б) Карловицкий конгресс

То, что Пётр I был категорически против любого мира с турками, было ясно ещё на его первой встрече с австрийским императором (цесарем) Леопольдом I. Тогда он вообще высказался против каких бы то ни было мирных переговоров с черноморскими мусульманами. Он понимал, что захвачено ещё слишком мало, чтобы торговаться о каких-то политических уступках со стороны противника на условиях возврата ему его же бывших крепостей и территорий (тогда, да и позже эта практика была обычной основой переговоров такого рода).

Первым объектом захвата логично становилась Керчь, без овладения которой Азов мало что значил. Ведь крепость находилась в устье Дона, а Петру требовалось запереть Керченский пролив и остаться единоличным властителем Азовского моря — маленького, но впервые собственного, московского. Царь этого и не скрывал от австрийцев. Его посланцы утверждали на переговорах, что «не усмиря татар и не имев в их землях крепости не возможно к миру приступить и со стороны Его Царского Величества тем довольство восприять» (ПБП. Т. I. С. 259).

Затем, уже на стадии обмена проектами текста нового договора, московская сторона уточнила, что мирные переговоры с Турцией совершенно невозможны без уступки ими Керчи. В противном случае «Его Царскому Величеству и при получении мира никакая будет польза и непременно противу тех (татарских. — В.В.) набегов надобно иметь войска» (ПБП. Т. I. С. 262). То есть было принято вполне определённое решение «ногою твёрдой стать при море». Вернее, даже двумя: второй опорой должен был стать собственно Крымский полуостров, хотя там до сих пор эта самая «твёрдая нога» русских царей ещё ни разу не ступала.

Наступила осень 1698 г., и переговоры были продолжены в небольшом городке Карловицах (Славония), в резиденции сербского православного митрополита. Переговоры шли между Портой с одной стороны, и «Священной лигой» (антитурецкая коалиция, с 1686 г. состоявшая из России, Австрии, Венеции и Польши) — с другой. Здесь тот факт, что царю мало Азова и он разлакомился уже на Керчь, впервые были рассекречен и доведён до сведения турецких дипломатов российским послом П.Б. Возницыным. При этом неожиданном демарше буквально остолбенели не только турецкие чиновники¹, но и представители других стран — участниц переговоров, ничего не знавшие о подробностях предварительных контактов Петра с Леопольдом. Тем не менее, работа конгресса не была тут же прекращена, что показательно само по себе.

Следует отметить, что исход этих переговоров в пользу московских его участников был предрешён не только слабостью политики и военными поражениями Турции, но и тем обстоятельством, что посредниками в Карловицах выступали Англия с Голландией. От таких арбитров Оттоманской Порте ждать беспристрастной объективности не приходилось, так как эти морские державы, готовясь к войне с Францией (к так называемой войне за Испанское наследство), были заинтересованы во всемерном ослаблении традиционного союзника французов Стамбула.

Возможно, впрочем, что, даже поддерживая врагов Турции на переговорах, эти посредники всё же поостереглись бы содействовать Москве, и без того столь угрожающе усилившейся в последнее время. То есть нейтрализовали бы результаты русских захватов на юге хотя бы репарациями, на выплату которых Порта вроде бы соглашалась. Польза же от такого компромисса была бы немалой. Ведь взамен исчез бы новый источник конфликтов, каким явно грозило русское присутствие в Причерноморье. А в этом были заинтересованы, пожалуй, все участники конгресса, кроме русских, понятно. Но эту проблему решили не здравые рассуждения, а соображения совсем иного рода.

Дело в том, что русский уполномоченный на Карловицком конгрессе, думный советник П.Б. Возницын, явился на переговоры с огромной «собольей казной», что на современном языке означало бы несколько десятков драгоценных шуб из баргузинского соболя, предназначенных для подкупа. Иностранные участники переговоров, среди которых были весьма благородные особы (в том числе два герцога), принимали московские одеяния, не слишком ломаясь, что было в ту эпоху также в порядке вещей. Не совсем обычным было другое: на подкуп пошёл и посланец самой Порты, А. Маврокордато, которого сердобольный П.Б. Возницын наделил шубой «ради студёной погоды». Это — пример невероятной коррумпированности султанских чиновников, отчего он и попал даже в общие справочные пособия (см., например: Дипл. словарь. Т. II. С. 30).

Карта Крымского ханства в 1700 г. Турецкий источник

Тем не менее современный историк, не найдя доводов в пользу столь беспардонной торговли интересами своей страны, усомнился в самом факте получения подкупа турецким послом, указав, что это преувеличение или даже прямая ошибка современников. Якобы на самом деле Маврокордато, хотя и вёл тайно, по ночам, переговоры с П.Б. Возницыным, но в последний момент от мехов отказался (Павленко, 1990. С. 117). Турки пытались смягчить московских послов столь же ценными подарками, то есть непохожими на знак обычной вежливости: Возницын получил прекрасного серого аргамака, пятерых верблюдов и столько же мулов (Богословский, 1940. Т. III. С. 435—437). Однако непохоже, чтобы это как-то повлияло на позицию московской стороны.

Во всяком случае, в результате таких переговоров (они завершились в январе 1699 г.) Турция не могла не проиграть. Её лишили ряда территорий в Европе: Венеция получила турецкие земли в Греции и Далмации, Австрия — в южной Венгрии, Польша — в Подолии. Что же касается Москвы, то было решено заключить на два года её перемирие с Портой. При этом Азов оставался за русскими, как и более мелкие городки на Днепре и в других местах Крымского ханства: Таван, Арслан-Кермен, Кыз-Кермен и Шах-Кермен (ПБП. Т. I. С. 271—273). За эти два года стороны должны были договориться об окончательном решении спорных вопросов (о городах прежде всего) с заключением постоянного мира или же с дальнейшим продлением перемирия.

На этих переговорах Крымское ханство если и упоминалось, то, так сказать, в страдательном залоге: указывались обязанности Крыма, но не его права. Что нетрудно объяснить: Гирей не был введён в число участников конгресса, а во время переговоров выяснилось, что они вообще не собираются включать Крым в число субъектов трактата. Бахчисарайские дипломаты понимали, что если под его текстом не будет подписи Гирея, то он в будущем не сможет апеллировать к гарантам договора в случае любого нарушения своих прав в качестве крымского государя. То есть что такой договор предоставит столь же нестеснённую волю для русских на крымских территориях, сколь свяжет руки крымским татарам. Поэтому дипломаты Гирея в течение пяти месяцев карловицких встреч неоднократно, но тщетно настаивали на его включении в число участников переговоров.

Затем та же работа продолжалась на протяжении года с лишним, понадобившегося для подготовки другого международного мирного договора (Константинопольского, 13 июля 1700), призванного закрепить и гарантировать соглашения, достигнутые в Карловицах. Но и здесь она прошла впустую, и по столь же понятной причине. И на эти переговоры, решавшие судьбу ханства, крымские представители также приглашены не были. И вообще на протяжении ближайших пяти-шести лет дипломатической истории Турции Крым играл в ней не слишком заметную роль.

Другое дело — военная защита северных территорий империи. Здесь, как будет видно ниже, хан по-прежнему был нужен Порте.

Правда, им был уже другой крымский государь, Девлет-Гирей II (Хаджи Селим-Гирей был в очередной раз смещён 2 марта 1699 г.).

Примечания

1. П.Б. Возницын весьма живо описывает искреннее изумление турок таким неслыханным по дерзости, попросту несбыточным требованием: «И когда турские послы то услышали, в великое изумление пришли и вдруг во образе своём переменилися... И, немалое время молчав и с собою шептав, говорили, что они того не чаяли... И как тот Керчь отдать? Он стоит на устье Чёрного моря против Тамани, и царскому величеству отнюдь не пристоен, и держит врата всего Чёрного моря и Крымского острова, и град тот великой. И не обмолвился ли он в имени или в ином чём?» (Памятники. Т. IX. Стлб. 253—261).