Последний консул

Под таким названием дважды выходил в свет (впервые в 1957 г.)

исторический роман о событиях последнего года генуэзской Солдайи, созданный на основе документальных источников, в том числе «дела братьев Гуаско». Автор романа — писатель Владимир Николаевич Владимиров (1893—1966).

Публикуемый отрывок взят из 2-го издания книги (М., «Детская литература», 1967).

Еще три дня шумели улицы и по дорогам на север ползли обозы и караваны. Потом предместья умолкли, дороги опустели. Ворота предместий, закрытые на четвертый день вечером, больше не открывались. На пятый день утром ночной караул предмостного укрепления ушел, никем не смененный. За ним подняли мост через ров и опустили тяжелые железные ворота главного входа. Тишина окружила крепость.

Шли первые дни июня — дни уже жаркого солнца, зацветания виноградников, благоухания цветов и свежей листвы долин, напевного журчания речек, соловьиного щелканья в буковых лесах, теплого ветра с моря и тихого плеска прибоя голубых, чуть пенящихся волн. Наступило лучшее время года, а для крепости Солдайи — тягостные предсмертные дни...

Темная ночь затаенно молчала. В неподвижном, теплом воздухе пахло гарью. В окне консульского замка горел свет. Родольфо пересек двор, прошел во двор замка. Дремавший у двери солдат вскочил.

— Цирюльник! — сказал ему Родольфо.

Солдат снова сел на камень.

Персей даже не поднял головы — ему был привычен звук шагов хромого человека. Когда цирюльник вошел в комнату и, как обычно, сел на ларь, Персей громко зевнул и снова уткнул морду между протянутыми лапами.

Ди Негро не сразу поднял голову, склоненную над листом бумаги. Положив перо, он взглянул на цирюльника. Родольфо перебирал руками поля рогатой шапки.

— Спокойно ли во дворах? — спросил ди Негро.

— С виду, ваша милость, спокойно.

— А на самом деле?

— А на самом деле — как море: стоит подуть ветру... Осмелюсь сказать, нехорошо себя держит с людьми мессер Якопо. Не на своем он месте, ваша милость.

— Я знаю, но другого человека у меня нет... А как ты думаешь, Родольфо, Скампи, пожалуй, тоже не сумел бы справиться с этими людьми?

— Конечно, нет...

Персей не дал договорить: он с лаем бросился к двери.

— Посмотри, кто там, — сказал ди Негро, — да подержи Персея.

Родольфо поспешил к двери и схватил собаку за ошейник. Персей рванулся из комнаты.

— Персей, поди сюда! — строго крикнул ди Негро.

Продолжавший упрямо рваться к двери и рычать Персей получил от хозяина удар по спине и был изгнан в соседнюю комнату. В эту минуту, без предварительного стука, дверь отворилась, и в ней появилась сутулая фигура мессера Якопо, а за ним небольшого роста старик с седой бородкой и черной бархатной шапочкой на лысой голове. Длиннополое темное платье с широчайшими рукавами указывало на высокое положение его владельца. «Либо купец, либо синдик, — подумал ди Негро. — Но откуда он взялся?»

Впалые щеки мессера Якопо розовели пятнами, что всегда выдавало его волнение; его лебезящая улыбка и поспешная, сбивчивая речь подтверждали это.

— Ваша милость... Ваша милость... — затараторил он. — Вот это мессер Скьявенти. Он только что прибыл из Кафы. Новости самые угрожающие... Ради пресвятой мадонны, выслушайте мессера, и я убежден...

— Прекратите болтовню! — строго прервал его ди Негро и обратился к старику: — С кем я имею удовольствие говорить? И каким образом вы прошли в крепость, когда вход в нее без моего разрешения запрещен?

Синдик зажал в кулак свою бородку. Его глаза серыми мышками перебегали от консула к Якопо и обратно.

— Я, право, ваша милость, полагал... Я получил заверение...

— От кого?

Синдик выпустил бородку и стал тщательно разглядывать завернутые концы своих широких рукавов.

Не получив ответа, ди Негро вскинул суровый взгляд на Якопо:

— Вы распорядились опустить мост?

— Я думал, ваша милость...

Ди Негро ударил ладонью по столу:

— Потрудитесь поменьше думать: это у вас плохо выходит!

— Будьте великодушны, ваша милость! — вмешался синдик. — Он поступил так с добрыми намерениями, и уж кого ругать, так это вашего покорного слугу.

— Хорошо, — сказал ди Негро. — Говорите, что произошло в Кафе.

Синдик переплел пальцы рук, прижал их к груди, словно для молитвы, поднял голову и, устремив взгляд в потолок, вздохнул.

— Кафа пала... — сказал он дрожащим голосом.

Ди Негро на мгновение закрыл глаза, и его густые брови сомкнулись над переносицей, проведя глубокие складки.

Пока старик рассказывал, ди Негро силился припомнить, когда и где он видел его.

Синдик уловил испытующий взгляд консула:

— Посмею напомнить вашей милости, что однажды я сопровождал мессера Уберто Скварчиафико в его поездке в Скуто. Мы заезжали тогда к вам. Я отправился в это путешествие исключительно по настоянию правителя и ни в коей мере, если вы вспомните, не поддерживал синьора ди Гуаско...

— Теперь я вспомнил, — сказал ди Негро, и горькая усмешка скользнула по его бледным губам. — Все чиновники Кафы поддерживали ди Гуаско, и вы в том числе.

Синдик, как бы защищаясь, взмахнул руками.

— Не пытайтесь оправдываться, — сказал ди Негро. — Говорите, зачем я понадобился вам. Время позднее, а вам надо сегодня же покинуть крепость.

Синдик снова водрузил свою шапочку на лысую голову:

— Я буду краток, ваша милость. После всех ужасов, виденных мною в Кафе, не может быть никакого сомнения, что они повторятся и здесь, в Солдайе. Стены также не выдержат убийственного шквала ядер. Татары и здесь повторят наступление с суши. Бессмысленно, ваша милость, уповать на чудо, мы его недостойны... Движимый чувством глубокой приязни к вам... — продолжал синдик.

— С каких пор? — перебил ею ди Негро.

— Всегда, всегда, ваша милость!.. Я решил уговорить вас не рисковать напрасно. Дело безнадежно.

Ди Негро встал. Брови его сдвинулись.

— Понимаете ли вы, мессер синдик, что вы предлагаете мне, консулу Светлейшей республики? А вверенные мне лица, а присяга?

— О ваша милость, что сталось с присягой после того, как протекторы предоставили нам свободу действий!

— Да, но в разрешении святой клятвы они не властны.

— Под покровом ночи вы пройдете на галеру незамеченным. Подумайте, ваша милость! На родине вас ждет спокойная жизнь...

Ди Негро терял самообладание. Он вплотную подошел к синдику, приблизил свое лицо к лицу старика и с яростью прошипел трясущимися губами:

— Предатель! Вы подосланы визирем, чтобы сдать Солдайю без сопротивления! Этого не будет!

Синдик, мелко крестясь, отступил к двери, шепча:

— Безрассудство... безрассудство...

— Убирайтесь тотчас вон! — кричал ди Негро. — И чтоб завтра утром вашей галеры не было у наших берегов, иначе я прикажу потопить ее бомбардой!.. Уходите или я затравлю вас собакой!

Синдик выскочил в дверь. Якопо скользнул за ним, но ди Негро поймал его за рукав:

— А вас, мессер Якопо, я отпускаю с мессером синдиком! Сейчас же сдадите дела Родольфо.

— Цирюльнику?!

— Да, цирюльнику. И тотчас же отправляйтесь на галеру. Там вы будете достойным спутником мессера синдика. Убирайтесь!

Втянув голову в плечи, мессер Якопо вышел. За ним вышел и Родольфо.

Военная слабость генуэзцев и их союзников — татар, разложение и взяточничество высших чиновников той и другой стороны, растерянность кафских властей, напуганных восстаниями простого народа против именитых купцов и помещиков, и недовольство татар ханом как нельзя лучше способствовали нехитрой политической игре султана Магомета на этих противоречиях и шатких настроениях, охвативших Крым. Столь быстрое падение Кафы подтвердило это. Так будет и с Солдайей. Визирь совершает «прогулку». Генуэзцы разбегутся, татары, погрязшие в своих распрях, будут легко подчинены султану. Дороги на восток и север будут открыты к богатствам Индии, Китая и Москвы. Молитвы повелителя правоверных услышаны. Велик аллах!

Подходя к Кафе, визирь еще волновался, но теперь, после всего происшедшего, оставив в Кафе надежный гарнизон и несколько боевых галер, он действительно совершал приятнейшую прогулку.

Закончив вечерний намаз и налюбовавшись величественной картиной Черной горы, окутанной таинственной дымкой, пронизанной светом луны, Ахмед-паша, плывя к Солдайе в эту теплую июньскую ночь, приказал подать себе на палубу сладкого розового шербета и отпустил рабов. Засыпая под тихий плеск весел и чуть слышный унылый и однообразный напев невольников-гребцов, лежа на мягких коврах и шелковых подушках, он смотрел на звезды и грезил о наградах, сыплющихся на него щедрой рукой султана, о богатствах, так легко добытых им в Кафе...