Меры по охране памятников в XVIII—XIX вв.

После присоединения Крыма, при императрице Екатерине II, археология Северного Причерноморья делала начальные шаги. В первое время еще не было ни людей, ни средств, чтобы заниматься географическими, историческими и археологическими исследованиями. Но интерес к Новороссии вызвал многочисленные частные путешествия. Некоторые из них совершались и по повелению императрицы, но целью их являлись общегосударственные задачи, а не Историко-археологические. Так, в 1783 г. капитан Берсенев осматривал крымские берега для того, чтобы выбрать место для сооружения удобного порта. В 1785 г. он представил доклад и описание берегов от Кинбурнской косы до местечка Ахтияр, где вырос в последующем Севастополь.

В 1787 г. сопровождавший Екатерину II генуэзский аббат Гаспар Луиджи Одерико преподнес императрице описание памятников Кафы и других городов и местностей, принадлежавших генуэзцам.

Большое значение имели историко-географические экспедиции с целью изучения того или иного региона. Первая из них академика И.А. Гюльденштедта была совершена в Оренбургскую и Астраханскую губернии, а в 1773—1774 гг. он проследовал через Новороссию. Выше уже говорилось об описании Крыма академиком П. Палласом, посетившим «с ученой целью» различные местности. Этой же целью руководствовался Василий Зуев, исследовавший в 1781—1782 гг. земли между Бугом и Днестром, в устье Днепра, побывавший также в строящемся Херсоне, в названии которого отразилась память о византийском городе и русской Корсуни.

Интерес к прежде закрытой области проявляли и иностранцы. В Лондоне в 1802 г. было опубликовано описание путешествия Марии Гутрие, совершенное ею в 1795—1796 гг.¹

Естественно, не все описания древних городов, работы, освещающие их историю, представляют в настоящее время научный интерес; многие из них полны вымыслов, происхождение которых подчас трудно определить. Одним из примеров соседства не имеющих основы предположений с верными интуитивными догадками является «История Тавриды митрополита римско-католических церквей в России С. Богуш-Сестренцевича (издана на фр. яз. в Брунсвике в 1800 г.)².

Многие названия древних городов в трудах путешественников не были соотнесены с местностью. Например, П.И. Сумароков, путешествуя по югу России в 1799 г.³, пытался ответить на вопрос: где располагались и куда «подевались» такие знаменитые города, как Тира, Танаис, Ольвия и другие, о которых есть свидетельства античных Периплов. Отсутствие ответа вполне объяснимо, ибо для идентификации названий, упоминаемых античными авторами, требовалась значительная работа, которая будет проделана позднее в ходе обобщения материалов археологических раскопок.

«Пантикапею, — отмечал В.Н. Юргевич в обзоре, посвященном начальному периоду исследования памятников Новороссии, — искали тогда в 6 верстах от Керчи. Охота к разысканиям увеличивалась с каждым годом». И далее он продолжает: «Интересовалась и покупала антики и сама Екатерина, возможно, вкус к ним у нее развился после поездки в Крым. Таково было у нас состояние классической археологии после присоединения Новороссии. Благодаря знакомству с древностями, мы научились их уважать, и ожидаем от нея (науки) разъяснения исторических и географических темных вопросов с помощью открываемых памятников»⁴.

А.Л. Бертье-Делагард был прав, развенчивая миф о том, что не существовало мер по сохранению руин древних городов — они принимались. В данном случае можно вспомнить Высочайшее повеление об ограждении памятников старины от разрушения (10.03.1806). Но Высочайшее повеление появилось именно потому, что требовалось предотвратить разборку руин на материалы для строительства, которое велось в широких масштабах в первые годы освоения новой территории. Вице-президент Одесского общества истории и древностей В.Н. Юргевич писал, что на землях Новороссии, завоеванных при Екатерине II, «преимущественно открывались неисчерпаемые еще и до сих пор разнообразные памятники древнего греческого искусства, но неудивительно, что они (в прежние времена, занятые татарами, они были недоступны для ученых) возбуждали после завоевания всеобщее любопытство и обращали на себя внимание историков и археологов и что классическая археология в России, найдя здесь богатый материал, зародилась собственно в нашем крае»⁵.

Следует учитывать и Указ 1826 г., в котором подписавший его император Николай I повелевал всем гражданским губернаторам доставлять сведения о достопамятных вещах. В том же году вышло распоряжение «О доставке сведений об остатках древних зданий в городах и воспрещении разрушать оные». Выше эти документы уже были упомянуты. В 1841 г. был издан Указ Министерства государственных имуществ, а в 1848 г. Указ «О наблюдении за сохранением памятников древности». Большое значение в деле охраны памятников играли местные археологические общества. Для Северо-Причерноморского региона — это Одесское общество истории и древностей, о котором речь уже шла, одновременно с ним был создан музей, пополняемый находками из Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и других античных центров. В уставе Общества следующим образом определены задачи: собирание, научное описание и хранение древностей (но не раскопки).

Следует отметить и предпринятое В.Н. Мурзакевичем⁶ описание находок (1842) и составление каталога (1846), который имел следующие разделы:

1. Древнегреческие памятники, найденные в развалинах Ольвии, Херсонеса, Феодосии, Пантикапея.

2. Римские памятники Бессарабии.

3. Генуэзские древности.

В сущности, Одесское общество истории и древностей являлось значительной научной организацией. Труды, посвященные истории Северного Причерноморья, тех, кто являлся его членами, хорошо известны и к ним обращаются и в наши дни: Н.Н. Мурзакевича, В.Н. Юргевича, Э.Р. Штерна⁷, П.О. Бурачкова⁸, А.В. Орешникова, А.Л. Бертье-Делагарда⁹. В число членов Общества был принят и К.К. Косцюшко-Валюжинич.

Находки сосредотачивались также в Керченском¹⁰ и Феодосийском музеях, деятельность которых ООИД стремилось контролировать.

Однако не все благие намерения оказываются осуществимы. Средств ни в ООИД, ни в музеях, даже столичных, на научные цели не хватало¹¹.

«Ужасная дороговизна изгоняет меня из Петербурга в Германию: малое жалованье, получаемое мною, не достаточно для моего пропитания, а еще более для воспитания моих семи сыновей и одной дочери. Воротившись в Германию, я буду получать как профессор вдвое против того, что получаю здесь за три должности. ...Прибавьте к этому, что меня здесь считают нисколько не лучше какого-нибудь писца или секретаря, и Вы не будете сомневаться в том, что мне опротивело мое положение и что я желаю от него освободиться. Мое сочинение о монетах появится затем вскоре в Германии, где многие государи покровительствуют ученым трудам. ...Посылаю Вам начало моего разделения на классы Ольвийских монет...

Я занимался 20 лет почти исключительно монетами и камнями и в награду за это имел только скудное содержание», — писал академик Келлер¹².

О несовершенстве методики археологических исследований, разграблении памятников в процессе раскопок из-за отсутствия специалистов в начальный период изучения древностей Северного Причерноморья писал В.В. Латышев¹³. Но такое положение характерно в период становления античной археологии не только для России¹⁴.

Однако к концу XIX в., ко времени, когда начались систематические раскопки в Херсонесе, уже создаются первые Инструкции о правилах полевой деятельности и фиксации находок. Одна из них принадлежит Д.Я. Самоквасову, который следующим образом определял цель раскопок: «Значение научных раскопок — подобно изданию письменного памятника, но неполнота не может быть исправлена, так как они уничтожаются во время раскопок. Правильное ведение дневника. Внешние условия кургана — форма, величина, местность, предания о происхождении и историческое значение. Местонахождение — описание местности. ...Не сохранились ли у местных жителей предания о других. О постройках: не уничтожены ли во время проведения дорог, строений. Описание формы насыпи. Величина. Способ раскопок: послойная съемка земли, начиная с вершины; прорытие колодца; сквозная траншея. ...Тщательно просматривать землю. Вещи при остове оставлять на местах. Если пепелище — снимать послойно.

Все находки должны быть пронумерованы. Дневник хранится там, где и находки»¹⁵.

О внимании к методике раскопок среди крымских исследователей свидетельствует публикация Инструкции с дополнениями одного из ее сотрудников на страницах «Известий Таврической Ученой архивной комиссии»¹⁶.

Конечно, любой вид источников требует анализа. В настоящее время разработана его структура, как для письменных, так и археологических источников. Когда речь идет о тексте, она предусматривает внешнюю критику, включающую такие операции: экспертиза подлинности, проверка сохранности, установление времени, перевод текста на один из современных языков, и высшую — внутреннюю критику (выявление первоисточника, установление его объективности и полноты информации)¹⁷. Внешняя и внутренняя критика осуществляется и при обращении к археологическим данным. Безусловно, с учетом специфики образования, формирования (отложения) источника. Субъективный момент в отдельных случаях вносится в ходе раскопок, как и полнота или неполнота того материала, который был получен в процессе изучения памятника. Если сравнить наши современные методические указания, которые время от времени публикуются или прилагаются к документу на право ведения археологических раскопок (Открытый лист), то можно увидеть много общего с тем, что рекомендовалось в инструкциях конца теперь уже позапрошлого века. Но беда в том, что подчас инструкции и рекомендации не исполнялись. Тогда, когда К.К. Косцюшко-Валюжинич приступил к раскопкам в Херсонесе, упоминаемые выше правила раскопок, созданные Д.Я. Самоквасовым, были опубликованы (1888 г. — начало раскопок Н.П. Кондакова и К.К. Косцюшки-Валюжинича; 1888 г. — год выхода тома «Известий Таврической Ученой архивной комиссии» со статьей Д.Я. Самоквасова). Но при существовавшем объеме ежегодных раскопок, длящихся в течение нескольких месяцев, при незначительном количестве помощников, которых имел археолог-любитель, каковым являлся первый заведующий Херсонесским городищем, говорить о полном исполнении рекомендаций не приходится.

При сравнении событий конца XVIII — начала XX в. и конца XX — начала XXI в. несколько раз было употреблено слово «конечно», оттеняющее те изменения, которые произошли. Безусловно, принципиальные изменения можно видеть: изменилась методика, на помощь пришли естественные науки, короче стали летние раскопочные сезоны, в экип экспедиций входят различные специалисты, точнее описывается ход раскопок, фиксируется местоположение каждой находки. Но... Хотя бы несколько штрихов для заполнения этого «но»: не публикуются ежегодные отчеты¹⁸ (как это делала Археологическая комиссия); не найдем мы в современных вестниках и газетах столь подробных и несущих научную информацию, регулярно печатаемых статей, освещающих новые страницы истории региона (только сенсации, или то, что можно «выдать» за таковые). И еще один штрих к «но»: Закон об охране памятников существует. Но памятники древности разрушаются.

Торговля древностями существует. Более того, появилась «специальность» — «черные археологи», подчас лучше оснащенные в сравнении с профессиональными исследователями.

Однако вернемся к 1888 г., который стал годом начала систематических раскопок в Херсонесе.

В преддверии его произошли события, которые способствовали изменению ситуации, о чем свидетельствуют многочисленные официальные документы, частная переписка, поиски специалиста, который бы возглавил исследование Херсонеса.

Примечания

1. Редакция альманаха «Историческое наследие Крыма» приступила к переизданию в качестве приложения некоторых сочинений, ставших библиографической редкостью. «Вернулся» к читателям «Крымский сборник» П.И. Кеппена (1793—1864), записки О. Гель (см.: [Гель де О.] Француженка Омер де Гель и ее путешествие по Крыму / Пер., коммент. В.А. Орехова // ИНК. 2004. № 8. С. 185—215).

2. О его «историческом труде» см.: Сорочан С.Б. У истоков мифов: С. Богуш-Сестренцевич о раннем Херсонесе // Кумуляция и трансляция византийской культуры: Материалы XI научных Сюзюмовских чтений. Екатеринбург, 2003. С. 90—91. С.Б. Сорочан в тезисах дал следующую характеристику работе: «Ее новизна и эрудиция обратили на себя внимание всего образованного мира, но вместе с тем это хаотическое нагромождение «всякой всячины», ничем не отличающееся от компиляции классического средневекового хрониста» (Там же. С. 90).

3. См.: Сумароков П.И. Досуги Крымского судьи. СПб., 1803. Ч. 1.

4. Подробнее см.: Юргевич В.Н. Об археологии в царствование императрицы Екатерины II // ЗООИД. 1897. Т. 20. Протокол № 5. С. 23—29.

5. Там же. С. 23.

6. Его диссертация посвящена истории генуэзских поселений в Крыму (1838).

7. Безусловно, перечислить все работы не представляется возможным. Обратим внимание только на некоторые: Штерн Э.Р. Несколько заметок по поводу статьи В.В. Латышева «О поддельных греческих надписях из Южной России» // ЗООИД. 1895. Т. 18. С. 65—86; О новейших подделках в области керамики на юге России // ЗООИД. 1897. Т. 20. Протокол № 5. С. 37—41 (о знаменитом фальсификаторе артефактов, торговце ими из Очакова Гохмане); Новый эпиграфический материал, найденный на юге России // ЗООИД. 1901. Т. 23. С. 1—33 (надписи из Ольвии, Аккермана и других античных центров); О последних раскопках в Аккермане // Там же. С. 33—61 (здесь приведены свидетельства Геродота об античной Тире, описание памятников XV—XVI вв.; его вывод: это колония милетцев — Офиусса-Тирас-Белгород-Аккерман). О концепции исследователя в отношении раннего периода истории Херсонеса и местоположении древнего города речь пойдет ниже.

8. Работы П.О. Бурачкова: Заметки подревней географии Новороссийского края (письмо проф. Ф.К. Бруну по поводу статьи Л.Н. Майкова о древней географии России) // Известия Императорского географического общества. 1875. Т. 11. Вып. 3 и 5; Греко-скифский мир на берегах Понта // ЖМНП. 1876. № 12; О записке Готского топарха // ЖМНП. 1877. № 8; Опыт объяснения одного темного места в сказаниях Геродота о древней Скифии // Труды 4-го археологического съезда. Т. 2; О памятниках с руническими надписями, находящихся на юге России // ЗООИД. Т. 9; О местоположении древнего Киркинита (ныне Евпатории) и монетах, ему принадлежащих // ЗООИД. Т. 9; Опыт исследования о Куманах или половцах // ЗООИД. Т. 10; Опыт соглашения открытой в Херсонесе надписи с природою местности и сохранившимися у древних писателей сведениями, относящимися ко времени войн Диофанта, полководца Митридата, со скифами // ЗООИД. Т. 12; Общий каталог монет, принадлежащих эллинским колониям, существовавшим в древности на северном берегу Черного моря, в пределах нынешней южной России. Одесса, 1894; По поводу брошюры А.В. Орешникова: «Боспор Киммерийский в эпоху Спартокидов» // Труды 6-го археологического съезда. Т. 2; Заметки по исторической географии южнорусских степей // Киевская старина. 1886. Кн. 4; Объяснения к археологической карте Новороссийских губерний и Крыма Древности // Труды МАО. Т. 12. Вып. 1.

9. И.В. Тункина, рассматривая становление археологических исследований на юге России, посвящает специальные разделы деятельности южнорусских археологических музеев (1839—1861) и Одесскому обществу истории и древностей (см.: Тункина И.В. Русская наука... С. 292—294).

10. Об истории керченского музея см.: Лазенкова Л. Керченский музей: Основатели. Керчь, 1998.

11. В данном плане интерес представляет построенная на архивных материалах статья: Шаманаев А.В. Организация финансирования археологических исследований ООИД в Херсонесе // ИПИР. Екатеринбург, 2005. Вып. 6. С. 272—283.

12. Скальковский А.А. (собирал), Юргевич В.Н. (перевел с нем.). Письмо академика Келлера к неизвестному нумизмату, написанное из Санкт-Петербурга в 1817 г., 2 марта // ЗООИД. 1894. Т. 17. Разд. 4. С. 3—4.

13. Латышев В. К истории археологических исследований в Южной России: Из переписки А.Н. Оленина) 1763—1843) // ЗООИД. 1889. Т. 15. С. 61—115. (Здесь же публикует письма к М.С. Воронцову).

14. Характеристика методики и состояние археологических исследований в России начала XX в. приведена: Жебелев С.А. История археологического знания. Пг., 1923. Ч. 1; Он же. Введение в археологию: Теория и практика археологического знания. Пг., 1923. Ч. 2.

15. Самоквасов Д.Я. Инструкция для научного исследования курганов // ИТУАК. 1888. № 4. С. 57—62.

16. Богданов А.П. Дополнение к инструкции по раскопке курганов // ИТУАК. 1888. № 4. С. 62—66 (автор дополнений особенно подчеркнул значение чертежа: на нем должны быть нанесены все вещи из захоронения).

17. Структура источникового анализа приведена по: Клейн Л.С. Археологические источники. Л., 1978. С. 11.

18. Краткие заметки, освещавшие результаты раскопок, — «Археологические открытия», которые публиковались в последней четверти XX в., безусловно, имели значение для первичного ознакомления с открываемыми памятниками. Возобновление подобного издания с 1991 г. предпринято Институтом археологии АН Украины («Археологические открытия в Украине»). Примечательной особенностью выпусков является полнота информации, а также публикация дискуссионных материалов, весьма остроумно предоставленное в кратких заметках мнение (или отношение) редакции на характер ведения научных дискуссий.