Введение

Светлой памяти Людмилы Анатольевны Мыц (Щеголевой) посвящается.

Географическое расположение Крыма во многом предопределило судьбы народов, населявших его в разное время [Бахрушин, 1993, с. 320]. Геополитическое положение полуострова также играло особую роль в экономической жизни Улуса Джучи на протяжении всего периода существования этого государства (1227—1502 гг.), поскольку здесь оканчивались сухопутные караванные торговые дороги и начинался морской путь в страны Западной Европы, Египет, государства Ближнего Востока [Карпов, 2000, с. 102—110]. Именно в Крым вела из Китая крупнейшая торговая артерия Средневековья. На рынки полуострова поступали с Востока многочисленные предметы роскоши и пряности. Из северных областей (Руси, Болгар и Приуралья) сюда везли меха, кожи, мед, воск, льняные ткани. Торговый путь, пролегавший через Львов, соединял порты Причерноморья и страны Центральной Европы [Мохов, 1974, с. 298—307; Егоров, 1985, с. 90].

Поэтому территория Таврики в XIII—XV вв. зачастую являлась эпицентром столкновения припонтийских и средиземноморских государств: Византии, Трапезундской империи. Румского султаната. Золотой Орды, Генуи, Венеции, княжества Феодоро, Молдавского княжества. Крымского ханства и Османской империи [Домбровский, 1986, с. 519; Мыц, 1991, с. 3—6; 1999в, с. 176—186].

Развитие трансконтинентальной торговли способствовало росту в Северном Причерноморье новых городов (Солхат-Крым, Каффа, Феодоро, Каламита, Тана-Азак и др.) и стимулировало активную деятельность старых местных рынков (Боспоро-Воспоро, Сугдея-Солдайя, Алустон-Луста, Партенит, Гурзуф, Ялита, Симболон-Чембало) (рис. 1). Поздневизантийские города Таврики имели свои традиционные категории экспорта, в основе которых была продажа рабов, а также строевого леса, зерна, соли, рыбы, икры, вина, льна, конопли, кож, мяса, овощей, фруктов и др. [Карпов, 1981, с. 31—33; Еманов, 1995, с. 147—148].

Мирный процесс торгово-предпринимательской интеграции нарушался военно-политическими конфликтами, одной из причин которых была конкурентная борьба его участников. Быстрое усиление генуэзской Каффы, основанной в начале 70-х гг. XIII в. [Balard, 1978, p. 118], стремление лигурийцев монополизировать торговлю в бассейне Черного моря неоднократно приводило к вооруженным конфликтам с государством монголов или его крымским улусом, а впоследствии — Крымским ханством (1307—1308, 1343—1346, 1365, 1385—1387, 1433—1434, 1454 гг.).

В 1339 г. на хана Узбека было совершено покушение, и лигурийцы, чутко отреагировав на грядущие политические перемены в Орде, уже в 1340 г. начинают возведение каменной цитадели (castrum) Каффы [Бочаров, 1998, с. 86—89]. Приход к власти ставленника кочевой монгольской аристократии Джанибека (1342—1357 гг.) ознаменовался изменением внешнеполитического и экономического курса Улуса Джучи. Это стало причиной ряда конфликтов с итальянскими торговыми республиками — Генуей и Венецией. Инициированное наместником Азака в 1343 г. столкновение между латинянами и мусульманами явилось прелюдией их длительного противостояния. Созданная генуэзцами хорошо укрепленная цитадель в Каффе позволила отразить военные атаки монголов в 1344 и 1346 гг. [Heyd, 1886, II, p. 195—196; Balard, 1978, I, p. 76]. Во время последней осады крепости в войске Джанибека началась эпидемия чумы, проникшая в Орду из Китая через «Великий шелковый путь». Вместе с лигурийскими кораблями «черная смерть» попадает в Европу, где свирепствует до начала 60-х гг. XIV в., почти вдвое сократив население городов «старого света» [Руссев, 1997, с. 220—228].

Политический, экономический и демографический кризис 40-х гг. XIV в., охвативший обширный регион Евразии, в итоге привел к распаду монгольских империй и нарушению «международного товарообмена между Западом и Востоком» [Карпов, 1994, с. 121; 1999, с. 220—237]. Поиски выхода из сложившейся ситуации заставили генуэзцев сменить вектор коммерческих интересов и начать осваивать местные рынки, богатые продовольственными товарами и сырьевыми ресурсами. Поэтому во второй половине 40-х — 80-е гг. XIV в. Лигурийская республика добивается права на владение побережьем Газарии¹ от Каффы до Чембало.

Захватив в 1344/45 гг. Чембало, генуэзцы начинают возводить здесь деревянно-земляные оборонительные сооружения. Появление весной-летом 1345 г. военного отряда монголов вынуждает жителей города бежать в горы. Но вскоре генуэзцам удается окончательно закрепиться в Чембало, о чем свидетельствует петиция коммуны Каффы дожу Генуи Джованни ди Мурта (1344—1350 гг.) [Balbi, 1978, p. 226—227]. Так, в 1357 г. консул и кастеллан Чембало Симоне дель Орто ведет здесь капитальные строительные работы [Skrzinska, 1928, p. 129, № 53].

Реализации генуэзцами плана территориальных захватов способствовала длительная междоусобная двадцатилетняя война (60—70-х гг. XIV в.) в Золотой Орде. В ответ на враждебные действия наместника Солхата Кутлуг-Тимура, пытавшегося блокировать Каффу со стороны суши, 19 июля 1365 г. генуэзцы овладевают Солдайей. Несмотря на вмешательство в этот конфликт Мамая, город с 18 селениями в сельской округе остается за ними до 1375 г. Таким образом, Солдайя — порт, через который купцы Солхата могли вести торговлю, минуя Каффу, — становится вторым объектом генуэзской экспансии. В 1374 г. массарии фиксируют затраты на пребывание официалов и наемников в ключевых пунктах прибрежной Готии: Лусте (Алуште), Партените, Горзувии, Ялите [Jorga, 1896, p. 31—32]. Хотя Мамай в 1375 г. возвращает под управление наместника Солхата земли Готии и сельской округи Солдайи [Balard, 1978, I, p. 161], генуэзцы сохраняют за собой второй по величине портовый город Восточного Крыма.

Поражение на Куликовом поле (8 сентября 1380 г.) и переход остатков армии Мамая на сторону Тохтамыша вынудили его бежать в Крым и искать защиту за стенами Каффы. Генуэзцы в полной мере воспользовались благоприятно сложившейся для них ситуацией. 28 ноября 1380 г. наместник Солхата Яркасс (Черкесе?), ставленник Мамая или Конак Бека (еще одного претендента на трон Золотой Орды), подписывает с представителями коммуны Каффы выгодный для них договор. По нему Генуя получала 18 селений Солдайи, отнятых в 1375 г. Мамаем, и Готию «со всем ее населением» [Sasy, 1827, p. 53—55]. Победа Тохтамыша в борьбе за власть в Улусе Джучи решила судьбу Мамая. Он был убит в Каффе, а его тело передано для погребения мусульманской общине Солхата [Крамаровский, 1996, с. 38—40]. 23 февраля 1381 г. подписывается второй договор с новым наместником Крымского улуса Элиасом (Ильясом), сыном Кутлубуги. Единственное отличие этого соглашения от предыдущего в том, что из него убрана фраза, касающаяся конфессиональной характеристики населения Готии, «которые суть христиане» [Vasiliev, 1936, p. 178—179].

Рис. 1. Черноморское побережье в XV в. Основные пункты торговли

Но договоры 1380 и 1381 гг., как и дополнительное соглашение 1382/83 г. [Basso, 1991, p. 12], не привели к примирению сторон. Возрастающее напряжение в отношениях между Солхатом и Каффой, действия татар против закрепления за генуэзцами новых территорий вынуждают их в очень короткий срок (1383—1385 гг.) возвести вторую линию обороны города [Balard, 1979, p. 207; Бочаров, 1998, с. 89—96]. Принятые лигурийцами меры защиты оказались вполне оправданными и своевременными, потому что отношения между татарами и колонией Генуи стремительно ухудшались, и в конечном счете они вылились в открытые столкновения (1385/86 гг.), получившие в документах того времени название «Солхатская война» (Bellum de Sorcati). Татары всячески настраивали против генуэзцев местное население [Basso, 1991, p. 12]. Беспорядки («мятежи») охватили значительную территорию, в том числе Готию, куда генуэзцы вынуждены были направить вооруженную галеру для усмирения бунтовщиков [Balard, 1978, I, p. 161]. В это же время, начиная с 1384 г., здесь разворачивается продолжительная борьба митрополитов Херсона, Сугдеи и Готии за право сбора каноникона с населения ряда Южнобережных селений.

На этот раз генуэзцам удалось разрешить конфликт не столько силой оружия, сколько демонстрацией готовности применить его в случае необходимости, а также путем гибкой дипломатии. Новый договор был подписан 12 августа 1387 г. с наместником Солхата Кутлубугой. Этим соглашением подтверждались все данные прежде права и привилегии Генуи в Газарии: «между обеими сторонами навечно должен был сохраняться и соблюдаться истинный и благой мир» [Vasiliev, 1936, p. 180]. Готовясь к войне с Тимуром, Тохтамыш был заинтересован в финансовой и политической поддержке Генуи. К тому же его беспокоило усиление Польши и Литвы на западной границе Улуса [Basso, 1991, p. 17—18].

Политические события 40—80-х гг. XIV в. демонстрируют последовательные действия лигурийцев, направленные на аннексию земель, располагавшихся между Каффой и Чембало. Юридическое закрепление вновь приобретенных территорий за коммуной Генуи производилось путем подписания договоров (1380, 1381, 1387 гг.). Содержание их отражает, прежде всего, экономические интересы динамично развивающейся колониальной системы Генуи в бассейне Черного моря [Sasy, 1827, p. 53—55; Vasiliev, 1936, p. 178—180; Basso, 1991, p. 11—12, 17—18].

Несмотря на длительное военно-политическое противостояние с монголами, генуэзцы в полной мере смогли воспользоваться результатами своей гибкой дипломатии. В скором времени, после серии поражений хана Тохтамыша в войнах с Тимуром (1387, 1391, 1395 гг.). Золотая Орда значительно ослабла. Некогда могущественное государство Евразии вновь было на долгие годы ввергнуто в междоусобицы, которые в XV в. привели к его полному развалу.

Конец XIV столетия — время наивысшего подъема торговой активности генуэзских негоциантов, оказывавших значительное влияние на все стороны жизни государств, расположенных в бассейне «Великого моря». Каффа превращается в наиболее крупный город региона. На побережье Газарии в 40—80-е гг. XIV в. в состав лигурийских владений входят бывшие византийские приморские города Сугдея (Солдайя), Алустон (Луста), Партенит, Горзувий, Ялита, Симболон (Чембало), а вместе с ними и около 40 сельских поселений. Завершается этот период в 1398 г. признанием метрополией главенствующей роли коммуны Каффы в системе управления генуэзскими факториями восточной части Черного моря и в «империи Газарии». Данное признание нашло отражение и в дополнениях к прежнему статуту города.

Но уже в начале XV в. наблюдается процесс роста антилигурийских настроений. Начинают складываться антигенуэзские коалиции Понтийских государств. Эта тенденция демонстрирует новый виток развития политических отношений в причерноморском регионе и станет доминирующей в 20—40-х гг. XV в. В начале 20-х гг. XV в. в открытую борьбу с Каффой за побережье Готии и Чембало вступает правитель города Феодоро Алексей I (Старший), которому необходимо обеспечить самостоятельное участие в международной торговле. Его амбиции были поддержаны старой соперницей Генуи — Венецией, а затем и крымским ханом Хаджи-Гиреем (1433—1434; 1441—1466).

В конечном счете, верх в этой борьбе до начала 40-х гг. XV в. одерживала Каффа, опиравшаяся на военную и экономическую мощь своей метрополии. Но уже к середине XV в. (и особенно после падения Константинополя в 1453 г.) генуэзцы стремительно утрачивают торгово-экономический, политический и военный приоритеты. Правители Феодоро совместно с Крымским ханством добиваются успехов в организации самостоятельной торговли в Понтийском регионе, что способствует росту их экономического и политического влияния, закончившемуся в 1475 г. вторжением османов. Следует отметить, что антиосманские настроения в политическом сознании населения генуэзских факторий Газарии, как и всего Восточного Причерноморья, проявляются довольно поздно, после падения Константинополя 29 мая 1453 г. В то же время в Таврике, в частности в среде правящей элиты Крымского ханства, княжества Феодоро и жителей Каффы, все яснее вырисовываются проосманские настроения, сыгравшие решающую роль в 1475 г. при завоевании Гедык Ахмет-пашой генуэзских владений и княжества Феодоро.

Причины успехов Османской империи и неудачи государств Европы в борьбе с ней заключались в том, что Турция раньше сформировалась как централизованное полиэтничное государство, в то время как в Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европе тенденцию сохранения и восстановления моноэтничных государств сменяет тенденция создания многонациональных государственных образований. Именно в результате развития этого направления сложилась новая историческая карта юго-востока Европы, просуществовавшая без больших изменений до конца XVIII в., а в некоторых случаях и до рубежа XIX—XX вв. [Греков, 1984, с. 3].

Таким образом, XV в. в истории Таврики знаменателен появлением двух новых государств на территории полуострова, завершение начального этапа формирования которых приходится на 20—40-е гг. столетия. Это так называемое княжество Феодоро и Крымское ханство. Судьбы их сложились по-разному. Если первое как государственное образование навсегда исчезает с политической карты Крыма после 1475 г., то второе существует до конца XVIII в. и оставляет глубокий след в истории Восточной Европы.

В научной литературе более полно отражена история Крымского ханства и предшествовавшего ему улуса Золотой Орды, всесторонне освещаемая в многочисленных работах конца XVIII—XX вв. (И.Э. Тунманна, А.А. Андриевского, М.Н. Бережкова, Н.И. Веселовского, Ф.К. Бруна, А.Г. Завадовского, В.Д. Смирнова, Ф.Ф. Лашкова, В.Х. Кондараки, Г.Ф. Блюменфельда, В. Йордана, В.В. Шаркова, С.В. Бахрушина, К.В. Базилевича, В.Е. Сыроечковского, А.А. Новосельского, И.П. Петрушевского, И.Б. Грекова, А.Ю. Якубовского, А. Беннингсена, Б. Шпулера, Х. Иналджика, А.Н. Курата, М.Г. Сафаргалиева, Ю.Г. Федорова-Давыдова, Л.А. Егорова, А.П. Григорьева, А.М. Некрасова, А.В. Виноградова, Л. Подгородецкого, М.Г. Крамаровского, Д.И. Хайдарлы и многих других). Среди них основополагающим по-прежнему остается фундаментальное двухтомное монографическое исследование (1887 и 1889 гг.) В.Д. Смирнова «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты», переизданное в 2005 г. [Смирнов, 2005, Т. 1—2; Мейер, Утургаури, 2005. Т. 1, с. 7—15; Орешкова, 2005. Т. 1, с. 16—23; Т. 2, с. 283—310].

Изучение итальянской колонизации побережья Черного моря в XIII—XV вв. также имеет продолжительные историографические традиции (см., например, [Бадян, 1967, с. 103—111; 1969, с. 135—141; 1970, с. 48—53; Карпов, 1990, с. 22—46; Никифоров, 1991, с. 122—130; Еманов, 1995, с. 5—15; Адаксина, Мыц, 2004, с. 82—93] и др.). На протяжении XIX—XX столетий учеными различных стран (Дж. Л. Одерико, С. Саси, Н.Н. Мурзакевичем, Э.Ф. Примоде, М. де Канале, В. Гейдом, В.Н. Юргевичем, М. Волковым, А. Винья, Л.Т. Бельграно, К. Дезимони, Г. Бертолотто, Н. Йоргой, Г. Брэтиану, Н. Бэнеску, В. Василиу, Е.Ч. Скржинской, М. Баларом, Г. Бальби, Л. Балетто, С. Оригоне, Дж. Пистарино, А. Агосто, А. Ассини, Г. Лунарди, Э. Бассо, А. Риссо, Я. Хеерсом, С. Папакоста, Г.Г. Муссо, С.А. Милицыным, С.П. Карповым, Л.Г. Климановым, Э.В. Даниловой и др.) путем издания многочисленных письменных источников была заложена источниковедческая база изучения основных этапов формирования колониальной системы Лигурийской Республики в Причерноморье. При этом значительная часть опубликованных материалов непосредственно касалась крымской Газарии, где располагались наиболее важные военно-административные центры и торговые фактории, формировавшиеся на протяжении 70-х гг. XIII в. — 1475 г. В ходе кропотливой работы исследователями выявлен объемный комплекс нарративных источников, обработка и издание которых потребовали больших усилий.

Параллельно с процессом публикации источников происходило и постепенное накопление материалов по археологии и архитектуре (Э. Штерн, А.Л. Бертье-Делагард, Л.А. Маджиороитти, И.Б. Зеест, Б.Г. Петерс, Е.А. Айбабина, Р. Стринга, О.И. Домбровский, С.Г. Бочаров, А.В. Сазанов, Ю.Ф. Иващенко, М.Г. Крамаровский, И.А. Баранов, А.Г. Герцен и др.), исторической топографии (М. Погодин, О.Х. Халпахчан, М. Балард, Р. Стринга, С.Г. Бочаров, А.Л. Пономарев), топонимике (П.И. Кеппен, Ф.К. Брун, Е. Фелицын, К. Дезимони, В. Томашек, А.Л. Бертье-Делагард, А.И. Маркевич, О.Н. Трубачев), нумизматике (Э.Ф. Ретовский, Н.Н. Мурзакевич, В.Н. Юргевич, А.Л. Бертье-Делагард, А.Г. Федоров-Давыдов, О. Илиеску, Дж. Пеше, Дж. Лунарди, Л. Баллетто, Т.И. Слепова, М. Северова, В.П. Лебедев, М.Г. Крамаровский, Н.М. Фомичев, В.А. Сидоренко, А.Г. Еманов, С.Г. Бочаров, В.И. Волков, В.П. Кирилко и др.), греческой и латинской эпиграфике XIV—XV вв. (Дж. Л. Одерико, Л. Ваксель, В.Н. Юргевич, Н.Ф. Лапин, Е.Ч. Скржинская, Н.В. Малицкий, Л.Г. Климанов, Э.В. Данилова, А.Ю. Виноградов), декоративной каменной резьбе (Е.А. Айбабина, М.Г. Крамаровский, А.Г. Еманов), геральдике (В.Н. Юргевич, Л.А. Маджиоротти, Е.Ч. Скржинская, Л.Г. Климанов, Е.А. Яровая), торевтике (М.Г. Крамаровский). Это дало возможность не только значительно расширить предметную базу изучаемых памятников (Каффы, Солдайи, Солхата, Мангупа-Феодоро, Чембало, Лусты, Тасили, Каламиты и др.), но и позволило воссоздать реальную картину их истории, нашедшую отражение в предметах и объектах материальной культуры.

Вместе с тем, исследователи, обратившись к изучению истории государства, называемого ими «княжеством Готии», «княжеством Феодоро» или «Мангупским княжеством», занимавшим часть территории Юго-Западного Крыма и Южнобережья («Готия»), столкнулись со значительными проблемами, обусловленными крайней скудостью письменных источников (И.Э. Тунманн, С. Богуш-Сестренцевич, П.И. Кеппен, М. де Канале, Ф.К. Брун, В. Томашек, Ф.А. Браун, В. Гейд, Л.П. Колли, Ю.А. Кулаковский, А.Л. Бертье-Делагард, Н. Йорга, В. Василиу, Н. Бэнеску, Н.В. Малицкий, А.А. Васильев, А.Л. Якобсон, Е.В. Веймарн, А.Г. Герцен и др.). Поэтому многие этапы его существования из-за значительных хронологических лакун восстанавливались путем высказывания различных предположений, которые по своей сути оказались паралогизмами.

После выхода работ Дж.Ф. Фальмерайера, Ф.К. Бруна, Ф.А. Брауна, А.А. Васильева, Э. Брайера стало общепринятым мнение, что «князья» Мангупа якобы принадлежали к роду Гаврасов (или Гаврасов-Таронитов), тесно связанному, начиная с XI в., с политической историей Трапезунда. Отсюда делалась посылка о существовании княжества Феодоро если не в XII в., то, по крайней мере, с начала XIII в. (Ф.К. Брун, Ф.А. Браун, А.А. Васильев, А.Л. Якобсон, М.А. Тиханова, Е.В. Веймарн, О.И. Домбровский, С.А. Секиринский и др.). Представленная в пользу данного утверждения аргументация, первоначально изложенная в форме гипотезы, со временем стала восприниматься исследователями уже как установленный факт (обстоятельную критику этого утверждения см. в работах В.П. Степаненко [Степаненко, 1990, с. 87—95; 1997а, с. 76—77; 19976, с. 48—51; 2001, с. 353—375]).

В современной историографии, базирующейся на разработках исследователей конца XVIII — 30—60-х гг. XX в., создан в значительной степени мифологизированный, «обобщенный», но в контексте реальных исторических событий неясный образ города и княжества. При этом Феодоро определяется как «греческая деспотия», возникшая в начале XIII в. В ее территориальные владения якобы входили все земли Южного берега Крыма, бассейнов рек Черной и Бельбека. Политическим центром государства, именуемого в молдавских, польских, венгерских и русских источниках «Мангупским княжеством», являлся город Мангуп. Его правители («деспоты»), происходившие из трапезундского рода Гаврасов, исповедовали христианство и носили православные греческие имена. Основу их герба составлял двуглавый орел, заимствованный путем заключения браков у императоров Константинополя. В 1299 г. «княжество Феодоро» было завоевано монголами под предводительством «эмира» Ногая и с этого времени находилось в зависимости от татар. Со второй половины XIV в., когда на Мангупе правят династы с татарскими именами (Хуйтани, Чичикий), начинается его возрождение. Достигнув своего расцвета во время правления князя Алексея I (Старшего) в XV в., при военной и дипломатической поддержке Хаджи-Гирея, Феодоро удается отвоевать у генуэзцев ранее захваченную ими территорию Южного берега («поморье»), создав крупный торговый порт в Каламите. Последней страницей его истории стала героическая оборона Мангупа от турок-османов в 1475 г. (см. [Якобсон, 1964, с. 123—128; 1973, с. 128—133; Сорочан, Зубарь, Марченко, 2000, с. 363—364, 766; Герцен, 2004, с. 223—231] и др.).

Многие из представленных концептуальных построений, как и сам лишенный критического анализа используемых разновременных и разнохарактерных источников, способ подачи исторического материала, интерпретировавшегося либо упрощенно, либо, наоборот, отягощенного недопустимыми домыслами, неоднократно становились предметом критики [Скржинская, 1953, с. 258—269; Степаненко, 1990, с. 87—95; Богдановна, 1995, с. 104—116; Кирилко, 1999, с. 137—138; Байер, 2001, с. 160—227].

Вместе с тем, на протяжении последних 30 лет, в основном благодаря проведению значительных по объему археологических исследований, осуществлявшихся на территории Солхата (М.Г. Крамаровский), Каффы (Е.А. Айбабина, С.Г. Бочаров, М.Г. Крамаровский, Ю.Ф. Иващенко, А.В. Сазанов), Солдайи (И.А. Баранов, Е.А. Айбабина, С.Г. Бочаров), Тассили (В.Л. Мыц, В.П. Кирилко), Лусты (С.Б. Адаксина, В.Л. Мыц, А.В. Лысенко, И.Б. Тесленко), Фуны (В.Л. Мыц, В.П. Кирилко), Партенита (Е.А. Паршина, С.Б. Адаксина, А.В. Лысенко, В.Л. Мыц, В.П. Кирилко, И.Б. Тесленко), Мангупа (Е.В. Веймарн, А.Г. Герцен), Пампук-Кая (В.Л. Мыц), Чембало (Н.А. Алексеенко, С.В. Дьячков, С.Б. Адаксина, В.П. Кирилко, В.Л. Мыц), Каламиты (В.Ф. Филипенко) и др., получен материал, включающий в себя широкий спектр находок: произведения торевтики и декоративной каменной резьбы, керамические сосуды и изделия из стекла, нумизматика, вооружение, разнообразные орудия труда, латинская и греческая эпиграфика и др.

Данные археологических исследований, в сочетании с детальным изучением архитектуры зданий и элементов их декоративного убранства, позволяют значительно конкретизировать представления о бытовой культуре как латинских колонистов, проживавших на территории Газарии, так и другого, полиэтничного и поликонфессионального населения полуострова, подчиненного золотоордынскому Солхату или Феодоро (Крымской Готии).

В то же время рядом исследователей, представляющих различные научные школы (Дж. Пистарино, М. Баларом, А. Агосто, А. Ассини, Э. Бассо, Л. Балетто, Е.Ч. Скржинской, В. Гюзелевым, С.П. Карповым, Л.Г. Климановым, А.А. Талызиной, О.Н. Барабановым, С.В. Близнюк, А.Л. Пономаревым, И.К. Фоменко и др.), были изданы (или переизданы) комплексы документов по истории Северного Причерноморья XIII—XV вв., хранящихся в собраниях государственных архивов Генуи, Венеции и России. Дополнительное обращение к турецким, арабским, персидским (Х. Иналджик, А. Курат, Ф. Куртоглу и др.), армянским (М. Казаку, К. Кевонян, В. Микаэлян, Т. Саргсян) письменным источникам, по текстам которых имеются критические издания и авторитетные переводы, в их сравнительном анализе со свидетельствами молдавских, немецких, польских, русско-литовских хроник и летописей позволяет в некоторой степени по-новому выполнить историко-археологическую реконструкцию политических отношений, складывавшихся между Каффой и Феодоро в XV в.

* * *

Видимо, надо хотя бы кратко представить читателю данную работу. Говорят, что «каждая книга имеет свою историю». Вместе с тем она имеет и свою предысторию. Идея написать о том, как в реальности могут взаимно дополнять друг друга письменные (нарративные) и археологические (в том числе и обнаруженные в ходе раскопок эпиграфические) источники средневекового Крыма, возникла давно. В ходе обсуждения с моим учителем Сергеем Николаевичем Бибиковым подготовленной в 1987 г. к защите кандидатской диссертации «Средневековые укрепления Горного Крыма X—XV вв.» стала очевидной проблема недостаточно аргументированной и чрезмерно широкой датировки фигурирующих в работе памятников. В то время (как, кстати, во многих случаях и сейчас) были приняты даты: VIII—X, IX—X, IX—XI, XI—XII, XII—XIII, XII—XIV, XIII—XV, XIV—XV вв. и т. д. Удобные для отчетов о полевых исследованиях, они перекочевывали на страницы научных изданий и, будучи общепринятыми, не вызывали нареканий со стороны оппонентов. К тому же, имея дату памятника или слоя в два-три столетия, всегда можно было «подыскать» и «соответствующее событие», результатом которого явились выявленные в ходе раскопок следы разрушения или гибели. Иногда дело доходило до курьезов, когда один и тот же материал (из одного слоя разрушения) у одного исследователя «выступал свидетелем» двух разных событий военно-политического характера, но относящихся в первом случае к VIII, а в другом — к X вв. Изредка исследователи средневековых памятников Крыма приводили стратиграфические разрезы в подтверждение своих выводов. В большинстве случаев они представляли собой упрощенные схемы, которые, по выражению С.Н. Бибикова, «рисовались, не выходя из кабинета».

Также было принято «в каждом веке искать его катастрофу», т. е. событие, вызвавшее повсеместные разрушения, тотальные пожары, гибель населения. Если обратиться к XIII—XV вв., то для каждого из них была найдена «его катастрофа». Например, в XIII в. таким событием принято считать нашествие Ногая в 1299 г. Для XIV в. — поход Тимура (либо кого-то из его креатур) в 1395 г. (А.Л. Якобсон этот «процесс» погромов продлевал до 1396—1399 гг.). Для XV в. — завоевание генуэзских факторий и княжества Феодоро османами в 1475 г.

Поэтому период XIII—XV вв. в археологии средневекового Крыма особенно импонировал наличием абсолютных дат. Казалось, достаточно было собрать и систематизировать уже накопленный материал для того, чтобы получить вполне объективную хронологическую шкалу этого времени. Однако все оказалось намного сложнее. С одной стороны, было исследовано много памятников и на больших площадях, а с другой — полученные материалы оставались не введенными в научный оборот. Положение практически не изменилось и сегодня. До сих пор нет монографических исследований по таким ключевым памятникам крымского средневековья, как Мангуп (А.Г. Герцен), Каффа (Е.А. Айбабина, С.Г. Бочаров), Солхат (М.Г. Крамаровский) и Сугдея (И.А. Баранов). Но положение усложнялось еще и тем, что даже опубликованные материалы в основном были лишены стратиграфического контекста. Наиболее показательным примером могут служить многочисленные работы А.И. Романчук, посвященные Херсонесу. Сложилась парадоксальная ситуация, когда памятники изучались непрерывно на протяжении многих лет, а их стратиграфия и датирующие основные строительные периоды артефакты оставались практически в полной неизвестности.

В то же время, в ходе раскопок (1980—1995 гг.) Алустона и Фуны удалось получить настолько объемный разновременный и разнохарактерный материал, что каждый из этих памятников заслуживал отдельного монографического обобщения. Кроме того, именно Алустон и Фуна дали стратифицированные закрытые комплексы XV в. с узкой датой их формирования: 1459—1475 гг. (феодоритская Фуна) и 1463/64—1475 гг. (башня «Орта-Куле» генуэзской Лусты). Опираясь на эти комплексы, можно было с высокой степенью точности датировать отдельные находки из других памятников не только Крыма, но и более обширного региона — от Белгорода-Днестровского до Северного Кавказа.

Учитывая наличие опубликованных многочисленных письменных (нарративных и эпиграфических) источников, вероятно, впервые появилась возможность выполнить хотя бы гипотетическую реконструкцию политической истории Крыма XV в. Однако имеющийся в моем распоряжении археологический материал ограничивал сегмент политических отношений в пределах владений Каффы и Феодоро. Название книги — «Каффа и Феодоро в XV в. Контакты и конфликты» — мне подсказали строки из стихотворения Р. Киплинга, которые в русском переводе звучат примерно так:

Города — спеси полны
Кичливый ведут спор:
Один — от прибрежной волны,
Другой — от отрогов гор.

Работа была закончена в конце 2001 г., и я даже успел отправить ее для прочтения некоторым будущим оппонентам: С.П. Карпову, Л.Г. Климанову, М.Г. Крамаровскому и В.П. Степаненко. Был приятно удивлен, когда довольно быстро, несмотря на постоянную занятость исследователей, получил от С.П. Карпова, Л.Г. Климанова и В.П. Степаненко не только выправленный текст, но и отдельно изложенные наиболее существенные замечания.

Однако произошедшие в моей жизни трагические события надолго остановили продвижение доработки рукописи. Хотя после 2002 г. она и прошла обсуждение в качестве докторской диссертации в Крымском филиале и двух средневековых отделах ИА НАНУ, и даже была предпринята вялая попытка ее публикации в одном из крымских издательств, у меня не хватало душевных сил на завершение монографии.

Вернуться к этой рукописи я смог только благодаря постоянной настойчивости моих академических руководителей — П.П. Толочко и Н.В. Багрова. Особую признательность хочу выразить С.П. Карпову, Л.Г. Климанову и В.П. Степаненко за детальную конструктивную критику. Она помогла мне избавить себя от ряда иллюзий и заблуждений, а рукопись — от фактических ошибок. Оставшиеся в ней недостатки и ошибки следует отнести на счет моего невнимания или незнания. Я благодарен моим друзьям и коллегам (Светлане Адаксиной, Елене Айбабиной, Сергею Бочарову, Максиму Кирчо, Юрию Могаричеву, Инне и Александру Потехиным, Борису Мазину, Владимиру Кирилко, Ирине Тесленко, Александру Лысенко, Олегу Шарову, Мирону Золотареву, ныне, к сожалению, покойному, и др.), оказывавшим мне помощь и поддержку в этот сложный период жизни. Считаю необходимым отметить существенный вклад в подготовку книги Владимира Кирилко и Сергея Семина, подготовивших основную часть рисунков; Натальи Толочко, любезно согласившейся выполнить переводы особенно сложных для меня франкоязычных изданий, а также Валентины Пички, терпеливо вносившей многочисленные поправки в рукопись. Представляя на суд читателей свою работу, я далек от мысли, что мне удалось дать исчерпывающий анализ имеющихся как письменных, так и археологических источников. Сейчас избранная для исследования тема кажется еще более неисчерпаемой, чем в начале написания книги. Действительно, многое остается спорным, гипотетичным, а в некоторых случаях и просто априорным. Надеюсь, что выход этой книги вызовет конструктивную критику и научно-продуктивную дискуссию. Это, в свою очередь, будет способствовать приближению к решению ряда важных вопросов истории Крыма XV в. В завершение должен также признать, что идейным вдохновителем, первым, самым строгим читателем и редактором рукописи была Людмила. Работая в библиотеке «Таврика», она неустанно помогала мне подбирать необходимые редкие издания и статьи. Ее светлой памяти и посвящается данная книга.

Примечания

1. Хазарский каганат уже к середине X в. утрачивает политическое господство в Северном Причерноморье и Таврике, сохранив на пять столетий воспоминания о былом могуществе в топонимике полуострова, который византийцы, латиняне и восточные авторы XIII—XV вв. называли «Хазария» (Χαζαρια) или «Газария» (Gazarie) [Рубрук, 1997, с. 88; Скржинская, 1953, с. 258; 2000, с. 147—152; Duda, 1959, s. 132—133; Байер, 2001, с. 106, 117, 142, 146, 434; Карпов, 2007, с. 30, 120, 275, 282, 285, 287, 308, 310, 321, 322, 475].