Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Каждый посетитель ялтинского зоопарка «Сказка» может покормить любое животное. Специальные корма продаются при входе. Этот же зоопарк — один из немногих, где животные размножаются благодаря хорошим условиям содержания. |
Главная страница » Библиотека » З.Г. Ливицкая. «В поисках Ялты. Записки музейщика»
Памяти поэта Семена Надсона
Это короткое, но выразительное стихотворение С.Я. Надсона написано в 1886 году, в последний год жизни поэта. И кажется, оно оказалось пророческим. Его поэзия была встречена читателями с восторгом, первая и единственная книга стихов имела потрясающий успех — при жизни поэта она выходила пять раз. После его смерти до 1917 года книга стихотворений Надсона выходит ежегодно огромными тиражами. Доходы от ее издания по завещанию поэта перешли Литературному фонду и составили значительную сумму. Все это говорит «о небывалом успехе Надсона, равного которому нет в истории русской поэзии» (1). По мнению О. Мандельштама, поэзия Надсона была знаком эпохи 1880-х-1890-х гг. (2). Таким же поклонением и обожанием была окружена и личность Надсона. И длилось это столько, сколько был слышен «рыдающий аккорд» его «сломанной арфы». Уже следующее литературное поколение начала XX века говорит о том, что Надсон будет безнадежно забыт. Семен Надсон прожил в Ялте последние месяцы своей жизни, здесь умер, отсюда на пароходе «Пушкин» гроб с его телом был отправлен сначала в Одессу, оттуда поездом в Петербург. По пути следования на каждой станции поезд встречали толпы почитателей Надсона. В Петербурге после отпевания в Троицкой церкви молодежь несла гроб с телом любимого поэта на руках до самого Волкова кладбища. Над могилой прозвучало много горячих речей и стихов. Молодой И.А. Бунин написал тогда свое первое стихотворение «Над могилой Надсона», которое было опубликовано в журнале «Родина» 22 февраля 1887 года. Первым откликнулся на смерть Надсона Владимир Шуф, встречавшийся с ним в Ялте:
В Ялту 23-летнего Надсона привела «болезнь века», туберкулез. До этого он уже лечился за границей, во Франции, в Ментоне и Ницце, и вот приехал на лучший отечественный климатический курорт. В середине сентября 1886 года Надсон прибыл в Ялту вместе со своими спутницами, М.В. Ватсон и киевской курсисткой. Первое из опубликованных писем Надсона из Ялты датировано 28 сентября 1886 года и адресовано «госпоже ЛВФ», или, как писали исследователи биографии поэта, «графине Лиде»1, неизвестной корреспондентке Надсона, с которой поэт никогда не встречался, которой, однако, писал интереснейшие письма, особенно в последние месяцы жизни. В этом письме Надсон сообщает: «Переезд из Киева в Ялту не обошелся мне даром, и, Боже мой, что за скверная нора эта Ялта в сравнении с западными курортами» (4). Чуть ниже в этом же письме он пишет о своих первых впечатлениях о Ялте: «Горы мизерные, море — черное, как чернила, холод — ужасный, гостиницы скверные» (5). Можно предположить, что письмо написано сразу по приезде. Поэт устал, раздражен, ему не нравится все: горы, море, город... В другом письме от 16 октября он более спокоен в своих оценках: «Переезд морем сошел благополучно, качало немножко только перед самой Ялтой» (6). Таким образом, С.Я. Надсон, без сомнения, прибыл в Ялту морем, скорее всего из Одессы. Поселился сначала в одной из маленьких гостиниц города, находившихся в районе порта. В ноябре он переехал на дачу Виталия Константиновича Цыбульского (сейчас ул. Бассейная, 24) в Старом городе. Дача Цыбульского на восточной окраине Ялты стояла особняком на Поликуровском холме, выше православного кладбища. Немного ниже находился дом Григория Тимофеевича Штангеева, брата известного врача Федора Тимофеевича Штангеева, лечившего поэта в Ялте. Дом самого врача стоял недалеко от собора Иоанна Златоуста. Вокруг дачи Цыбульского простирались пустопорожние земли княгини Воронцовой и г. Лазарева (согласно «Плану города Ялты на Южном берегу Крыма. Составлен в 1885—1886 гг.»). В письме от 9 декабря 1886 года Надсон дает, хотя и очень нечеткое, описание своей квартиры на даче Цыбульского: «На самом деле я чаще возлежу на диване в комнате или на балконе, выходящем в хорошенький сад, окружающий нашу дачу, и всю красоту моей обстановки составляют крымские горы, с Ай-Петри во главе, да ясное небо, да дальнее море» (7). По этому описанию трудно найти квартиру, в которой жил поэт, да и дом, наверняка, много раз перестраивался. С.Я. Надсон. Ментона. 1885 г. Сложным остается вопрос о ялтинском окружении С.Я. Надсона. О своих ялтинских знакомых поэт пишет неоднократно. В письме от 8 декабря 1886 года: «Знаете ли, что я начинаю приобретать аристократические связи: здесь я познакомился с некиим поэтом, графом Бутурлиным, который очень за мной ухаживал, и с княгиней Трубецкой. Сегодня утром она прислала мне варенья и маринаду. Одним словом, я пустился в большой свет. Что же касается до меня, то мое общество в Ялте состоит из моего доброго друга да киевской курсистки, приехавшей специально для меня» (7). 9 декабря он дополняет сведения о своих ялтинских друзьях: «Знакомых у меня образовалось огромное количество: каждый день по два, по три визита. Между ними есть интересные экземпляры, например один старичок <...> Приходит он ко мне с целью обращать меня к Богу, и мы с ним беседуем о божественном. <...> Есть еще один поэт 21-го года, некто ***, талантливый, по-видимому, но, к сожалению, недоучка... Затем бывает у меня один скрипач, один редактор местной газеты, которая, однако, не выходит, и много барынь; но — увы! — молодых и красивых между ними нет, за исключением княжны Трубецкой и некоей Пассек. Зато меня окружают старушки всех возрастов, с 30 и до 60-ти лет включительно» (8). Итак, «мой добрый друг», о котором пишет Надсон, — это Мария Валентиновна Ватсон, урожденная де Роберти (1851—1931), писательница, литературовед, переводчица. Она сотрудничала в журналах «Отечественные записки», «Вестник Европы», перевела на русский язык «Дон Кихота» Сервантеса; была замужем за Э.К. Ватсоном (1839—1891), журналистом и переводчиком. С семьей Ватсонов Надсон подружился еще во время службы в Каспийском полку в Кронштадте. М.В. Ватсон сопровождала поэта во Францию, она же приехала с ним в Ялту. Упоминаемая Надсоном «курсистка из Киева» — это слушательница Высших женских курсов в Киеве Дучинская, ее фамилию сообщает газета «Одесский листок» от 31 января 1887 года в корреспонденции о перевозе тела Надсона из Ялты в Петербург через Одессу. Поэт граф Петр Дмитриевич Бутурлин (1859—1895) известен ныне лишь редким знатокам поэзии. В конце XIX века его имя было популярно. П.Д. Бутурлин родился и вырос в Италии, юношей приехал в Россию, влюбился в ее историю и культуру. Европейски образованный, знаток искусства, литературы, языков, он поступает на службу в Министерство иностранных дел. Бутурлин с увлечением изучает быт и культуру России, начинает писать стихи на русском языке. Особенно его привлекает форма сонета, и он пытается привить его русской поэзии. Крыму он посвятил цикл стихотворений «Крымские песни», одно из них имеет конкретные ялтинские реалии:
Граф Петр Бутурлин служил в посольствах России в Италии и Франции. Заболев туберкулезом, вернулся на родину, скончался в своем имении Таганча Киевской губернии. Бутурлин был всего тремя годами старше Надсона, и у молодых поэтов, вероятно, нашлось много тем для бесед. Княгиня и княжна Трубецкие, о которых пишет Надсон, возможно, жена и дочь князя А.В. Трубецкого, ялтинского помещика, гласного земского собрания 1-го созыва, управляющего имением Воронцовых в Алупке. Второй поэт, бывавший у Надсона, чье имя зашифровано в публикации письма, — Владимир Александрович Шуф (1865—1913). Во время знакомства с Надсоном ему действительно был 21 год. Он окончил гимназию в Москве, но не смог поступить в университет из-за начавшегося туберкулеза легких. Теперь понятно, почему Надсон называет его недоучкой. Из-за болезни Шуф подолгу живет в Ялте, где в Ливадийской слободке у него был дом. В Крыму им написаны многие произведения. В Петербурге Шуф сотрудничал в газетах «Неделя», «Петербургский листок», «Новое время». Печатался под псевдонимом Борей. Скончался и похоронен в Ялте. Шуф довольно часто общался с Надсоном. Это подтверждают разыскания ялтинского писателя А. Никаноркина, который в конце 1960-х читал подлинный дневник В. Шуфа за 1880-е годы, где целые страницы были посвящены этому знакомству. В двух газетных статьях о Надсоне А. Никаноркин цитирует выдержки из него (9). Судьба дневника неизвестна, подлинность его не доказана, но если принять его за аксиому, то можно заключить следующее. Владимир Шуф пришел к Надсону на дачу Цыбульского в октябре 1886 года. Он застал поэта больным, с параличом руки и ноги. Об этом (о параличе) сообщает и сам Надсон в письме от 8 декабря 1886 года. В дневнике Шуф описывает, как С.Я. Надсон любил сидеть в саду в хорошую погоду, как показывал альбом с фотографиями Плещеева и Гаршина. И действительно, это были его литературные учителя, а А.Н. Плещеева Надсон считал своим крестным отцом в литературе. 3 января 1887 года Шуф записал в дневнике, что в этот день получил визитную карточку от Надсона, поспешил к нему, но увидеться с ним не смог — Надсону было очень плохо. С.Я. Надсон на смертном одре. Ялта. 1887 г. Фото ялтинского фотографа Ф. Орлова Позже В. Шуф вспоминал в письме М.В. Ватсон от 23 сентября 1887 года о том, что та самая последняя строфа стихотворения Надсона «На могиле Герцена» (единственное, как считали литературоведы, что написал поэт в Ялте) была написана им самим в стеклянной галерее на даче Цыбульского: «<...> мы разговаривали с Семеном Яковлевичем об этом стихотворении, и он, шутя, подал мне свою тетрадь и просил окончить это стихотворение сообразно с его идеей. Я написал это четверостишье и дальше о том, "как звучный голос Герцена, подобно призывному колоколу, уже не раздается больше в его скорбной и несчастной отчизне"» (10). Это подтверждают и другие источники, о которых — позже. Надсон пишет о редакторе местной газеты, который бывал у него. Возможно, это некто Б. Залкинд, редактор газеты «Ялтинский справочный листок», которая издавалась в Ялте во время осеннего сезона с 1884 по 1889 г., с конца августа по октябрь, дважды в неделю (11). Таким образом, становится понятным замечание Надсона о редакторе газеты, которая не выходит. 14 декабря ялтинские знакомые поэта поздравили его с 24-м днем его рождения. «Вчерашний день мне принес несколько приятных сюрпризов, — писал С. Надсон 15 декабря из Ялты. — Во-первых, телеграмму от бывших полковых товарищей, во-вторых, букет от какой-то неизвестной маленькой почитательницы. Вообще, многие вспомнили о моем рождении <...> У меня было вчера все мое ялтинское общество в сборе: "божественный" старичок, который принес мне цветы, конфеты и псалтырь, и редактор без газеты и прочие. Утром я их поил шоколадом, а потом некоторых кормил скверным обедом» (12). Намечавшийся концерт в честь дня рождения Надсона пришлось отменить из-за его нездоровья. Наконец, следует сказать еще об одном человеке из ялтинского окружения Надсона. Это его лечащий врач Ф.Т. Штангеев (1841—1898), доктор медицины, специалист по туберкулезу, автор нескольких книг и статей о лечении туберкулеза на Южном берегу Крыма. По словам известного врача-климатолога В.Н. Дмитриева, своим капитальным трудом «Лечение легочной чахотки в Ялте. Опыт статистической и клинической обработки 1000 историй болезней» «Штангеев создал себе памятник, навсегда связывающий его имя с Ялтой как отечественной климатической станцией» (13). Лечил поэта Штангеев бесплатно. Он нашел состояние Надсона крайне тяжелым, с кавернами в легких, лихорадкой и упадком сил. В письме в газету «Новости» Штангеев дает подробный отчет о последних днях поэта Надсона. Опытный врач понимал, что надежды на излечение нет, он хотел хотя бы облегчить страдания поэта, продлить его дни. Но вопреки прогнозу через месяц Надсон стал поправляться, «кашель уменьшился и лихорадка прошла». Окрылило его сообщение о присуждении ему Пушкинской премии за книгу «Стихотворения». Страшно волновался Надсон после выхода фельетонов Буренина в «Новом времени». Появилось кровохарканье, он буквально «горел, как свеча». Чахотка осложнилась туберкулезом мозговых оболочек, «в бреду умиравший поэт выкрикивал, что нужно ехать в Петербург, воевать с Бурениным» (14). Скончался он 19 января (по ст. ст.) 1887 года в 9 часов утра. Отпевали его в Иоанно-Златоустовском соборе Ялты по христианскому обычаю на третий день после смерти. В метрической книге этого собора за 1887 год в части III «Об умерших» читаем запись от 22 января о смерти «Симеона Яковлева Надсона, отставного подпоручика, 24 лет, от чахотки. Обряд совершили священник А. Терновский с дьяконом М. Андреевским и псаломщиком Введенским». Там же была сделана пометка-примечание: «Тело для предания земле вывезено в Петербург» (15). На пароходе «Пушкин» гроб с телом С.Я. Надсона был отправлен в Одессу, его сопровождали М.В. Ватсон и киевская курсистка. В Одессе на пристани их ожидали студенты Новороссийского университета. Они собрали деньги и оплатили похоронный кортеж. С парохода на похоронные дроги гроб был снесен студентами, его украшал венок, обвитый лентой с надписью: «От студентов г. Одессы». 30 января в начале пятого часа дня процессия двинулась по улицам города от пристани к вокзалу. «За гробом шли исключительно студенты различных факультетов Новороссийского университета». В тот же день почтовым поездом останки С. Надсона были отправлены в Петербург (16). В поэтический венок на смерть С.Я. Надсона вплетаются строки одесского поэта А. Круглова:
С этого времени начинает свой отсчет и память о пребывании Надсона в Ялте. Дачу Цыбульского стали называть домиком Надсона. К нему потянулись люди, чтобы поклониться памяти поэта. В 1890 году в Ялте оказалась известная украинская поэтесса Леся Украинка (1871—1913). Тогда еще совсем молоденькая девушка, приехав всего на два дня в Ялту, она захотела разыскать дом, где жил и умер Надсон, который был кумиром молодежи 80-х годов. Идеалы того времени были не безразличны и самой поэтессе. Вместе с мамой, писательницей Оленой Пчилкой, они нашли это грустное место. Ему она посвятила стихотворение «Домик Надсона в Ялте»:
Здесь бывал и А.П. Чехов. Об этом вспоминал писатель, журналист, редактор ялтинской газеты «Крымский курьер» М.К. Первухин: «В Ялте на окраине города, на горе возле границ Массандры, умер С.Я. Надсон. Как-то, отправившись посмотреть на этот дом, я встретил Чехова. — Был у Надсона! — сказал он. — Грустно, знаете! Человека читают как никого, может быть чуть не каждый год — новое издание требуется, а поставить в его память хоть крошечный бюст здесь, в Ялте, — никому и в голову не приходит. Свиньи мы, знаете!» (19). В 1912 году исполнилось 50 лет со дня рождения С.Я. Надсона, а в 1913 году — 25 лет со дня смерти. В эти годы в печати появились статьи с горячими призывами «отдать долг памяти Надсону» (20). В 1913 году по инициативе редактора ялтинской вечерней газеты «Вестник юга» Д.Д. Языкова Ялтинская городская дума приняла решение об установлении мемориальной доски на доме, где жил и умер С.Я. Надсон (21). Для этого была образована специальная комиссия, в которую вошли член управы А.Э. Подгурский, члены комитета городской библиотеки. 15 сентября мраморная доска была установлена. Дом в то время принадлежал уже Филевой, он нисколько не изменился за 25 лет, а доска была установлена между двумя окнами квартиры, в которой жил Надсон. Ялтинская газета «Русская Ривьера» опубликовала репортаж с места события. В этот день была отслужена панихида в Иоанно-Златоустовском соборе, в котором отпевали Надсона 25 лет назад. Служил панихиду отец Александр Терновский, отпевавший поэта тогда. На торжестве присутствовало около ста человек, среди них несколько ялтинских старожилок, помнивших поэта. Они поделились своими воспоминаниями с корреспондентом газеты, что добавило несколько новых штрихов в описание жизни Надсона в Ялте. Это были Анна Владиславовна и Марина Францевна Олехнович, жена и дочь ялтинского врача, практиковавшего в 1870-е годы. Обе дамы познакомились с Надсоном в октябре 1886 года на квартире в доме В.К. Цыбульского. Поэт и его спутницы (М.В. Ватсон и киевская курсистка) жили в двух комнатах, большая из них служила Надсону спальней и кабинетом, в маленькой жили Мария Валентиновна и Дучинская. Поэт почти не выходил из дома, обычно лежал на кушетке в своей комнате или сидел в кресле в застекленной галерее. Часто был одет в синий атласный халат, который подарил ему кто-то из почитателей. Иногда Надсон выезжал в экипаже на прогулки в окрестности Ялты, во время таких прогулок сопровождавшая его М.В. Ватсон «заботливо укутывала больного поэта, но он не любил этого и часто раздраженно протестовал» (22). Комната Надсона в доме Цыбульского, как вспоминали ялтинки, была довольно уютно обставлена. На стене перед кушеткой висел большой портрет дамы «в светлой раме с вышитым полотенцем». Это была та неизвестная (графиня Лида), с которой переписывался поэт. Она подарила ему и портрет, и вышитое полотенце. На письменном столе Надсона лежали книги, стояли фотографические карточки и «масса статуэток сов и филинов». Когда Надсона спрашивали о его пристрастии к совам и филинам, он отвечал: «Это мои друзья». Как вспоминала М.Ф. Олехнович, Надсон любил говорить о Наташе Давыдовой, карточки которой он часто показывал и всегда очень светло вспоминал о покойной девушке. Тут, видимо, память подвела ялтинку. Речь, скорее всего, идет о Наталье Михайловне Дешевовой, сестре товарища Надсона по военной гимназии, в нее поэт был влюблен. Девушка умерла от туберкулеза в 1879 году. Многие стихи Надсона и его книга «Стихотворения» посвящены ей. Свою книгу Надсон подарил М.Ф. Олехнович, она часто читала ему его стихотворения, ему нравилось, как она читала. М.Ф. Олехнович вспоминала, что последние строки стихотворения о Герцене были написаны по просьбе поэта литератором Шуфом. Таким образом, надо смириться с тем, что Надсон в Ялте не написал ничего. На открытии мемориальной доски на доме, где жил и умер С.Я. Надсон. Ялта. 15 сентября 1913 г. У Надсона в Ялте бывало много посетителей, он очень утомлялся от визитов, но из-за деликатности никогда не говорил об этом. Нередко госпоже Ватсон приходилось отказывать в приеме почитателям и почитательницам. Из ялтинцев бывали у Надсона старичок Лоде и некий «толстовец», учитель, с которым Надсон любил спорить. Может быть, один из них и был тот самый «божественный старичок», о котором вспоминал поэт? Заботились о больном поэте М.В. Ватсон и киевская курсистка, а также ялтинская дачевладелица Ф.К. Татаринова. Она присутствовала при кончине Надсона. Сама Марина Францевна в тот роковой день приехала на дачу Цыбульского поздно, Семен Яковлевич уже скончался. Вспоминала она, как отпевали Надсона в Иоанно-Златоустовском соборе, где присутствовало очень много публики (23). В 1913 году произошло одно событие, едва ли замеченное поклонниками поэта. Был снят с линии пароход «Пушкин», на котором гроб с телом С.Я. Надсона в январе 1887 года отчалил от ялтинских берегов. Литература1. Венгеров С.А. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. СПб., 1897. Т. 39. С. 446. 2. Мандельштам О.Э. Шум времени. Л., 1925. С. 21. 3. Шуф В. Крымские стихотворения. М., 1890. С. 38. 4. Надсон С.Я. Полное собрание сочинений под ред. М.В. Ватсон. Петроград, 1917. Т. 1—2. С. 567. 5. Там же. С. 577. 6. Там же. С. 570—571. 7. Там же. 8. Там же. С. 571—572. 9. Никаноркин А. Надсон в Ялте. Курортная газета, 1969, 11 октября; Никаноркин А. «Огонь еще пылает...». Курортная газета, 1972, 19 марта. 10. Письмо обнаружено Г.А. Шалюгиным в рукописном отделе ИРЛИ (Москва), цит. по очерку «Поэт в красной шелковой рубахе...» (А. Чехов и В. Шуф) / Шалюгин Г.А. Чехов: «Жизнь, которой мы не знаем...» Симферополь: Таврия, 2002. С. 373. 11. Хоменок О.С. Дореволюционная периодическая печать Таврической губернии (1838—1916): Очерк истории и библиографический указатель. Одесса, 2003. С. 134—135. 12. Надсон С. Указ. соч. С. 573. 13. Шантырь С. Солнечная тропа. Симферополь: Таврия, 1986. С. 5. 14. Надсон С. Указ. соч. С. CXLL. 15. ЯИЛМ. КП № 44443. 16. Одесский вестник, № 29, 1887, 31 января. 17. Там же, № 26, 1887, 28 января. 18. Украинка Л. Твори в 10-х т. К., 1963. Т. 1. С. 118. 19. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1960. С. 639. 20. Русаков В. Долг Надсону // Вестник литературы, 1911, № 6. Кол. 141—146. 21. ГААРК. Ф. 522, оп. 1, д. 2014. 22. Русская Ривьера, № 207, 1913, 17 сентября. 23. Там же. Примечания1. Надсон называл ее Люба.
|