История имения Мисхор

Последней владелицей этого дома и всего имения общей площадью 115 десятин 2215 саженей, или почти 170 га, расположенного берегу моря, была княгиня Ольга Петровна Долгорукая, которая получила его по наследству от своего брата Павла Петровича Шувалова, умершего бездетным в 1903 году.

Генерал-майору П.П. Шувалову имение, включающее дом и обширный парк, в свою очередь досталось в 1895 году от его матери Софьи Львовны Шуваловой, единственной дочери Льва Александровича Нарышкина и его жены Ольги Станиславовны, урожденной графини Потоцкой.

Многие представители этих фамилий вписали свои имена в историю России. С ними связано немало важных событий, историй и даже легенд.

На плане Москвы по сей день сохранились названия, напоминающие о знаменитом роде Нарышкиных: Нарышкинская аллея (рядом с метро станции «Динамо»), Нарышкинский проезд вблизи Пушкинской площади. Нарышкинским называется и один из бастионов Петропавловской крепости в Петербурге.

Начало рода, непрерывно продолжающегося и в наши дни, восходит к XV веку. Прародителем Нарышкиных был крымский татарин Мордка Курбат, выехавший в Москву на службу к Ивану III Васильевичу.

Герб дворян Нарышкиных

Русские его величали Нарыш, уменьшительно Нарышко. Служил он у Великого князя окольничим. Его потомки, находясь на русской службе наместниками, воеводами, за свои заслуги жалованы были вотчинами и другими почестями.

Судьба Нарышкиных резко изменилась при царе Алексее Михайловиче, когда он женился на дочери стольника, Наталье Кирилловне Нарышкиной. Она стала царицею и матерью величайшего из наших царей — Петра I. С этого времени род Нарышкиных становится одним из самых именитых в России.

Один из представителей этого рода хозяин имения в Мисхоре граф Лев Александрович Нарышкин воспитывался в пансионе аббата Николая и в 14 лет был пожалован в камергеры. Восемнадцатилетним юношей он был зачислен в лейб-гвардии Преображенский полк и в 1806 получил боевое крещение в Пултусском сражении с французами.

В годы Отечественной войны 1812 года молодой офицер отличился в боях под Смоленском, на Бородинском поле был ранен в голову. Когда русские войска, преследуя отступающего из России неприятеля, вошли в Европу, Лев Нарышкин принимал участие и в решающем сражении — «Битве народов» под Лейпцигом.

Во Франции он состоял при корпусе графа М.С. Воронцова, с которым был не только в родственных, но издавна и в приятельских отношениях. В Россию он вернулся уже в звании генерал-лейтенанта, но вскоре вышел в отставку.

Живя в Крыму, в Мисхоре, Лев Александрович написал воспоминания о войне 1812 года, позднее они вошли в книгу В. Харкевича «1812 год в дневниках, письмах и воспоминаниях современников».

В отставке Нарышкин пробыл без малого 20 лет и лишь в 1843 году вновь вступил на службу, будучи пожалован в свиту Его Величества. В звании генерал-лейтенанта он состоял Членом Военного Совета, Членом Государственного Комитета Коннозаводства. Умер Лев Александрович в Неаполе, похоронен в Александро-Невской Лавре.

В 1823 году Лев Александрович женился на известной красавице графине Ольге Станиславовне Потоцкой. Служил он тогда в Одессе, там 1 ноября 1823 года и состоялась их свадьба.

Графиня Ольга Станиславовна Нарышкина

В 20—30 годы XIX века в Одессе, основанной в 1795 году на месте турецкой крепости Хаджибей, жил генерал-губернатор Новороссийского края граф М.С. Воронцов. В те годы город украшало избранное аристократическое общество. Интересно отметить, что со времен Воронцова и в Одессе, и в Крыму господствующим был русский язык, на нем говорила вся знатная чиновная свита, прибывшая с Воронцовым. Действительно, в этом разнородном, многонациональном крае, чтобы понять друг друга, необходимо было говорить на одном языке, — таким и был русский. Впрочем, образованная публика могла говорить на нескольких языках и не чувствовала никаких языковых барьеров. Например, в гостях у Бларамбергов разговор свободно мог идти на шести языках.

Жизнь в Одессе в те годы была довольно однообразной. Пожалуй, единственным местом, в котором могли собираться жители города, был итальянский театр.

Основным развлечением для чиновников, помещиков, служащих, отставных и их жен были приемы в доме графини Воронцовой и других представителей высшего общества. Известный своим гостеприимством, устраивал блестящие приемы в своем изящном доме и Лев Александрович Нарышкин. На них царила его жена, красавица Ольга Станиславовна.

Она очень любила наряды, постоянно меняла богатые костюмы и с большим воодушевлением поддерживала разговоры о цвете, рисунке материи, длине и покрое платья.

Графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова

В те годы были очень модны блонды — шелковые кружева золотистого цвета, появившиеся в XVIII веке во Франции. Стоившие очень дорого, блонды полюбились русским дамам, и они с удовольствием украшали ими самые нарядные платья и головные уборы. Шелковый блеск кружев, их затейливый рисунок придавали нарядам особенную воздушность.

В особо торжественных случаях: на балах, в театре — дамы надевали тюрбан, ставший популярным благодаря французской писательнице Жермене де Сталь, вынужденной бежать из наполеоновской Франции. Журнал «Московский телеграф» в 20—30 годы XIX века предлагал модницам самые разные формы тюрбанов, богато декорированных перьями, цветами и украшениями.

Прически светских дам были самые разнообразные. В те времена они не следовали общей моде, а каждая придумывала моду для себя. И если красавица Нарышкина делала себе прическу а ля Шарлотта Кордэ, то никто уже не подражал ей. Корабли, букеты, гнезда, птицы, выполненные из разнообразных материалов, украшали волосы дам высшего света.

Участником великосветских обедов и балов в доме графини Воронцовой или ее подруги Ольги Нарышкиной был Ф.Ф. Вигель, приехавший в Одессу по делам службы. Об Ольге Потоцкой он писал так: «Красота ее была во всем блеске, но в ней не было ничего девственного, трогательного; я подивился, но не восхитился ею. Она была довольно молчалива, не горда, но и невнимательна с теми, к кому не имела нужды, не столько задумчива, как рассеянна, и в самой первой молодости казалась уже вооруженною большою опытностью. Все было разочтено, и стрелы кокетства берегла она для поражения сильных».

Вигель имел в виду близкие отношения Ольги Нарышкиной с М.С. Воронцовым. О «соблазнительной связи» Воронцова с сестрой его жены О. Нарышкиной говорит и Пушкин в своем «Дневнике» под 8 апреля 1834года.

Но не граф М.С. Воронцов стал на многие годы сердечной привязанностью красавицы, а муж ее родной сестры Софьи. Павел Дмитриевич Киселев, блестящий представитель гвардейской молодежи.

Граф Павел Дмитриевич Киселев

Происходил Киселев из древнего дворянского рода, родился в Москве, на Тверской улице. На его нравственное воспитание сильное влияние оказала мать, Прасковья Петровна, урожденная княжна Урусова, отличавшаяся умом и добрым характером. Друзьями дома семьи Киселевых были историк Н.М. Карамзин, князь А.Н. Голицын, будущий декабрист С.Г. Волконский.

В годы нашествия Наполеона молодой поручик смело и отважно сражался под Смоленском, а во время Бородинского сражения, заменив погибших старших офицеров, некоторое время командовал эскадроном, за что получил орден Св. Анны 3 степени. В течение всей войны Павел Киселев был адъютантом графа М.А. Милорадовича, и эта служба стала причиной его возвышения, дав ему возможность стать известным Императору Александру I.

Милорадович, как известно, тяготился не только письменной отчетностью, но и подробным словесным докладом. В его штабе только Киселев оказался способным толково докладывать Императору, всегда остававшемуся довольным докладом Киселева. В 29 лет Павел Дмитриевич был произведен в генерал-майоры с назначением состоять при особе Его Императорского Величества.

Декабрьское восстание застало Киселева на высших командных позициях, он был начальником штаба Второй армии. Зная о существовании Тайного общества, он предупреждал своего друга князя С.Г. Волконского об опасностях, которые ожидают его членов. Сам Киселев сделал свой выбор, и сегодня его имя сохранилось разве что в исторических справочниках и воспоминаниях современников.

Высокую оценку П.Д. Киселеву дал даже А.С. Пушкин, писавший, что «...он, может, самый замечательный из наших государственных деятелей». Ценил Киселева и Николай I, наградив его титулом графа. Это действительно был один из наиболее талантливых и проницательных деятелей 40-х годов XIX в.

Всегда поддерживавший законность, «единое, прочное основание всякого порядка», Павел Дмитриевич в течение 20 лет возглавлял министерство Государственных имуществ. В эти годы он работал над проектом отмены крепостного права.

Графу М.С. Воронцову П.Д. Киселев писал: «Никогда не было речи об абсолютном освобождении, а только единственно о регуляризации крепостного права с целью отнять у дурных помещиков возможность злоупотреблять своими правами, случайно введенными в свод наших законов и несогласных со справедливостью. Я могу сказать, что этого и до сих пор желаю из страха, потому что, чем более я всматриваюсь, тем более страшусь восстания крестьян, грозящего спокойствием России и существованию дворянства».

В 1856 году Александр II назначил его послом в Париж. Петр Дмитриевич ехал туда с неприятным чувством, ему тяжело было оставлять ведомство, всецело созданное его трудом, но это было не все: существовала еще одна причина, по которой с нежеланием отправлялся он в столицу Франции. В Париже его могла ожидать встреча с женой — Софьей Станиславовной, с которой он не виделся уже многие годы.

Длительного и прочного счастья, которое ожидалось в день их свадьбы, не получилось — наоборот, оно оказалось очень хрупким и недолгим. В 1822, через год после свадьбы Киселевых, в Берлине скончалась мать юной супруги Софья Константиновна Потоцкая. Ее младшая дочь оказалась в семье Павла Дмитриевича и Софьи Станиславовны. Возникшее у Павла Дмитриевича чувство к младшей сестре жены стало привязанностью на всю жизнь.

Семейная жизнь Киселевых не удалась. Рожденный в 1822 году сын Владимир умер в двухлетнем возрасте, больше детей у супругов не было. Угасли чувства, а расхождения в области их политических взглядов и убеждений становились все глубже и глубже и вносили все больше драматизма в их личные отношения. «Я не создан, чтобы в моей домашней жизни препираться о политических мнениях», — писал он в начале 30-х годов. А Софья Станиславовна объясняла причины своего политического настроения тем, что «она полька и забыть этого не может».

Временные разлуки заканчиваются полным разрывом: в начале 30 годов Софья Станиславовна покидает Россию и навсегда уезжает за границу. Она живет в Париже, Баден-Бадене, Риме, Вене, Ницце, совершает даже поездку в Палестину.

Отношения с сестрой Ольгой, фактически разрушившей ее счастье, она при этом не прекращает. Иногда приезжает в Россию, бывает и в любимом Крыму, как, например, в 1846 году, когда умер муж Ольги — Лев Александрович Нарышкин.

Его брак с Ольгой Потоцкой не был счастливым, и не потому, что Ольга любила другого. Сам Лев Александрович находился под влиянием и обаянием своей тетки — Марии Антоновны Нарышкиной (фаворитки императора Александра I), за которой, будучи в близких отношениях, следовал неизменно. Кроме того, супруги вообще мало подходили друг другу: она была кокетлива, энергична, властолюбива, он же был человеком добрым, но бесхарактерным.

Овдовев, Ольга Станиславовна поселилась в семье своей единственной дочери — графини Софьи Львовны, вышедшей замуж за П.П. Шувалова. В конце 50 годов она поехала за границу, чтобы встретиться с Павлом Дмитриевичем Киселевым.

Ольга Станиславовна Нарышкина, урожденная графиня Потоцкая, умерла в Париже 7 октября 1861 года и похоронена на кладбище Pere-Lachaise. Павел Дмитриевич посещал ее каждый день, был он у нее и за час до кончины. О чем говорили они, сохранявшие дружеские отношения в течение 40 лет, в эти последние мгновения, неизвестно. Как утверждают, «последние обращенные к нему слова ее долго не могли изгладиться из его памяти. Кончина эта очень расстроила графа».

Физические и умственные силы Павла Дмитриевича стали постепенно ослабевать, и в ноябре 1872 года он тихо скончался в Париже в возрасте восьмидесяти четырех лет. Тело его было перевезено в Москву и похоронено в Донском монастыре рядом с могилами родителей.

Через 3 года, в сентябре 1875, в своей квартире в Париже в полном одиночестве скончалась и Софья Станиславовна. Ей было тогда семьдесят четыре года. Так тихо и незаметно закончилась жизнь одной из самых красивых женщин пушкинской поры. Ее облик доносит до нас сохранившийся портрет графини, написанный известным польским художником, академиком исторической живописи Императорской академии художеств Иосифом Ивановичем Олешкевичем.

Графиня Софья Станиславовна Киселева

Находится этот небольшой по размерам (41×33 см) портрет в художественном музее города Симферополя. Известно, что портрет графини Киселевой был здесь и до Великой Отечественной войны, но как он попал в музей, неизвестно.

Можно только пофантазировать и предположить, что до революции находился он в имении в Мисхоре, принадлежавшем еще предкам графини, а после национализации судьбу этого портрета и других, украшавших частные имения, проследить трудно. Имя художника, написавшего прекрасный портрет графини Киселевой, урожденной Потоцкой, мало кому известно, поэтому напомним читателю ряд вех его творчества.

Иосиф Иванович Олешкевич родился в Минской губернии в 1777 году. Он совершенствовал свое мастерство в Дрездене, Париже и по прибытии в Петербург занялся главным образом портретной живописью.

За картину «Призрение и попечение императрицы Марии Федоровны о бедных», написанной в 1812 году, художник был удостоен звания академика исторической живописи. Известен был Олешкевич в Петербурге не только как художник, но и как человек энциклопедических знаний, избранный начальником ложи Белого Орла, щедрый благотворитель, образец милосердия.

Один из современников писал: «У нас еще не было обществ покровителя животным, а Олешкевич и словом, и делом распространил правила этих ассоциаций». С ним был знаком известный польский поэт Адам Мицкевич, посвятивший ему одно из своих стихотворений. И.И. Олешкевич и сам был писателем, но печатался немного.

Многие картины художника сейчас находятся в Польше, а также в частных коллекциях на западе. Среди лучших его работ — портреты князей Адама и Юрия Чарторыжских, пианистки и композитора Марии Шимановской, Генриха Ржевуского и другие. В Москве, в Третьяковской галерее, хранится одна из картин польского художника — портрет доктора медицины и хирурга Николая Николаевича Арендта, лечившего А.С. Пушкина после дуэли. Написан этот портрет в 1822 году.

Некоторые исследователи творчества А.С. Пушкина называют Софью Станиславовну, урожденную Потоцкую, музой, вдохновившей поэта на сочинение «Бахчисарайского фонтана». В пользу этой версии говорит многое: и польское происхождение Софьи, и собственность в Крыму, где молодая графиня могла услышать легенду о Крымском хане и его пленнице или жене, после смерти которой был установлен памятник, известный всем как фонтан слез, и возможные встречи поэта с Софьей в Крыму в 1820 году. Точных доказательств этого предположения пока нет, хотя в истории любви героев поэмы образ отвергнутой Заремы так напоминает гордую, прекрасную и тоже отвергнутую Софью. А вопрос о том, кто же был утаенной любовью поэта, о ком думал он, когда писал:

Чью тень, о други, видел я?
Скажите мне: чей образ нежный
Тогда преследовал меня
Неотразимый, неизбежный? —

остается открытым по сей день. Так же, как и вопрос, кто же была по национальности эта прекрасная пленница, — полька, черкешенка или грузинка, потеряв которую, грозный крымский хан понял, что у него тоже есть сердце!

Фонтан любви, фонтан печальный!
И я твой мрамор вопрошал:
Хвалу стране прочел я бальной;
Но о Марии ты молчал...

Сегодня Фонтан слез в ханском дворце Бахчисарая, овеянный славой чудесных стихов поэта, вызывает огромный интерес у всех, кто приезжает в Крым на отдых. С каким же непреходящим и, наверное, естественным интересом слушают известную крымскую легенду о любви и отдыхающие имения Мисхор, владелицей которого была Ольга Станиславовна Нарышкина, урожденная Потоцкая!