Отчет о восстании ногайцев Иедсана послужившего причиной свержения Алим-Герай-хана и восшествия на престол Крим-Герай-хана, в 1758 г., посланный в 1759 — министрам короля господином де Пейссонель

//57 <страница 58>

В настоящее время, татарские ханы так подчинены турецким императорам, они выносят с такой терпеливостью, возложенное на них их предками иго, что очень редко они всходят на престол путем переворотов, они довольствуются тем, что идут в кабалу к порте, чтобы достигнуть его; они занимают его мирно и сходят также без шума; между тем, Крым-Герай-хан ныне царствующий, занял его открытой силой. Восстание ногайцев Еидсана¹, которым воспользовался этот принц, чтобы достигнуть своей цели — событие достаточно замечательное и заслуживающее внимания Порты, если она подумает о том, что может сделать предприимчивый и смелый хан, когда он соберет воедино все силы (войска), судя по тому что сделал простой султан, поддержанный только одной ордой ногайцев.

Ногайцы Иедсана составляют одну из четырех больших ногайских орд, подчиненных крымскому татарскому хану; они чрезвычайно богаты, кочевники, и странствуют по равнинам к северу от реки Ниестера², между Окзаковым³ и Бендером. Сейчас они чрезвычайно богаты; они засевают очень значительное пространство земли и ведут несметную торговлю зерном, стадами, животными, лошадьми, кожей, шерстью, сыром и молочными продуктами с поляками, казаками и турками Окзакова, Бендер и других пограничных местностей; они без конца копят и ничего не тратят; //58 <страница 59> они питаются просом и продают зерновые хлеба (пшеницу, рожь и гречиху) и ячмень, они одеваются в бараньи шкуры и получают со своих собственных конских заводов лошадей, необходимых им для верховой езды. Эта одна орда может доставить, в общем, восемьдесят тысяч человек кавалерии, хорошо снаряженных и вооруженных всеми видами оружия; она всегда управляется сераскиром, которым всегда бывает принц из дома (рода) Гераев, назначенный и подчиненный хану.

Алим-Герай-хан, поставленный на престол в конце 1755 г. значительно увеличил подати и дань, которые платили ногайцы их властителю, и этим лишился любви этих народов⁴, быть может скорее проявивших бы свои чувства, если бы султаны Хаджи-Герай и Саад-Герай, братья хана и сераскиры орд Иедсана и Буджака, не удерживали их в пределах их долга благоразумием и умеренностью. Но Хаджи-Герай, сераскир Буджака, умер в 1757 г., весьма оплакиваемый, — и хан, вследствие чрезвычайной слабости к своим детям, назначил своего собственного сына Сеадет-Герая, заступившего место Хаджи-Герая, в ущерб своим другим братьям, которые были все старше его сына, не считаясь с установленным у султанов обычаем, сменять друг друга, по порядку рождения. В то время, как сераскират Буджака оставался незанятым, несколько мирз из орды Иедсана, взбунтовавшихся против их сераскира, сделали маленький набег на русские земли, ограбили деревню, осквернили церковь, убили много казаков и увели с собою большое количество животных и лошадей. Так как русский двор обратился с жалобой по этому поводу к оттаманскому министру, хан получил приказ дать удовлетворение казакам и Сеадет-Герай, отправляясь в свое правительство Буджака, получил поручение от своего отца, поехать в Иедсанскую орду, собрать точные сведения об этом событии, наказать виновников этого нарушения законов и возвратить казакам все <страница 60> что у них было похищено. Это поручение было очень неучтивым //59 по отношению к Саад-Герай, сераскиру Иедсана — обида была для него тем более чувствительна, что он, своим разумным поведением до самого последнего времени, заслуживал больше доверия. Он дал полную власть ногайцам своей орды и не сделал больше ни одного движения, чтобы обуздать их.

Сеадет-Герай-султан отправился в Буджак во время рамазана в 1757 г. Уместно дать некоторое представление о его характере, для того чтобы его странное поведение было не так удивительно, которое повлекло за собою гибель его отца и его собственную. Этому принцу двадцать восемь лет; он не обладает ни проницательностью, ни образованием, ни рассудком: у него столько же справедливости в сердце, сколько точности в уме; он горд без достоинства, упрям без твердости, молчалив от глупости, так как он думает еще меньше, чем говорит, честолюбив без планов (замыслов), мстителен без системы, покровительствуя одним и притесняя других, с равной неразборчивостью, слишком спесивый, чтобы попросить советов у тех, кто может дать ему хорошие, и слишком недалекий, чтобы распознать плохие, даваемые ему без его просьбы. Этот принц, в соответствии с приказами его отца, прибыл в Иедсан, приказал арестовать многих мирз, не отличая невинных от виновных и привел их, в цепях, в Буджак, где некоторые были убиты, другие погибли в темницах; он предал их жен и детей во власть распущенности и похоти его слуг; наконец, под предлогом удовлетворения казаков он потребовал от орды Иедсана суммы, значительно превосходящей похищенное. Возмещение было сделано от имени государства, и прикрасило тиранию; хан удовлетворил русский двор, восхвалявший справедливость и ум этого принца и засвидетельствовавши Порте самые милостивые знаки расположения к этому принцу. <страница 61>

Кроме того, сераскир присвоил себе остаток взысканного. Говорят, что он поделился с великим визирем — Рагхиб-пашей — которому он, несомненно, дал достаточно, чтобы сделать его //60 глухим к жалобам ногайцев, все же не отдавая ему лучшей доли. Брожение, которое вызвали и эти несправедливости в орде Иедсана, было увеличено новыми притеснениями, совершенными сераскиром некоторое время спустя и обрушившимися также и на ногайцев Буджака. Константинополю недоставало пшеницы и великий визирь обратился к хану за обеспечением помощи столице. Это дело коснулось опять Сеадет-Герай, на которого ханом было возложено поручение извлечь зерно из Буджака и Иедзана⁵, где царило тогда изобилие; но поручение было исполнено с такой чрезмерностью и с такой тиранией, что обе орды взбунтовались: ногайцы Буджака объединились с ногайцами Иедзана и положение вещей дошло бы до последней крайности, если бы наиболее рассудительные мирзы не посоветовали сераскиру покинуть страну, чтобы избегнуть взрыва. Принц сопротивлялся некоторое время, но отчаявшись в возможности усмирить эту грозу, он отступил и уехал в Бактшесерай. Между тем, пшеница была послана в Константинополь, великий визирь превозносил усердие и бдительность хана; сераскир имел случай похвастать и важность услуги помешала Порте обратить внимание на совершенные им прижимки и прислушаться к жалобам, обраще иным против него.

Ногайцы. Гравюра Х.Г. Гейслера, 1794 г.

Между тем, Крым-Герай-султан, старший сын хана и брат Сеадет-Герая, управлял Кубаном и Черкесией, почти так же, как младший брат управлял Буджаком. Этот принц, более умный, не обладал большим образованием, ни меньшим числом недостатков: их характеры не схожи, но можно утверждать, что один не лучше другого. <страница 62>

Крым-Герай обладает большей живостью, но в то же время и большей вспыльчивостью и дерзостью: он более откровенен и более приветлив, но и более подвержен к унижению своего достоинства и к погрешениям против своих обязанностей, своего долга, он способен к размышлению, по легкомыслию, как его брат по глупости; он лишен тщеславия, но всецело предан удовольствиям: он посвящает день пьянству, а ночь разгулу //61 с евнухами и женщинами, которых он похищает без всяких угрызений совести, как только ему представится случай; распущенность его нравов всегда вызывала проклятия у черкесов и ногайцев Кубана. В 1756 г. его насилия принудили абазов взяться за оружие и дать ему сражение, в котором он был разбит — на голову и где погиб старший сын калги-султана. Хан, чтоб отомстить за оскорбление, нанесенное его сыну, приказал захватить одно судно, шедшее из Абазии и нагруженное рабами для Константинополя; он приказал заковать в цепи, в крепости евреев, начальника корабля, всех абазских торговцев и вместе с ними многих турецких торговцев, не принимавших никакого участия в этой распре, и даже жен этих последних, сопровождавших их мужей в этом путешествии, имевшем целью перевоз (торговлю) рабами, были арестованы и оставлены в залог во многих домах Бактшесерая. Многие из этих торговцев умерли в их цепях; остальных хан отпустил только, долгое время спустя, и завладел всеми рабами.

Это насилие усилило ненависть черкесов: султаны Сеадет-Герай и Бахади-Герай, племянники Арслан-Герай-хана, всемогущественные в Черкесии, отплатили тем же и грабили все караваны, шедшие и возвращавшиеся <страница 63> из Крыма к калмыкам. Наконец, к началу нынешнего 1758 года, беспорядки дошли до того, что восставшие султаны потребовали непременного свержения их сераскира, Крым-Герая, угрожая хану, в случае отказа, не останавливаться ни перед чем. Один мирза, по имени Ормамбет, поднял восстание среди ногайцев Кубана и обязался переселить их на русскую территорию. В марте месяце хан послал в Черкесию, калгу-султан-Девлет-Герая, с некоторыми войсками Крыма, пытаясь усмирить волнения, возникшие в згой области. Этот принц, не надеясь достигнуть этого насилием, применил покорность и кротость; он обязался в силу своих полномочий, выпросить у хана смещение Крым-Герая и назначение на его место Сеадет-Герая черкесского; одним //62 этим, он привел все к разумному соглашению, и даже достиг того, что принудил дать заложников, когда непредвиденное событие разрушило все плоды его переговоров.

Отсутствие сераскира Буджака и благоразумие его каймакана успокоили немного умы в Буджаке и в Иедзане: этот принц провел зиму около своего отца и весной, чувствуя себя вполне оправившимся от дизентерии, которой он заболел со времени своего возвращения, он принял решение вернуться в свою губернию. Хану было трудно решиться его отослать туда, он даже посоветовал ему отечески не вести себя предосудительно, вторично: но упорство сына обезоружило благоразумие отца и Сеадет-Герай пустился в дорогу на Буджак, в начале мая месяца. Ногайцы Иедзана, которые обольщали себя надеждою больше не видеть его, взялись за оружие при слухах о его прибытии; как только он переправился через Борисфен, они ему доказали, что ему угрожает <страница 64> опасность и что ему остается только отступить. Этот принц не мог больше, с честью, вернуться обратно; он даже не осмелился остановиться в Кишела, его резиденции, он решил продвигаться вперед в почтовой карете до Кавшана, где, вместо того, чтобы попытаться пойти мирным путем, он поспешно собрал армию в двадцать тысяч человек, составленную из ногайцев Буджака, турок Ромелии, молдаван, нескольких ямаков⁶ Аккирмана, Кили[и], и других соседних местностей.

Офицеры янычаров и улемы Бендер, взволнованные этими подготовлениями, прибыли к Сеадет-Гераю, чтобы посоветовать ему не нападать и ограничиться оборонительным положением: они указали ему на гибельные последствия такого поспешного шага, они даже предложили ему быть посредниками и выхлопотать выгодный и достойный его мир, но все же их увещания были бесполезны, они не смогли даже получить отсрочки на несколько дней. Этот принц, не справляясь больше ни с чем, кроме своего мщения, пошел сейчас же против мятежников, ожидавших его в нескольких лье от Бендер, но как только он оказался перед врагом, ногайцы //63 Буджака, условившись с ногайцами Иедсана, повернули вспять; остаток его войск был разбит наголову и он сам принужден был бежать с незначительным числом своих слуг и вернуться в Кавшан; но его лошади, его шатры, и его повозки попали в руки ногайцев, разделивших добычу; он послал с поспешностью одного мирзу к хану, чтобы осведомить его о неуспехе первой экспедиции, одновременно он послал одного доверенного человека в Константинополь, чтобы сообщить великому визирю, обо всем происшедшем и решил ожидать в Кавшане <страница 65> военное подкрепление, которое он просил у отца. Ногайцы Иедзана послали в Порту одного арц-Махара, чтобы пожаловаться на насилия Сеадет-Герая, и просить правосудия; ожидая, они изгнали Саад-Герая, их сераскира, игравшего уже давно очень нелепую роль. Этот принц, умеренного и спокойного характера, писатель, любитель искусств, творец сборника стихотворений, очень ценимого, обладая всей кротостью и приятностью нравов, порождаемых неизбежно любовью к литературе; этот принц, говорю я, должен был быть очень отягощен видеть себя во главе племени варваров; дурные поступки хана, его брата, давно уже были неприятны ему, он не оказал никакого сопротивления и спокойно возвратился писать стихи в Румелию. Новость о поражении Сеадет-Герая не замедлила распространиться в Кубане, черкесы решили, что это восстание привлечет все внимание на сторону Буджака и займет его настолько, чтобы мешать ему предпринять что-либо против них. Они разорвали соглашение, заключенное ими, принудили калга-султана вернуться в Крым, захватили обратно вооруженной силой, заложников, которых они дали и изгнали их сераскира Крым-Герая почти в Кабарту. С этого момента Черкесия и Кубан впали в полнейшую анархию: султаны Сеадет-Герай и Бахади-Герай закрыли все пути, запретили торговлю, грабили караваны и похищали лошадей скот и рабов почти под пушечными выстрелами крепостей великого повелителя.

Легко можно судить об ужасе, в который погрузили столь //64 ужасающие новости хана и весь двор. <страница 66>

Быть может, было еще у хана время остановить несчастье в самом зародыше, свергнув своих сыновей, уже изгнанных с их должностей и за которыми осталось только звание сераскиров, он мог бы заместить их султанами более умными и более осторожными, которые ведя себя более умеренно, достигли бы того, что потушили огонь восстания, вспыхнувшего со всех сторон; быть может принц решился бы принести эту жертву, если бы он смог руководствоваться своими собственными познаниями или послушался бы советов лиц, действительно ему преданных; но анабей была того мнения, что необходимо поддержать Сеадет-Герая и это мнение победило. Эта женщина по происхождению — русская рабыня, последняя жена Сеадет-Герай-Хана, отца Алим-Герая, в возрасте пятидесяти лет, никогда не была, даже в своей юности, особенно красива, но она соединяет с живым умом и душой сильной и тщеславной; сердце высокомерное и повелительное, характер твердый, исключительный, независимый, безрассудный; не зная пределов, когда она в состоянии, ни в своем благодеянии, ни в своей ненависти и мщению, она правила под именем Алим-Герай-хана, который жил и царствовал только для нее и был только исполнителем ее высших желаний. Скандальная хроника приписывает ей власть над этим принцем силе страсти, которой человек в его возрасте едва ли мог быть подвержен и которую, что еще более невероятно, могли бы внушить чары женщины в таком возрасте; люди рассудительные считали причиной сему — силу привычки, сменяющей всегда ослабевшую страсть, и народ, не знающий и никогда не узнающий о власти, которую имеет сильная душа над слабой, не замедлил утверждать, что принц был заколдован <страница 67> магическими действиями и опоен любовными напитками. Анабей была в интимной связи с Сеадет-Герай, Вениамином⁷ хана; их интересы были общими, они поддерживали друг друга; она //65 пользовалась иногда слабостью хана к его сыну; а султан, с своей стороны, извлекал выгоды из ослепления его отца ею. Мольбы и настояния анабей склонили хана к решению поддержать своих двух сыновей, какой бы то ни было ценой: таким образом, что этот принц избрал путь жестокости и насилия, часто опасный для наиболее сильного и всегда гибельный для более слабого. Он начал с того, что отступил от слова, данного им калга-султану — назначить сераскиром Кубана Сеадет-Герая черкесского, он предпочел оставить Кубан и Черкесию в совершенном беспорядке, чем отнять у своего сына бесполезное звание сераскира, авторитет которого он уже давно потерял и он приступил в то же время к сбору войск, которые он предполагал послать на помощь сераскиру Буджака.

В то время как в Крыму происходили подобные вещи, посланцы ногайцев Иедзана явились в Константинополь к их арз-мазар; но великий визирь, Рагхиб паша, которого хан и сераскир смогли настроить в свою пользу, отвергнул их просьбу, помешал тому, чтобы она дошла до престола и отослал обратно посланцев, оказав им плохой прием и не дав им никакого ответа. Ногайцы Иедзана, полагавшие на справедливость Порты, поняли тогда, что им нечего ожидать помощи и что только одна их непоколебимость может избавить их от наказания, угрожающего им; они решили довести все до крайности. Чтобы придать больше веса их действиям и сделать их восстание более значительным, они сочли необходимым <страница 68> поставить во главе их одного из султанов ветви Девлет-Герай-хана, являющей партией противоположной детям Сеадет-Герай-хана, и они сейчас же начали работать над тем, чтобы привлечь к ним тех, кого они считали наиболее способными для управления ими. Хаджи-Герай-султан, сын Махмуд-Герая и племянник Арслан-Герми-хана⁸, был первым, принявшим их предложение; он выехал из Румелии, сопровождаемый его двумя братьями и явился в Иедзак, условившись с Крым-Гераем, теперь уже ханом, //66 возбудившего восстание, но которому еще некоторая осторожность мешала показаться на сцене с открытым лицом. Хаджи-Герей — принц в возрасте тридцати пяти лет, смелый, предприимчивый, неутомимый, бесстрашный, любитель новизны, согласующий свои замыслы с мудростью и выполняющий их с твердостью. Он был назначен сераскиром Буджака, когда ему было 18 лет и тогда он дал доказательства решительного мужества и доблести и благоразумия не по летам. Когда знаменитый калга-Шаан-Герай восстал против Селим-Герай-хана, это он, в возрасте двадцати лет, разбил войска этого принца, осмелился ему представить только единственное сражение и принудил его обратиться в бегство и скрыться в Польше.

При известии о прибытии Хаджи-Герая в Иедзан, сераскир Буджака, ожидавший в Кавшане подкрепления войсками от хана, не счел себя более в безопасности в этом городе, он приблизился к Бендерам и попросил приюта у паши в цитадели; этот правитель согласился бы это сделать, если бы это зависело от него; но он нашел сопротивление со стороны янычар Бендер, имеющих всегда обширные торговые <страница 69> связи с ногайцами Иедзака и которые получили уже, в этом году, от них крупные задатки для закупки их товаров; это войско не захотело вести себя предосудительно; они отказали сераскиру в въезде, и Хаджи-Герай, которому сейчас же было сообщено о происходившем, приказал ему удалиться с угрозой схватить его, после истечения двадцати четырех часов. Сераскир, видя полнейшую неудачу, убежал сначала в Исактша⁹, и затем прибыл в Кили, где он и остался до момента свержения хана.

Как только ногайцам Иедзана удалось достигнуть изгнания Сеадет-Герая, они начали говорить более сильно; они послали Порте второй арз-мазар, в котором, приведя причины, принудившие их позаботиться об их безопасности, они просили, чтобы их дело было рассмотрено, согласно закону, предлагая опустить оружие и подчиниться наказанию, которое они будут заслуживать, //67 если их найдут виновными и требуя, в виде удовлетворения, свержения хана, если право окажется на их стороне; но эта вторичная просьба была также бесплодна, как и первая; великий визирь открыто объявил себя на стороне хана и принял твердое решение употребить все доверие, которым он пользовался и весь свой авторитет, чтобы восстановить дела этого принца, находившегося в ужасающем расстройстве, хан, видя, что распря начинает непосредственно его задевать и что дело идет уже не только об его сыне, задержал отправку войск, назначенных его поддержать; он послал в Иедсан четырех послов, чтобы потребовать от ногайцев подчинения их долгу и пригрозить им самой строгой карой, если они будут поставлены в необходимость <страница 70> употребить насильственные меры для их подавления, но эти угрозы вместо того, чтобы усмирить их, только еще больше раздражили их; они отослали послов с решительным ответом, не оставлявшим больше никакой надежды не примирение. Хан решил тогда пойти лично против бунтовщиков. Это решение — быть-может — было наилучшим, если бы оно могло быть исполнено с быстротой, но этот принц не осмелился совершить это, не получив формального разрешения великого повелителя, так как он видел, что крымское дворянство было неособенно расположенно поддерживать его интересы. Он созвал общее собрание и приказал составить арз, в котором он изъяснил положение вещей аттоманскому министерству со стороны наиболее для него выгодной, и очень настаивал на неизбежной необходимости отправиться лично на место с достаточными силами, чтобы устрашить мятежников и принудить их подчиниться их власти. Этот арз был подписан многими лицами, голоса которых он выпросил, или, быть может, даже купил, и назначили четырех послов, чтобы доставить его в Константинополь. Просьба, поддержанная всем влиянием великого визиря, не замедлила произвести свое действие: послали галеру, чтобы перевезти на Родос Арслан-Герай-хана, находившегося в изгнании в Галлиополи и которого хан считал //68 истинным поджигателем всего этого пожара. Великий повелитель велел послать хану его утверждение, облеченное всеми обычными формальностями и в письме, написанном им ему, по этому случаю, он разрешил ему собрать столько войск, сколько он считает необходимым и обещал ему послать на помощь двух пашей с многочисленной армией; он присоединил <страница 71> даже ко всем этим знакам благоволения значительный подарок в виде оружия и припасов и большого числа палаток, оставшихся от добычи знаменитого Весад-паши, офицер Порты, снабженный этим письмом, прибыл в Бактшесерай 21-го сентября, чтение было совершено согласно обычаю, на собрании дивана, дворянство было смущено и не осмелилось возражать, хан торжествовал и поспешно собрал армию в пятьдесят тысяч человек.

Три месяца протекло со времени прибытия Хаджи-Герая в Иедзан и за получением утверждения хана, пробывшего очень долго в пути. Хан, заручившийся уже словом великого визиря, в ожидании сделал самые прекрасные распоряжения, какие только могут быть; он послал нурадин-султана в Аккирман, чтобы сдерживать Буджак; орбей-султана в равнину Окзакова, чтобы охранять берег Борисфена (Днепра) и трех остальных своих братьев на границу, чтобы перехватить проход Казикирмен¹⁰, он предупредил русский двор и добился усиления границ для того, чтобы ногайцы не смогли скрыться на территории императрицы и убежать в Черкесию, пройдя Дон около Азова. Ногайцы Иедзана, с их стороны, заключили более тесный союз с ногайцами Буджака, еще открыто не объявлявших себя, они поддерживали тайную переписку с черкесами и с ногайцами Кубана, обещавшими им, в случае если они одержат верх, сделать переворот в Крыму. Турки делали значительные приготовления. Янычары Бендер, Шотзима, Аккирмана, Кили и Исактша, санджаки и Силистрии, Виддина и др. получили приказ выступить, но великий визирь, хитрейший политик, <страница 72> //69 предвидя, без сомнения, последствия этого дела, пожелал сохранить себе возможность выпутаться из этого затруднения, пожертвовав ханом. Этот министр, действительно, действовал с такой медлительностью, что эта армия никогда не приняла участия в походе.

Во время этого, Крым-Герей, который должен был взойти на трон, ис-тиный виновник всех этих смут и якорь надежды ногайцев, оставался в Румелии, спокойно наблюдая все эти раздоры и довольствовался тем, что возбуждал мятеж, при посредстве Хаджи-Герая, посланного им, как его заместитель и уполномоченный. Но когда этот принц увидел, что Порта упорствовала в покровительстве хану, что он только что был утвержден и даже предполагал пойти против восставших, он нашел, что наступило время поднять забрало. Он, не медля больше, отправился в Иедзан, чтобы закончить его дело, начатое Хаджи-Гераем, и увел с собою трех сыновей Арслан-Герай-хана. Прежде всего, он заставил поклясться себе в верности всех мирз этой Орды, и оттуда пошел в Буджак, где он, равным образом, обязал самой торжественной клятвой все дворянство. Он принудил нурадин-султана бежать из Аккирмана, и укрыться в Бендерах, с несколькими мирзами, еще стоявшими на стороне хана; он послал старшего сына Арслан-Герай-хана к Березен, с большим отрядом войск, чтобы ожидать крымскую армию и чтобы защитить переправу через Днепр; он совершенно отменил вывоз зерна и отнял у Константинополя вспоможение пшеницей, без которого столица не смогла бы существовать; он предоставил затем всю Молдавию грабежу, исключая города Ясси, заставил продвинуться войска почти до Ибраила, и начал угрожать всей Оттоманской империи. <страница 73>

Великий визирь был сейчас же оповещен о всех этих опустошениях воеводами Молдавии и Валахии и пашами пограничных местностей, вопли которых навели ужас на Порту. В Иефане было семь восставших султанов: Крым-Герай имел под своим начальством более ста пятидесяти тысяч отборных войск; турки Румелии приходили тысячами стать под его знамена; Рагхиб паша //70 начал опасаться за государство великого повелителя; он понял, что дело хана было проиграно и не сомневался в том, что гибель принца повлечет неминуемо за собой и его гибель. Он решился изъяснить великому повелителю настоящее положение вещей, утаить которое дальше было невозможно. Оттоманское министерство решило наконец что самым удобным, быстрым и верным средством исцеления будет поручить восстановить порядок и спокойствие тем, кто их нарушил. Крым-Герай был объявлен ханом, а Хаджи-Герай — его калга; но великий визирь еще в течение нескольких дней держал это в тайне, чтобы не упускать выгодной находки в лице большого числа рабов, которых хан должен был послать и которые были уже в дороге. Как только эти рабы прибыли, этот министр послал приказ о свержении.

Известие о прибытии Крым-Герая в Иедзан ускорил отъезд хана; этот принц выехал из Бактшесерая 30-го сентября со своим домом и двадцатью отрядами сейманов его стражи, и назначил встречу с армией Оркапи. Он прибыл 5-го октября в Гюзлевэ где лица, прибывшие из Константинополя, дня за четыре до этого, распространили уже некоторые неясные слухи о его низвержении, взволновавшие его немного, но которым он все же не придавал <страница 74> значения, потому что не были известны еще подробности. Он последовал по дороге Оркапи, куда и прибыл 13-го. На другой день новость (известие) о его немилости было известно всей армии, и распространила радость среди татар, шедших поневоле против своих братьев и, главное, против принца, кумира всей нации. Хан, тем не менее, прошел ворота Оркапи и расположился лагерем в Ялиньизагадже, ожидая, чтоб все войска собрались, между тем, ропот, возбужденный повсюду уверенностью в его свержении все увеличивался: принц заметил все это и попытался, в виде последней надежды, связать дворянство ненарушимой клятвой. Он собрал 19-го военный совет, на котором все мирзы целовали Алькоран и дали клятву верности, которую, как они хорошо знали, они не должны будут сдержать. Действительно, в //71 ночь на 21-е, хан получил приказ о его свержении и на другой день он пустился в дорогу га Румелию; Крым-Герай был провозглашен ханом во всей армии; войска отделились друг от друга и каждый вернулся к себе. Таков был конец царствования, короткого и несчастного, Алим-Герай-хана. Этот непостижимый принц наиболее рассудительный, наиболее просвещенный, образованный и красноречивый, наиболее справедливый, наиболее свободомыслящий и щедрый и наиболее любезный из всех, может быть, правивших татарами: тот, кто вел себя хуже всех, который сделал больше всех ошибок, кто совершил больше всего несправедливостей, который сумел меньше всего добра и который ушел, наиболее ненавидимый. Этот принц — веселый, забавный, ласковый, любящий говорить и слушать, живущий взаперти в гареме и не показываясь почти никогда; всегда твердый <страница 75> в своих речах и всегда слабый в своих действиях, находчивый и приходящий в замешательство от пустяков, быстро принимающий решения и очень медленно выполняющий их, преисполненный добродетелями и любящий до идолопоклонства только своих двух детей, у которых одни пороки, ревниво охраняющий свой престол (власть) и предоставляющий его женщине, не заслуживающей даже разделить с ним ложе. Никогда действия этого принца не походили на его мысли и на его чувства, потому что думал и чувствовал он сам — действовать его заставляли другие; он сделал мало добра, потому что он редко правил сам; он сделал много зла потому что он был всегда управляемый, он был жертвой своего ослепления по отношению к анабеи и своей слабости к детям, сделавших все его достоинства бесполезными; и можно сказать, что пороки других заставили его потерять славу и уважение (доброе имя), которые стяжали ему его добродетели.

Крым-Герай-хан, сменивший его, был нурадином и сераскиром Буджака, во время царствования его брата, Арслан-Герай-хана. Этому принцу еще нет сорока лет: с тех пор, как ханы находятся в зависимости у турецких императоров, очень немногие из них всходили на престол в этом возрасте, потому, что очень //72 немногие достигали его таким путем. Никогда султан не был более любим татарами и, быть может, никогда не был он более достойным этого. Он выгодного роста, с приятным лицом, и крепким телосложением, он непроницаем ни для чего, он обладает живым умом, основательными суждениями, тонким вкусом, и достаточно обширными познаниями; он жаждет славы, всецело поглощен заботами о своем честном имени, любитель искусств, стремящийся <страница 76> научиться, образовать себя, знающий и покровительствующий достоинству: он любит чрезмерно роскошь и простер бы пышность до излишества (если бы средства хана ему позволили это); его щедрость не знает границ; таким образом, с достаточно обильными для султана доходами, он всегда был в долгу, он очень склонен к удовольствиям (развлечениям), но никогда не позволяет себе никакого напитка и неумолим к тем, кто посягнул на этот пункт закона, больше из любви к порядку, чем из усердия по отношению религии; он непоколебим в своих решениях, тверд в неудачах, бесстрашен в опасности, но абсолютно уверен в своих желаниях, не считаясь совершенно с опасностью и подвергая себя каким бы то ни было опасностям, для достижения своей цели. Его любовь к справедливости и его строгость были бы добродетелями, если бы не были доведены до крайности; но он всегда склонен к тому, чтобы читать большие проповеди за маленькие ошибки.

Он приветлив до вольности с низшими и надменен и величественен до гордости с высшими; он непреклонен и неумолим к тем, кто осмеливается противоречить ему в чем-нибудь и кого он считает способным противодействовать его целям и всегда великодушен к ним, после того, как одержит над ними верх. Он не дал ни одного примера мщения, но его упрекают в злобных побуждениях и вспыльчивости, которая была бы большим пороком, если бы сопровождалась злопамятностью и если бы не сменялась милостью (милосердием).

Таким был Крым-Герай до настоящего времени. Можно //73 сказать, что его достоинства значительно превосходят его недостатки. Все поступки этого принца кажутся оправдывающими этот его портрет, то, каким образом, он провел свой замысел, указывает на ширину его гения, величие его храбрости и на богатство (обилие) находчивости; он только что проявил все свое правосудие <страница 77> работая над восстановлением всех убытков, причиненных им в Молдавии и на границах, приказав возвратить все завоеванное с самой тщательной точностью и отослав к ним около двадцати тысяч рабов, уведенных им; наконец, его действия по отношению Алим-Герай-хана и всех смещенных султанов, отмечены редким великодушием.

Воспользоваться случаем, извлечь выгоду из момента, и расположение варварского народа, не дав ему времени охладеть и разбиться, он не поколебаться при перспективе мрачных последствий неуспеха, не устрашиться значительными приготовлениями противной стороны, наносить вовремя свои удары, взойти на престол путем переворота, без особенного кровопролития, восстановить все опустошения и простить всем тем, кто наиболее препятствовал его возвышению — все это не мог бы сделать ничтожный, посредственный человек.

Крым-Герай назначил своим визирем Хаджи-Мехмет-ага, человека достойного быть министром такого принца.

Он послал калгу — Хаджи-Герая в Крым, назначил Кабан-Тшала Мехемет-Пашу своим каймаканом в Бактшесерае, и сделал на некоторое время своей резиденцией Кишела, где он останется, по-видимому, до тех пор, пока не восстановить окончательно порядок и пока все не пойдет обычным ходом.

Конец второго и последнего тома.

Автограф Шарля-Клода де Пейссонеля. Biblioteka Czartoryskich. Akta i listy dotyczące spraw polsko-tureckich, 1747—1758, T. III, W. XVIII, s. 956, fol.

Примечания

1. Описка, Следует читать: Иедсана. Общепринятым является написание Едисан (как регион, где проживали едисанцы).

2. Днестра.

3. Общепринятое написание: Очаков.

4. Это утверждение преувеличивает военные возможности едисанцев. Использование ногайцами огнестрельного оружия даже в XVIII в. было распространено довольно слабо. Обозначенное Пейссонелем количество воинов, которое может мобилизовать Едисанская орда, приблизительно отражает все ее боеспособное мужское население. В период, близкий ко времени пребывания Пейссонеля в Крыму, данные о количестве мобилизированных ногайцев представлены следующим: осенью 1760 г. крымский хан требовал, чтобы буджаковцы и едисанцы подготовили к походу по 7 тысяч человек, джембуйлуковцы — 3 тысячи, едичкульцы — 2,5 тысяч, киргизы, проживавшие в Джембуйлуцкой орде, — 6 тысяч, крымские татары — 40 тысяч, всего — 65 тысяч человек (Центральный государственный архив Украины в г. Киеве. — Ф. 229. — Оп. 1. — Д. 89. — Л. 55). В январе 1761 г. ханский указ требовал: «нагайскому войску быть к походу во всякой готовности со второго казана по человеку (то есть половине нагайской) войска), которых состоять имеет до ста до осмидесят тысяч человек». Однако в достоверности этих данных, собранных запорожцами, сомневался российский переводчик Ф. Семенов, находившийся в пограничном местечке Никитино, уверяя, что ногайцы не могут собрать 180-тысячное войско, ведь всех вооруженных ногайцев «не более будет, как до осмидесят тысяч» (Центральный государственный архив Украины в г. Киеве. — Ф. 229. — Оп. 1. — Д. 91. — Л. 3 об.).

Время правления Халима Гирея — 1755—1758 гг. Причиной восстания едисанцев стало усиление налогового гнета — с одной стороны, с другой — ужесточение контроля ханской власти над пограничными отношениями едисанцев о запорожцами. В ответ на требование русского правительства компенсировать убыток, который понесли запорожские казаки от едисанцев, а также исполняя соответствующий указ Порты, Халим Гирей-хан приказал буджацкому сераскеру Сеадету Гирею конфисковать часть имущества едисанцев и передать его запорожцам в качестве компенсации. Сеадет Гирей выполнил приказ, но допустил при этом крупные злоупотребления — провел конфискацию в более крупных размерах, нежели ему было предписано, значительную часть конфискованного присвоит, допускал оскорбления мурз, некоторых из них подверг заключению (Грибовський В. Ногайські орди у політичній системі Кримського ханства // Україна в Центрально-Східній Європі (з найдавніших часів до кінця XVIII ст.). — Вип. 8. — К.: Інститут історії України НАНУ, 2008. — С. 151).

5. В тексте опечатка: ИЕдзана.

6. Точнеє яманов (яман в тюркск. яз. — плохой), — плохо вооруженные вспомогательные войска, составленные из полуосевших кочевников, обитающих при турецких крепостях.

7. В.Х. Лотошникова пишет «Вениамин» как имя собственное, с заглавной буквы. Однако переводить с французского benjamin следует как «любимое дитя», «любимец».

8. Опечатка; следует читать: Гирея.

9. Исакча — город в дельте Дуная (совр. Румыния), во времена Османской империи — крепость, важный стратегический объект.

10. Речь идет о Кизикерменской переправе через Днепр, в районе совр. г. Берислав, Херсонская область.