Особенности использования материала

Что касается источникового корпуса исследования, то он лишь в небольшой своей части (сравнительно с общим объёмом текста) состоит из неопубликованных архивных материалов. Основная же масса изложенного опирается на труды главным образом дореволюционных историков, в меньшей мере — современных. Таким образом, большинство приведённых в книге исторических фактов уже содержались в работах летописцев, хронистов, старых историков и т. д. Поэтому передо мной встала (помимо основной, информационной) и дополнительная задача: объединив упомянутые факты в систему, последовательно разбить доводы сознательных или невольных фальсификаторов истории народа.

В разделах, посвящённых культуре ханского периода, широко использованы старые, ныне забытые иностранные авторы. Объясняется это тем, что многие из них, посещая Крым в XVIII в. и ранее, обращали внимание на те стороны народной жизни, что были привычны как самим крымским татарам, так и их ближайшим соседям и поэтому в крымской, российской или украинской мемуаристике почти не отразились. Кроме того, иностранным путешественникам и учёным была присуща куда большая объективность, непредвзятость, чем, к примеру, великорусским, почти неизбежно политизированным их знанием всей истории непростых русско-крымских отношений. И, наконец, иностранцы были свободны от гнёта знаменитой имперской цензуры, оставившей неизгладимый след в отечественной историографии последних трёхсот лет.

Конечно, было бы заманчивым построить текст данного исследования главным образом на впервые вводимых в научный оборот архивных материалах. Но, учитывая широкие хронологические рамки четырёхтомника и его вынужденно крупный общий объём, решение такой задачи могло стать реальным лишь при многолетней работе крупного научного коллектива. Она — не для историка-одиночки. Впрочем, с другой стороны, в этом есть и свой плюс: многочисленные ссылки на уже опубликованные результаты изысканий авторитетных учёных (в том числе и тех, чьи произведения стали классикой) дополнительно обеспечивают достаточно высокий уровень не только объективности, непредвзятости такой работы, но и её проверяемости.

Это вообще особая проблема. Общеизвестное снижение культуры научных исследований и публикаторской этики последних лет вынуждает не только меня, но и других авторов прибегать к некоторым мерам предупреждения выпадов субъективной критики. Точнее, не всей критики такого рода (это зло привычно и неистребимо), но особо грубых, искажающих научную истину и, главное, даже формально ничем не обоснованных её заключений. Поясню сказанное на примере. Критический шквал, вызванный публикацией двух моих первых монографических работ об истории крымских татар, был вполне ожидаем. Но, кроме понятного огорчения уровнем страстей, иногда превышавшем способность критиков к квалифицированному разбору текстов, он вызвал удовлетворение, будучи полезным, когда конкретные упрёки основывались на конкретных разделах или фразах монографий. Между тем параллельно появлялись (и появляются) критические статьи и упоминания в более общих работах, где такие упрёки абсолютно голословны. Обещанный пример: в своей работе об аннексии Крыма Россией некто М. Масаев, впервые упоминая одну из указанных монографий, называет её (то есть всю книгу) не более и не менее, как «фальсификацией В.Е. Возгрина» (Масаев, 1997. С. 23), ни здесь, ни в дальнейшем абсолютно ничем не обосновывая такой суровый свой приговор¹.

Именно поэтому для достижения истинной, а не «национально-патриотической» достоверности приходится прибегать не только к, возможно, излишне многочисленным ссылкам на своих предшественников даже при изложении вроде бы известных исторических фактов или явлений (здесь речь не об архивных публикациях или фондах, где ссылки просто обязательны). Я вынужден, в частности, при изложении сведений, почерпнутых из старинных, в том числе иностранных описаний Крыма и его народа, приводить, кроме русского перевода, и важнейшие фрагменты из текста на языке оригинала. Иначе при крайней редкости таких изданий (некоторые из них имеются на территории СНГ в единственном экземпляре) проверка цитат из них будет затруднена не менее, чем цитат из архивных фондов, что может стать формальным оправданием инсинуаций, подобных приведённому обвинению М. Масаева.

Примечания

1. Впрочем, теоретические оправдания сомнительной этики подобного подхода при желании можно отыскать в более крупных трудах, авторы которых публично признавались вообще в полном отказе от принципа объективности научного исследования: «Критерием положительной или отрицательной оценки [исследования] могут быть только национальные интересы России... Взвешивание на весах национальных интересов коренной России создаёт абсолютный стандарт истинности и достоверности исторического труда» (Платонов, 1997. Т. I. С. 7). Умри, — лучше не скажешь!