«Сабля его — хлеб его»

Так образно охарактеризовал одного из ханов крымский историк Гюльбуни-ханан. В более широком смысле подобный афоризм можно отнести ко всему Крымскому ханству, важнейшей статьей доходов которого были военные походы с целью захвата добычи. «Источником обогащения крымцев были, прежде всего, конечно, грабительские набеги на соседние страны», — отмечал крупнейший исследователь истории ханства В.Д. Смирнов.

Причины, сделавшие набеговое хозяйство одной из ведущих отраслей экономики Крыма, были в целом те же, что и в других бедных ресурсами и земледелием частях света, которые имели относительный избыток незанятого в традиционных сферах экономики населения. «Сами татары говорили посланцам султана: «...а ведь вот есть более 100 тысяч татар, не имеющих ни земледелия, ни торговли. Если им не делать набегов, чем же они жить станут?» — пишет историк Г.А. Санин.

Как отмечал историк В.В. Каргалов: «Основой хозяйственной жизни Крыма было кочевое скотоводство, малопродуктивное и находящееся в большой зависимости от урожаев кормов. Земледелие у крымских татар было развито слабо. Крым не мог прокормить своего населения и постоянно нуждался в привозном хлебе. Современники называли Крым страной, «не сильной кормом». В неурожайные годы в Крыму начинался настоящий голод. Донесения русских послов из Крыма полны сообщений о недородах и голоде, о дороговизне, о вымирании населения, массовых падежах лошадей и скота. Выход из хозяйственных затруднений крымские феодалы искали не в развитии производительных сил страны..., а в набегах на соседние страны, в вымогании у них принудительных платежей — «даней» и «поминок». Грабительские походы были постоянным фактором в экономике Крыма». Набегам благоприятствовали: наличие конницы, которая могла быстро преодолевать значительные расстояния, а также труднодоступная для противника операционная база, куда можно укрыться с добычей.

Расцвет набегового хозяйства пришелся на XVI—XVII века, когда Крым был центром европейской работорговли. «И хотя владеют перекопские (татары) скотом, — сообщал Литвин, — все же они еще богаче чужеземными рабами-невольниками, почему и снабжают ими и другие земли...» Мусульманские законы запрещали торговлю единоверцами. Крым же находился на границе христианского мира, и просторы Восточно-Европейской равнины представляли для ханства гигантский резервуар «живого товара» из представителей гяуров (не мусульман).

Работорговле способствовали: спрос на бесплатную рабочую силу, налаженная система сбыта и морских сообщений. Имелся у Крыма и мощный покровитель этого «бизнеса», а также основной заказчик набегов — Османская империя, для которой ханство было поставщиком бесплатной рабочей силы. В основном, в сфере обслуживания (домашняя прислуга), на галерном флоте, требовавшем постоянной смены вышедших из строя гребцов, и строительных работах (сооружение крепостей, прокладка коммуникаций и др.). Так, историк С.М. Соловьев приводит пример, когда в 1646 году султан Ибрагим в связи с постройкой становых каторг (тип судна) приказал крымскому хану, чтобы тот немедленно совершил набег за невольниками, которые необходимы были для укомплектования новых каторг. Часть пленников и пленниц крымцы посылали султану в виде дани или подарков.

Крымская работорговля не была ханским изобретением. Ей ранее занимались итальянцы, жившие в Судаке и Кафе. Турция лишь отобрала у них данный промысел, придав ему иные масштабы. В нем крымцы использовались как орудие захвата или первое звено в цепи торговли невольниками. Полуостров играл роль перевалочного пункта или терминала, через который осуществлялась поставка невольников в другие страны.

В тот период работорговля была очень рентабельным занятием. Но основная прибыль доставалась не ловцам «живого товара», а торговцам — перекупщикам (по данным историка В.Е. Возгрина, каждый рейс с невольниками в Турцию приносил купцу 400—500% прибыли). Торговое дело держали в руках, как правило, турки, евреи, греки, армяне и др. За право торговли они платили дань крымскому хану и турецкому паше в Кафе, которая была центральным невольничьим рынком. «Ненасытная и беззаконная пучина, кровь нашу пьющая» — такую образную характеристику дает ей Литвин. Там могло одновременно находиться до 30 тыс. невольников, обычно из юго-восточных польских и московских земель. Пленники из польских земель, как правило, ценились несколько выше московских, так как последние считались более независимыми и склонными к побегу. Другими местами работорговли были Азов, Карасубазар, Бахчисарай, Евпатория.

Из-за крымских набегов русские невольники стали достаточно распространены в Европе и Турции. Так, историк В.И. Ламанский отмечал: «Венецианские посланники XVI века говорят, что вся прислуга Константинополя у турок и у христиан состояла из этих русских рабов и рабынь. Не было нянек и кормилиц, если крымцы долго не чинили набегов на Восточную и Западную Русь. Русские рабыни встречаются еще в разных городах Италии. С конца XVI века, в XVII и даже в XVIII столетии Венеция и Франция употребляли русских рабов на военных галерах как гребцов-колодников, вечно закованных в цепи».

Основная часть пленников отправлялась за рубеж. Но часть из них, за кого можно было ожидать выкупа, оставалась в Крыму. После 5—6 лет нахождения в ханстве невольники получали свободу. Принявшие ислам освобождались и раньше.

Невольничий элемент из славянских земель играл большую роль в жизни Крыма и Турции. Как отмечал Литвин: «все они, то есть восточные жители, с жадностью ищут себе в жены славянских пленниц. У нынешнего турецкого султана любимая его супруга, мать его первенца и наследника похищена из нашей земли. Перекопский хан Саиб-Гирей родился от христианки и женат на христианке. Все министры этих тиранов, евнухи, секретари и прочие их чиновники, их особое войско, называемое янычары — все происходят от нашей крови».

Как поставщик невольников Крым в то время был не одинок. Схожую роль на другом конце Османской империи долгое время выполняли алжирские пираты, совершавшие рейды до самой Исландии и бравшие дань с ряда крупнейших держав (Испания, Франция, Англия, Соединенные Штаты) за обязательство не грабить в течение определенного срока их торговые суда. По данным историка Роберта Дэвиса, с XVI по XIX век эти пираты захватили и продали в рабство от 1 до 1,25 млн европейцев.

Крымское ханство, по некоторым данным, перекрыло этот показатель. По подсчетам В.И. Ламанского, с XV по XVIII век Украина, Россия и Польша лишились в результате набегов от 3 до 5 млн жителей. Американский исследователь А. Фишер приводит цифру — 3 млн человек за период с 1463-го по 1779 год. Сюда не входят военные потери России (и других государств) в войнах с Крымом, которые также были значительны (особенно во время Крымских походов от жары и эпидемий). Тем не менее убыль гражданского населения существенно превосходила военные потери. Это коренным образом отличает русско-крымские столкновения от других внешних войн России XVI — начала XX столетия.

Захват пленников был не единственной статьей доходов набегового хозяйства. Регулярно ханство требовало и получало значительные суммы от соседних государств в качестве платы за ненападение или, наоборот, нападение на соперника. Основными участниками «Крымского аукциона» были главные объекты набегов — Польско-Литовское и Московское государства. Вот, к примеру, что заявлял крымский хан Сагиб-Гирей царю Ивану IV: «Король дает мне по 15 000 золотых ежегодно, а ты даешь меньше того; если по нашей мысли дашь, то мы помиримся, а не захочешь дать, захочешь заратиться — и то в твоих же руках; до сих пор был ты молод, а теперь уже в разум вошел, можешь рассудить, что тебе прибыльнее и что убыточнее».

Московским властям приходилось задабривать крымского хана подарками в материальном (одежда, утварь и т. д.) и денежном выражении. Для Крымского ханства подобный откуп (поминки) играл не только роль одного из источников дохода. Он служил также символом престижа ханов, которые через подобные отношения воспринимали себя преемниками правителей Золотой Орды. Эту откупную традицию окончательно прервал лишь Петр I.

Важную часть доходов крымцев составляли платежи за освобождение захваченных пленников. В бюджете России на это отводилась целая статья расходов, для поддержания которой собирался специальный налог — «полоняничные деньги» (1551—1679). По свидетельству подьячего Посольского приказа Г.К. Котошихина, она могла достигать 150 тыс. рублей в год. Сумма выкупа зависела от социального статуса пленника: за дворянина пропорционально его поместному окладу (сумма выкупа уменьшалась в 4 раза, если тот попал в плен не в бою), за московского стрельца — 40 рублей, за посадского человека — 20 рублей, за крестьянина — 15 рублей. Особенно ценились знатные и богатые пленники, за которых можно было получить крупные суммы. Так, Василий Грязнов — один из приближенных царя Ивана Грозного был выкуплен в 1577 году за 2 тыс. рублей. Изначально запрошенная сумма равнялась 100 тыс. рублей¹.

Необходимо отметить, что набеговое хозяйство постепенно отступало под натиском развития других отраслей экономики Крыма — земледелия, ремесел, добычи соли, кожевенного производства, табаководства, садоводства и виноградарства. С одной стороны, это происходило из-за сокращения числа набегов. С другой — благодаря политике верховной власти, которая принимала меры для перехода кочевников к оседлой жизни, наделяя их землями в Крыму. Во второй половине XVII века там началось массовое оседание на землю, что способствовало подъему сельского хозяйства. Этот процесс происходил достаточно сложно, что было обусловлено как кочевыми традициями, так и климатическими особенностями полуострова.

Несмотря на плодородие степной почвы, он оставался зоной рискованного земледелия из-за нехватки достаточного количества воды, засух, которые приводили к частым неурожаям. Отчасти по этой причине в Крыму не появилось плантационное хозяйство, использующее рабский труд. Применение невольников там, как правило, ограничивалось сферой услуг. В ханстве не имелось крупных городов — очагов развития промышленности. К концу XVIII века в его столице Бахчисарае проживало лишь 6 тыс. человек. В этой ситуации продажа пленных была важным дополнительным источником дохода.

Изменению структуры экономики Крыма и ее эффективному развитию препятствовала также установившаяся здесь система верховной власти, которая зависела от Турции. Для той же Крым был выгоден не в качестве цветущего, развитого края. Османскую империю он интересовал как сила, которую можно бросать на весы военного противоборства, а также как поставщик невольников. Подобная политика консервировала архаичные структуры и не давала сформировать основы для независимого развития.

Государственная власть зависела не только от Турции, но и от местной аристократии. Хан не мог ничего предпринять без одобрения высшего государственного органа Крымского ханства — Дивана, который составляли главы знатных и влиятельных родов. Знать влияла как на решения хана, так и на его выборы, вплоть до свержения. В том числе с помощью Турции. «Из боязни за собственное благополучие они не решаются поступать вопреки нраву беков и мурз, даже и виду в этом не показывают», — так характеризует отношения ханов и местной знати современник тех событий крымский историк Мухаммед-Гирей.

История ханства знает немало примеров соперничества Гиреев, в котором участвовала знать. Подобная нестабильность мешала выработке долговременной политики. «Постоянная и потом беспричинная смена ханов... отвадила татар от уважения к верховной власти и государственному порядку, а в самих представителях этой власти убила чувство личного достоинства», — отмечал В.Д. Смирнов. Такая ситуация была выгодна Османской империи, которую не устраивала сильная ханская власть, способная на принятие самостоятельных, независимых решений.

Набеговое хозяйство было источником благосостояния местной аристократии. В пользу беев и мурз шла десятая часть всей добычи. Их не устраивало сильное государство, которое могло ограничить привилегии знати. От нее в то же время зависела масса простых татар-скотоводов. Для них военный поход давал шанс свести концы с концами, в том числе избежать долговой кабалы. В Крымском ханстве так и не появилась широкая прослойка среднего класса, способная стать опорой государственной власти и проводимых ею прогрессивных реформ.

Масштабные военные задачи ханства не соответствовали его ресурсам, а набеговая экономика не могла серьезно обеспечить вооруженные силы. Она лишь позолотила фасад Крымского ханства, не став прочной основой для хозяйственного развития.

Примечания

1. В послании Грязному Иван IV отказывается выкупить его за 100 тыс. рублей или обменять на известного крымского полководца Дивей-Мурзу по причине несоответствия величин: «И ради приближенья твоего тысячи две рублей дадим, а до сих пор такие и по пятьдесят рублей бывали; а ста тысяч выкупа ни за кого, кроме государей, не берут... Про Дивея хоть царь и говорит, что он человек маленький, да не хочет взять за тебя ста тысяч рублей вместо Дивея: Дивей ему ста тысячи рублей дороже... у Дивея своих таких полно было, как ты, Вася... Тебе, выйдя из плена, столько не привести татар и не захватить, сколько Дивей христиан пленит. И тебя ведь на Дивея выменять не на пользу христианству — во вред христианству... Мерить такой неправильной мерой — значит не пособить христианству, а разорить христианство».