Под ярмом интервентов

Советская республика Тавриды просуществовала лишь полтора месяца.

1 мая 1918 года немецкие захватчики заняли Севастополь. Они пробыли в Крыму семь месяцев. Это был период жестокого колониального угнетения, грабежа и свирепого террора.

Большевистская организация Севастополя ушла в подполье. Несмотря на крайне тяжелые условия революционной работы, большевики настойчиво сплачивали вокруг себя трудящихся города и оставшихся матросов, мобилизуя их на борьбу против интервентов. Центральный Комитет партии послал в Крым на подпольную работу группу большевиков. В Севастополь нелегально вернулся матрос Иван Назукин.

Большевики Севастополя с помощью Союза рабочей молодежи создали партизанский отряд для действий против интервентов в горах и лесах и несколько вооруженных групп в городе. Склад оружия находился в доме № 11 по Шестаковскому спуску. В рядах подпольщиков храбро сражался с врагами севастопольский рабочий, матрос-большевик Иван Дмитриевич Папанин, в будущем дважды Герой Советского Союза.

В июне в Севастополе вспыхнула забастовка на Морском заводе и в мастерских порта. Уже на следующий день она превратилась во всеобщую и была поддержана рабочими других городов Крыма.

Большевики развернули также агитацию среди немецких солдат. Газета «Правда» сообщала о событиях в Севастополе: «За вторую половину августа в городе расстреляно более 30 иностранных матросов и солдат за распространение революционных идей»¹.

Немецкие империалисты мечтали навсегда присоединить полуостров к Германии. Немецкий министр колоний подписал с марионеточным правительством генерала Сулькевича, с участием татарских буржуазных националистов, договор о переселении в Крым 300 тысяч немцев. Однако эти планы были сорваны. Под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции в Германии в ноябре 1918 года произошла революция, свергнувшая кайзера Вильгельма, и немецкая армия вынуждена была убраться восвояси.

Уходя из Крыма, немецкие войска ограбили этот богатый край. Особенно большой ущерб был нанесен Севастополю.

Развал и поражение германской армии сорвали коварные планы американо-английских и французских империалистов, стремившихся расправиться с молодой Советской республикой с помощью немецких штыков. Теперь, когда германские захватчики вынуждены были очистить Украину и Крым, империалисты Антанты поспешили занять их место.

Не успели еще германские войска уйти из Крыма, как у Севастополя появился флот англо-французских империалистов. 23 ноября корабли новых оккупантов вошли в севастопольские бухты, в городе высадились английские, французские и греческие войска.

О том, какое большое значение придавали англо-французские империалисты установлению своего господства на Черном море, свидетельствует высказывание английской буржуазной газеты «Таймс» от 1 ноября. В передовой статье она писала: «Пока Черное и Балтийское моря закрыты для нашего флота, наша морская мощь не может оказывать влияние на будущее России. Сибирь и Мурманский полуостров — в лучшем случае неудобный черный ход, но когда британский флот находится в Черном море, — открыта парадная дверь». И дальше: «Близкое господство союзников над Черным морем прозвучит похоронным звоном владычеству большевиков в России».

Империалисты Антанты потребовали от немецких оккупантов не уходить из Крыма и Украины до тех пор, пока они не введут туда свои десанты.

Таким образом, Севастополь был передан новым интервентам, как говорится, из рук в руки. Немцы сняли свои караула с захваченных ими в Севастополе русских кораблей и передали их новым, более сильным, захватчикам.

Еще 10 ноября 1918 года кадетская газета «Ялтинский голое» опубликовала обращение интервентов «К населению юга России». В нем прямо указывалось: «...Сведения, распространяемые большевиками о том, что союзные войска, придя на юг России, будут выбивать германцев оттуда, ложны. Германцы, как и мы, здесь являются не завоевателями, а защитниками права и порядка, поэтому их и наши цели здесь сходятся...»

Совершенно ясно: их объединяло одно общее разбойничье дело подавления революционных рабочих и крестьян Советской России, показавших народам всего мира пример освобождения от капиталистического рабства.

В том же обращении интервентов говорилось: «Мы прибыли на территорию России для водворения порядка и для освобождения ее от власти большевиков... Весь нездоровый элемент России — большевики и их приспешники — объявляются вне закона; лица, скрывающие большевиков, подлежат полевому суду... Мы не признаем никаких организаций в России, кроме организаций, борющихся с большевиками: добровольческой и казачьей армий и армии Учредительного собрания»².

Как видим, империалистические хищники с циничной откровенностью говорили о своей ненависти к Советской власти, к ее руководящей и направляющей силе — партии большевиков, нагло заявляли о своей поддержке контрреволюционных деникинских банд.

Обращение «К населению юга России» наряду с представителями Англии (Невиль), Франции (Нолен), Японии (Гаяши), Италии (Санити) и других империалистических стран, участвовавших в интервенции против молодой Советской республики, подписал также представитель США Гурс.

Американские империалисты, финансировавшие весь антисоветский поход, не высадили тогда своих войск на юге Украины и в Крыму. Но американских офицеров здесь побывало немало, и военные корабли США неоднократно появлялись в Севастополе. Лаконичные сообщения об этом встречаются в сохранившихся номерах севастопольской газеты «Крымский вестник».

Стремясь захватить в свои руки такие крупнейшие стратегические позиции, как проливы Дарданеллы и Босфор, американская эскадра под командованием адмирала Бристоль обосновалась в Константинополе. Но большую часть времени американские корабли находились в Черном море, участвуя вместе с английским и французским флотами в блокаде советского побережья и ведя тщательную разведку Черноморья.

США послали на юг России большую военную миссию во главе с подполковником Риггсом — бывшим военным атташе США в Петрограде. Эта миссия была фактическим штабом интервентов на юге России и вдохновителем тех злодеяний, которые они совершили здесь. Штаб-квартира американской миссии находилась в Одессе, но ее представители объезжали весь юг России. Были они не раз и в Севастополе, Николаеве, Херсоне, на Кубани и Кавказе. При штабе Деникина, а затем Врангеля находилась постоянная американская военная миссия во главе с адмиралом Мак-Келли. Эти и другие многочисленные миссии готовили почву для широкой колонизации южных областей нашей Родины, опираясь, в частности, на Севастополь.

Для создания видимости «демократического» управления интервенты создали в Крыму «краевое правительство» во главе с феодосийским табачным фабрикантом Соломоном Крымом. Это было марионеточное, лакейское правительство, верно служившее своим хозяевам, штыками которых оно держалось.

Американо-английские и французские интервенты, как и немецкие, установили в Крыму колониальные порядки. Насилия, грабежи, разрушения, убийства творились на каждом шагу. Особенно жестокий режим интервенты установили в Севастополе. Только за первые пять месяцев их хозяйничанья здесь было зарегистрировано 1243 ареста, 1268 изнасилований и 267 расстрелов без суда и следствия. Грабежи производились всюду, открыто и организованно.

В делах Крымского областного архива сохранилась докладная записка севастопольского городского головы. Даже этот верный холоп интервентов вынужден был признать, что в результате бесцеремонного хозяйничания десанта «чрезвычайно пострадали слободки Завокзальная, Корабельная, Лагерная и другие». Жители, писал он, «обремененные в подавляющем количестве случаев большими семьями, были застигнуты событиями врасплох и вследствие этого вынуждены были покинуть свои жилища, ничего с собой не взяв. Усадьбы, оставленные без хозяйского надзора, занятые солдатами, подверглись разгрому со стороны последних»³.

Только по 146 заявлениям пострадавших городской голова определяй стоимость разграбленного интервентами имущества суммой в 518 500 рублей. А в делах были еще сотни других жалоб.

Совершенно ясно, что если так беззастенчиво интервенты грабили частную собственность, о священности и неприкосновенности которой они заявляли в своих декларациях и речах, то совсем бесцеремонно захватывали и расхищали они государственное имущество, Ценности в банках, запасы портов, заводы и фабрики, большой и малый флот.

Комендант Севастополя подполковник Труссон, захлебываясь от восторга, сообщал командованию интервентов о «колоссальных запасах в порту». «Стоимость их, — писал он, — определяется в 5 миллиардов рублей». Эти запасы были почти полностью разграблены интервентами.

В Севастополе для снабжения интервентов «краевое Правительство» имело особоуполномоченного, который проявлял всяческое усердие в обслуживании своих господ. Командованию интервентов он спешил сообщить: «Хлеб и сахар десанту союзных войск будут отпускаться по моему распоряжению беспрепятственно». Хозяева требовали больше крымского вина и самого лучшего. Особоуполномоченный лакейски хлопотал перед «правительством»: «По имеющимся у меня сведениям, у десанта запаса вина лишь на два дня... Неимение вина для них крайне ощутимо, тем более в Крыму. Озабочиваясь снабжением союзников, прошу сделать все возможное для ускорения получения мною для десанта 80 тысяч бутылок вина и выслать образцы вин национальных имений в Крыму...»⁴

В то время, как интервенты вдоволь получали хлеба, сахара, вина и всего другого, население Севастополя было обречено на полуголодное существование. Предприятия не работали. Даже на Морском заводе, где интервенты и белогвардейцы кое-как наладили ремонт паровозов и судов, было занято лишь около 100 человек. Но для оплаты труда и такого количества рабочих денег не было. В письме «краевому правительству» управляющий заводом генерал-майор Шереметев жаловался, что он не имеет «никаких денежных средств для расплаты с рабочими и служащими, даже для ежедневных выдач чернорабочим». Сетуя на то, что «современный рынок чрезвычайно беден всякого рода материалами», Шереметев заявлял: «Завод, не получая ни оборотных средств, которые при существующих ценах нужно исчислять десятками миллионов рублей, ни материалов, не сможет развить свою деятельность»⁵.

Безработица в профсоюзах Севастополя, как и всего Крыма, доходила до 80—90 процентов. Несмотря на это, большинство севастопольцев шло работать на интервентов лишь под угрозой применения оружия. В протесте севастопольского отделения профсоюза моряков и речников торгового флота говорилось: «На многих судах, стоящих в порту, силой оружия удерживают команды и под угрозой расстрела заставляют идти в море против желания».

Старые рабочие Севастополя, очевидцы кровавых злодеяний интервентов, вспоминают о тех годах с глубокой ненавистью к американо-английским и французским империалистам.

Рабочий ремонтно-механического завода Е.А. Каленчиц говорит:

«Захватив Севастополь, интервенты установили зверский колониальный режим. Массовые аресты, облавы, расстрелы следовали одно за другим.

Тяжелая была жизнь.. Кто жил тогда в Крыму, испытал много горя и несчастья. Всюду была слежка. Даже в цеху на заводе нельзя было что-нибудь сказать, потому что шпионы выдавали английской и белогвардейской контрразведкам. Людей забирали, уводили, и многих мы уже никогда не видели. Так погибло много заводских рабочих».

Бывший заводской рабочий Л.И. Ищенко рассказывает:

«Как только в Севастополе появились интервенты, они поставили нас в такое положение, что жить стало невыносимо трудно. Громко разговаривать даже нельзя было. Всякая свободная мысль подавлялась. За малейшее подозрение люди арестовывались и исчезали бесследно.

Массовые расстрелы производились за Малаховым курганом. Иногда интервенты так торопились, что даже не зарывали трупы в землю, а так, немножко присыпали землей, и из-под нее виднелись ноги, головы, руки с сжатыми» кулаками, которые как будто призывали: отомстите за нас!»

Старший мастер завода Н.С. Тишин вспоминает:

«Особенно ненавидели интервенты наших матросов. Я знаю, что в бою иностранные вояки удирали от штыка советского матроса, а здесь для них достаточно было слова «матрос», как они приходили в бешенство. Поймали они матроса-большевика Красовского. Не имея никаких данных против него, они все же придрались к нему и расстреляли.

Часто мародеры врывались в дома жителей, грабили все, что попадало под руку, тащили к себе на корабли. От повальных грабежей страдало не только гражданское население. Они ограбили все наши портовые склады, погрузили на корабли и увезли лучшие механизмы, олово, баббит и другие цветные металлы, сукна, парусину и многое другое»⁶.

Севастопольская большевистская организация в условиях тяжелого подполья неустанно вела революционную работу среди населения. Трудящиеся города, как и всего Крыма, страстно ненавидели захватчиков и были непримиримы к ним. Активно действовали против интервентов партизанские отряды и городские вооруженные группы.

В те дни «Известия» сообщали о событиях в Крыму: «В последнее время почти каждый день происходят во всех более или менее крупных городах рабочие митинга и демонстрации протеста против действий «союзников». Уже несколько недель в Севастополе, Симферополе и Евпатории действует осадное положение: введение его было вызвано участившимися случаями нападения на караулы и патрули десантного войска»⁷.

Севастопольская контрразведка с тревогой доносила Деникину в Краснодар, что выступления «против отдельных чинов добровольческой армии и союзников» становятся бытовым явлением. «Ежедневно обстреливаются патрули и здания военных учреждений... Население продолжает вооружаться, получая оружие через рабочую дружину»⁸.

Нападения на интервентов и деникинцев следовали одно за другим. 28 декабря 1918 года на вокзале белогвардейцы грузили оружие для отправки на фронт. Внезапно на охрану напали вооруженные рабочие, обезоружили ее, а затем, захватив винтовки, патроны и даже одно орудие и снаряды к нему, скрылись. Через два дня под Севастополем отряд рабочих напал на батарею № 10, где хранились броневики, часть их взорвал и захватил много оружия. Этой же ночью пулеметным огнем был обстрелян штаб интервентов.

1 января 1919 года в окрестностях Севастополя был обстрелян эшелон белогвардейцев, следовавший на фронт. Вскоре после этого севастопольские подпольщики подорвали Инкерманский железнодорожный мост.

Иван Назукин⁹ в Балаклаве, куда он вынужден был перебраться из Севастополя, организовал отряд из бывших солдат-фронтовиков и матросов. В отряде было много винтовок и около 60 000 патронов, орудие и 100 снарядов к нему, а также 100 килограммов динамита.

В Случае восстания большевики Севастополя вместе с балаклавцами могли выставить против оккупантов свыше 3000 вооруженных бойцов.

В марте 1919 года большевики подняли трудящихся Севастополя на всеобщую политическую забастовку, к которой примкнули железнодорожники, портовые и трамвайные рабочие, служащие гостиниц, ресторанов, частных предприятий, т. е. почти Все трудящиеся города. Участники забастовки требовали ухода интервентов из Крыма, роспуска контрреволюционного «краевого правительства», удаления частей деникинской «добровольческой» армии, установления Советской власти и освобождения всех политических заключенных¹⁰. Об этой забастовке «Правда» писала; «15 марта вся экономическая жизнь города замерла, магазины были закрыты... Газеты не вышли, за исключением бюллетеней стачечного комитета и большевистских прокламаций... Железнодорожное движение прекращено... Местная буржуазия мечетей в панике...»¹¹

На другой день белогвардейцы и интервенты объезжали город и под угрозой ареста заставляли открывать магазины. Когда угрозы не помогли, были произведены массовые аресты, обыски, избиения и в некоторых частях города расстрелы по обвинению в большевизме.

Вечером 18 марта стачечный комитет в ответ на расстрелы решил прекратить выпечку хлеба, отпуск воды и света.

Забастовка продолжалась шесть дней и была подавлена лишь военной силой интервентов после массовых расстрелов бастующих.

По примеру трудящихся Севастополя против империалистических хищников и белогвардейщины поднимались рабочие и крестьяне всего Крыма.

Чувствуя, что почва горит у них под ногами, интервенты установили еще более жестокий террор. Тюрьмы были переполнены и для мест заключения использовались старые форты Севастополя. За малейшее проявление сочувствия Советской власти и Красной Армии немедленно применялись драконовские меры. Аресты и расстрелы без суда следовали непрерывно. В деревнях свирепствовали карательные отряды.

Интервенты предполагали развернуть из Крыма наступление на Украину, Донбасс и дальше на север. Но дорогу им преградила героическая Красная Армия. В конце марта 1919 года наши войска взяли Перекоп, форсировали Сиваш, сбили белогвардейцев с позиций в межозерном дефиле Присивашья и освободили большую часть Крыма.

Стремительное бегство белогвардейцев от Перекопа всполошило командование интервентов. Вот какую яркую характеристику дал в те дни деникинской армии командующий французскими войсками в районе Севастополя полковник Труссон:

«Я просил, — писал он, — добровольческую армию продержаться в Течение двух недель, чтобы подготовить оборону Севастополя, а они дали мне лишь 4 дня, так как отступают на Феодосию и Керчь с изумительной быстротой. Но там они должны удержаться во что бы то ни стало, и я готов даже отдать приказ миноносцам, — если части ее будут переправляться без боев через пролив, — обстреливать их и топить».

Труссон. жаловался, что «добровольческая» армия позорно удирает при приближении красных войск. «В последний раз большевики были еще в 22 верстах, когда началось беспорядочное паническое бегство. Всюду разложение, грабеж, трусость». По его определению, в рядах белой армии едва ли найдется одна треть «благородных людей», то есть настоящих белогвардейцев, оголтелых врагов Советской власти. «Следовало бы, — писал Труссон, — при таких условиях иметь две линии: в первой добровольцы, а за ними вторая с пулеметами, чтобы не давать им преждевременно бежать».

Этот палач и колонизатор, по его заявлению, за время мировой войны командовал португальцами, итальянцами, греками, сербами, африканцами, сенегальцами, но нигде ничего подобного тому, что он увидел в «добровольческой» армии, не встречал. «Штабы огромны, а дивизии по 300 человек; я же управляю всеми здешними войсками, — более 20 тысяч человек, — вдвоем с моим помощником»¹².

Интервентам пришлось пустить в ход для борьбы с Красной Армией не только сенегальцев и греков, но и свои войска и флот.

15 апреля советские части подошли к Севастополю. Командование Красной Армии направило к интервентам делегацию для переговоров о мирной сдаче города, так как не хотело подвергать его обстрелу. На это предложение Труссон заявил: «Севастополь я считаю необходимым оборонять до последней крайности, как ключ к Черному морю».

На подступах к Севастополю части Красной Армии подверглись ураганному артиллерийскому обстрелу с кораблей интервентов. Красноармейцы окопались под Инкерманом и Балаклавой, на Сапун-горе, у английского и французского кладбищ времен обороны Севастополя 1854—1855 годов. Вместе с белогвардейцами неоднократно переходили в наступление войска интервентов, но красноармейцы отбили все атаки.

Как ни храбрился полковник Труссон, судьба интервентов была уже решена. Под влиянием пропаганды большевиков среди французских солдат и матросов началось революционное брожение. Белогвардейская разведка в ужасе доносила в штаб Деникина, что в Севастополе «идет страшная агитация среди французских солдат»¹³.

20 апреля французские корабли, стоявшие в Севастопольской бухте, подняли красные флаги. Матросы отказались стрелять по расположению войск Красной Армии. В этот же день французские моряки вместе с рабочими Севастополя вышли на революционную демонстрацию с красными флагами, с пением «Интернационала» и лозунгами: «Вся власть Советам!», «Да здравствует большевизм!» В демонстрации участвовало около 5000 человек. Революционные французские матросы потребовали немедленной отправки на родину. Демонстрация была расстреляна интервентами, но оставаться в Севастополе они уже не могли. Один за другим «мятежные» корабли уводились в Средиземное море. А через несколько дней после демонстрации эскадра интервентов вынуждена была убраться из Севастополя.

Тепло прощались рабочие-севастопольцы с революционными французскими моряками, подарив им красное шелковое знамя с надписью: «Французским морякам от революционных рабочих города Севастополя. Да здравствует всемирная революция!»

Перед оставлением города одно из своих многочисленных преступлений на советской земле совершили американские интервенты.

Была в Севастополе большая мельница, где американские бизнесмены держали обмундирование, оружие, продовольствие и все другое, чем они снабжали белогвардейщину. Перед вступлением частей Красной Армии в Севастополь американцы, не имея времени на спокойную эвакуацию, подожгли мельницу. Проживающие вблизи жители, постоянно испытывавшие голод, бросились к ней, чтобы спасти хоть что-нибудь из продовольствия, но американские матросы окружили здание и начали беспощадно расстреливать людей. Многие вынуждены были спрятаться в здании и там сгорели живьем. Погибло свыше пятидесяти человек, в большинстве женщины и дети.

29 апреля в Севастополе была снова установлена Советская власть. Выступая на Красной площади в Москве 1 мая 1919 года, В.И. Ленин говорил: «Оставление Одессы и Крыма показывает, что англо-французские солдаты не желают сражаться против Советской России, и в этом — залог нашей победы.

...Севастополь совершенно очищен от французских отрядов. Таким образом... сегодня в освобожденном Севастополе развевается красное знамя пролетариата, празднующего свой день освобождения от империалистских банд»¹⁴.

Продолжительной овацией, долго не смолкавшим «ура!», указывалось в газетном отчете о митинге, встретили трудящиеся Москвы это радостное сообщение Владимира Ильича.

Вскоре заправилы Антанты, обманывая мировую общественность, объявили об отказе от интервенции. Но, как всегда, слова империалистических хищников разошлись с делами. В.И. Ленин говорил в те дни: «Как бы ни уверяли в этом Ллойд-Джорджи, Вильсоны и Клемансо, как бы они ни уверяли, что отказываются от интервенции, но мы все знаем, что это ложь. Мы знаем, что ушедшие и вынужденные уйти из Одессы и Севастополя военные суда союзников блокируют побережье Черного моря и даже обстреливают около Керчи ту часть Крымского полуострова, где засели добровольцы»¹⁵.

В освобожденном Севастополе закипела работа по восстановлению городского хозяйства, разрушенного оккупантами и белогвардейцами. Главное внимание было направлено на помощь Красной Армии. Многие участники созданных в подполье боевых групп и партизанского отряда отправились на Керченский фронт. Но и на этот раз Советская власть в городе просуществовала недолго. В июне 1919 года интервенты и деникинцы снова захватили Севастополь и весь Крым.

После того, как белогвардейские армии были разгромлены под Орлом и Воронежем, на Дону и Северном Кавказе, Крым остался последним прибежищем деникинщины. Вместо обанкротившегося Деникина интервенты поставили во главе белогвардейцев в Крыму барона Врангеля.

Американские и англо-французские интервенты, опираясь на Врангеля, снова мечтали о походе на Москву. «Мне было бы приятно и я искренне желаю вместе с войсками Врангеля войти в Москву»¹⁶, — говорил на банкете в Севастополе майор Райден, начальник американской миссии «Красного креста», он же разведчик США. Интервенты непрерывно завозили для Врангеля вооружение, боеприпасы, обмундирование. Они направили в его войска сотни «советников» и «инструкторов», в том числе много летчиков и танкистов. Инженеры интервентов помогали белогвардейцам укрепить позиции на Перекопе.

Совершенно ясно, что вся эта помощь оказывалась не безвозмездно. Врангель обязался отдать империалистам Антанты железные дороги, уголь, нефть, руду, весь хлеб Крыма, Украины, Дона и Кубани. Он обещал уплатить все долги царского правительства и проценты по ним¹⁷. Своими соглашениями и договорами с интервентами Врангель надолго превращал нашу страну В колонию иностранного капитала.

Потерпев поражение в ставке на Колчака, Деникина, Юденича и других белогвардейских генералов, интервенты настойчиво требовали от Врангеля беспощадной расправы с революционными рабочими и крестьянами. Во всех городах Крыма, особенно в Севастополе, Керчи и Симферополе, почти ежедневно происходили казни.

Один из старейших севастопольских железнодорожников Г.П. Расторгуев, вспоминая о тех мрачных днях, рассказывает:

«Мне пришлось быть свидетелем зверской казни нашего товарища-железнодорожника. Белогвардейцы и интервенты повесили его на платформе только за то, что он отказался отдать англичанину корзину с фруктами.

В Севастополе тогда свирепствовали две контрразведки — сухопутная и морская. Ни один честный человек не был гарантирован от ареста и издевательств. Малейшее неподчинение интервентам приводило к жестоким расправам над ни в чем не повинными людьми. В Севастополе и в других городах Крыма стояли виселицы. Трупы повешенных не снимались по нескольку дней для устрашения населения»¹⁸.

Но и в этих тягчайших условиях Севастопольская большевистская организация вела активную подпольную работу. Наряду с устной агитацией и пропагандой большевики с помощью комсомольцев начали печатание листовок, создав подпольную типографию. Оружие и взрывчатка добывались с большим риском, но в достаточном количестве, так что подпольщики Севастополя не раз снабжали им симферопольцев и партизан. Севастопольские подрывники то и дело разрушали железнодорожные пути, дважды взрывали Альминский мост (в ночь на 15 января и 12 февраля 1920 года), пробовали, но неудачно, подорвать первый туннель. В партизанском отряде было около 30 бойцов. Он действовал в окрестностях Севастополя и Балаклавы, причиняя захватчикам и белогвардейцам значительный урон.

В тяжелой, неравной, героической борьбе с оккупантами многие севастопольские подпольщики погибли смертью героев.

В январе 1920 года интервенты и белогвардейцы арестовали девять членов городского партийного комитета: В.В. Макарова, А.Н. Бунакова, И.А. Севастьянова, М.С. Киянченко, С.С. Крючкова и других. Сообщая об их аресте, белогвардейская газета «Юг» писала: «Найдено оружие, вполне оборудованная типография с набором только что набранной прокламации «К офицерству», взрывчатые вещества, протокол заседания, печать и т. п. ...При комитете были три секции: военная, подрывная и контрразведывательная. Во главе первой стоял Макаров. Подрывная секция имела задачей взрывать все мосты вокруг Севастополя, военные корабли и др. Контрразведывательная секция во главе с б. поручиком Севастьяновым регистрировала всех работающих в учреждениях добровольческой армии».

Арестованные коммунисты подверглись жестоким пыткам, а затем, связанные, были сброшены в море.

В марте 1920 года генерал Слащев расстрелял в Джанкое без суда 12 севастопольских рабочих: Н. Шестакова (Крылова), Клепина, И. Наливайко, С. Глаголева, Н. Авдеева, Ф. Петрова, Н. Фокина и других. Большевистская организация подняла трудящихся Севастополя на забастовку протеста против расстрела, которая продолжалась три дня и была поддержана рабочими Симферополя.

В мае 1920 года в Коктебеле вследствие провала конференции работников крымского подполья, выданной подлым изменником-троцкистом Бабаханом, погиб секретарь Севастопольского партийного комитета Илья Серов. В мае же интервенты расстреляли в Севастополе большевиков-подпольщиков Т. Лакота, Ф. Кряжева, П. Синчука, Я. Рябова (Цветкова) и Р. Торговицкого.

Зверства белогвардейцев и интервентов не остановили борьбы. Генерал Деникин жаловался потом в своих мемуарах: «Севастополь — наша база — представлял из себя котел, готовый ежеминутно взорваться».

В начале июня в домике рабочего-металлиста И. Дроздова белогвардейцы обнаружили типографию, печатный набор большевистской листовки, капсюли для ручных гранат. Дроздов погиб в перестрелке с белогвардейцами.

Одной из крупнейших диверсий большевиков Севастополя был взрыв боеприпасов, произведенный подпольной организацией на железнодорожной станции. Взрывом было уничтожено 150 вагонов, до 20 000 снарядов, химическая лаборатория. Взрывы снарядов продолжались более суток. Об этом подвиге севастопольских подпольщиков сообщалось в газете «Правда»¹⁹.

Среди арестованных по делу о взрыве был рабочий Севастопольского порта В.И. Цыганков. В приговоре военно-полевого суда от 25 июня 1920 года говорилось о нем: «Цыганков Василий имел тесную связь с Центральным Комитетом партии коммунистов и отрядом зеленых²⁰, хранил у себя 20 фунтов пироксилина и путем убеждения вербовал дезертиров, каковых сосредоточивал в своей квартире, затем передавал отряду зеленых...»

Дом Цыганкова был явочной квартирой и связным пунктом севастопольского коммунистического подполья с отрядом красных партизан.

Вместе с В.И. Цыганковым 27 июня были расстреляны Д.Я. Юртаев, П.А. Мезии, Х.З. Левченко, А.И. Румянцев, Голубев (Храмцев) и Е.И. Айзенштейн.

Когда летом 1920 года Врангель начал свое наступление против Красной Армии, в Крыму, в частности в районе Севастополя, развернулось мощное партизанское движение. Среди партизан было много севастопольцев и матросов-черноморцев. Всем партизанским движением в Крыму руководили моряки-черноморцы Алексей Мокроусов и Иван Папанин, направленные сюда Центральным Комитетом партии. Партизаны Крыма оказали Красной Армии значительную помощь в разгроме врангелевщины.

В начале ноября 1920 года части Красной Армии под руководством М.В. Фрунзе разбили войска Врангеля и заставили его бежать из Крыма. 15 ноября Фрунзе сообщал В.И. Ленину: «Сегодня наши части вступили в Севастополь. Мощными ударами красных полков раздавлена окончательно южно-русская контрреволюция. Измученной стране открывается возможность приступить к залечиванию ран, нанесенных империалистической и гражданской войной»²¹.

Победу над Врангелем В.И. Ленин оценил как одну из самых блестящих побед Красной Армии.

Все попытки международных империалистов укрепиться на юге нашей страны кончились неудачей. Советская республика получила долгожданный мир.

* * *

Проводя интервенцию на юге Советской России, империалисты ставили перед собой в качестве одной из важнейших целей уничтожение и расхищение Черноморского военно-морского и торгового флота, разрушение Севастополя и других портов.

Захватив в ноябре 1918 года Севастополь, интервенты сейчас же подняли на русских военных кораблях свои флаги и заняли склады порта. Вскоре часть кораблей была уведена ими в Мраморное море, а базы подводных лодок и гидроавиации разграблены.

Удирая в апреле 1919 года из Севастополя, интервенты стремились угнать или подорвать все наши корабли, вывезти или уничтожить все имущество и оборудование флота и порта. Полностью осуществить свои гнусные замыслы им не удалось, тем не менее они нанесли огромный ущерб Советской республике.

Так, на линейных кораблях «Синоп», «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три святителя» интервенты подорвали машины и сняли наиболее ценные части. Они вывели в море и потопили на большой глубине, предварительно взорвав механизмы, подводные лодки «Кит», «Кашалот», «Нарвал», «АГ-21», «Гагара», «Орлан», «Судак», «Лосось», «Налим», «Скат» и первый в мире русский подводный минный заградитель «Краб». Уничтожению подверглись также береговые укрепления, гидропланы, склады, часть причалов.

Уходя из Одессы, интервенты угнали оттуда 112 пароходов (девять десятых нашего торгового флота на Черном морю). Они увели также мощный землечерпательный караван Черного и Азовского морей.

Вторично оккупировав Севастополь летом 1919 года, интервенты снова принялись грабить русский флот и флотское имущество. Караваны с награбленным народным добром непрерывно шли из портов Черного моря в порты США, Англии, Франции.

Когда провалился «поход на Москву» последнего ставленника империалистов барона Врангеля, интервенты согнали в порты Крыма почти все черноморские русские суда. Они спешно грузили в трюмы все, что можно было увезти. Стараясь сохранить остатки врангелевской армии, они перевезли их из Севастополя, Феодосии и Керчи в Турцию.

Всего интервенты захватили в Севастополе более ста боевых и торговых судов. Среди захваченных ими военных кораблей были линейные корабли «Воля» и «Георгий Победоносец», крейсера «Кагул» и «Алмаз», эскадренные миноносцы «Беспокойный», «Гневный», «Дерзкий», «Жаркий», «Жуткий», «Завидный», «Звонкий», «Зоркий», «Поспешный», «Пылкий», «Капитан Сакен», «Свирепый», «Строгий», «Цериго», подводные лодки «АГ-22», «Буревестник», «Тюлень», «Утка», два учебных судна, великолепно оборудованные пловучие мастерские «Кронштадт», не имевшие себе равных в мире, десятки вспомогательных, посыльных, нефтеналивных судов. Тоннаж только перечисленных боевых кораблей превышал 60 тысяч тонн. Ни один из этих кораблей впоследствии не был возвращен их законному хозяину — Советскому Союзу.

* * *

О мрачных годах интервенции в Севастополе напоминают несколько памятников.

Улица Большая Морская... Напротив Хрулевского спуска скромный обелиск и мемориальная доска. Здесь интервенты 20 апреля 1919 года расстреляли демонстрацию французских моряков и рабочих-севастопольцев, требовавших ухода из Севастополя эскадры захватчиков.

На кладбище Коммунаров возвышается массивная четырехгранная колонна. В основании ее — несколько каменных ступеней. На одной стороне колонны надпись: «Памяти 49 большевиков-подпольщиков и участников революционного движения в Севастополе». На противоположной стороне список погибших, расстрелянных интервентами, деникинцами и врангелевцами.

Среди фамилий вы прочтете: Филипп Мурзак. Это бывший боцман, в дни восстания в 1905 году избранный старшим офицером броненосца «Потемкин». Все дни восстания и после него Филипп Мурзак оставался верным революционному долгу. Под его управлением «Потемкин» совершал свои походы по Черному морю. После оставления корабля в Констанце Мурзак жил за границей в качестве политического эмигранта. После революции вернулся в Крым, в январе 1918 года командовал отрядом черноморцев и после победы Советской власти был комендантом города Симферополя. Во время немецкой оккупации сидел в тюрьме, после освобождения снова принимал активное участие в борьбе с врагами революции. Был арестован деникинцами и в числе 18 большевиков зверски убит на станции Семь Колодезей в ночь на 18 марта 1919 года.

На третьей стороне памятника — барельефное изображение трех эпизодов: группа большевиков в подполье, баррикадный бой и приход Красной Армии. Вверху знамя с надписью: «Вся власть Советам!»

Несколько улиц Севастополя носят имена героев большевистского подполья в тылу интервентов.

Примечания

1. «Правда», 10 сентября 1918 г.

2. Крымоблгосархив, газета «Ялтинский голос», 10 ноября 1918 г.

3. Крымоблгосархив, ф. 442, оп. 1, д. 1, л. 39.

4. Крымоблгосархив, ф. «краевого правительства», д. 126, лл. 7, 8, 34.

5. Там же, ф. 1121, оп. 1, д. 1, лл. 19, 32.

6. Газета «Флаг Родины», 27 июля 1951 г. «Кровавые злодеяния интервентов в Севастополе в 1918—1920 гг.»

7. «Известия», 24 января 1919 г.

8. ЦГАОР, ф. 430, инв. 259, д. 2.

9. В 1920 году этот неутомимый матрос-большевик погиб в Феодосии, где работал в подполье.

10. Крымоблгосархив, газета «Прибой», 15 марта 1919 г.

11. «Правда», 24 апреля 1919 г.

12. «Красный архив», т. 29, стр. 80—82.

13. «Красный архив», т. 29, стр. 65—66.

14. В.И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 301—302.

15. В.И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 313. Части Красной Армии, наступавшие на Керчь, вынуждены были остановиться на Акмонайском перешейке — в самой узкой части Керченского полуострова, так как корабли интервентов, спасая деникинцев, преградили путь советским войскам, обстреливая перешеек ураганным огнем своих орудий.

16. Крымоблгосархив, газета «Ялтинский вечер», 18 октября 1920 г., № 350.

17. Английская газета «Дейли геральд», 30 августа 1920 г.; Крымоблгосархив, ф. 455, д. 729, лл. 1—2.

18. Газета «Флаг Родины», 27 июля 1951 г.

19. «Правда», 18 июня 1920 г.

20. Так белогвардейцы называли партизан.

21. «Красный архив», т. 73, стр. 70.