1.3. Очаг древнерусской государственности. Шанс на Возрождение

Крымский цивилизационный очаг является историко-политическим и культурным звеном, соединяющим эллинистическую цивилизацию и Россию.

1.3.1. Славяне в Крыму

Крым неверно представлять, как территорию, завоеванную Россией при Екатерине Второй. Крым — это древнейший очаг русской государственности.

Он изначально является одним из трех очагов европейской государственности — наряду с Афинами и Римом. Его культура связана с греческой и во многом от нее производна — в той же степени, как и культура Древнего Рима. Как интеграционное пространство межцивилизационного взаимодействия, он — ровесник Афин, и может считаться цивилизацией более древней, чем римская.

Уже в первых столетиях нашей эры в Крыму появились славяне.

Первые основания говорить о связи с российской государственностью дает Боспорское царство, возникающее в начале V века до н. э. Вопрос очень спорный — но М.В. Ломоносов считал именно это государство первым известным предшественником Российского государства.

Второе основание — это существование в Крыму т. н. «черняховской культуры», — распространенной в Северном Причерноморье и от нынешней Восточной Украины до Карпат во II—IV веках н. э. Такой классик древней русской истории, как академик Б.А. Рыбаков однозначно считал, что она является древнейшей славянской культурой на территории России. Многие считают и иначе (академик Седов В.В. считает ее полиэтничной, П. Рейнеке, как и другие, связывает с державой готов) — но никто не отрицает наличия в ней существенного славянского элемента.

В рамках этой трактовки черняховская культура — это своего рода «культура эллинизированных славян», ставшая основой их будущей государственности и историко-культурного возвышения.

Крым становится зоной взаимовоздействия позднеэллинистического мира со славянскими племенами и плацдармом их эллинизации, став одновременно третьим из очагов древнерусской государственности.

Некоторые авторы связывают приход славян в Таврику с эпохой Великого переселения народов — то есть с III—VIII в. н. э.

Ряд исследователей приводит подтверждение похода донских славян в Крым вплоть до самого Судака, в результате которого славянские племена получают доступ к морю.

Более определенные сведения о присутствии уже русской государственности в Крыму мы имеем в связи с легендой о взятии Сурожа в конце VIII века русским князем Бравлином, который там же и принимает крещение — то есть, за два века до крещения в Херсонесе Владимира.

Согласно письменным источникам, Крым попал в зону влияния русских князей в начале VIII в. Из «Жития Стефана Сурожского» мы можем узнать, что во второй половине VIII в. русский князь Бравлин занял Херсонес, Керчь и Судак — и в последнем принял крещение.

В начале X века здесь идет борьба русов и хазар. В Х веке Олег и Святослав побеждают хазар — и в Крыму возникает русское Тьмутараканское княжество, которое является частью Киевской Руси, и остается оплотом Древнерусского государства на Черном море вплоть до ордынского нашествия.

То есть Крым, по сути, является таким же очагом древнерусской государственности, как Киев и Новгород.

В письменных источниках упоминается также поход князя Игоря в Крым в 939 г., в результате которого был взят хазарский город Самкерц, располагавшийся на Таманском полуострове. В том же или следующем году хазары под предводительством Песаха, вновь захватили город, и прошли по Керченскому проливу в Крым, где захватили три греческих города и остановились только у ворот Херсонеса. Здесь Песах потерпел поражение и был вынужден отступить. Вместе с войском он прошел вдоль берега Крыма, через Перекоп переправился в земли русов и осадил Киев.

По некоторым источникам, в 944 г. князь Игорь вытеснил с Керченского пролива хазар и посадил в Крыму своего наместника.

В договоре Игоря с Византией, заключенном после очередного похода русов на Константинополь, можно прочесть: «А о Корсуньской стране: елико же есть городов на той части, да не имуть власти князи Рускии... и та страна не покоряется вам». Скорее всего, так Византия пыталась ограничить влияние Руси в Таврие. В то же время, подписывая этот договор, Игорь брал на себя обязательства по защите Корсуньской земли от черных болгар, то есть — признавался ее покровителем, а для такой защиты необходимо было иметь форпосты в Крыму.

Князь Святослав, сын Игоря, укрепил влияние Руси в Крыму, особенно в период 962—971 г. В 964 г. он начал поход против хазар. Наравне с русами в его войске шли печенеги и гузы. Он разгромил хазарское войско на месте слияния реки Ахтубы с Волгой и взял Итиль — столицу Хазарского каганата, а заодно захватил и второй крупный городской центр хазар — Семендер на реке Тереке, а по дороге назад у Цимлянской станицы взял еще и Саркел — древнерусскую Белую Вежу.

В руках Хазарского каганата остался только север Крыма.

Дружина Святослава освободила от хазар город Таматархи (древний античный Геромонасс) в Приазовье, позднее получивший имя Тмутаракань и ставший столицей отдельного княжества, по сути возродившего ядро прежнего Боспорского царства. К середине X в. под властью русских князей находились Таманский полуостров, часть Крымского полуострова, в том числе нынешняя Керченская область — то есть ядро земель Боспорского царства.

Новый освободительный поход в Крым предпринял сын Святослава Владимир: совершил бросок на Корсунь в 988 г. и вернул Руси былое влияние на полуострове. Византия была вынуждена подписать договор, признававший принадлежность Крыма Руси. В этом регионе даже существовал некогда город, называвшийся «Россия» — возможно, это был нынешний Корчев. Так же по старинным картам Крыма известны города «Косаль ди Россиа», «Россиа», «Россофар», «Россо», «Росика».

В 1016 г. сын Владимира, Мстислав, выступил заодно с Византией против хазар, которые, пользуясь антивизантийским мятежом, попытались захватить Херсонес — и оказались разгромлены. Русские дружины окончательно освободили Крым от хазарской оккупации.

В конце 1079 в. осевшие в крымских городах хазары, пользуясь феодальной раздробленностью на Руси, захватили в Тмутаракани князя Олега Святославовича. Они убили брата Олега, а самого князя выслали в Константинополь. Вернувшись из Византии в 1083 г., Олег отомстил — и так, что с тех пор само имя хазар исчезло из упоминания в источниках.

Однако археологические раскопки свидетельствуют о том, что славянские поселения в Крыму существовали и в XII—XIII в. В разных частях полуострова были обнаружены церковные строения, в первую очередь на востоке Таврики. Храмы эти по своему строению схожи с храмами Киевской Руси.

В целом мы можем с определенной вероятностью говорить о следующей динамике взаимодействия антично-эллинистической Ойкумены, Таврики и славянского мира.

К началу нашей эры интеграционные процессы, опирающиеся на энергию и потенциал эллинистической культуры, в зоне Черного моря и Северного Причерноморья начинают ослабевать. Это ослабление вызвано не столько ослаблением потенциала античной культуры, сколько постоянным вливанием в зону ее распространения новых народов, не всегда комплиментарно восприимчивых к ней, — но, что важнее, — вливающихся в нее слишком часто.

До этого эллинистическая культура вступала во взаимодействие в основном с ираноязычными племенами, в целом относительно восприимчивыми к ней и перенимающими ее, — но обычно не становящимися ее активным, передающим и воспроизводящим носителем. Теперь — она выдерживала натиск народов, не готовых либо не успевавших ее осваивать.

В I веке нашей эры античные авторы (Плиний Старший, Тацит) так или иначе включают в свои тексты упоминания о славянских племенах (венетах). Очевидно, в тех или иных формах начинается соприкосновение известной Ойкумены с последними.

Применительно ко II—IV веку мы можем говорить о существовании черняховской культуры, в значительной степени идентифицируемой с областью существования легендарного королевства Ойум — северная часть нынешней Украины. Но сама Черняховская культура распространяется много шире — в том числе она в этот момент существует и в зоне Северного Причерноморья, и в Крыму.

Споры о природе этой культуры и ее полной этнической идентификации — это одна из ключевых дискуссий о той эпохе.

Так или иначе, применительно к теме соотнесения этой культуры со славянами — бесспорно то, что они к ней были причастны. Причем причастность эта была достаточно высокой. Весь спор в этом отношении идет о том, была черняховская культура чисто славянской — или славяне представляли одну из ее ведущих основ.

Можно спорить о том, был Боспор истоком русской государственности или нет. Было королевство Ойум королевством древних восточных славян или нет. Очевидно одно: Крым и Северное Причерноморье, где распространяется черняховская культура, становятся зоной соприкосновения античности и эллинизма с одной стороны — и славян с другой.

То есть это, — зона где проживали эллинизированные славяне, славяне, соприкоснувшиеся с античной культурой и в той или иной степени ее перенявшие или начавшие перенимать. Причем их проживание на этой территории, в частности, — в Таврике — оказалось устойчивым. И они, в отличие от других народов, приходивших на полуостров в эти столетия, не были кочевыми — изначально миграция славян не носила кочевого характера. По сути дела, в Северном Причерноморье формировалось новое протогосударство, возможно — племенной союз славян и пришедших на эту же территорию готов, которых историки и летописцы часто путали. Это государственное образование было к 400 году н. э. разрушено нашествием гуннов.

Готы, как пришедшие сюда позднее и менее осевшие — большей частью ушли на Запад, частью — укрылись в горах Крыма, где просуществовали в своем горном государстве еще тысячу лет.

Менее склонные к кочевому образу жизни славяне — остались, соседствуя с проносящимися мимо дружинами кочевников. В своем энергичном натиске гунны, так или иначе, уходили все дальше на Запад вслед за теми, кого они вытесняли, — и на разоренной территории оставались восстанавливать все сначала оседлые славяне.

Через несколько десятков лет — по официальной дате — в 480 году, почти одновременно с падением Западной Римской империи (476 г.), — основывается Киев. По археологическим данным, городище на этом месте существовало и раньше. Согласно данным польских летописцев XV века, потомки основателя, Кия, правили в нем вплоть до их свержения воеводами Рюрика.

Суда по всему, столь быстрое восстановление после нашествия гуннов, стало возможно за счет относительно высокого цивилизационного уровня развития славян, в частности, — благодаря их эллинизациии, торговым и культурным связям с зоной римско-античного влияния, осуществлявшимися, в первую очередь, через города крымского полуострова.

Требует уточнения вопрос, почему современные источники не говорят прямо о том, что в период с II—III по VIII—IX век Крым в значительной степени населяли славянские племена — и не поясняют, откуда они берутся к Х веку. Но нужно отметить, что взятие Владимиром Херсонеса в 988 году византийскими источниками описывается как взятие его «тавроскифами» (Лев Диакон), о которых те или иные современники постоянно говорят, упоминая население, жившее к Крыму в I тысячелетии нашей эры. То есть, существует основание предположить, что это старое имя древнего народа было просто перенесено историками и рассказчиками на уже новые славянские племена, населявшие к этому времени Тавриду.

Таким образом, в рамках этой версии можно говорить, что эллинизированные славяне оказались началом, соединившим энергии молодого развивающегося народа с древней классической культурой. Определенное подтверждение этому можно найти в высокой степени сходства образов и подвигов героев русского эпоса и персонажей мифологии Древней Греции, а также — в сходстве пантеонов богов Олимпа и языческой Руси.

Эллинизация создает основу для восстановления культурных и протогосударственных древнеславянских структур, разрушенных нашествием кочевников — но принявшие ее славяне, расселяясь в Крыму и Причерноморье, сохраняют культурный потенциал античной Таврии, потом, в VI веке, уже совершают набеги на Византию, принуждая ее к выплате дани, а позднее, расселяясь на ее северных землях, становятся ее основной военной силой.

Судя по всему, именно славянское эллинизированное оседлое население создает новую человеческую основу сохранения таврической общности и восстанавливает ее интеграционный потенциал.

С укреплением племенных и протогосударственных структур славян, они начинают постепенно вытеснять кочевых захватчиков из Северного Причерноморья, Кубани и Крыма, к VIII веку утверждают свое влияние в Крыму и к Х восстанавливают Боспорское царство в виде Тмутараканского княжества.

Именно с утверждением русской государственности в Крыму, взятием Сурожа и Херсонеса, освобождением и возрождением Боспора и разгромом захватившего этот древний центр Хазарского каганата, Древнерусское государство входит в ряд мировых держав. Обычно забывается, что взяв Херсонес в 988 году, Владимир принимает не только новую веру, но и императорский титул, объявляя тем самым себя равным императорам Константинополя.

Причем принятие этого титула именно здесь было вызвано не столько ситуативными обстоятельствами — сколько имперским значением Херсонеса, конкурировавшего в эти столетия по своей значимости с Константинополем и неоднократно вступавшего в борьбу с ним.

Таким образом, Крым, являвшийся исторически очагом распространения античной цивилизации среды народов, населявших нынешнюю Россию, и зоной существования особой модели межцивилизационной интеграции различных народов, — стал одним из трех очагов русской государственности и одновременно — началом, определившим статус России как великой державы, несущей свою государственно-политическую эстафету от Афин, Спарты и Рима.

Славянское присутствие в Тавриде, начавшееся предположительно со II века нашей эры с первоначального расселения мигрирующих, но склонных к оседлости славянских племен, стало фактором возрождения древнего цивилизационного очага, шансом на воссоздание эффективной модели межцивилизационной интеграции.

1.3.2. Интеграционная предрасположенность славянской социокультурной модели

В центре многих сегодняшних теоретических споров лежит воп рос о соотношении российской истории и общемировой цивилизации. Специфика исторического развития России более или менее очевидна: она и в относительно позднем принятии христианства и в относительно позднем развитии государственности, в огромной роли идеологических оснований жизни общества, в персонификации власти, тяге к лидерству харизматического типа, прохладному от ношению общественного сознания к правовым нормам, более низкой роли материальных стимулов.

Из этих фактов разные идейные течения делают подчас по лярные выводы: одни говорят об «особом», ни с чем не сравнимом пути России и утверждают о неприменимости выводов западной науки, сделанных на основе изучения иных стран, другие полагают, что Россия развивалась и развивается на обочине мировой цивилизации, ее опыт и традиции есть некая помеха, в течении столетий затруднявшие и затрудняющие ей приобщение к этой цивилизации.

Исследуя вопрос, мы безусловно должны признать, что, во-пер вых, общество, может решать стоящие перед ним задачи лишь посредством того политического инструментария, который создан в ходе истории и имеется в наличии, во-вторых, что любое общест во в значительной степени зависит от имеющихся традиций, привычек и ценностей. Вместе с тем, очевидно, что при всем отличии отечественной истории, она в общих чертах соответствует этапам развития других стран. Раннее феодальное единство и феодальная раздробленность, сословная монархия и абсолютизм, развитие промышленности и буржуазии, падение абсолютизма и демократи ческая революция, решение аграрного вопроса и эгалитаристская тенденция, воплотившаяся в Октябрьскую революцию — т. е. опыт соз дания социального государства. Поэтому правильно говорить о специфическом развитии России в рамках общемирового развития, при этом, учитывая, что Россия не только находилась под влия нием мировой культуры и цивилизации, но и существенно влияла на него, на разных этапах определяя повороты мировой истории.

Россия не только одна из составных частей, но один из немногих определяющих факторов мирового развития: прикрытие Европы от Ордынского нашествия, разгром Ливонского ордена, постоянное сдерживание Османской империи, практическое уничтожение Швеции как мировой державы, поражение Наполеоновской империи, поддержка революции в Америке, спасение мира от фашизма, создание первой в мире плановой экономики, в значительной степени принятой для использования наиболее передовыми западными странами, выдающиеся достижения в науке и искусстве — вот некоторые из примеров.

Среди факторов, определивших своеобразие развития России можно выделить следующие.

Пульсирующий ритм жизни древних славян, чередовавших паузы земледельческих оседлых периодов с походным ритмом, когда они вырывались за собственные границы и в географическом, и в смысловом планах. Эта двойственность определила отсутствие склон ности к постоянно-размеренному развитию, отсюда — чередование периодов опережения остального мира и отставания от него.

Формирование русской нации не путем выделения этнически культурного начала из общецивилизационного поля единой рели гии, что имело место во многих иных странах, особенно Западной Европы, а путем объединения разнородного этнического начала религиозно-цивилизационным смысловым полем православной религии. Религиозная идея последовательно выступает как интегри рующее старорусскую народность начало, как мобилизующий момент противостояния агрессии, как фактор преодоления феодальной раздробленности.

Рациональная идея выступает в форме религиозной, но сама религия во многом утрачивает характер отрешенности от мира, во многом слившись с язычески непосредственным славянским мироощущением, схожим с мироощущением античности. Она развивается во многом опережающими темпами по сравнению с развитием нации и государства, которые как бы приобретают облик вторичного производного от нее.

Отсутствие жестких границ, подвергающихся постоянному фиксированию географическим или иногосударственным факторами ведет к отсутствию постоянного ощущения границы с миром, порождая поиск осмысленности, поиск собственного впечатывания в окружающий мир, а стало быть, как бы постоянный поиск высшей истины, поиск особой предназначенности, поиск истины, возможно, скрытой от остального мира, который находит свое воплощение сна чала в «единственном в мире православном государстве», а затем — в «единственном в мире государстве рабочих и крестьян».

Соответственно, вся духовная традиция России — некое проти востояние найденной истины и поиска истины. Состояние найден ной истины противоречит пульсирующему ритму жизни. Общество постоянно в преддверии или в состоянии раскола, причем делится не на активную и пассивную часть, а на активную часть, обращающуюся к поиску, и активную часть, отстаивающую найденное.

Состояние найденной истины подает восприятие достигнуто го, как конечного, что блокирует многие естественные эволюционные механизмы и приводит к отставанию, отставание порождает потребность в отрицании и новом поиске — за всем стоит обычный механизм развития, но в его действии через сознание претворяющийся не в плавных, а в конечных, абсолютизированных формах.

В итоге, национально-мобилизующая идея выполняет роль ускорителя развития с одной стороны, и интегратора иных ценностей, не включенных в ранее найденную истину.

Начав свое развитие с естественно-хронологического отставания, Россия постоянно совершает рывок в развитии — и вновь замирает, найдя искомое. То есть, может быть, главная особенность России — интеграция мировой культуры. Соответственно в российскую традицию накрепко вплетены такие начала, как мессианство, эгалитаризм, радикализм.

Все эти начала предопределены исходной идентификацией, базирующейся на отношении «к высшей истине».

Собственно, высшая истина и ее поиск — это некие центральные начала в самоощущении и принятом способе самореализации того, что иногда называют «русской цивилизацией».

Другие народы могли идентифицировать себя по месту проживания, «русские» не были в полной мере детерминированы географически, сталкиваясь сначала в своей миграции с разными культурно-цивилизационными началами — и позже сталкиваясь с ними и в силу обширности и подвижности своих границ, «русское начало» идентифицировало себя особым способом (который впрочем, исторически есть не свидетельство особо избранности, но некая историческая случайность).

Этот особый способ заключался в том, что в неком историко-цивилизационном алгоритме после самим этим началом задаваемого вопроса «Кто мы есть?» — рождался ответ: «Мы есть те, кто призван познать истину, выявить эту высшую истину из множества частных истин, принадлежащих разным встреченным нами народам». Но далее, в силу принятой и выработанной открытости и комплиментарости к иным встреченным, возникало продолжение ответа: «Мы те, кто познает истину, сохранит ее и подарит ее всему миру».

Позже это проявилось в отношениях данного начала с двумя идеократическими оформлениями: православием и коммунизмом.

Но если исходная сущность начала определялась как отношение с высшей истиной, в котором пребывает и все начало, и каждый его представитель, то единственная мера, определяющая сущность, темперамент, и социокультурный код начала и его представителей, как было указано раньше, троякая.

Во-первых, в отношении к истине доминирует не привилегия ее познания, а триединая обязанность познания, сохранения и передачи.

Описаное социокультурное начало ощущает себя звеном, призванным соединить Истину и все человечество, подарить ее всем народам, приведя их к счастью и гармонии. И свой дар миру, начало готово сделать, и чувствует в этом свое призвание и служение.

Отсюда, кстати, разлитая в истории готовность всегда откликнуться не то что на призыв, а на любую открывающуюся возможность несения справедливости и освобождению любых субъектных проявлений исторических и социальных проявлений: православных в иных странах, негров в Америке, братьев-славян, «страдающих буров», наконец — мирового пролетариата.

Что, собственно, и образует первый, мессианский феномен.

Второй вытекает во многом как из изначального, так и из последнего.

Высшее есть истина. Любой из нас, любой человек есть в сути своей отношение с истиной, измеряемое последней. Раз так, то в отношении с истиной все люди равны. А раз истина есть высшее, следовательно — по значимости постоянное, то значимость каждого отдельного начала есть та же константа, то есть — все люди равны, поскольку все меряются отношением с истиной, все равны в отношении к бесконечному.

Раз все люди равны — то элитизм отвергается по определению. Всеобщее равенство — есть эгалитаризм. Не может быть лучших людей и худших людей, не должно быть отдельно несчастных и счастливых. Не может быть имущих и неимущих, не может быть старших и младших — иначе как если противное не кроется в искажении отношений с истиной.

Люди могут быть разделены лишь на познающих, овладевающих истиной — и еще не познавших ее. Тем, кто не успел познать истину — истина должна быть открыта ее носителями, а сами они приведены к эгалитарной гармонии. Те, кто не принимает данное эгалитарное начало — не хочет мерить себя отношением к истине, не хочет познавать и принимать ее — и потому они есть начало противное самой истине, начало, встающее на ее пути. Все люди равны перед истиной — и тот, кто не признает последнего, не признает себя и человеком.

Что собственно и есть второе существенное начало — эгалитаризм.

Третье начало — также атрибутативно высшей истине.

Если истина есть и она одна — то не может быть другой. Нельзя служить двум богам одновременно. Следовательно, нельзя принять две истины — а раз так, то и то, что претендует на роль истины, называет себя так, но таковым не признается — совершает кощунство. Само оно есть покушение на истину, то есть преступление границ самоидентификации, оскорбление их. А потому, данное самозваное начало — должно быть уничтожено и изничтожено, как нарушение мировой гармонии.

Истина одна. И потому не может быть соединения двух претендующих на истину начал — одно должно быть принято, второе отброшено.

При этом если одно начало ранее претендовало и находило удовлетворение своей претензии на истину, то при открытии своего несовершенства — что вытекало из ситуации противостояния состояния найденной истины с необходимым состоянием ее поиска — старая истина приобретает качество раскрытого обмана, разоблаченного самозванца. Она как таковая не может быть сохранена уже и частично — потому что ее частичное сохранение требовало бы частичного сохранения обмана, лжи.

Она должна быть разоблачена и низвергнута окончательно, то есть — радикально.

Таким образом, и определялась новая сущностная триада, формировавшая конфигурацию социокультурной и поведенческой, миропреобразающей детерминанты цивилизационного начала, первоначально выступавшего перед историей как «русское начало»:

Мессианство, эгалитаризм и радикализм.

Одновременно, при всех своих общих качествах, выступающих как единых носитель сугубо рационального отношения к миру и жизни.

Как минимум к VIII веку, крещению князя Бравлина, оно обретает характер фактора политической жизни, к X — освобождению от хазарского завоевания Боспорского царства и образованию очага древнерусской государственности в виде Тмутараканьского княжества. Началось цивилизационное возрождение Тавриды, трагически прерванное в XIII веке турецкой агрессией и татаро-монгольским нашествием, отдавшим Крым во власть многовекового татаро-монгольского ига.