Из письма в Славянск от 5 августа 1898 г. из Святых гор

...Как быстро пролетело лето. Уже первые числа августа, а там и осень не за горами. С каждым днем дачники убывают, наводя своим отъездом на остающихся страшную тоску. Некоторые еще продержатся до 15 августа, а уж с 15-го августа едва ли кто останется здесь. В этом году, как говорят хозяева, с дачниками что-то неладное творится: самый большой съезд начался только с 1-х чисел июля, а в конце его уже позорнейшее бегство, чего раньше не замечалось. Я думаю, что в этом много виновата сырая, дождливая погода, какая была этим летом. В довершение всего в первых числах августа вдруг, как из-под земли, появились местные кавалеры в «спинджаках», с цигарками и неизбежными гармошками. Появился и настоящий «кавалер» — унтер-офицер, с заломленной на манер «черт меня побери» фуражкой. И вся эта милая компания и днем и ночью расхаживала по всей деревне и в лесу, производя шум, драки и бесконечное «наяривание» на гармошках. Одну ночь ровно до 2-х часов играли, орали и безобразничали около моей квартиры. И это на курорте.

Так вот, все эти оргии, поспешный отъезд дачников и скверная погода наводят на мысль о побеге отсюда и усиливают тоскливое душевное состояние. И хотя в последние два дня порывы и страсти кавалеров деревенских несколько утихли, но мне кажется, что это они делают передышку для того, чтобы с новой силой вспыхнуть на предстоящих монастырских торжествах и ярмарке 15 августа. Кроме того, от массы костров, которые будут раскладываться купцами на ярмарке в течение нескольких дней для варки пищи, дым будет висеть целыми тучами над деревней и лесом и мало доставит удовольствия оставшимся дачникам. Большое влияние на преждевременный отъезд имело еще и воспоминание о бывшем здесь, на ярмарке, несколько лет тому назад, погроме, во время которого разнесли экономическую контору, аптеку и несколько дач.

Я получил от нотариуса Фигуровского ответ на мое письмо об отсрочке приезда по случаю болезни. Ничего утешительного нет, и место, кажется, тю-тю. Вообще, эти дни масса неприятностей и такая тоска, что я даже похудел. Но Ваше сообщение об отъезде из Славянска Якубовского и Перевозчиковой совершенно меня доканало. Я думаю возвратиться в Славянск числа 10—12 августа. Это будет в зависимости от обратного извозчика, который возьмет меня отсюда за удешевленную плату. После расчета с хозяином, хозяйкой, молочницей, прачкой и столовой у меня в кармане останется только единственный двугривенный. А впереди предстоит еще далекий путь в Крым.

Вы спрашиваете меня о музыке или, точнее сказать, об оркестрах, перебывавших на Славянских Минеральных водах за последние 10 лет, т. е. с 1888 года, когда я переехал в Славянск на службу. На это отвечу Вам, что из всех слышанных мною за это время оркестров мне больше всех нравился немногочисленный, но довольно хорошо сыгранный струнный оркестр Н.Х. Векслера, игравший, кажется, два или три сезона в конце 80-х годов. Это был первый порядочный оркестр на Минеральных водах за все время их существования. Что же касается более давнего времени, то, по словам местных старожилов, на воды приглашались такие оркестры, под которые можно было только танцевать, а не слушать серьезную музыку. Да и время, нужно правду сказать, было тогда такое, что требовался большею частью танцевальный репертуар: вальсы, кадрили, марши, польки и, в особенности, мазурки. Тогда даже в губернском городе Харькове совсем не думали о серьезной музыке, и таковая только в этом году налаживается в саду коммерческого клуба. Я не могу себе представить, чем угощал курортную публику «Лонгиновский» оркестр из 10—12 человек, оставшихся от прежнего крепостного оркестра нашего изюмского помещика Никанора Михайловича Лонгинова, бывшего Екатеринославского губернатора, брата секретаря императрицы Елисаветы Алексеевны, а потом великого статс-секретаря, — Николая Михайловича Лонгинова. Репертуар этого оркестра был настолько жалкий, что даже в 1890-х годах не имел ни одной оперы, ни одной оперетки. Существовал этот оркестр скудным заработком от игры в зимнее время на свадьбах, а главным образом от разных промыслов, ничего общего с музыкой не имеющих: кто сапоги тачал, кто иглой работал.

Затем был еще неплохой оркестр под управлением Рихарда Шюппеля, мечтавшего о серьезной музыке и тщетно пытавшегося осуществить свою мечту. Этот немец на мое сожаление, что он не Рихард Вагнер, только Рихард Шюппель, не без остроумия ответил: если бы он был Вагнером, то в таком случае не было бы Шюппеля. Но самым лучшим был прошлогодний струнный оркестр Донского казачьего войска в составе 55 человек под управлением капельмейстера В.А. Гильдебрандта. К сожалению, этот многочисленный и хорошо сыгранный оркестр имел довольно заметные недостатки: во-первых, небольшой и несерьезный репертуар и, во-вторых, опереточного дирижера, хотя и с громкой фамилией Гильдебрандта (Папа Григорий VII носил эту фамилию). Поэтому все серьезные вещи, которые он скупо преподносил публике, сбивались у него на опереточный тон и проходили быстро, гладко и невыразительно, не оставляя никакого впечатления. У меня была надежда, что этот белобрысый, холодный и ленивый, с крупными губами, немец, увлекшись курортной дамой В.А.Л., постарается для предмета своей любви вдохнуть в оркестр больше чувства и выразительности, но вышло наоборот. Он, очевидно, выдохся, махнул рукой на серьезную музыку и стал налегать на «Мадам Анго», «Птичек певчих», и даже последних поставил в свой бенефис с участием полудраматической полуопереточной артистки Т.

Относительно драматических трупп, подвизавшихся на водах, моя память сохранила труппу Казанского во главе с М.И. Летар (1888 г.), увы, в прошлом году уже не имевшей успеха, и харьковского студента В.А. Азамат-Рудзевича, державшего антрепризу несколько лет подряд. Гастролировали: Петипа (старик), Волгина, Людвигов, Велизарий, Гр. Гр. Ге (автор «Трильби», «Казнь» и «Набат»), Хохлы почти что все перебывали на Славянских водах: Кропивницкий, Заньковецкая, Манько, Садовский, Саксаганский, Карпенко-Карый, Затыркович и проч, и проч. Но я не поклонник малороссов...