Партенит
Насилу добрался я горной вершины,
Где высился некогда сказочный храм,
Воздвигнутый в славу великой богини,
Воздвигнутый Таврии гневным богам.
Я вижу далеко Судацкие горы,
Налево Яйлу и Кастель впереди,
А далее все беграничное море, —
И все потонуло в светящей дали.
Палимая солнцем, устала от зноя,
Внизу под ногами беспечная спит,
Под шум музыкальный морского прибоя
Долина, которую Дьяна хранит.
И грустная дума во мне зародилась,
Как вещее чувство, как тягостный сон:
Я вспомнил о людях, которым любилась
Краса Партенита из давних времен.
Где скифы? Где тавров воинственных внуки!
Где готы, владельцы прибрежной земли?
Как детская сказка, как праздные звуки,
Забыто их имя, исчезли следы!
Здесь был генуэзец и грек властелином,
Но оба склонились пред вражьим ярмом
И время смешало раба с господином,
И ветер их вместе развеял крылом.
И новые люди и новое племя
Пришли уповая, что каждый нашел
Отчизну надолго, — но пробило время,
И взвился над Таврией новый орел!
Что раньше было — все временем смыто,
Бесследно исчезло в тумане времен,
Все стало преданьем, все в землю зарыто —
Поэзия только почила на нем.
Недвижна одна вековая картина,
Холодный свидетель народной борьбы:
Как будто гранитная рамка осталась
От жизни кипучей, от моря страстей,
Всего, что в ней бурно и шумно вращалось,
Все сделалось прах, все наследье червей!
Одни только горы, лиловые горы,
Все так же приветно и кротко глядят:
Все манишь, долина, усталые взоры,
И всякий хотел бы тобой обладать.
* * *
О, море, безбрежное море! Как много ты дум навеваешь,
Когда в беспредельную даль я, тобой очарован, гляжу,
И мысли теснятся на ум, точно птиц перелетная стая
Спешит на вечерний покой и садится толпой на скалу.
И долго смотрю я на воду, и дума сменяется думой,
Как будто я тайну какую упорно стараюсь узнать;
Как будто в том вечном движеньи, под звук перекатного шума,
Загадку тревожной и бурной судьбы моей легче понять;
Те вечные жизни вопросы, замену надежд и сомнений,
Которые денно и нощно преследуют мысли мои.
Но море не даст им ответа, и мысли бесплодно паренье.
Я знаю, безумны желанья, и тщетны надежды мои,
И все же по-прежнему завтра искать голубого простора
На берег пустынный и бурный я с тем же вопросом приду,
И взорами жадными стану глядеть на шумящее море
И думать глубокую думу, о чем, я и сам не пойму!
* * *
Пожелтел Аю-Даг, поседели верхи
И далекие склоны высокой Яйлы.
Непогода шумит и темна, и грозна.
И последние ветер срывает листы.
Отчего этот шум, этот грустный напев?
И куда облака так бесцельно несет,
Когда в сердце моем все поет, все цветет,
И весь солнца лучом я как будто согрет?
Покажись же, взгляни сквозь туман облаков,
Солнце южной земли, лучезарным челом!
Пусть засветится жизнь среди мертвых лесов
И развеет осеннюю скуку кругом!
Бахчисарай
Бахчисарай, забытых орд столица!
Ты грустная лежишь передо мной,
Как бы раскрытая прошедшего страница.
Вокруг тебя все веет тишиной,
Все мертвых городов, все кладбищ вид убогий,
Остывшей жизни мертвые следы.
Люблю твои печальные чертоги,
Твои дремотою объятые сады,
Однообразный плеск твоих фонтанов,
На них изваянные пышные слова,
Вещающая нам про славу крымских ханов,
Про роскошь их, про мудрые дела.
Порою здесь без лести, без искусства,
Плита иная нам так много говорит
О похороненном под ней глубоком чувстве,
Что чувство каждого невольно защемит.
Бахчисарай! Кого же привлекало
Сюда увидеть твой таинственный народ.
Чей ум, фантазии богиня не смущала
Кто не стремился мыслями назад?
Явись глазам моим во блеске прежних дней
Из пепла встань, татарских орд царица!
Где вы, наездники Таврических степей?
Моим глазам как будто вереница
Воинственных теней явился длинный ряд:
Мой ум, мои мечты прошедшим все объяты
Я вижу, ожили во тьме гаремный сад
Кривые улицы и ханские палаты.
Я слышу говор, клик и шум народа,
Гудит людьми мечеть и караван-сарай,
Как будто шествует из дальнего похода
Султан назад в родной Бахчисарай.
Из Крыма
Вечер
О, море Черное, Таврическое море!
Как я люблю широкий твой простор
И волн твоих немолчный разговор.
Как я люблю, когда в безумном споре
Вослед одной разбившейся волны
Вновь наступают с новою отвагой
Седые, грозные высокие валы
И плещут об утесы Аю-Дага:
Бывало вечером, в раздумье погружен,
Смотрю, глаз не отрывая,
Как по морю неведомые стаи
Пернатых путников летят со всех сторон.
Спешат они один вослед другого
Куда-то вдаль, на отдых и покой;
Туда, где высятся средь сумрака ночного
Утесы черные над синею водой,
Летят они так быстро, торопливо
Окончен трудный день, и бури, и заботы,
И что-то манит их за далью синих вод
И гонит их полет нетерпеливый.
Яйла
Высоко поднялась угрюмая Яйла,
Старинный страж народов Крыма:
Утесов мраморных зубчатые края
Видны средь облачного дыма.
К ним труден путь: повсюду загражден
Скалами он и грудами камней, —
Хранит завистливо ряд каменных препон
Высоты горные от доступа людей.
Сокрыта в них цветущая страна.
Пестреющая горными цветами.
Где светел день, где вечная весна,
И воздух свеж под летними лучами;
Где дремлет лес, весь солнцем залитой,
Равнины горные полны благоуханья;
Где царствует везде торжественный покой,
И радость светлая, и блеск, и ликованье!
