Архипом Ивановичем Куинджи, о жизни и творчестве которого напоминают многие живописные уголки Южного берега Крыма.

Как-то друзья обратили внимание на то, что с их другом происходит неладное: видно, что он болен, но лечиться отказывается, никого не хочет видеть. На все уговоры обратиться к врачу Куинджи отвечал, что если приведут к нему доктора, то он будет стрелять, и утверждал, что знает сам, что ему нужно делать. Друзья отступили.

Куинджи заказал себе в Финляндии крошечный дощатый складной домик и перевез его к себе в крымское имение, которое находилось на берегу моря в районе поселка Кикенеиз (современный курорт Понизовка).

Там художник поставил свой маленький домик и зажил в нем, отбросив все условности. Домик был настолько мал, что в нем можно было только лежать: крыша открывалась как у сундука, и Архип Иванович, ложась спать, мог наблюдать звездное небо. Если он слышал подозрительный шум, выглядывал, но, как правило, ему никто не мешал. В течение двух месяцев он купался в море и обсыхал на берегу без всяких покровов. Куинджи знал татарский язык и местные жители, считая его отшельником, иногда обращались к нему за советом.

Слава о нем разнеслась быстро, и даже татарский мулла приезжал к нему, чтобы побеседовать с мудрым человеком.

К концу второго месяца отшельнической жизни Куинджи стал скучать по своим друзьям в Петербурге. И он придумал выход из положения. Нашел в горах большие камни, на них написал имена тех, к кому в свое время чаще всего ходил в гости, например, Крамского, Ярошенко, Менделеева и других. И в те дни, когда он встречался с ними в Петербурге, он стал ходить в горы к камням. В воскресенье, например, к камню Крамского, в среду — к Менделееву.

К осени он вернулся в Петербург и с прежней энергией принялся за работу. Друзья его не узнали, он загорел, волосы выгорели и стали желтыми, но главное, он как будто вылечился от своей неизвестной болезни.

Работал художник много, иногда ему приходилось писать несколько картин на одну и ту же тему, выполняя заказы.

Одна из лучших картин знаменитого художника — «Ночь на Днепре» — висела в приемном кабинете Великого князя Константина Константиновича в Мраморном дворце. О ней Великий князь услышал от И.С. Тургенева, который очень художественно описывал последнюю, даже еще не совсем законченную картину Куинджи.

Константин Константинович решил сличить рассказ с оригиналом. С этой целью он поехал в мастерскую художника, который жил на Васильевском острове. С большим трудом Великий князь нашел мастерскую под самой крышей дома. Художник и Константин Константинович не были знакомы, и Куинджи, небольшого роста, полный, с большой белокурой головой и живыми голубыми глазами, с удивлением смотрел на молодого человека в морском мундире. Он учтиво пригласил незнакомца в свою мастерскую и поставил перед ним картину.

О своем первом впечатлении Великий князь записал в дневнике: «Я как бы замер на месте. Я видел перед собой изображение широкой реки; полный месяц освещает ее на далекое расстояние, верст на 30. Я испытывал такое ощущение, выходя на возвышенный холм, откуда вдали видна величественная река, освещающаяся луной. Захватывает дух, не можешь оторваться от ослепляющей, волшебной картины, душа тоскует. На картине Куинджи все это выражено, при виде ее чувствуешь то же, что перед настоящей рекой, блещущей ярким светом посреди ночной темноты.

Я сказал Куинджи, что покупаю его дивное произведение; я глубоко полюбил эту картину и мог бы многим для нее пожертвовать. Весь день потом, когда я закрывал глаза, мне виделась эта картина».

Очарованный картиной, Великий князь купил ее и даже взял с собой, уходя в кругосветное путешествие. Куинджи собирался возбудить процесс, считая, что его знаменитая картина в плавании может испортиться. Но до этого дело не дошло. Позднее, среди других любимых картин Великого князя «Ночь на Днепре» украшала его Мраморный дворец в Петербурге.

Иллюзия лунного света, которая так поражала современников художника, не оставляет равнодушными и сегодняшнего зрителя. К сожалению, сейчас краски Куинджи почернели в силу своих химических свойств, но это не уменьшает поэтического очарования его искусства.

Знаменитую картину «Ночь на Днепре» можно увидеть в художественных музеях трех городов. Одна из них находится в Русском музее Петербурга, вторая в Третьяковской галерее в Москве и третья картина — в художественном музее города Симферополя. Все три картины выполнены одним и тем же художником — знаменитым А.И. Куинджи. Случай уникальный.

В 1880 г. в Петербурге проходила выставка одной картины, и это событие, столь необычное, вызвало огромный интерес у жителей города. Выставку посетил и знаменитый коллекционер и меценат П.М. Третьяков. Ему настолько понравилась картина, что он попросил Куинджи написать такую же и для своей личной коллекции. Как вы догадываетесь, это была картина «Ночь на Днепре», которая уже была приобретена Великим князем Константином Константиновичем и которая перекочует позже в Русский музей. Картина, заказанная П.М. Третьяковым, находится сейчас в Москве, в Третьяковской галерее.

Понравилось полотно и известному коллекционеру и меценату В.А. Кокореву. И для него написал художник «Ночь на Днепре», которая долгие годы находилась в крымском имении Кокорева в Мухалатке. Затем она оказалась в Алупкинском дворце, а в 1953 г. была передана Симферопольскому художественному музею, где и находится в настоящее время. Творчество художника представлено в музее и другими картинами: «Сосна», «Символ дерева», «Восход луны», «Эльбрус», «Узун-таш. Крым».

Раньше эти и другие произведения находились в частных собраниях, с любовью подобранных и согретых сердцем отечественных коллекционеров. Благодаря их своеобразному провидческому дару, наши музеи располагают сегодня уникальными произведениями искусства. Увлечения, интересы, познания этих людей были на редкость многообразны. Но зачастую их имена известны только историкам, краеведам, музейным работникам. А ведь они завещали России не только картинные галереи, музеи, но и больницы, институты, храмы. Среди многих русских меценатов, имена которых неоправданно забыты, — Павел Григорьевич Шелапутин, имение которого находилось на Южном берегу Крыма.