2. Крымская экономика XIII—XV вв.

В XIII в. консолидировалась и выдвинулась на запад чингизидская держава. В ней неслучайно сложились единообразные административная структура, денежная и транспортная система, регулярная почтовая связь и многое другое. В эпоху образования великих восточных империй (гуннской, хазарской) в Степи началась новая жизнь, характеризовавшаяся новыми потребностями и перспективными целями, чёткими направлениями и связями. Это были централизованные государства. В них активно шли оптимизация и усложнение социальной, экономической, а значит, и политической и культурной жизни. Такие процессы властно требовали и внешних перемен, расширения внешних возможностей, а также усложнения природно-географической среды обитания — и степняки вышли к Морю.

Параллельно, совпадая во времени и сближаясь в пространстве, шёл и уже завершался второй процесс. Экономика дряхлевшей Византии сдавала позиции, что находило и геополитическое выражение: империя втягивалась в себя. И по закону сообщающихся сосудов в образовавшийся вакуум входил соседний, латино-романский мир, чьи форпосты продвигались всё дальше на восток и на север. Разворачивалась Большая торговля, чего раньше, в условиях неготовности второго, Северно-Причерноморского партнёра, достичь было невозможно.

Зато как только Крым стал частью великого степного мира, Pax Mongolica, тут же, мгновенно с ним в контакт входит латино-романский мир, Pax Latina¹. Эпохальное это столкновение высекло ослепительную искру: в считанные годы свершился грандиозный экономический подъём всего Причерноморья. И новая торгово-хозяйственная система заработала, быстро набирая обороты.

Здесь нужно подчеркнуть, что в Крыму основа такого активного экономического развития с самого начала была ориентирована на экспорт собственного сельскохозяйственного сырья и полуфабрикатов. Степная часть полуострова как нельзя лучше подходила для производства высококачественного товарного зерна. Другое дело, что степь уже была освоена совсем иным типом экономики — животноводческой. Однако тогда, как и сейчас, подобные вопросы решались сравнительной выгодностью того или иного занятия, что влечёт за собой перепрофилирование в пользу более прибыльного типа хозяйствования. Поэтому, как только степняки ознакомились с ценами, которые были предложены купцами побережья за зерно, зерном они и занялись.

Крымские пшеница и рожь вышли на международный рынок уже в XIII в., тогда же в странах Средиземноморского бассейна стало известно высокое качество крымского хлеба. Конечно, он уступал несравненному родосскому, но твёрдо держал почётное второе Место на протяжении не десятилетий — веков. И, конечно, такого хлеба не могли производить поля ни остальных черноморских стран, ни степной «Газарии». Урожайность была чрезвычайно высока: пшеница давала сам-50, просо — сам-100, а иногда урожай бывал настолько обильный, что его оставляли в степи (Барбаро, 1871. С. 150).

Итак, хлеб производился в степи, но продавали его исключительно купцы итальянских колоний, прежде всего Кафы. Экспорт начался отсюда, согласно сохранившимся документам, с 1290 г., но это, повторяю, по документам; фактически он мог существовать гораздо раньше. Зерно шло в основном в Геную, причём в немалых количествах. Так, в 1384 г. Кафа поставила в этот порт 31 344 мин (2 584 т) зерна, в 1388 г. — 2 516 т (Еманов, 1995. С. 112). Кроме того, зерно шло на вывоз из степных портов, которые генуэзцы именовали по-своему: Ле Фети (Гёзлёв) и Ле Салине (пристань в том же Каламитском заливе, в районе Сак). По-старому работали древние хлеботорговые Каламита (Инкерман) и Херсон.

Сколько всего зерна вывозил Крым тех веков, в точности неизвестно. Нет данных ни по упомянутым степным портам, ни по товаропотокам той же Кафы, за исключением генуэзского направления, на для венецианского (а Венеция с середины XIV в. регулярно ввозила крымские рожь, ячмень и пшеницу), ни для анатолийского, ни для константинопольского ввоза. А ведь будущий Стамбул уже тогда представлял собой внушительный мегаполис; окружённый довольно-таки малоплодородными (в хлебном отношении) взгорьями, он безусловно нуждался в крымском зерне. Да и Анатолия его точно потребляла: по отрывочным данным, она ввозила из Кафы около 2000 тонн злаков ежегодно. Если же мы учтём, что сама Кафа съедала свои 2 800 тонн хлеба в год (указ. соч. С. 115), что хлеб требовался и для остальных больших и малых городов и сёл Крыма, да и сами степные пахари без хлеба не сидели, то возникнет закономерный вопрос: так какими же цифрами мерить производственную мощность могучего крымского поля?

Но хлеб был не единственным богатством Крыма. Едва ли не ещё большим сокровищем была его соль. Это — удивительный продукт. Его не замечают, когда он имеется в достатке, и жестоко страдают даже при малых перебоях с его наличием на рынке, а уж в бессолье бедствует не только кухня, но распадаются целые отрасли хозяйства (попробуйте представить себе без поставок соли не то что средневековую, а даже современную кожевенную, рыбную, животноводческую экономику, это не говоря уже о частных заготовках овощей, колбас, вяленого мяса и пр.). Неудивительно поэтому, что люди тех, да и более поздних веков тонко разбирались в сортах соли. Так, Челеби писал об орской (перекопской) соли: «Эта белая и вкусная соль добывается кусками как кирпичи... В месяце июле поверхность этого озера покрывается солью как будто льдом, в пядь толщиной. Её режут на части как ковёр и сваливают как горы» (Челеби, 1999. С. 15).

О количествах крымской соли имеются также несколько отрывочные, но ещё более впечатляющие данные. Только в области южного побережья Чёрного моря в 1289—1290 гг. и только из Кафы было вывезено 6 500 тонн, а о вырученной сумме можно догадаться, если учесть, что раб стоил килограмм соли, то есть кусок соли размером с его ступню (Еманов, 1995. С. 124—125). Этот же автор сообщает, что в те годы была установлена постоянная «солевая» линия между Саками и Константинополем (Перой), что значительные массы этого продукта шли на рыбные промыслы Дона, Кубани, Кавказа, а также на грандиозный северный рынок, где, в отличие от южных стран, вообще никакой соли не было.

Следующий предмет вывоза — продукты крымского животноводства. Шли они в основном в западную Анатолию (Трапезунд) и некоторые итальянские города. Уже в XV в. была выведена курдючная овца, чей жир высоко ценился. Путешественников поражали крымские «огромнейшие бараны на высоких ногах, с длинной шерстью и с такими хвостами, что некоторые весят по 12 фунтов каждый. Я видел подобных баранов, которые тащили за собой колесо, а к нему был привязан их хвост. Салом из этих хвостов [крымские татары] заправляют свою пищу; оно служит им вместо масла и не застывает во рту» (Барбаро, 1971. С. 149). Скотом торговали не только в виде мяса, но и живьём, в основном это относилось к крупному рогатому скоту².

Понятно, что производителями говядины, баранины, битой птицы, сыра, масла, кожевенного сырья, шкур, шерсти, пуха и прочих продовольственных товаров были степные татары. Менее представимо, что они занимались и свиноводством, поставляя на рынок копчёные окорока, солонину и сало. Но ведь ислам в Крыму не сразу строился, а что было, то было... Да и шариат не запрещал откармливать свиней на продажу, то есть не для собственного потребления.

В самой Кафе и некоторых других крымских городах это сырьё проходило предпродажную обработку: первичную (забой скота, присаливание некоторых портящихся продуктов, их разнообразное затаривание) или полную (копчение и бессолевое вяление мяса, изготовление колбас, выделка кож и мехов и т. п.). Самым известным из этих продуктов были колбасы, изготовлявшиеся с добавлением конины и в конских же кишках (Рубрук, 1910. С. 73). Не только быки, но и иной живой скот также отправлялся через Кафу в количестве 10 000 тонн в год. Отправляли его и на экспорт, в основном, судя по тарным (керамическим) осколкам в раскопах, на север, речным путём.

Экспортным товаром по-прежнему, как и в античные времена, оставалась рыба. Ловили её и в крымских, и в материковых реках, обрабатывали всё теми же старинными способами. Зато район сбыта стал теперь пошире: балыки, солёная, вяленая рыба и икра шли не только в итальянские, но и во французские и даже испанские города. Очевидно, не слишком значительным был вывоз Кафинского шёлка, продукции местных мануфактур, работавших, естественно, на местном сырье. На этих первых в Европе шёлкопрядильных и шёлкоткацких предприятиях производились такие ткани, как куфтерь, камка, тафта, шелка цветные и черевчатые. В различных направлениях экспортировался верховой и тягловый скот: лошади — в Египет и на Кавказ, верблюды — в Среднюю Азию, а также на юг и в Иран³.

Здесь же грузились тогдашние лесовозы. Правда, лес свой крымцы то ли берегли, то ли рубили его там, где удобнее, а именно вдоль северных берегов Азовского моря. Во всяком случае эта обширная территория, в ту пору сплошь покрытая огромной дубравой, простиравшейся от Перекопа до устья Дона, сохранялась пока в первозданном виде⁴. Там же, на лесоповале, шла разделка стволов, которые везли в порт в виде ошкуренных брёвен, бруса, досок и дровяных отходов. Вывоз был настолько огромен, что Кафинского леса хватало и на постройку средиземноморских флотов, и на строительные нужды — вплоть до того, что на крымских дубовых сваях была выстроена (и до сих пор стоит!) славная Венеция (Еманов, 1995. С. 127—129). Правда, часть их завозили из словенского Карста (Талиев, 1900. С. 219).

Производилось в Крыму и вино. Но оно никогда не играло здесь роль опьяняющего, одурманивающего напитка и не служило просто атрибутом церковной службы. Это был совершенно равноправный и даже считавшийся необходимым продукт питания, с греческих и римских времён входивший в рацион солдат, наёмных служащих, вообще большинства свободных горожан и сельских жителей. Впрочем, многие авторы утверждают, что виноград был известен в Крыму и ранее: «Виноградарством занимались тавры и скифы...» (Куртбелялова, 2006. С. 7).

В сёлах и городах полуострова было развито ткацкое ремесло — в том числе и товарное. В основном производилось льняное полотно; сырьё использовалось местное. Подсчёт производства полотна на экспорт сделать нелегко, поскольку неясно, сколько его потреблялось на месте. Неизвестно и расположение центров производства этого товара на вывоз. Приблизительно речь может идти о 5—6 периферийных городках. Там работали льноткацкие мастерские, очевидно довольно крупные, так как льняных тканей и пряжи хватало не только для местного потребителя, но они вывозились и за рубеж — в основном через Балаклавский и Алуштинский морские порты (Еманов, 1995. С. 53, 100, 123).

Ещё одна статья экспорта — чистейшая светлая или горная нефть (Bergöl) — нефтепродукт, не требовавший химической переработки, легковоспламенявшийся и горевший без копоти, нечто вроде конденсата. Источники его близ Еникале, не слишком обильные, но зато самотёчные, не требовали искусственной разработки. Этот вид экспортного продукта сохранял своё значение до XVIII в. включительно (Baert, 1798. S. 73). О его использовании в Крыму сведений мало и они недостоверны. Зато есть данные о других нефтяных источниках Керченского полуострова, на тёмную эту жидкость также имелись покупатели — запорожцы, которые смазывали ею оси мажар, не без успеха лечили скот и «пропитывали свои одежды для борьбы с паразитами» (Ден, 1930. С. 78).

Остаётся упомянуть неглавные отрасли крымской экономики (о работорговле — речь ниже), работавшие в основном для собственно крымского потребления. В предгорье, горных и прибрежных деревнях и городах уже тогда было широко развито самое разнообразное ремесло, которое если и продвигалось на внешний рынок, то значительно медленнее, чем уже перечисленные продукты. Из внутренних областей полуострова, из Готии и Солхата в Кафу поступали также мёд, воск, виноград и изюм, яблоки, инжир, арбузы, горох, чеснок и лук, фасоль и даже мало известный пока в Европе рис.

Крымский ввоз был не менее значительным, чем вывоз: полуостров являлся важнейшим реэкспортным центром всего Причерноморья и прилегавших к нему регионов (и это не говоря уже о собственном потреблении). Мы не располагаем точными цифрами по импортным статьям — возможно, их выведут позже. Но уже сейчас известен основной ассортимент ввоза через порты Восточного Крыма. Из Трапезунда сюда доставляли вино, арак (крепкая рисовая или финиковая водка), орехи и корабельные мачты. Транзитом через Кефе шли анатолийский хлопок, средиземноморские маслины, оливковое масло, бобы, рожь, уксус и вино. Далее эти товары направлялись в города степного, предгорного и южного Крыма. А также далее, в Польшу, Московию, тюркские города Поволжья и Степи (Inalcik, 1994. P. 130). Это был уже транзит.

Анализ одного из средневековых памятников позволяет сделать и более общий вывод о крымской транзитной торговле той эпохи. В XIII—XIV вв. Кафа и Судак являлись важнейшими пунктами, которые связывали средиземноморские Генуэзскую и Венецианскую республики с русскими княжествами, государствами Средней Азии, Поволжья, Индии и Китая. А с 1330-х гг. появляется третий транзитный пункт — Азак (будущий Азов), находившийся вне полуострова, но тесно связанный с его экономикой (Записки, 1863). Другие источники позволили итальянскому исследователю составить список северных и восточных товаров, проходивших через этот последний порт. Это были: золото, железо, медь, олово, жемчуг, янтарь, шёлк, парча, хлопковая пряжа, льняное полотно, холсты, кожи, каракуль, воск, мёд, пшеница, рожь, рыба, икра, сало, сыр, масло, перец, имбирь, шафран, сандаловая древесина, мускатный орех, меха соболя, горностая, куницы, ласки, лисы, рыси, белки и др. (Pegolotti, 1936. P. 24).

Вывод из всего сказанного о крымской экономике XIII—XV вв. очевиден: она была, если не считать транзитного товарообмена, основана на труде местного населения. Крымские товары, от пшеницы до овечьих смушек, назывались «кафинскими», но производились-то они не в Кафе, и не итальянцами-кафинцами. При всех своих весьма значительных территориях и численности населения, генуэзские и венецианские колонии были бы не в состоянии накормить не только Крым, но и самих себя, не говоря уже о производстве в таких количествах экспортного продукта. Итальянские колонисты были торговцами, дистрибьютерами, не более того.

Экономику же держало на своих плечах коренное население полуострова, которое именно в рассматриваемый период состояло в основном из крымских татар. Причём крымцы занимались не только животноводством или пахотным земледелием, но и такими, казалось бы, несвойственными им ремёслами, как садоводство, виноградарство и даже рыботорговля. Об этом можно было догадаться опять-таки исходя единственно из огромной массы производимого вина, хлеба и пр., чего одни кафинцы или солдайцы никак не подняли бы. Но имеются и прямые указания, сохранились имена, в частности, торговцев рыбой конца XIII в.: неких Ибрагима, Оттомана, Саладдина и Ак-Косо. Да и прямые указания есть на то, что уже с конца XIII в. местное население не только работало в различных добывающих и обрабатывающих отраслях, но и торговлю мало-помалу перенимало от кафинских коммерсантов⁵. Так, «закупки готовой товарной продукции на соляных промыслах» уже в столь ранний период «подлежали жёсткому контролю со стороны татарских властей, извлекавших из этого немалые доходы» (Еманов, 1995. С. 123, 126).

Социально-экономической основой этого товарного производства по-прежнему оставалась патриархальная группа или родовая корпорация сельских хозяев. Точнее, теперь она родовой уже не была, поскольку превратилась на большей части полуострова из пастушеской, на юртовой основе, в сельскохозяйственную, земледельческую. Переход этот завершился во второй половине XV в., так как в последующее столетие, от которого сохранились соответствующие документы, она фигурирует в качестве распространённой самостоятельной земледельческой единицы. То есть экономическая основа (включая земледелие, садоводство, виноградарство и животноводство) для расцвета крымскотатарской культуры была создана крымскотатарскими же руками, об этом прямо говорили авторы той и более поздних эпох (Барбаро, 1971 С. 149—151; Броневский, 1867. С. 348 и др.). Поэтому при рассмотрении нижеследующих феноменов этой культуры нас не должна удивлять необыкновенная её гармоничность, соразмерность как со своей колыбелью, древней Тавридой, так и с главным её творцом, коренным народом Крыма.

Примечания

1. Формально это событие нашло отражение в Нимфейском договоре 1261 г., уничтожившем препоны, разделявшие приморские левантийские торги от товарооборота Великой Степи.

2. Это были, по словам итальянского современника, «...прекрасные, крупные быки, причём в таком количестве, что их вполне хватает даже на итальянские бойни» (Барбаро. Там же).

3. Как записывал Барбаро, уже тогда крымские верблюды весьма ценились благодаря своей породистости (позже их стали постоянно вывозить на развод: см. I очерк следующего тома). Но и в XV в. это были «...высокие, мохнатые, двугорбые верблюды. Их гонят в Персию и продают там по 25 дукатов за каждого». И, для сравнения: «Верблюды с востока имеют один горб и малы ростом, их продают по 10 дукатов» (Барбаро, 1971. С. 149).

4. В последней трети XVI в. этот знаменитый дубовый лес значительно уменьшился в площади, сохранившись лишь на неудобных д ля рубки речных островах. Как сообщает анонимный автор той эпохи, «...у реки Мусс (очевидно, Миус. — В.В.) находится дубовый лес, небольшой, но густой, окруженный водой. Туда приходят на лодках казаки, когда собираются грабить татар, этих казаков бывает человек по двести с ружьями. Татары же, как лишь казаки очутятся в этом лесу, мигом собираются числом в несколько тысяч и казакам остаётся лишь укрываться в этом лесу, где татары их не могут достать... От упомянутого леса до турецкой крепости Ослу или Атцак (видимо, Азов/Азак. — В.В.) два дня пути» (Anonym, 1572. S. 5 rev. — 6).

5. Предваряя завершение этого процесса в будущем, скажем, что в первой половине XVII в., когда итальянские колонии давно перестали существовать, вся старая торговля продолжала столь же успешно функционировать, полностью перейдя в руки крымских татар. Так, Кефе всё так же поддерживала оживлённые торговые отношения со Стамбулом, Трапезундом, Синопом, другими портами Анатолии. Кроме того крымскотатарские купцы были частыми гостями «по всему [Греческому] архипелагу, и на море Леванта, и на всём Чёрном море» (Боплан, 1990. С. 51).