Приход к власти большевиков

Советская власть в Крыму была установлена в декабре 1917 — январе 1918 гг. Севастополь стал первым крымским городом, где 16 декабря утвердилась новая власть. Вслед за тем были разбиты силы контрреволюции и установлена власть Советов в Феодосии, Керчи, Ялте, Алуште, Симферополе. Это произошло 2—16 января 1918 г.

Очевидцы этих событий вспоминали: «В ночь с 8 на 9 января в Ялту из Севастополя прибыл миноносец «Гаджибей», и десант из двухсот матросов вступил в сражение с эскадронцами; в течение 9—15 января город переходит из рук в руки; бои закончились 16 января, власть перешла к Советам до конца апреля». «В Ялту прибыли матросы <...> 9 января. Они полагали, что татары и русские офицеры им окажут сопротивление. <...> Татары, не имея пушек, боя не приняли и ушли на следующий день в горы. Матросы, несмотря на это, обстреливали Ялту и следующий день. 11-го они заняли весь город. Немедленно начались аресты офицеров по спискам».

Более подробно эти события описал живший в то время в Ялте в качестве частного лица барон П.Н. Врангель: «8 января утром по городу распространились слухи, что ночью произошло столкновение между двумя Эскадронами крымских драгун, расположенных в Ливадийском дворце, и местной красной гвардией, что крымцы отошли в горы и власть в городе захвачена советами. Около полудня, от имени советов, появились прокламации, указывающие на то, что отныне единственною властью в городе является местный совет, требующий немедленной сдачи обывателями всякого оружия. Под вечер прибыло в город судно, и высадившиеся матросы, руководимые членами местного совета, приступили к повальным обыскам...

Около девяти часов 10 января я проснулся от орудийной стрельбы. От прислуги узнал, что ночью спустились с гор крымские драгуны, что западная часть города ими занята, что на рассвете из Севастополя прибыли два миноносца, которые и обстреливают город. <...> В городе слышалась сильная ружейная стрельба, часто рвались шрапнели, обстреливалась, главным образом, центральная часть города. От снарядов значительно пострадали некоторые здания...

Через несколько дней в городе <Ялте> наступило успокоение. Симферополь, Евпатория, Ялта оказались в руках большевиков. Остатки крымцев скрылись в горы. Более тысячи человек, главным образом, офицеров, были расстреляны в разных городах. Особо кровавые дни пережил Симферополь».

Такая же кровавая резня, по словам очевидцев, повторилась в Севастополе: «В Севастополе <...> в феврале произошла вторая резня офицеров, но на этот раз она была отлично организована, убивали по плану и уже не только морских, но вообще всех офицеров и целый ряд уважаемых граждан города, всего около 800 человек».

Императорская семья, Юсуповы и все их окружение были страшно подавлены революционными событиями. Особенно тяжело переживала все эти события императрица Мария Федоровна. Она сокрушалась: «Как только не разорвется сердце от такого количества горя и отчаяния. Только Господь Бог помогает вынести эти несчастья, которые поразили нас с быстротой молнии» (04.05.1917). А великий князь Александр Михайлович писал: «Напрасно я старался объяснить безжалостный ход всех вообще революций. Семидесятилетняя женщина не могла постичь и не хотела верить, что династия, давшая России Петра Великого, Александра I, Александра II и, наконец, ее собственного мужа Александра III, которого она обожала, могла быть обвинена теперь во враждебности к русскому народу. <...> Мое сердце обливалось кровью. Личное чувство унижения забывалось, когда я видел, какие страдания уготовила ей судьба. <...> Она не верила, что сын ее перестал быть императором».

Феликс Юсупов отправляется в Петроград. Но вскоре опять возвращается в Крым, где его встречают родители: «Родители приехали за мной в большом «делоне-бельвиле». На капоте развевался флажок с родовым гербом Юсуповых и короной. Из чего понял я, что в Крыму все еще тихо. Не успел я, однако, приехать, начались бои. Черноморский флот перешел на сторону большевиков. За несколько месяцев перед тем адмирал Колчак, командующий флотом, не в силах более, как ни старался, поддерживать дисциплину, сломал свою золотую саблю — награду за легендарное мужество, бросил обломки за борт и покинул флот. В Севастополе перебили моряков-офицеров. Бойня пошла по всему Крыму. Матросы врывались в дома, насилуя женщин и детей на глазах у семьи. Мужчин замучивали до смерти. Мне пришлось видеть их: на волосатой груди — ожерелья жемчужные и брильянтовые, руки в браслетах и кольцах. Были средь них и пятнадцатилетние подростки. Многие грубо напудрены и нарумянены. Точно маскарад в аду. В Ялте мятежные матросы привязывали камни к ногам своих жертв и бросали их в море. Впоследствии водолаз, спустившись на дно, сошел с ума, когда увидел, как мертвецы стоймя колышутся, точно морские водоросли. Всякий раз, ложась спать, мы не знали, проснемся ли завтра. Однажды днем банда ялтинских матросов с вожаком-жидом явилась арестовать моего отца. Я сказал им, что он болен, и потребовал предъявить ордер на арест. Разумеется, его у них не было. Я решил потянуть время и просил принести его. Долго пререкались мы, наконец, двое пошли за бумагой, остальные остались ждать. Прошло несколько часов. Посланные не вернулись. Бандитам надоело дожидаться, они тоже ушли.

Несколько дней спустя с гор заявилась новая банда — морская кавалерия, головорезы, которых боялись даже большевики. Бандиты, вооруженные до зубов, верхом на краденых лошадях влетели к нам на двор с красными флагами. На флагах многообещающее: «Смерть буржуазии!», «Смерть контрреволюционерам!», «Смерть собственникам!» Кто-то из слуг прибежал ко мне в панике и сообщил, что бандиты требуют есть и пить. Я вышел. Двое матросов спешились и подскочили ко мне. Лица скотские. На одном — брильянтовый браслет, на другом — брошь, гимнастерки в крови. Они пожелали говорить со мной. Я послал всю шайку на кухню, а этих провел к себе. Ирина посмотрела на гостей с недоумением. Я велел принести вина. Уселись мы вчетвером, словно поболтать дружески. Бандиты не смущались, во все глаза разглядывали нас. Внезапно один спросил, правда ли, что я убил Распутина. Когда я сказал, что правда, они выпили за мое здоровье и заявили, что, коли так, бояться ни мне, ни семье моей нечего. И принялись похваляться подвигами против «беляков». Заметив гитару, попросили, чтоб я им спел. Пришлось петь. К счастью, прекратилась похвальба. Я пел, они подпевали припев. Бутылки быстро пустели. Гости становились все веселей. Мои родители, помещаясь в комнатах прямо над нами, верно, удивлялись, откуда такое веселье. Кончилось все хорошо. На прощанье они долго жали нам руки и рассыпались в благодарностях. Потом вся шайка вскочила на лошадей, приятельски помахала и унеслась со знаменами, надписи на которых сулили нам смерть».

После взятия Крыма большевиками все Романовы находились под домашним арестом. Было совершенно очевидно, что после убийства царской семьи и великих князей уничтожение остальных Романовых — вопрос времени. Вскоре положение в Крыму стало стремительно ухудшаться. Начались аресты и обыски.

Пробыв на полуострове лишь месяц, Феликс снова решил ехать в Петроград, чтобы попытаться разобраться в обстановке и спасти хотя бы часть драгоценностей и картин.