§ 4. «Это есть наш последний и решительный бой...»? Кампании 1560 и 1561 гг.

Как совершенно верно замечал В.П. Загоровский, «к 1559 г. Российское государство в борьбе с Крымским ханством прочно овладело инициативой»¹. Эту инициативу оно не собиралось выпускать из рук и в 1560 г. Пока шли обмен гонцами и пересылки между Краковом, Бахчисараем и Москвой, а русские полки возобновили боевые действия в Ливонии, Иван готовился к продолжению войны с «крымским». В феврале из Москвы был отпущен «в Черкасы» князь Вишневецкий вместе с черкесскими князьями Иваном Амашуком и Василием Сибоком «з братьею», «и попов с ними крестианскых отпустил, а велел их крестити по их обещанию и по челобитью и промышляти над крымъским царем». Примечательно, что в Никоновской летописи известие об этом событии стоит под заголовком «Отпустил государь Вишневецкого на государьство (выделено нами. — П.В.) в Черкасы».² Вряд ли такая оговорка была случайной — поскольку Вишневецкий уже был там воеводой, то теперь, выходит, Иван посылал его туда как своего наместника и, быть может, вассального удельного князя.

Спустя месяц был расписан «розряд от Поля и по украинным городом». Береговой разряд расписан в этом году не был, поскольку выход хана к русским границам не предвиделся. Собственно говоря, и сил для него не оставалось, поскольку значительная часть русского войска была задействована в Ливонии. Видимо, поэтому в 1560 г. выход в Поле сколько-нибудь значительных русских сил не предполагался. Взамен Иван и его советники попытались прибегнуть к «стратегии непрямых действий», организовав наступление на Крым с трех сторон, но без участия главных сил русского войска. Суть этой новой стратегии царь изложил в своем послании бию Исмаилу, которое должен был передать ногайскому правителю посланный в его Орду посол сын боярский П. Совин.

В этой грамоте Иван писал, что памятуя об изложенной в предыдущем послании бия просьбе держать его в курсе русских планов относительно продолжения войны с Крымом, он сообщает следующее. Во-первых, «посылаем по сеи весне на Днепр наместника своего черниговского диака Ржевского со многими людми да Тягрибердеи-мирзу кипчака, которои к нам приехал служити из Крыму. А велели есмя им с Днепра крымскому царю недружбу делати, сколко им Бог поможет». Во-вторых, на Дон с особым заданием отправился сын боярский И. Извольский «со многими людми». Ему, сообщал царь своему компаньону, был наказ в случае, ежели «Смаиль князь» сам или кто-то из его окружения пойдет на крымцев, оказывать тому всяческое содействие и «перевозы держать». Наконец, князь Вишневецкий с черкесскими князьями убыл в «Черкасы Пятигорские» «делать недружбу» Девлет-Гирею «с Черкасской стороны». И дальше Иван подробно изложил Исмаилу свою задумку: «наша мысль, что тебе (Исмаилу. — П.В.) самому пригоже ити за Волгу на крымскую сторону и стати тебе на усть Медведицы и с усть Медведицы (имеется в виду место впадения реки Медведица в Дон, на территории нынешней Волгоградской области. — П.В. Возможно, именно здесь срубил городок в предыдущем году И.М. Вешняков³) дети своих и племянников на Крым отпустити тово для: которые ваши люди ещо в Крыме остались, и те люди, послышев тебя, что ты сам стоишь на Медведице, все у тебя будут». Хан же, по мысли царя, еще более ослабевший в результате ухода от него ногайских мурз, «послышев тебя (Исмаила. — П.В.), что ты сам идешь, а Вишневецкой с Черкасские стороны с черкасы идет, а з Днепра рать же идет, и он против детей твоих и племянников и наших людей не станет же». Ну а содействие походу Исмаила должны были оказать посланные Иваном на Дон стрельцы, которые «ждут готовы» бия и его родичей.

Таким образом, царский замысел, изложенный в послании, был достаточно прозрачен. Со стороны Днепра в наступление готовился перейти Диак Ржевский, со стороны Кубани удар должен был нанести Вишневецкий с черкесскими князьями, и, наконец, третью атаку со стороны Дона предлагалось осуществить Исмаилу и его людям вместе с посланными ему в помощь московскими служилыми людьми, казаками и стрельцами. При этом Иван подчеркивал, чтобы Исмаил «однолично безо всякого переводу сево лета над Крымом промышлял безотступно по тому, как есми к тебе свою мысль приказал», пока на дворе «пригожее» время для такой операции и «чтоб Вишневетцкого и Дьяково стоянье не безлеп было»⁴. Выходит, в этом году главную роль предлагалось сыграть Исмаилу и его соплеменникам (видимо, такое решение в Москве приняли, памятуя об успешных действиях ногаев минувшей зимой). Такая перемена выглядит весьма примечательной. Испробовав за прошедшие годы всевозможные методы заставить хана замириться с Москвой, русский государь и его советники, чье внимание все более и более сосредотачивалось на западном и северо-западном направлениях, решили продолжить стратегию истощения экономического, а значит, и военного потенциала Крыма непрерывными набегами. План был хорош, но в нем было одно слабое звено — Исмаил. От его позиции, от его желания принять активное участие в предполагавшемся плане зависело многое, если не все. И, судя по тому, что летописи молчат об успешных действиях русских и ногаев в причерноморских степях, а разрядные книги говорят о возросшей активности крымцев в Поле, надежды Ивана на «Смаиля князя» не оправдались, но подробнее об этом ниже.

По ходу дела Иван вносил коррективы в расстановку сил по периметру крымской границы. В мае он отправил сына боярского Ф. Чулкова с казаками, а вместе с ним Тягриберди-мурзу в низовья Дона с наказом быть «заодин» с ногайскими мурзами Тохтар бей Ураз-Али со товарищи, что били челом русскому государю о разрешении им кочевать между Доном и Волгой и о помощи им против «крымского», а также «ото Смаиля вести ждати и заодин промышляти над крымскими улусами». Вслед за этим царским указом в Поле, на р. Сосну (судя по всему, в район нынешних Ливен, туда, куда уже не раз ходили русские рати) были выдвинуты полки из украинных городов во главе с дедиловским воеводой князем А.И. Воротынским (3 полка, 6 воевод)⁵. Выдвижение украинных полков явно не было связано с намечавшимися набегами против крымцев, поскольку, судя по всему, простояли они на Сосне недолго и вскоре возвратились обратно.

По возвращению полков была составлена новая роспись войск на «украйне» с переносом центра обороны на Тулу. Видимо, действовавшие в Поле сторожи принесли в Москву какие-то неважные вести, поскольку на всякий случай оборона границы была усилена, и очень скоро эта предосторожность себя оправдала. В июле рыльский воевода князь В.И. Елецкий писал, что под город приходили татары во главе с ногайским Дивей-мурзой и перебежавший на русскую сторону татарин Илеман сообщил русским, что де «царевич крымской стоит на Удах (на границе нынешней Белгородской и Харьковской областей, юго-восточнее Белгорода. — П.В.), а с ним дватцать тысечь людей». Новость была неприятной, и в Москве быстро снарядили большую рать, развернув ее в районе Тулы. В составе войска, которое возглавил большой воевода князь И.Д. Бельский (что само за себя говорит о том значении, которое придавали этой вести в столице), было 5 полков с 11 воеводами. О ее примерной численности можно судить по тому, что под началом полковых воевод ходили 46 сотенных голов (около 9—10 тыс. детей боярских с послужильцами)⁶.

Долго полкам стоять в бездействии не пришлось. В первых числах августа в Тулу пришло известие, что «августа в 2 день, в пятницу, приходили на царя и великого князя украйну на Потегу крымские люди, а в головах у них был Девей-мурза с крымскими людми, а всех их было 3000 человек». Потежский лес находился на р. Осетр между Тулой и Зарайском — география набегов во главе с Дивей-мурзой впечатляет! Сперва с Уды сходить за добычей под Рыльск за 180 верст и вернуться в кош, а потом оттуда отправиться за 500 с гаком верст на север аж за Тулу, простоять там, разослав людей для грабежа по округе, сутки и потом повернуть назад с захваченными пленниками и угнанным скотом.

В погоню за грабителями немедленно отправился с Тулы И.Д. Бельский со товарищи, и, как писал летописец, «дошли их на Поле на третей день на Дону на ранней зоре». Однако неожиданно атаковать татарский лагерь не удалось. Их сторожи, «подозрив многие полки и огни», подняли тревогу, Дивей-мурза приказал «посечь и пометать» полон и поспешно отошел⁷. Русские их не преследовали и повернули к Туле.

Тревоги на границе на этом не окончились. В начале осени польские сторожи сообщили, что «меж Харосани и Корца» (в Воронежской области) пересекли татарскую сакму, определив по ней примерную численность прошедшего неприятельского отряда — около 4 тыс. всадников. Выехавший в то время из Крыма Теникей-мурза показал, что этот отряд путь-дорогу держит на темниковские места, почему в Темников был послан воевода князь Г.И. Темкин-Ростовский «для береженья», а полки на Туле приведены в боевую готовность⁸.

Как разворачивались события дальше, ни летописи, ни разрядные книги ничего не сообщают — видимо, татары, будучи обнаружены, повернули назад. Правда, разрядные записи содержат указание на то, что «тово же году посылка была ис Казани для воинских людей по полком» (3 полка с 6 воеводами)⁹, но как это известие соотносится с предыдущим — неясно. Однако сама по себе возросшая активность крымцев в Поле заставляет задать вопрос — а что случилось, почему неприятель, до того смирно сидевший за Ферах-Керманом, аки «мышь в гнезде», вдруг зашевелился? В принципе, не вызывает сомнения, что это было связано с упреками Сигизмунда II в адрес Девлет-Гирея — мол, я регулярно выполняю свои обязательства, высылаю тебе богатые «поминки», а ты ничего не делаешь, позволяешь «московскому» делать то, что он хочет. Но ведь и в предыдущие годы Сигизмунд неоднократно намекал на желательность более активных действий хана на северном направлении, а тот предпочитал отсиживаться за перекопом. Не связано ли изменение в поведении «крымского» с тем, что на этот раз Ивану не удалось, как раньше, поддерживать напряженность на границах Крымского ханства?

Прямого ответа на этот вопрос нет, но, на наш взгляд, молчание летописей и разрядные книги о действиях как русских, так и ногаев в причерноморских степях, низовьях Дона и Днепра летом и осенью 1560 г. выглядят подозрительно. Отметим в этой связи, что в донесениях французского посла в Стамбуле в начале 1561 г. сообщалось, что «капитан Дмитрашку» стал предводителем черкесов. Кроме того, бей Кафы сообщал султану, что «Дмитрашка» в третий раз подступал к Азову вместе с черкесским князем Кансуком, но был отбит, причем Кансук и один из его братьев вместе с несколькими начальными людьми Вишневецкого были убиты, а их головы комендант Азова отослал в Стамбул как подтверждение своей победы. Русские источники ничего не говорят об этом, но само их молчание о том, как же действовал в этом году Вишневецкий и посланные в низовья Днепра русские начальные люди, красноречивее всего свидетельствует о том, что ничего существенного им добиться не удалось. Во всяком случае, ничего такого, что заставило бы Девлет-Гирея снова сесть в осаду за Перекопом, ни в низовьях Днепра и Дона, ни на Кубани летом и осенью 1560 г. не происходило.

Так что же случилось? Почему не сработал план Ивана Грозного, составленный в начале кампании? Частично ответ на поставленный вопрос дает переписка Ивана со «Смаилем князем» и с посланными в Ногайскую Орду сыном боярским П. Совиным и его товарищами.

Итак, о чем же говорят эти документы? 28 мая 1560 г. из «Нагаев» прибыло посольство от Исмаила, доставившее царю грамоты от бия и его ближних людей. В них Исмаил и его мурзы на словах отнюдь не отказывались от набегов на Крым, однако обставляли свои новые набеги целым рядом условий. Так, Исмаил писал, что де «крымские ныне таковы, что им на поле не выхаживать. И ныне как Крым воевать?». И далее он продолжал, что серьезной помехой его участию в планируемом походе является мурза Гази бей Урак, будущий бий Малых ногаев и враг Исмаила, что «казаковал» в это время «на поле меж Черкас и Азова». Зловредный мурза, по словам Исмаила, «которые улусы к нам идут, а он их воюет. А которые гости шли из Азова в Астарахань, и он их повоевал же. И тем кунам, которым было в твоей казне бытии, много убытку учинил».

Серьезной помехой своему участию в плане Ивана Исмаил считал кумыкского шамхала. К нему бежал один из враждебно настроенных по отношению к бию Юсуфовичей, почему глава ногаев и опасался, что, пока он будет воевать с крымцами, его собственные улусы подвергнутся нападению со стороны Гази и шамхала: «И тем дву отцов детем уж то воевати и вас и нас».

Наконец Исмаил обвинил сидевшего в Астрахани царского наместника Ивана Выродкова в том, что тот притеснял его людей, «хто ко мне едет и от меня едет, тех воюет, коней и аргамаков и доспехов не оставливает». Более того, Выродков, по словам бия, «перевозов на Волге гораздо не бережет, з другой стороны приходят воинством да войну чинят», да вдобавок к тому «астраханские люди» «воюют» улусных людей «Смаиля князя». А еще, писал он, в Астрахани сидят под покровительством наместника враги исмаиловы, что строят ему козни¹⁰. Более того, чрезвычайно недовольный действиями астраханского воеводы, из-за чего его авторитет среди ногаев падал еще ниже, Исмаил даже подумывал о том, чтобы установить контакты с Девлет-Гиреем.

Одним словом, Исмаил нашел массу причин, по которым он не мог покинуть своих кочевий и отправиться в предлагаемый ему Иваном поход на «крымского». Царь, чрезвычайно заинтересованный в активном участии ногаев в экспедиции, пошел навстречу многим требованиям бия. 2 июня к Исмаилу отправился служилый татарин Ногай Сююндюков с царской грамотой. В ней Иван писал, что послание Исмаила было внимательно прочитано и теперь Исмаилу предлагается сделать следующее. Во-первых, «Крым тебе (Исмаилу. — П.В.) пригоже неотступно воевати, детей своих и племянников беспрестани посылати, чтобы недруг всегды истомен был, а ты бы безвестен не был». Ну а если Исмаил беспокоится за свой улус, за своих домочадцев, на которых может напасть Гази-мурза, так пускай он отошлет их под защиту астраханского воеводы или «в ыном месте, где пригоже, где бы их возможно от недругов уберечи». И как только бий «устроит» свой улус в безопасном месте, то, предлагал ему царь, «в осень бы тебе ити того для, зань же крымским людем всем в Перекопи с лошадми и з животиною осеневати нелзе», поскольку, как всем известно, «в Перекопи в два времена, середи лета и в осень, людем крымским всем с лошадьми и з животиною прокормитися нелзе. Выходят за Перекоп и за Днепр, переходят к черному лесу и тут стоят прокармливаютца».¹¹

Последний пассаж из послания Ивана Исмаилу весьма и весьма примечателен — он наглядно демонстрирует ту цель, которую ставил русский царь, предпринимая в этом году набеги на «крымского», а именно отгон лошадей и прочего скота. Тем самым крымская конница лишалась своего главного козыря — подвижности, а экономика ханства лишалась возможности выйти из затяжного кризиса и преодолеть последствия голода и мора. Конечно, обессиленное ханство переставало на достаточно долгий срок быть значимым игроком в политических раскладах Восточной Европы и у Ивана оказывались развязанными руки для продолжения наступления на Ливонию и адекватного ответа на вмешательство в Ливонскую кампанию литовцев.

Но вернемся к посланию царя Исмаилу. Изложив свой план, Иван подчеркнул, что давление на Крым необходимо продолжить любой ценой, и если сам Исмаил опасается идти в поход, то пускай он отрядит в набег «от себя детей своих всех и племянников со всеми воинскими людми Крыма воевати одноконечно сее ж осени». И далее Иван снова подчеркивал, что еще весной он отправил своих людей «в Черкасы», на Дон и на Днепр, велев им «Крым воевати». При этом царь подчеркнул, что Диак Ржевский, отправленный на Днепр, получил четкое указание ждать Исмаила, если потребуется, даже и до самой зимы, чтобы потом предпринять совместные действия против хана. Точно так же и отправленные на Дон Д. Чулков, Ю. Булгаков и И. Извольский с Тягриберди-мурзой должны были не только «воевать» «крымского», но и для Исмаила и его людей «перевозы держати», вместе с ними «ходити» на неприятеля и по первому требованию Исмаила дать ему «на крымскую войну стрелцы» «сколко надобе».

Кроме того, Иван пообещал бию, что отправит своих людей воевать шамхала, что послал сына боярского И. Заболоцкого выяснить, что действительно ли астраханский воевода настолько отбился от рук и своевольничает, обижает царского союзника, что отправляет Исмаилу запрошенные им «суды и запас и ратной наряд и кречат и ястреб... и запасу муки и меду... шелом да наручи, да шубу зимовную, да бумаги, да набад, да трубу, да сурну». Наконец царь сообщал Исмаилу, что он отписал Выродкову, чтобы тот по первому требованию бия выдал необходимые для похода на крымцев пищали, не говоря уже о том, что ногайским торговцам было разрешено торговать на русских рынках в течение трех лет беспошлинно¹².

Как можно видеть из этого послания, Иван, чрезвычайно заинтересованный в том, чтобы ногаи приняли активное участие в набегах на крымцев, пошел на удовлетворение практически всех запросов бия. И слова царя не расходились с делом. Летопись сообщает, что «того же лета посылал царь и великий князь из Астарахани крым шавкалсково князя воевати». Рать, отправленную из города «в судех» и состоявшую из стрельцов, казаков и «астороханских людей», возглавил воевода И. Черемисинов. Подступив к городу Тарки, русские полдня бились здесь с шамхалом и его воинами, после чего шамхал бежал, а русские взяли Тарки, сожгли его и благополучно отступили, «поимав» множество «полону русского и шавкалского». Выродков был смещен, арестован, закован в цепи, а потом и вовсе доставлен в Москву¹³.

Каким же был ответ Исмаила? 9 сентября в Москву прибыла грамота, отправленная из Орды П. Совиным. Среди прочих новостей он сообщал, что 13 августа через Волгу переправились посланные в набег против «крымского» дети Исмаила Урус-мурза и Канбай-мурза, а вместе с ними еще 13 мурз. В октябре в Москву от них приехал служилый татарин Тоузар, который рассказал, что исмаиловы дети до Крыма не дошли, а повернули назад с Молочных Вод, поскольку от них в Крым убежал взятый ранее «язык», и, опасаясь, что их намерения стали известны хану, ногаи повернули назад. Более подробный рассказ об этом незадавшемся набеге содержали доставленные в русскую столицу в середине октября грамоты Исмаила и Урус-мурзы. Исмаил писал Ивану, что де он послал в набег 9 мурз, «и многие полки свои дав, отпустил есми в головах Урус-мурзу, а после ещо полк отпустил есми». К этому Урус-мурза добавлял, что де с ним выступили 2 тыс. всадников, а когда они вышли на Дон, то к их отряду Д. Чулкова со товарищи присоединилось 230 бойцов. С этими силами Урус вышел на Молочные Воды и разбил здесь свой лагерь, из которого послал разведку к Перекопу за «языками». Пока мурза дожидался вестей от посланных вперед сторожей, к нему доставили 4 пленников, пойманных в степи «ззади». Увы, один из них, отданный в руки брату И. Извольского Ивану (который, очевидно, возглавлял русский отряд), сумел бежать. «И как тот беглец там прибежал, — винился Урус, — и там рать собралася. Царь и царевич пришли к Перекопу. И нас мало было, полку было нашему быть побиту. Потому есмя не смели идти и воротилися».

Одним словом, гора родила мышь. Несмотря на все обещания, на все уступки и выполнение Иваном всех требований Исмаила, реального участия в наступлении на Крым ногаев русский царь так и не дождался. Что такое 2 тыс. всадников, отправленных на Крым? Что реально они могли сделать? Пограбить крымские улусы в отсутствие хана, как это сделали астраханцы в 1521 г., они, конечно, смогли бы, но справиться со всем крымским войском? Конечно, и Исмаил, и Урус клятвенно обещали, что вот как только их люди отдохнут, наберутся сил, как только Москва пришлет в Орду денег, «запасу» да подарков бию, мурзам да их людям, непременно быть новому походу. Одно только «но» мешало им сделать это — Гази-мурза, по словам Исмаила, «пристал» к Девлет-Гирею, и они «хотят зговоритись на устье Донца... И как похотим всеми людми ити на Крым войною, и он домы наши воюет. И похотим половиною людми ити и он на пути нашу рать воюет». Одним словом, всему помехой был зловредный Гази бей Урак, а потому Исмаил просил Ивана «ныне бы с тово места с промежка, как тово Казыя мирзу сослати которым обычаем и ты б то учинил»¹⁴.

Так или иначе, но и 1560 г. прошел впустую. Время, которое было отведено Ивану на разрешение крымского вопроса, неумолимо истекало. В январе 1561 г. в Москву прибыло новое литовское посольство, переговоры с которым закончились полным провалом — «царь и великий князь перемирья с ними утвержать не велел от лета 7070-го году, от благовещеньева дни (т.е. с 25 марта 1562 г. — П.В.)...»¹⁵ Война с Литвой стала неизбежной, а это означало, что Крым придется оставить в покое, ограничившись на южной границей пассивной обороной.

Одним словом, на то, чтобы урегулировать отношения с ханом, у Ивана оставался всего лишь год. Но можно ли было за это время добиться того, чего не удалось достичь за несколько предыдущих лет? Судя по всему, в Москве это прекрасно понимали. Собственно говоря, создается впечатление, что еще зимой 1559/1560 гг. Иван стал разочаровываться в своем прежнем решении воевать с Крымом и начал склоняться к мысли о необходимости мириться с Девлет-Гиреем, тем более что тот подавал недвусмысленные намеки о своей готовности возобновить переговоры. Конечно, сразу отказаться от продолжения наступления на Крым, тем более что, казалось, в предыдущие годы на этом поприще удалось достичь немалых успехов, ему и его советникам было трудно. Однако очевидно, что русская военная активность на южном направлении в 1560 г. явно стала сворачиваться, и Иван вместе со своими советниками попробовали переложить основную тяжесть войны с Крымом на плечи своих союзников, прежде всего Исмаила. Однако бий оказался ненадежным партнером, а Вишневецкому, судя по всему, так и не удалось объединить всех черкесских князей (и, как показало дальнейшее развитие событий, эта неудача во многом предопределила его решение вернуться обратно на службу Сигизмунду II). Оставалась одна, последняя надежда — продолжить набеги на крымские улусы и примкнувших к нему ногаев (главенство над которыми постепенно прибирал к своим рукам Дивей-мурза) с расчетом истощить их и ослабить. Тем самым можно было надеяться, что сколько-нибудь серьезные набеги с их стороны станут невозможны, а значит, можно будет выиграть некоторое время для того, чтобы одержать победу в разгорающейся все сильнее и сильнее войне в Ливонии.

К сожалению, о действиях русских войск в кампанию 1561 г. известно чрезвычайно мало. Государев разряд вообще умалчивает о том, какие силы были посланы против крымцев, и даже о том, сколько и где встали полки на берегу, не говорит ничего. Лишь в частных разрядных книгах сказано без указания точных сроков, что «тово же лета (т.е. в 1561 г. — П.В.) послал государь царь и великий князь на берег к Оке-реке воевод своих для приходу крымских людей». Во главе обычной 5-полковой рати был поставлен князь И.Д. Бельский, а вторым воеводой большого полка был назначен князь М.И. Воротынский. Далее разрядные записи сообщают, что с берега царь послал своих воевод «в Ряской город, а из Ряского города велел итти на Поле». Видимо, летом в Москву поступили какие-то известия о появлении в Поле небольших татарских отрядов, и встречь им была послана «лехкая» 3-я полковая рать под началом воеводы князя П.С. Серебряного (в береговой росписи он числился 2-м воеводой передового полка). И, судя по именам воевод, отправленных вместе с князем, рать была немногочисленной¹⁶. Однако о каких-либо столкновениях с неприятелем в Поле ни разрядные книги, ни летописи не сообщают.

Из разрозненных упоминаний в летописях и дипломатической переписке можно заключить также, что и в 1561 г. русские отряды продолжали оставаться в низовьях Дона и Днепра. Во всяком случае, в апреле 1561 г. Иван сообщал Исмаилу и его мурзам, что он отдал приказ казакам на Дону беспокоить набегами улусы Гази-мурзы (с Д. Чулковым?), а в низовья Днепра посланы опять же казаки «Крыма воевати»¹⁷. Но, судя по всему, к этому времени Иван уже основательно охладел к идее продолжения войны с Крымом до победного конца и теперь его она, война, интересовала только как способ отвлечь внимание Девлет-Гирея от северного направления и от вмешательства в русско-литовские и Русско-Ливонские отношения. Во всяком случае, русское военное присутствие в низовьях Дона и Днепра явно сворачивается, военные действия перекладывались на казаков и отчасти на черкесов, которым Иван предлагал совершать набеги на газиевы улусы.

Кстати, Гази-мурза неожиданно стал серьезной помехой планам Ивана на пути вовлечения Исмаила и признававших его власть мурз в войну с Крымом. Опасения, что как только главные силы бия уйдут воевать Крым, Гази и его воины разгромят и разорять ногайские улусы, красной нитью проходят через всю переписку Ивана и Исмаила в 1560—1562 гг. В январе 1562 г. Исмаил даже предложил Ивану организовать совместную экспедицию против Гази-мурзы с тем, чтобы согнать мурзу и его улусы с «промежка» «меж Черкас и Азова». Для этого «Смаиль князь» предложил Ивану послать в июне 2—3 тыс. своей конницы да 6 сотен стрельцов по правому берегу Волги, соединиться с ногайскими «полками» и вместе идти на «Казыя мирзу». И дальше ногайский бий писал, что «как с того промежка Казый сойдет; и ож даст Бог Крым взятии, тот минят (обязательство. — П.В.) на мне будет потому, что по два года сряду которая животина за Перекопью будет, то поемлю, и хлеб потравлю. И потом будут голодни (крымцы. — П.В.) сами ж рознью порушатца...». В противном же случае, ежели «Казый» не покинет свои кочевья на левом берегу Дона, «нам Крыма воевати немочно, потому толко нам всеми людми ити от своих улусов, и он на наши улусы придет. А посылати нам людей своих, и он не пропущает. Однолично бы еси с того промежка Казыя згонил. Толко то наше дело зделаетца». Однако Иван к тому времени окончательно отказался от своих прежних воинственных намерений по отношению к Крыму. Поэтому он отказался поддержать план Исмаила, сообщив тому, что он отправляет посла к черкесам И. Федцова с предложением тамошним князьям «над Казы мирзою промыслити». В ответ же на повторные просьбы Исмаила послать ему тысячу московских стрельцов для похода на Гази бей Урака Иван в октябре 1562 г. отписывал, что «сего лета литовской нам не друг учинился». И поскольку воевать летом в Литве трудно — дороги узки, 6о-лота, леса, то он, Иван, намерен «как реки установятса, и у Бога милости прося сами хотим на конь всести и со всею ратью и недругу недружбу хотим довести сколко нам милосердный Бог милости подаст», потому «нам к тебе послати многих стрельцов для литовского дела не вмесно; а малых людей послати к тебе, ино тебе то непособь же»¹⁸.

Причины, по которым русский царь отказал Исмаилу в его настоятельной просьбе, более чем очевидны, особенно если принять во внимание, что фактически война между Москвой и Литвой началась не весной 1562 г., с истечением срока перемирия, а намного раньше — летом 1561 г. Тогда литовское войско под началом великого гетмана Н. Радзивила Рыжего осадило и взяло занятую русским гарнизоном крепость Тарваст, а другая рать под командой Ю. Тышкевича опустошила занятые русскими ливонские уезды до самого Юрьева (Дерпта). К тому же серьезную обеспокоенность действиями казаков в низовьях Дона и Вишневецкого на Северном Кавказе проявили турки. Еще весной 1561 г. они отправили в Черное море свою эскадру с десантом на борту для противодействия «капитану Дмитрашке». И хотя в конце лета османская эскадра после долгого крейсерства вернулась домой, Иван не стал далее испытывать судьбу и, согласно летописному свидетельству, отозвал князя с Кавказа.

Возвращение Вишневецкого в Москву состоялось в ноябре 1561 г., причем он приехал с Днепра, где был «государьскою посылкою» и «крымские улусы воевал, которые кочевали блиско Днепра»¹⁹. В этой истории обращают на себя внимание два обстоятельства. С одной стороны, в 1563 г. Иван наказывал отправленному в Крым послу А. Нагому на вопросы о Вишневецком отвечать, что де тот был выведен «из Черкас» потому, что «учал жити в Черкасех не по наказу»²⁰. С другой стороны, 5 сентября 1561 г. датируется «глейтовный лист» (охранная грамота) Сигизмунда II, адресованная Вишневецкому, разрешающая ему вернуться в Литву и снова служить своему законному государю. Более того, тем же днем датируется другое письмо Сигизмунда князю М. Вишневецкому, старосте каневскому и черкасскому, в котором он сообщает, что его брат, находясь на Монастырском острове на Днепре, прислал к нему, великому литовскому князю, письмо с просьбою «его в ласку нашу господарскую принемши, лист наш кглейтовный ему послати росказали и до нас господара приехати ему дозволили». Интересно, что тогда же Сигизмунд попытался переманить на свою сторону казаков, засевших в низовьях Днепра и оттуда совершавших набеги на крымцев, предложив им принять участие в готовящемся походе в Ливонию. История же с Вишневецким закончилась тем, что посланный в апреле 1562 г. вместе со своими казаками в низовья Днепра «недружбу делати царю крымскому и королю литовскому» князь в июле с тремястами своих людей, переманив вдобавок к ним еще полторы сотни московских «полских» казаков прибора атамана Водопьяна, перешел на сторону Сигизмунда II²¹.

За всеми этими перипетиями мы совсем забыли о втором нашем главном герое — Девлет-Гирее. А хан, судя по всему, в этом году особой активности не проявлял. Чувствуя, что напор со стороны Москвы постепенно слабеет, что ее отношения с Литвой, и без того весьма далекие от идеальных, стремительно портятся, Девлет-Гирей затаился за Перекопом. Внимательно наблюдая за развитием событий, он не торопился откликаться на призывы великого литовского князя, раз за разом славшего в Бахчисарай гонцов и богатые «поминки», напоминая Девлет-Гирею о взятых им на себя союзнических обязательствах. Так, в октябре 1560 г. Сигизмунд отправил к Девлет-Гирею своего гонца Г. Кайдаша с грамотой, в которой высказывал сожаление по поводу того, что хан не выполнил своего обещания отправиться в поход на «московского», и выражал надежду, что крымская рать все же «всядет на конь» зимой 1560/61 г. Вместо этого в мае 1561 г. хан прислал в Москву гонца с грамотой и «поминком» великому князю — аргамаком. Сам факт присылки гонца, да еще и «поминка», пусть и малого, выглядел ободряюще, к тому же в Москве знали о попытках «литовского» вынудить хана выполнить свое обещание и выступить наконец с ратью на Русскую землю. И бездействие «крымского» в ответ на эти послания можно было истолковать как намек на продолжение переговоров. Правда, хан по-прежнему требовал от Ивана платить ему «Магмет-Кирееву дань», но в Москве знали о сложном положении в Крыму. Так сопровождавший ханских людей служилый татарин Семен Тутаев рассказывал, что «в Крыму голод великой, батман пшеницы в семьдесят рублей». Поэтому такие требования хана выглядели как отправная точка для долгого торга. И, наверно, стоит согласиться с мнением отечественного историка Б.Н. Флори, который полагал, что отправка 16 декабря 1561 г. в Крым московского гонца служилого татарина Девлет-Хози Рязанова «с товарыщи» с грамотой, в которой Иван «писал ко царю о дружбе», подвела итог долгому, но оказавшемуся в конечном итоге безуспешным русскому наступлению на Крым²². Правда, стоит оговориться — по нашему мнению, отправка гонца означала прежде всего именно формальный конец политике непрерывного военного давления на «крымского» со стороны Ивана, поскольку, как было показано выше, достигнув апогея в 1559 г., военная активность Москвы на южном направлении постепенно снижалась. Крым оказался более крепким орешком, чем полагали русский царь и его советники под влиянием побед над Казанью и Астраханью и шертования бия Исмаила. Ни мор, ни голод, ни разрушительные набеги русских ратных людей, казаков, ногаев и черкесов не сломили воли Девлет-Гирея к сопротивлению. Перепробовав все возможные способы быстро достичь победы над неприятелем, Иван решил отказаться от силового разрешения «крымского» вопроса и урегулировать разногласия с ханом посредством дипломатии. Следующий ход был за Девлет-Гиреем, и он не упустил возможности воспользоваться представившимся ему шансом повернуть ход событий в свою пользу. Но об этом речь пойдет ниже.

Примечания

1. Загородский В.П. Указ. соч. С. 133.

2. ПСРЛ. Т. XIII. С. 324.

3. Курбский А.М. История о великом князе Московском... Стб. 13—14.

4. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой... С. 300—301, 303.

5. ПСРЛ. Т. XXIX. С. 286; РК 1475—1605. Т. II. Ч. I. С. 67—68.

6. РК 1475—1605. Т. II. Ч. I. С. 70—73; РК 1475—1598. С. 188.

7. ПСРЛ. Т. XIII. С. 328; ПСРЛ. Т. XXIX. С. 287.

8. РК 1475—1605. Т. II. Ч. I. С. 76.

9. Там же. С. 86.

10. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. С. 313—314.

11. Там же. С. 316—317.

12. Там же. С. 317, 318, 319.

13. ПСРЛ. Т. XIII. С. 330; Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. С. 331.

14. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. С. 320, 322—323, 325, 328.

15. РК 1475—1605. Т. II. Ч. I. С. 87.

16. Там же. С. 90.

17. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой... С. 333—334.

18. Новиков Н. Продолжение древней российской вивлиофики. Ч. Х. СПб., 1795. С. 180—181, 235, 236, 237.

19. ПСРЛ. Т. XIII. С. 339.

20. Цит. по: Политика Русского государства на Северном Кавказе в 1552—1572 гг. // Исторические записки. Вып. 34. М.—Л., 1950. С. 265.

21. Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России. Т. II. СПб., 1865. С. 155—156; ПСРЛ. Т. XXIX. С. 298, 300.

22. ПСРЛ. Т. XIII. С. 332, 339; Флоря Б.Н. Проект антитурецкой коалиции середины XVI в. // Россия, Польша и Причерноморье в XI—XVIII вв. М., 1979. С. 83.