Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
В Крыму действует более трех десятков музеев. В числе прочих — единственный в мире музей маринистского искусства — Феодосийская картинная галерея им. И. К. Айвазовского. |
Главная страница » Библиотека » О.И. Домбровский, А.А. Столбунов, И.А. Баранов. «Аю-Даг — "Святая" гора»
Кто, когда, почемуМы сообщили все, что известно нам о Партенитах и храме Девы, об Аю-Даге и загадочном Бараньем Лбе, рассказали кое-что о знаменитых крымских исарах. Заодно, коснувшись археологических исследований Южнобережья, осветили мы две исторические концепции, владевшие умами наших предшественников — их домыслы, в одних случаях обоснованные какими-то фактами, а в других навеянные политической и идеологической конъюнктурой прошлого и начала нынешнего века. Все, что знаем, выложили, как на духу, ничего не скрыли. Вот если бы и читатель удосужился поведать нам, что вынес он из нашего рассказа! Прежде всего, удалось ли ему получить более или менее ясное представление о «недоуменных вопросах» Аю-Дага, а заодно и проблеме крымских исаров. Какой из двух основных вариантов ее разработки показался ему наиболее убедительным? Или в его глазах оба они — античный и средневековый — равно не заслуживают доверия?..
Представьте себе, что мы направились вверх по древней, ныне заасфальтированной партенитской дороге, у подножия Аю-Дага свернули влево, на извилистую и каменистую тропу, когда-то тоже дорогу. Позади остались огромные корпуса санаторного комплекса «Крым», курортный поселок и парк, живописные скалы Кале-Поти. Перед нами вздымается звероподобная гора, заросшая, точно шерстью, густым лесом. День-деньской стоит в чаще зеленый полумрак, и в жаркое летнее время хорошо бы не спеша побродить или посидеть в тени и прохладе. Но скоро захочется пить, а воды-то и нет. Обманчиво зашуршит жесткими листьями чахлый камыш в сыроватой впадине, открытой к морю обрывистым краем, — там, где сгрудились развалины последних покинутых человеком жилищ...
Но кто же тут жил? На вопрос этот, увы, нелегко ответить археологу. Ведь люди разного этнического происхождения могут быть носителями единой культуры и строителями похожих жилищ; могут исповедовать один и тот же религиозный культ, следовать общей моде в одежде, украшениях и прочем. Соседи многое заимствуют друг у друга: с кем поведешься, от того и наберешься, — справедливо гласит пословица. Если бы знали мы разговорный язык этих людей — в нем-то ярче всего проявляется этнос! И еще в погребальных обрядах: наряду со всем общим, что велит религия, диктует вселенский обычай, сохраняется в них и нечто частное, присущее только этой, а не иной этнической группе. Судя по окружающим Аю-Даг могильникам, люди, считавшие гору святой (да и впрямь освятившие ее множеством храмов), могли быть отдаленными потомками тавро-скифов, сначала «сарматизованных», затем смешавшихся с потомками греков и так называемых готов (вернее гото-аланов). В VIII—IX вв. происходит, надо полагать, ассимиляция местного населения с пришлым — теми византийскими эмигрантами, что спасались в Таврике от иконоборческих гонений. Не благодаря ли пришельцам закипела тут жизнь — земледельческая, ремесленная, торговая? Следы ее встречаем мы чуть ли не на каждом шагу в горном и южнобережном Крыму. Многие из ныне заброшенных троп были некогда относительно благоустроенными дорогами. Множество таких путей-дорог змеилось по склонам Медведь-горы, по Гурзуфской и Партенитской котловинам. Оттуда веером расходились они по всему Южнобережью, перемахивали через горы в юго-западные и юго-восточные районы Таврики. А в самом средоточии паутины ездовых дорог, вьючных и пешеходных троп стоял на седле Аю-Дага комплекс больших, укрепленных (судя по всему, монастырских) строений. Недаром епископ крымской «Готии» Иоанн сделал эту гору своей резиденцией — он и родом-то был из Партенита. Когда это было? — спросит читатель. Мы уже говорили об этом, но ответим еще раз и как можно яснее. На основании сказанного в предыдущих главах мы считаем, что гора была обжитой в VIII—XV вв.: археологический материал, собираемый пока от случая к случаю, до сих пор подтверждал наши соображения. Безусловно, возможны и, конечно, весьма нужны уточнения дат отдельных памятников, но для этого надо развернуть на Аю-Даге и в Партените уже не разведки, а систематические и более длительные археологические исследования. Последний из трех вопросов, поставленных в начале нашей книги: почему? Его приходится разделить надвое. Скажем, во-первых, почему так охотно селились люди на крутющей горе, куда нелегко забраться? Ответ, в сущности, ясен: потому, что жить на труднодоступной, да еще и укрепленной горе всего безопасней. В смутные, кровавые времена средневековья люди, как и теперь, трудились в долине; она кормила, одевала. Но родимый их кров был на Аю-Даге. Все изменилось раньше, чем сами собой и обычным путем назрели социальные перемены, которые не так-то скоро заставили бы людей перебраться вниз — туда, где их поля, сады, огороды. Вряд ли охотно они это сделали. Ведь переселиться значило перестать самому себя оборонять (т. е. жить по своему разумению и воле) и полностью отдаться под «высокую руку» какого-то местного феодала — вроде бы родича, защитника и вождя, но куда в большей мере кровососа-эксплуататора. Почему? — спросим снова себя мы и читатель. Почему люди покинули гору, а не постарались подольше пожить на ней относительно свободной сельской общиной? Ведь община была, очевидно, сильна, состояла из шести зажиточных поселений, объединившихся вокруг «святого» монастыря Апостолов (тоже, в скрытой сути своей, феодала). Нет, не выбил их с горы какой-либо враг; никаких нет признаков этого. Просто не стало на горе воды, а с тем прекратилась на ней и жизнь, развалилась община.
Вот почему нас встречают пустые, затянутые землей и задернованные стены брошенных людьми хижин, развалины хлевов и загонов для скота; вот почему обратилось в руины укрепление на вершине и рассыпаются камнем по склону горы пояса оборонительных стен. Потому-то и заросли, стали труднопроходимыми аюдагские дороги и тропы. Вероятно, в народном предании покинутая гора осталась «святой». Однако потом, в период турецкого владычества, христианство стал вытеснять ислам, и Святая гора (Айя-Даг) сделалась Медведь-горою (Аю-Дагом). Так могло быть переосмыслено название, уже непонятное тому, кто родился в долине при турках, стал забывать свой язык, отходить от религии предков. Старое имя горы заменилось по смыслу иным, но по звучанию сходным названием. Буйный лес густо одел широкую спину и крутые бока горы. Гуляет по зарослям ветер: то вдруг засвистит, загудит в вершинах деревьев, то сухо шуршит камышом, шелестит омертвелой травой на лесных полянах. Ветер сметает палую листву с обомшелого камня развалин. Все здесь наводит на думу о прошлом — о далекой от нас жизни, о людях, которые, как и мы, ступали когда-то по этой земле.
|