Нарастание революционного движения

Очевидно, настало время определить этапы национально-освободительного демократического движения татар, шедшего с различной интенсивностью на протяжении всего колониального периода истории Крыма. Первый этап, начавшийся после аннексии их родины Россией и окончившийся приблизительно в 1880 г., характерен ярко выраженной стихийностью, переменчивостью и «сбивчивостью» целевых установок, отсутствием идеологического и политического центров и руководства в целом. Грубо говоря, татары боролись, часто вразнобой, за выживание, иногда против разрушения колонизаторами их сложных и неодноплановых (в том числе идеологического характера) традиций. Впрочем, и последние входили в систему, единственно способную поддержать общество в условиях непрестанных ударов извне.

Второй период (1880—1905) отмечен упорными исканиями нарождавшейся татарской интеллигенцией своего пути, освященного единой для всего народа идеей. Такая идея, впрочем родившаяся не в Крыму, а в соседнем центре мусульманства — Стамбуле, связана с историей младотурецкого движения. Младотурки боролись против монархии в виде султана и халифата, рудиментов феодализма, теократии, короче, всего, что стояло и на пути крымских татар, было актуально и в Крыму. Под сильным влиянием Стамбула (где многие татарские интеллигенты получали образование, а некоторые участвовали в революционной борьбе) развивалось младотатарское движение. Имея буржуазно-националистическую направленность, оно сыграло выдающуюся роль в истории татарской национально-освободительной демократической борьбы.

Была у младотатар и положительная, конструктивная программа, в которой наибольшее внимание уделялось освобождению крестьянского труда и необходимому для этого условию — просвещению народа.

Нужно отметить, что в деле просвещения национальных масс младотатары пионерами отнюдь не были; их задача облегчалась тем, что строили они не на пустом месте. Наиболее реалистично мыслившие деятели светской татарской культуры довольно рано, еще в середине XIX в., осознали ту объективную пользу, что может принести духовному подъему нации обогащение ее достижениями великой русской культуры. Первым, самым необходимым шагом к культурному обмену было издание словарей и пособий по изучению русского языка, и они были составлены Абдурахманом Крым-Хавадже и Абдурефи Боданинским и начали печататься в Крыму начиная с 1850 г.

Первые светские просветители крымскотатарского народа не ставили себе задачей национальное или социальное освобождение населения Крыма, чего нельзя сказать о следующем, младотатарском поколении. Переходный этап между этими двумя волнами общественного движения отразился в деятельности крупного просветителя демократической формации Асана Нури, человека, энциклопедически образованного, полиглота, близко знакомого с культурой ряда восточных и европейских стран. Преемственность поколений крымских просветителей можно проиллюстрировать на примере семьи Боданинских — Абдурефи, филологу и представителю «чистого» просвещения, пришли на смену его сыновья — младотатарин, затем член РСДРП Али и Усеин, деятель крымской культуры новой формации, ученый и этнограф, ряд трудов которого увидел свет при Советской власти.

Наиболее ярким выразителем младотатарских идей был Исмаил Гаспринский, начавший в 1883 г. издавать газету «Тержиман» («Переводчик»). Получивший блестящее образование в Москве и Стамбуле, бывший секретарь И.С. Тургенева, И. Гаспринский и сам был талантливым литератором — его перу принадлежат роман «Взошло солнце», повести «Девушка-львица», «Страна вечного блаженства», «Письма из Франции» и др., а также огромное количество очерков и публицистических статей по крымским и иным проблемам. Ныне имя этого выдающегося просветителя и деятеля национально-освободительного движения советской историографией прочно забыто — очевидно, с тех пор, когда в 1930-х, в годы широкого наступления сталинских идеологов на культуру национальных окраин, И. Гаспринский был задним числом обвинен в «тайной пропаганде панисламизма» (Бочаров А.К., 1932, 15), хотя в более обширных исследованиях тех же лет при наличии обвинений в иных, не менее криминальных грехах¹ о «панисламизме» его не обнаруживается ни слова. В группу Гаспринского входили наряду с интеллигенцией городские кустари и ремесленники. Наиболее известные ее деятели — С. Байбуртлы, Б. Муртазаев, Исмаил Мурза, М. Акчурин, Я. Пичакчи, Али Боданинский (кстати, последний стал в 1919 г. большевиком и погиб через год бойцом Красной Армии под Мелитополем).

Деятельность И. Гаспринского еще ждет своего исследователя, но уже сейчас в результате анализа многочисленных выступлений его на страницах крымской печати мы можем сделать вывод о политическом облике этого незаурядного деятеля — безусловно, он был сторонником эволюционных перемен, реформ, проводимых сверху, противником насилия с той или иной стороны. Многие идеи Гаспринского были утопичны, не выдержали проверку временем, но в свое время татарские крестьяне высоко ценили его как глашатая равноправия татар с «новыми» крымчанами, как заступника обездоленных. На страницах «Переводчика» (редактор газеты Исмаил Мурза) регулярно появлялась разоблачительная информация о случаях экономического и шовинистического произвола русских помещиков и властей в Крыму, пропагандировались национальные ценности народа, разоблачались попытки их опорочить; газета звала народ к обновлению и просвещению в национальном духе.

Призывы эти не остались втуне. Под непосредственным влиянием газеты вырастает целая плеяда талантливых молодых литераторов. Осман Акчокраклы, Асан Сабри Айвазов, Осман Заатов, Сеид Абдулла Озенбашлы создают оригинальные произведения и, что не менее важно, переводят на татарский язык классиков мировой литературы — А.С. Пушкина, Л. Толстого, И.С. Тургенева, А.П. Чехова, Навои, Низами, Хайяма и многих других.

Итак, национально-освободительное движение до 1905 г. скрывало свои социально-политические тенденции под пологом культурно-просветительной деятельности. Такая форма его могла обмануть ряд исследователей (многие из которых желали быть обманутыми), объективно же младотатары содействовали накоплению новых сил в лице интеллигенции, все новых кадров учителей, журналистов, врачей и т. д., получивших образование в бурлящем политическом котле Стамбула. На базе крымскотатарской народной школы шел процесс внутреннего духовного освобождения от идеологического гнета феодально-теократической реакции. Достаточно сказать, что в первые годы XX в. к движению примыкают уже не только безусые юнцы, но и женщины — факт, для Крыма неслыханный (Фирдевс И., 1925, 24).

Младотатары не декларировали в своей платформе столь радикальных, как стамбульские революционеры, идей. Но, будучи духовно родственными с ними, они не могли не воспринять, например, поражение России в русско-японской войне как положительное событие, как начало разложения империи и распада империалистического окружения всего Востока. В такой атмосфере было естественным, закономерным и возникновение на левом крыле младотатарского движения сепаратистских тенденций, что характерно и для других распадавшихся колониальных империй этого периода.

Группа И. Гаспринского пользовалась широкой поддержкой татарского крестьянства, инстинктивно стремившегося к просвещению и культуре, наиболее отвечавшей менявшейся действительности. Например, его деятельность (особенно в области школьных реформ) встречала ожесточенное сопротивление консервативного мусульманского духовенства. Оно же выступало против гражданственной, интернационалистической по сути программы единения народов, проводником которой была газета Гаспринского. «Могучий, кипучий Запад с его миллиардами и широкими знаниями, пробуждающийся языческий Восток с его несчетным населением могут сдавить нас, как тиски, если мы не поторопимся как следует сплотиться, просветиться и развить во всю ширь работоспособность и производительность», — писал он, имея в виду союз русского и татарского народов (Терджиман, 1905, № 29).

До открытой критики господствовавшего режима поднялась группа Решида Медиева, сына крестьянина. Этот карасубазарский учитель с самого начала своей политической деятельности в 1900 г. отмежевался от Гаспринского, заявив, что стоит «на полярно противоположной точке зрения с ним по вопросам социальноэкономическим» (Бочагов А.К., 1936, 18). Программа группы Р. Медиева отражала интересы беднейших крестьян, ремесленников, кустарей. Это были культуртрегеры, не считавшие просвещение панацеей для Крыма, где экономическая отсталость обезземеленных татар была ужасающей, где без земельных реформ, перераспределения средств производства никакое просвещение не имело смысла.

Р. Медиев формально баллотировался в Думу от кадетов, но фактически им, конечно, не был. Он вообще никогда не заявлял о принадлежности к какой-либо политической партии. Однако сохранившиеся программные документы группы и его личные записки дают основание полагать, что он ближе всего стоял к социал-революционерам. Собственно, это естественно: в период до революции 1905 г. вряд ли какая-либо иная партия России столь наглядно и ярко (хоть и не всегда последовательно) отражала интересы не фабричного пролетариата, а связанных с землей или иными частными средствами производства крестьян, ремесленников, кустарей, т. е. слоев, составлявших в Крыму, в отличие от промышленных регионов России, большинство трудящегося населения. Слоев наиболее обездоленных, которым и посвятил свою борьбу Р. Медиев.

Еще в 1900—1902 гг. в Симферополе, Севастополе и некоторых других городах возникли первые социал-демократические организации (в 1903 г. они объединились в Крымский союз РСДРП). Эта партия в отличие от эсеровской не уделяла коренному населению Крыма никакого внимания. Как большевики, так и меньшевики развернули в предреволюционные годы бурную деятельность на фабриках, в портовых мастерских, на заводах и кораблях Черноморского флота, в матросских и солдатских казармах. И хотя уже была написана и издана брошюра В.И. Ленина «К деревенской бедноте», у нас нет ни единого свидетельства о том, что крымские единомышленники вождя революции вели хоть какую-то работу в татарской деревне.

Нельзя, впрочем, сказать, что крымское село вообще не видело в эти предгрозовые годы социал-демократов.

Они уделяли некоторое внимание и крестьянству, но исключительно пришлому, не имеющему в Крыму корней, т. е. тем, кому действительно было «нечего терять, кроме своих цепей». Очевидно, в этом и кроется причина поистине необъяснимого пренебрежения, с каким относилась РСДРП к татарам. Подобное объяснение — не наш вывод, он был сделан в несправедливо забытых (хотя бы из-за их объективности) работах советских историков крымского революционного движения, изданных в период, предшествовавший утверждению культа личности Сталина в науке. Авторы этих работ откровенно, хоть и несколько наивно, сетуют на то, что татары были негодны к социал-демократическому движению, не воспринимали его идеи уже в силу своей привязанности к «товарному производству» индивидуального типа, будь то деревенские животноводы, виноградари, садоводы или городские ремесленники, кустари, мелкие торговцы.

Был здесь и еще один, неэкономический фактор. «Буржуазные националисты», хранившие в абсолютном большинстве традиционную верность российскому престолу, вели направленную против программных установок социал-демократов и эсеров борьбу. И при этом за ними шла значительная часть татар (для которых вообще был характерен известный традиционализм), увлеченных национальной программой подъема татарских культуры и просвещения, экономического развития деревни «без войн и революций». Глобальные идеи социал-демократов проигрывали в глазах деревенских татар и в сравнении с эсеровской программой. Селу Крыма уже которое десятилетие почти постоянно грозило вымирание от элементарного голода, а «городские» единоверцы-эсеры предлагали план немедленного и полного избавления от этой угрозы, раздачу земель и т. д. Таким образом, эсеры увлекали наиболее радикально настроенную часть народа, тех, кто не принимал буржуазнонационалистическую эволюционную программу, кто требовал немедленных революционных социальных и экономических перемен, всестороннего улучшения условий жизни деревенской и городской бедноты.

Вот этим-то двум политическим партиям социал-демократы и уступили без боя крымскотатарское село.

Подобное пренебрежение крестьянской массой принесло свои горькие плоды большевикам и в 1917 г., и позже. Причем дело здесь даже не в том, что в канун Октября в ленинской партии оказался один-единственный крымский татарин — И. Фирдевс. Случилось то, что могли предвидеть социал-демократы в 1900—1905 гг., — в 1917 г. произошел взрывной подъем политической активности татар. Но завоевывать авторитет среди них уже было поздно — их симпатии целиком принадлежали молодой татарской интеллигенции социал-революционного направления, создавшей себе прочную опору в крымской деревне, занимавшей ведущее положение в национально-демократическом движении еще до 1905 г.

Примечания

1. Деятельность Гаспринского «сводилась к стремлению растущей татарской буржуазии расчистить себе пути от архаических остатков феодальных и родовых отношений-традиций, затушевать нарастающие классовые противоречия среди татарского крестьянства, облегчив его эксплуатацию вместе с русской буржуазией» (Советов В., 1933, 75).