Введение в историю

Что было в начале?

История Феодосии связана с судьбой многих народов, живших в разное время в Крыму. Кем были эти люди? Когда они вообще его заселили? Сделаем необходимое отступление и попробуем найти хотя бы самый приблизительный ответ на один извечный вопрос.

Любой разговор о времени появления человека в Крыму неизбежно приведет к необходимости краткого освещения геологической истории полуострова. Наиболее смелые, хотя и чисто гипотетические, предположения относят данное событие ко времени, отстоящем от нас на 10—15 миллионов лет. Собственно, речь здесь идет еще не о человеке, а о человеке-обезьяне, подобной той, что обитала тогда на Кавказе, и названной по месту находки ее костных останков (Удабно в юго-восточной Грузии) удабнопитеком. В этот период происходило формирование современных компонентов природы полуострова: рельефа, почвы, растительности, климата — сопровождавшееся периодическими поднятиями и опусканиями земной коры. Особенно сильное ее поднятие пришлось на начало четвертичного периода (около 1,8 млн. лет назад). Есть самые разные мнения по поводу того, что представлял собою к этому времени Крым в географическом отношении. Но, главным образом, дискуссии разворачиваются вокруг одной проблемы: возможной территориальной связи его с Кавказом. Выделяют две полярные гипотезы.

Первая сводится к предположению, что некогда существовавшее на месте Черного моря опресненное озеро лишь иногда сообщалось со Средиземным морем, а его уровень был до среднечетвертичного времени выше уровня мирового океана. По этой теории Крымские горы еще миллион лет назад возвышались небольшим островом над Черноморско-Каспийским бассейном, только изредка соприкасаясь со степями материковой части Украины и реже — с севером Балканского полуострова. Вторая гипотеза предполагает длительное (вплоть до начала четвертичного периода) существование там некоей суши, названной в литературе легендарным именем «Понтида». По мнению ее сторонников, Крым был тогда составной частью большой горной страны, простиравшейся от Кавказа до Балкан, и только около двух миллионов лет назад эта территория стала погружаться в море. Данная гипотеза получила широкое признание у палеозоологов и палеоботаников, поскольку лучше, чем теория островной изоляции, объясняла присутствие на полуострове представителей кавказских, средиземноморских и балканских видов фауны и флоры, что подметили еще первые исследователи животного и растительного мира Крыма. Такая реконструкция событий геологической истории давала основания для предположений о существовании здесь в «доисторические» времена одного из тех районов, где на протяжении сотен тысяч лет формировалось и человеческое общество.

Южные предгорья Феодосии. На переднем плане гора Топрах-Кая, на заднем — горный массив Карадаг

Четвертичный период в геологической истории — эпоха, когда одним из природообразующих факторов становится деятельность человека. Этот феномен определен специальным понятием — антропоген: природа как среда обитания определяет условия жизни людей. Человек, в свою очередь, занимаясь собирательством, охотой, добывая материалы для строительства жилья и других нужд, вмешивается в естественные природные процессы, изменяя, таким образом, эту среду. В начале антропогенового периода климат полуострова отличался от современного более высокими температурами. В его степной части среди древесно-кустарниковых зарослей бродили стада диких лошадей, бизонов, верблюдов. В приречных лесах обитали южные слоны и большерогие олени, в лесах горного Крыма — муфлоны, благородные олени, пещерные львы и медведи.

Горы Юго-Восточного Крыма в окрестностях Феодосии

Около одного миллиона лет назад произошло похолодание. Площадь горных лесов сократилась, а в предгорье распространилась березовая лесостепь. В это время здесь появились бурый медведь, песец, росомаха, рысь, заяц-беляк. С наступившим затем потеплением растительность стала иной, а многие виды животных исчезли.

В юго-восточном Крыму человек появился впервые, вероятно, более, чем 100 тысяч лет назад¹. По мнению археолога А.А. Щепинского, об этом свидетельствуют обнаруженные им на террасах Эчки-Дага стоянки с примитивными галечными орудиями — так называемыми чопперами и чоппингами. Для их изготовления первобытный человек использовал гальки карадагских вулканических пород. Рабочий конец инструментов заострялся при помощи нескольких сколов с одной или двух противоположных плоскостей, а другой оставался необработанным. Среди подобных изделий есть протоскребла, проторубила, острия и другие предметы. Характер распространения «пятен» галечных орудий позволяет видеть в них следы стоянок — стойбищ бродячих групп собирателей-охотников, обитавших там в эпоху древнего палеолита.

Смена исторических эпох прослеживается по разным признакам деятельности людей, особенно в том, что касается навыков в технике обработки камня.

В эпоху мезолита (10—8 тыс. лет назад) в изготовлении инструментов человек достиг уровня, который граничил со стандартизацией, предполагавшей свободную замену отработанных или утраченных элементов орудий труда. В то время были изобретены лук и стрелы. В связи с распространением данного типа оружия охотничий промысел становился как бы более индивидуальным делом, и прежние относительно крупные первобытно-общинные коллективы начали распадаться на более мелкие.

Погребение в кургане близ села Льговское. III тысячелетие до н.э

Усовершенствование орудий охоты, равно как и постепенное, неблагоприятное для фауны изменение климата привели к сокращению и оскудению охотничьих угодий. По этой причине возросла роль собирательства. Но ни сбор дикорастущих плодов, ни охота полностью удовлетворить потребности людей в пище уже не могли. Так складывались предпосылки для постепенного перехода от присваивающих форм хозяйствования к производящим.

Погребение эпохи поздней бронзы на хребте Узун-Сурт

В эпоху неолита (8—6 тыс. лет назад) природные условия позволили человеку покинуть скальные убежища. Именно тогда люди научились лепить и обжигать посуду. В юго-восточном Крыму известно до двадцати пяти постоянных и временных неолитических стоянок. Найдены они были и в районе Феодосии. Одна из них — близ границ современного города, под Лысой горой, возле русла протекавшей здесь когда-то речки. Археолог П.Н. Заболотский, исходя из состава выявленных материалов — наконечников стрел, дротиков, резцов, многочисленных отщепов кремня, — пришел к выводу, что на этих террасах в переходное от палеолита к неолиту время находилась своеобразная мастерская по изготовлению орудий труда. В числе ближайших к Феодосии неолитических стоянок еще одна известна по находкам ножевидных кремневых пластин в устье Черной балки (5 км восточнее поселка Приморский).

Усовершенствование экономики в эпоху энеолита которая определяется как переходный период от неолита к бронзовому веку, привело к возникновению ранних форм скотоводческого хозяйства Для конца энеолита — начала эпохи бронзы характерна так называемая «ямная» культура. Первоначальная территория ее распространения — степи Средней Азии и Прикаспия, где были необходимые ресурсы для скотоводства, прежде всего — выпаса овец. Отсюда древнеямная культура проникла в Северное Причерноморье, на правобережье Днепра и в Восточную Европу.

С широким расселением упомянутых племен на рубеже III—II тысячелетий до н.э. связано и повсеместное распространение кавказского металла.

Одним из районов обитания этого полукочевого народа являлся степной Крым. Ближайшие к Феодосии памятники ямной культуры — стойбища и курганы — известны по раскопкам в Кировском районе. В частности, в 1977 году работники Феодосийского краеведческого музея исследовали близ села Льговское курган, содержавший мужское погребение. В соответствии с характерным для данной культуры погребальным обрядом умерший был положен в могильную яму на правый бок с подогнутыми ногами. Застланное камышовым матом дно могилы посыпалось красной охрой. Погребение сопровождал небольшой сосуд, покрытый в верхней части «веревочным» орнаментом из мелких диагональных насечек.

В эпоху бронзового века в связи с развитием скотоводческого хозяйства и освоением культуры земледелия люди предпочитали селиться вблизи источников воды на участках с хорошей землей. По своим природным условиям подобным требованиям хорошо соответствовал предгорный юго-восточный Крым. Археолог В.А. Колотухин, исследовавший в 1978 году одно из поселений этого времени у так называемого «Хрущевского источника» (вблизи поселка Коктебель), обнаружил там остатки каменных оснований домов, разнообразную лепную керамику, орудия труда.

Полученные им материалы позволили установить, что жизнь здесь продолжалась с небольшими перерывами до IX—VII веков до н.э. Особенно плотно этот район был заселен в середине и во второй половине II тысячелетия до н.э.

Лепной сосуд с «веревочным» орнаментом из кургана близ с. Льговское. Фонды ФКМ

Лепная посуда. Эпоха бронзы. Из материалов раскопок В. Колотухина

К числу важнейших достижений человека бронзового века следует отнести приручение для верховой езды лошади. Это событие предопределило скачок в развитии кочевническо-скотоводческого хозяйства, что, в свою очередь, ускорило разложение первобытнообщинного строя. По данным археологии, в культуре эпохи поздней бронзы уже просматривались имущественные и социальные различия. В то время существовали разные по «пышности» обряды погребения. В одних случаях захоронения устраивались в простых фунтовых ямах, в других — использовались могилы, перекрытые курганными насыпями. Для «богатых» могил характерен обряд с принесением жертв, обычно — лошадей и быков.

Иногда, впрочем, в жертву приносились не только животные. В 1980 году Феодосийский музей совместно с Отделом археологии Крыма Института археологии АН УССР исследовал в окрестностях города курган срубной культуры.

Он содержал несколько впускных и одно центральное захоронения. В центральной могиле находились двое погребенных. Один умерший — мужчина — был положен на спину с подогнутыми ногами. Рядом с ним на левом боку лежала женщина. Оба погребения сопровождались лепными сосудами, поставленными на дно могильной ямы.

Яма перекрывалась поверху необработанными плитами камня-известняка. Одной из таких плит был придавлен третий погребенный — мужчина, который лежал на спине в вытянутом положении подле кромки этой могилы. Описанная картина напоминает заупокойный обряд, бытовавший несколько веков спустя у скифов. По словам Геродота, эллинского историка V века до н. э., они хоронили иногда с племенными вождями «одну из наложниц, предварительно задушив ее, а также... слугу и лошадей».

Срубная культура предшествовала эпохе раннего железа (IX—VII вв. до н. э.), ставшей исторической вехой в развитии человеческого общества. В начале этого периода в Северном Причерноморье сформировался легендарный союз кочевых племен. Его имя было донесено до нас из глубины веков в античных преданиях: киммерийцы.

Киммерийцы и тавры

Первые упоминания о киммерийцах содержатся в эпосе Гомера: «Там народ и город людей киммерийских, окутанный мглою и тучами», — говорит он в «Одиссее», описывая путешествие эллинов в Колхиду. Трагик Эсхил (VI—V вв. до н.э.) в комментариях к «Прометею» указывает, где именно находится та местность, в которой, по Гомеру, «непроглядная ночь распростерта над жалкими смертными»: «Ты придешь на Киммерийский перешеек на самых узких вратах озера, то есть Меотийского [Азовского моря]. Поэт разумеет Киммерийский Боспор, который служит дополнением Меотийского озера».

Пятью столетиями позднее Страбон (I в. до н.э. — I в. н.э.) упомянет в своей «Географии» некую гору «Киммерий», названную, по его мнению, так «по имени киммерийцев, некогда господствовавших на Боспоре». «Отсюда, — уточняет он, — называется Боспором Киммерийским [Керченский пролив] вся та часть пролива, которая прилегает к устью Меотиды». Мифы и поэмы, разумеется, не могут считаться совершенно надежными источниками, так как они являются произведениями поэтическими.

Так же невозможно без оговорок принять на веру сообщения эллинских историков и географов, поскольку и сами эти науки в то время строились во многом на мифах.

Для выяснения действительного ареала обитания киммерийцев, с точки зрения современных исследователей, следовало бы вначале выделить господствовавшую в Северном Причерноморье культуру «гомеровских» времен. В результате предпринятых в данном направлении поисков возобладало мнение, что с именем «киммерийцы» следует связывать кочевников, которые заселяли в IX—VII вв. до н.э. степи, расположенные к северу от полуострова.

Изображение киммерийских всадников на этрусской вазе. VI в. до н.э.

Кроме изложенной версии существуют и другие, зачастую — взаимоисключающие, гипотезы. Иногда утверждается, будто племенной союз киммерийцев сформировался в районе Иранского плато, и что эти кочевники не жили в Северном Причерноморье. Полагают также, что само имя — киммерийцы — употреблялось в значении «подвижной отряд», и, следовательно, этноса «киммерийцы» никогда не существовало. Мы не рассматриваем каждую из этих теорий в отдельности, поскольку подобный разговор выходит за пределы рамок предлагаемых очерков.

Для Крыма рубежа поздней поры бронзового века — начала железного века археологическими исследованиями засвидетельствовано существование так называемой «кизил-кобинской» культуры. Ранние памятники этого круга восходят как раз к тому времени, когда складывалось ядро киммерийской культуры. Первые поселения кизил-кобинцев располагались вблизи скальных убежищ. Позднее их легкие жилища с плетеными из прутьев и обмазанными глиной стенами появились и в степных районах. Связанный с ними культурный слой обычно содержит следы перестроек, хозяйственные и зерновые ямы, очаги и другие материалы, свойственные оседлому образу жизни и скотоводческо-земледельческому укладу хозяйства. Таким образом, на землях полуострова и вне их жили как бы два разных народа. Совершенно очевидно, вместе с тем, что древние авторы по каким-то причинам не могли разделить эти племена и считали тех и других киммерийцами.

Таврские каменные ящики. Реконструкция С. Мульда

В VI в. до н.э. греки вошли в контакт с народом, который они называли таврами². Геродот указывает в «Общем описании Скифии», что тавры заселяют «...страну, прилегающую к морю, гористую и выступающую в Понт [Черное море], ... до так называемого Скалистого [Керченского] полуострова». На горы как ареал обитания тавров уверенно показывают и другие античные ученые. Подобные сообщения зачастую сопровождаются характеристиками обычаев этих племен: «Тавры — народ многочисленный и любят кочевую жизнь в горах; по своей жестокости они варвары и убийцы...». Яркое описание их нравов дает Геродот: «Тавры имеют следующие обычаи: они приносят в жертву Деве [Богине-Деве] потерпевших кораблекрушение и всех эллинов, кого захватят в открытом море, следующим образом: освятив жертву, ударяют ее дубиною по голове; ... тела сталкивают с крутизны, а голову насаживают на кол; ...живут они грабежами и войной».

Лепной сосуд «кизил-кобинского» типа. Из материалов раскопок В. Колотухина

Битва киммерийских царей. Офорт В. Бахтова

Обсуждая проблему происхождения тавров, исследователи отмечали сходство между таврской и кизил-кобинской культурами, проявившееся в традициях производства лепной керамики, в близости типов погребальных сооружений и в некоторых других общих для них признаках. Вместе с тем, замеченному сходству будто бы противоречил разный уклад жизни кизил-кобинских и таврских племен, а равно — несовпадение ареалов распространения памятников того и другого круга. Загадочным казалось полное отсутствие археологических данных, которые бы указывали на существование собственно таврских памятников позднее V века до н.э. при том, что в письменных источниках имя «тавры» упоминается вплоть до эпохи средневековья. Обращал на себя внимание и факт одновременного — с VII по V век до н.э. — существования этих двух, как бы различных, культур. Он даже рассматривался иногда как свидетельство проникновения тавров на полуостров из других районов, в частности, из Восточного Средиземноморья. Но эллины, которые еще только начинали заселять крымские берега, не знали другого местного народа, кроме тавров. Уже только по этой причине этноним «тавры» следует определенно связывать с выделенной в археологии кизил-кобинской культурой.³

В этнической истории народов, населявших Крым, все происходившее нельзя объяснить лишь миграциями, нашествиями и сменами одних демографических групп другими. По Страбону, «киммерийцев изгнали из страны скифы, а скифов — эллины». На самом же деле, культура любого из проживавших здесь народов не исчезала бесследно. Ближайшим примером тому является «скифизация» кочевников северо-причерноморских степей — киммерийцев. Они совершали в союзе со скифскими племенами и наравне с ними дальние походы в Иран и Сирию, а затем, передав последним многие из своих достижений, были постепенно ими ассимилированы. Крымские «киммерийцы» — носители кизил-кобинской культуры — вскоре также разделили судьбу своих современников. При этом какие-то остатки их племен, никогда не покидавших горы или вытесненных скифами из степных в горные районы полуострова, уцелели. Они и оставили нам феномен тавров.

Скифы

Скифы — ираноязычный народ, имя которого со временем перешло на все кочевое и оседлое население северопричерноморских земель. Эти кочевники появились здесь в самом конце VIII или в начале VII веков до н.э. По одной из легенд, киммерийские вожди, ввиду неминуемой угрозы военного поражения от скифов, сами перебили друг друга, а их племена были вынуждены покинуть обжитые места. Однако, уже сам этот рассказ, если рассматривать его как отзвук реально происходивших событий, содержит в себе некоторое свидетельство того, что соперничество между местными и пришлыми, прибывшими откуда-то из глубин Азии, народами не переросло в открытое вооруженное противостояние. Доступные исследователям материалы говорят о том, что, испытав вначале какое-то давление со стороны скифов, киммерийские племена не покинули мест своих кочевий.

Возможное этническое родство, одинаковый со скифским образ жизни, существовавшие между ними контакты, как мирные, так и военные, привели к полному выравниванию уровней культур тех и других. В течение одного столетия киммерийцы растворились в скифской среде, и в VI веке до н.э. о них упоминали уже лишь в мифах.

Ритуальный сосуд из кургана Куль-Оба. IV в. до н.э.

Сцена сражения скифских воинов. Фриз золотого гребня из кургана Солоха. IV в. до н.э.

Атака скифской конницы. Реконструкция М. Горелика

Жизнь скифа проходила в почти непрерывном движении. К этому его принуждали капризы природы, смена сезонов, быстрое истощение травяного покрова пасущимися стадами. Движение являлось условием существования, но в нем же таилась и смертельная угроза: постоянные перемещения усиливали опасность возникновения конфликтов с кочевниками-соседями. Поражение в вооруженной стычке оборачивалось потерей стад и рабством. По данной причине скиф был поневоле не только пастухом, но и воином. Это единство двух качеств подчеркивал Геродот, специально отмечая «самую важную особенность скифов», которая состояла в том, что «никакой враг, напавший на них, не может спастись от них бегством, ни захватить их, если они не захотят быть открытыми: ведь народу, у которого нет ни городов, ни укреплений, который свои жилища переносит с собой, где каждый — конный стрелок, где средства к жизни добываются не земледелием, а скотоводством, и жилище устраивается на повозках, — такому народу как не быть непобедимым и неприступным?».

Необходимость защиты от вооруженных нападений требовала от кочевников определенного уровня организации военного дела.

Первым шагом в этом направлении было выделение из массы рядовых пастухов военных вождей — «царей» — и создание союзов скифских племен, что усиливало «федерацию» в военном отношении и, в какой-то степени, снимало неизбежные трения между небольшими кочевыми коллективами.

Не рассматривая подробно географию расселения этих племен, отметим, что территорию равнинного Крыма контролировали, по мнению большинства исследователей, так называемые «царские скифы», которые, со слов Геродота, «всех прочих скифов считали своими рабами».

В VII—VI веках до н.э. они продвигались со своими стадами в глубь полуострова только на зиму. В другие времена года крымские степи видели, пожалуй, лишь отдельные военные отряды кочевников, совершавших грабительские набеги на кизил-кобинские деревни. Может быть, образ участника такого рейда запечатлел автор римского времени Климент Александрийский. «Иногда, — сообщает он, — скиф пренебрегает и повозкой: ее величина кажется варвару богатством, и, оставив роскошь, скиф живет в доме, самодовлеющем и более легком, чем повозка; взяв коня и сев на него, скиф несется, куда хочет; мучимый голодом, он требует пищи у коня, и последний предоставляет ему свои жилы и отдает все, что имеет — свою кровь; таким образом, конь является для кочевника и средством передвижения, и пищей». Этот портрет скифа-фантома мы помещаем в воссозданную по данным археологии картину. Фоном ее выступают почти безлюдные к началу VI века до н.э. степные районы восточного Крыма.

Примечания

1. Читатель найдет более подробные сведения по затронутым здесь вопросам в книге: А. Клюкин, В. Корженевский, А. Щепинский. Эчки-Даг. Симферополь, 1980.

2. Эллины называли по имени тавров и сам Крымский полуостров: Таврический.

3. Храпунов И.Н. Об этнической принадлежности кизил-кобинской культуры // Проблемы истории Крыма. Тезисы докладов научной конференции. Симферополь, 1991. С. 6—7.