Как к нам пришла христианская вера

Старые боги хорошо служили князю. Он не знал поражений, и соседи исправно платили ему дань. Удача сопутствовала Владимиру не только в сражениях: житницы Киева были полны отборного зерна, купцы охотно привозили в город товары, зная, что князь не даст их в обиду.

От бабки своей Ольги Владимир унаследовал мудрость и твердость характера. Княгиня Ольга часто рассказывала ему о пращуре — Вещем Олеге, о походах его и о досадной смерти от укуса змеи. Рассказывала она также о чудесах и красоте дальних земель, о том, каким богам поклоняются люди в других землях.

Войдя в лета, князь Владимир об этих рассказах о вере не забыл. А были три веры, во всяком случае, так говорили купцы: иудейская, христианская, мусульманская. Не на лесной поляне, не под лапами темных елок молились своим богам иудеи, христиане, мусульмане. Купцы разводили руками, поднятыми в восторге, и сладко закрывали глаза, описывая великолепие цареградских церквей, стройность и звонкость минаретов Мекки и суровое величие домов, где молились иудеи в своем Иерусалиме. Князю в такие минуты собственные боги казались беспомощными и жалкими.

Из всех церквей, из всех вер Владимир выбрал самую светлую — христианскую. И все приближенные вслед князю важно кивали: надо поспешить в Царьград за верой: «Славна вера христианская, она же нарядна... в тысячу свечей, слыхал, славят Господа, так же станут и князя».

Но как сделать, чтобы и веру новую принять, а до просьб, до поклонов перед цареградскими императорами не унизиться? И задумал Владимир идти походом на город Корсунь...

Корсунь — тот же Херсонес, стоявший на территории нынешнего Севастополя. Владимир пришел с дружиною под стены Корсуня и взял его в осаду.

Не ждали, не ведали херсонесские греки такой напасти. Ничем Владимира они не обидели, торговали мирно с Киевом, с другими городами, и вот такое горе: стоит под стенами вражья дружина. Надолго ли хватит городу мужества и продовольствия? Одна надежда на Бога...

Однако город не торопился сдаваться. Пошли на приступ, как не раз уже ходили. Но приступ не удавался, хотя крови пролили немало. Князь посуровел, и молодой русич, по его приказу, крикнул осажденным, что стоять, осаждая город, они будут до победного конца. И месяц, и год, и три года! Похоронили убитых, а к вечеру разожгли поминальные костры, жарили целиком молодых бычков, баранов, отбитых тут же в селениях, окружавших Херсонес. Пахло салом, капающим на угли. Поминали бражкой медовухой, громко кричали. Князь нарочно не отошел ни на сажень от стен: пусть осажденные слышат могучие крики, а пуще того — сытный запах мяса. Пусть подумают о своей судьбе!

Потом стали сыпать землю к стене, чтоб в сражении иметь преимущество — как бы ступеньку для разбега. Но дело шло худо: наутро глядь-поглядь, а земля осела, как будто и не насыпали ее десять ночей подряд! Ломают голову: в чем дело?

А дело в том, что недаром греки слывут самым хитроумным народом. Подкопали с той, городской, стены, и все, что дружинники Владимира насыпали, уносили они внутрь крепости...

Греки хитры да голодны, русичи же упорны. А осада уже идет ни мало ни много — девятый месяц. Уже и дружина притомилась, как-никак и осень пережили под открытым небом, и зиму. А каково в городе?

И вот настал момент, когда среди осажденных нашелся человек, который не выдержал трудности осады. Грек Настас пустил в лагерь Владимира стрелу с письмом, в котором открыл главную тайну осажденных: указал, где источники питьевой воды. Русичи, найдя эти источники, перекрыли их. Оставшись без воды, осажденные вынуждены были сдаться, тем более что Владимир обещал сохранить жизнь всем жителям города.

Взяв город, Владимир отправил византийским императорам послание: «Слышал, у вас сестра в девицах, если не отдадите ее за меня, то и с вашим городом будет то же, что и с Корсунем».

Императоры после долгих разговоров и сомнений решили: «Крестись, и пошлем к гебе сестру».

А этого только Владимиру и надо. Не уронил он себя: обратился к императорам как победитель — с требованием. Вдобавок к пышной желанной вере получить еще и дружбу и родственные связи с самым, может быть, во всей земле влиятельным родом Палеологов.

...Долго ли, коротко происходили разговоры, Анну повезли в Корсунь. Крылатый корабль быстренько бежал по синему морю, Анна же сама не знала: хочется ли ей скорее закончить путешествие, раз уж такой выпал жребий? Или, напротив, хочет она продлить его? Ведь как-никак корабль — это продолжение родной земли... Здесь еще свои обычаи, а что там будет, да не в Херсонесе христианском и понятном, а в лесах Киевского княжества?

И вот наконец открылись белые, низкие, изрезанные бухтами берега. Красными коврами были убраны причал и дорога к площади. Высокие люди в блестящих на солнце шлемах и кольчугах стояли по обе стороны ковров. А впереди всех стоял тот, кто, очевидно, предназначался ей в мужья.

Русые волосы его, ровно разделенные пробором, стояли высокой шапкой. Ветер слегка шевелил кольца короткой бороды. Глаза человека смотрели настороженно. Но вот мгновение, и они раскрылись широко, в восхищении. Вобрали в себя и силуэт корабля, и блеск парчи на одеждах священнослужителей, и богатство ее свадебного наряда. А потом глаза эти под ровными, темными бровями встретились с ее взглядом — и потеплели.

И вдруг Анна поняла: главное в том, что князю понравилась ее красота. Что, кроме всего прочего, она — просто женщина, а он — просто мужчина, и быть им теперь единым целым, родить детей, править домом, делить тяготы и торжествовать вместе. И вера ее станет его верой, а она будет укреплять его в этой вере.

Вот так, по легендам и летописям, пришло к нам христианство. Крестили сначала самого Владимира, а потом уже всех остальных русичей.

Стоит с крестом в руках над Киевом на горе Владимир Красное Солнышко, а в Херсонесе на месте, где князь принимал христианство, стоит собор Святого Владимира.