1.1.1. Битва 1363 г. на Синей Воде в историографии средневекового Крыма

После смерти Бирдибека в 1359 г. в Орде начался период внутреннего хаоса и феодальных междоусобиц 60—70-х гг. XIV в., «финалом которого стал невиданный разгром на Куликовом поле» [Егоров, 1980, с. 174]. В течение 20 лет (с 1360 по 1380 гг.) междоусобной войны в Золотой Орде сменилось 25 соперничавших между собой ханов [Греков, Якубовский, 1950, с. 241—243, 277—280, 282—287, 289—293 и др.; Spuler, 1965, s. 112, 120—121, 126—128, 245, 270, 314; Сафаргалиев, 1996, с. 376; Мухамадиев, 1983, с. 88—97]. Только в 1361 г. было шесть претендентов на престол — пять ханов и малолетний «царевич» Абдуллах, марионетка Мамая, к которому в 1362/63 г. отошли земли, расположенные между Днепром и Волгой [Егоров, 1980, с. 190]. В Никоновской летописи события в Орде изложены лаконично, но они достаточно емко отражают военно-политические реалии того времени: «И бысть брань и замятия велиа во Орде. И бысть в них глад великий и замятия многа и нестроение всегдашее и не перестяху межи собою ратующеся и биющеся и кровь проливающе» [ПСРЛ, 1897, с. 233].

Ослаблением Золотой Орды не преминули воспользоваться государства, располагавшиеся на ее окраинах. В это же время (конец 50-х — начало 60-х гг. XV в.) в Пруто-Днестровском междуречье активно идет процесс формирования Молдавского феодального государства, что привело в итоге к сокращению территории Орды на западной границе [Мохов, 1964, с. 103; Параска, 1981, с. 78—83].

Но особую роль в изменении военно-политической обстановки в Северо-Западном Причерноморье история отвела Великому княжеству Литовскому и Русскому, которое значительно усилилось при князе Ольгерде (1341—1377 гг.). Уже в 1361 г. ему удается изгнать из Киева ставленника Орды князя Федора [Івакін, 1996, с. 67]. Продвижение на юг влияния Литовско-Русского государства неминуемо должно было привести к столкновению с Ордой. Этот момент наступил в 1362/63 г., когда в битве при Синих Водах (ныне р. Синюха, приток Южного Буга) Ольгерд разгромил объединенное войско трех татарских беков, орды которых кочевали в западной части Улуса между Днепром и Подунавьем [ПСРЛ, 1897, с. 233].

Данное событие нашло отражение в исследованиях ученых XIX — первой половины XX вв. (Н.М. Карамзина, Ф.К. Бруна, В.Б. Антоновича, М.С. Грушевского, М.П. Дашкевича, Н. Молчановского, В.Т. Пашуто, И.Б. Грекова и др.), что избавляет нас от необходимости повторения неоднократно сказанного. К тому же, относительно недавно вышла из печати серия работ Ф.М. Шабульдо, посвященная всестороннему изучению Синеводской проблемы. Серия была издана в «Історичних зошитах» [Шабульдо, 1998, с. 5—84]¹. При этом следует признать справедливость замечания Г.Ю. Ивакина о том, что в историографии явно недооценено историческое значение Синеводской битвы, длительное время остававшейся как бы в тени Куликовского сражения. Хотя именно в ней впервые в полевом бою потерпели поражение ордынские войска [Івакін, 1996, с. 68—69].

Летописи крайне лаконично сообщают об этом сражении, что не позволяет более или менее детально представить подготовку и ход самой битвы. Неизвестна и численность войск, принимавших в ней участие с обеих сторон. Среди упомянутых татарских беков («князей»), по-видимому, только Кутлубуга был темником (т. е. мог выставить до 10 000 всадников), т. к. еще при Джанибеке (в 1352/53 г.?) стал правителем западного улуса Золотой Орды². Но как в реальности обстояло дело в 1363 г., сказать трудно.

Разгром Ольгердом в 1363 г. трех татарских беков на Синей Воде получил своеобразное отражение в историографии средневекового Крыма. Множественность и разнообразие высказанных, но слабо аргументированных мнений привели к большой путанице, а порой и просто абсурдности в суждениях, пытающихся сохранить за собой право на существование даже в современной литературе. Поэтому и возникла необходимость вновь обратиться к данному вопросу, чтобы попытаться отделить исторические факты от историографического вымысла.

Приведем свидетельства основных источников, в которых нашли отражение интересующие нас события 60-х гг. XIV в. Густынская летопись (XVII в.) под 1362 г. сообщает: «В сие лето Олгерд победи трех царков Татарских из ордами их, си ест Котлубаха, Качбея, Дмитра; и оттоли от Подоля изгна власть татарскую» [ПСРЛ, 1843, с. 350]. В Никоновской летописи (XVI—XVII вв.) поход Ольгерда на татар датирован 1363 г.: «Того же лета князь великий Ольгерд Гедиминович Синюю воду и Белобережье повоева» [ПСРЛ, 1897, с. 2]. Предложенная в источнике дата сражения на Синей Воде в исторической литературе была принята за основную.

О тех же событиях, но без указания даты, повествует и «Хроника Литовская и Жоматийская» (сер. XVIII в.): «...коли князь Олкирд пошел в поле с Литовским войском и побил татаров [на Синей воде, оубил трех братов] татарских князей Хачея, а Котлобуга, а Дмитрия; а тыи три браты татарскии, отчичи и дедичи Подолские земли были, и заведали от них анаманы; а приезжаючи дани бирали у вотаманов с Подолские земли. А брат князя Олкирдов, князь Корыят держал Новгородок Литовский; а у того Корыя 4 сыны были, князь Юрьи, князь Александра, князь Костянтин, князь Федор; и тыи княжата Корьятовичи князя Олкгирдовою помочью и волею пошли в Подольскую землю, вошли в приязнь с отоманы и почали боронити их от татар и дани татарам не почали давати...» [Из Хроники, 1902, с. 155, л. 72—73].

Кроме Густынской и Никоновской летописей, а также «Хроники», рассказ о победе Ольгерда над татарами содержится в компиляциях XVI в., расширенной русско-литовской летописи (называемой Быховца), где он датирован 1351 г., и в «Кронике» (1582 г.) М. Стрыйковского 1331 г. Но в этих источниках даты явно не соответствуют реально происходившим событиям [Грушевский, 1993, с. 79—80]³.

В Никоновской летописи, заметке о походе Ольгерда 1363 г. на татар, предшествует запись: «Того же лета Литва взяша Коршеву» [ПСРЛ, 1897, с. 2]. В упомянутой летописцем «Коршеве» некоторые историографы склонны были видеть города средневекового Крыма — Корчев (Керчь) или Корсунь (Херсонес) [Молчановский, 1885; Карамзин, 1892, с. 10—11, прим. 12 и др.]. М.С. Грушевский, возражая Н.М. Карамзину, М.П. Дашкевичу и Н. Молчановскому, высказал сомнения по поводу правильности отождествления «Коршевы» Никоновской летописи с одним из крымских городов, и отметил наличие в реестре русских городов «Коршева на Сосне» [Грушевский, 1993, с. 79, прим. 2].

Ф.К. Брун, обратившись к изучению данного сюжета в 60-е гг. XIX в., пришел к заключению, что Херсонес не являлся финальным пунктом похода Ольгерда 1363 г., а в Никоновской летописи зафиксировано взятие литовцами Ржева («Коршева», вместо «ко Ржева») [Брун, 1871, с. 395]. В качестве доказательства того, что «сын Гедимина (Ольгерд — В.М.) никогда не был в Крыму», он ссылается на М. Литвина, который якобы умалчивает об этом факте [Брун, 1871, с. 394]. Но в сочинении Михалона Литвина «О нравах татар, литовцев и москвитян» во фрагменте, посвященном городам Крыма, читаем: «...и старый стольный град (metropolis) Корсунь (Korsunij), князь (princeps) которого крестил народ рутенский и нарек его христианским, после же он стал добычей нашего народа и был разорен им» [Михалон Литвин, 1994, с. 63—64, фрагм. 1].

В целом же следует признать, что в историографии XVI—XVII вв. легенда о захвате и разрушении Херсона во второй половине XIV в. литовскими войсками Ольгерда получила широкое распространение [Богданова, 1991, с. 11]. Несмотря на весь анахронизм и слабую аргументацию версии событий, данная точка зрения имела своих последователей и в наше время. Например, Н.В. Пятышева при издании железной половецкой маски XIII в. из Херсонеса (найдена вместе с кладом гривен новгородского типа в слое тотального разрушения города, произошедшего, вероятно, в 1278 г. [Мыц, 1997, с. 65—67]), попыталась связать это катастрофическое по последствиям событие, с «нашествием литовцев» [Пятышева, 1964, с. 32, прим. 131]. В качестве исторического свидетельства она использовала Прибавление к Ипатьевской летописи, где под 1362 г. сказано: «В сие лето Олгерд победи трех царков Татарских из ордами их...» [ПСРЛ, 1843, с. 350].

Р. Батура, посвятив литовско-ордынским отношениям специальную работу, пришел к заключению, что упомянутое Михалоном Литвином вторжение литовцев в Крым могло произойти в конце XIV в., во время походов князя Витовта (1392—1430 гг.) против татар, а точку зрения исследователей, полагавших, что такой поход мог состояться в 1363 г., т. е. при Ольгерде, считает недостаточно аргументированной [Batura, 1975, с. 299]. Правда и в пользу того, что Витовт когда-либо ходил походом против татар в Крым, свидетельств источников конца XIV в. Батура не приводит. Его предположение основано только на «местных преданиях» и «хрониках» XVI—XVIII вв. Не содержит сведений об этом и наиболее полный свод документов времени правления Витовта (1392—1430 гг. — «Codex Vitoldi»).

В кратком исследовании истории Крымского ханства (1771 г.) И.Э. Тунманн, ссылаясь опять же на М. Стрыйковского, писал, что татары в 1331 г. были изгнаны из междуречья Днестра и Днепра литовским князем Ольгердом «или, вернее, в 1396 г. при великом князе Витовте его полководцем Ольгердом» [Тунманн, 1991, с. 51]. Н.М. Карамзин, рассматривая эти события, взял за основу рассказ Стрыйковского, хотя датировал их по данным летописей: «В 1363 г. он (Ольгерд — В.М.) ходил с войском к Синим Водам, или в Подолию и к устью Днепра, где кочевали три Орды Монгольские; разбив их, гнался за ними до самой Тавриды; опустошил Херсон, умертвил большую часть его жителей, и похитил церковные сокровища: с того времени, как, вероятно, опустел сей древний город, и татары Заднепровские находились в некоторой зависимости от Литвы» [Карамзин, 1892, с. 10—11, прим. 12].

П.И. Кеппен обратил внимание на замечание А.Л. Шлецера, который в описании подвигов князя Витовта «под 1396 г. говорит, что посланный им за Волгу (sic!) Ольгерд, около Дона разбил выступивших против него ханов Крымского, Киркельского и Монлопского» [Кеппен, 1837 с. 310, прим. 488]. Ф.К. Брун, опираясь на свидетельства Тунманна, Гваньини, Длугоша, Туана, Сарницкого, Шлецера и др., пришел к заключению, что поход литовцев 1397 г. (sic!) был направлен в Крым и «полководец Витольда Ольгерд разбил при Доне в том же году трех ханов: крымского, киркельского и манлопского». При этом он с полной уверенностью утверждал: «Нельзя не узнать в этих трех ханах приведенных выше полководцев: Кутлубуги, Гаджибея и Димитрия, тем более что Синяя Вода, при которой они потерпели поражение, не могла не совпадать с Доном, поелику современные немецкие анналисты, говоря о славной победе, одержанной Дмитрием Ивановичем при сей реке в 1380 г., ее-то именно называют Синею Водою: Eodem anno Ruteni et Tartan habuerunt conflictum simul prope Bluewater» [Брун, 1871, с. 394—395]. Кроме того, Ф.К. Брун, ссылаясь на немецких писателей — продолжателей Дитмара и Руфе — считал, что «Витольд лично участвовал в 1396 году в походе против татар, проник до окрестностей Каффы и пленил многих татарских вельмож» [Брун, 1871, с. 395].

Совершенно очевидно, что Ф.К. Брун в своих историко-топографических заметках следовал в русле конъюнктурных построений И.Э. Тунманна и А.Л. Шлецера, опиравшихся на компиляции Марциана Кромера (1555 г.). М.С. Грушевский подверг эту точку зрения обстоятельной критике и показал ошибочность попытки объединить исторические сведения о Витовте и Ольгерде, т. к. именно путаница Кромера привела к появлению «Витовтова воеводы Ольгерда» [Грушевский, 1993, с. 456—457].

В связи с публикацией двух надписей из Мангупа, в которых упоминаются Хуйтани (1361/62 г.) и Чичикий (80-е гг. XIV в.), к данному сюжету обратился Н.В. Малицкий [Малицкий, 1933, с. 5—10]. При этом он отмечал, что, если более поздняя надпись с именем Чичикия относится ко времени правления Тохтамыша, то в ранней нет указания на какое-либо верховенство татарской администрации. Тогда Н.В. Малицким было высказано предположение [Малицкий, 1933, с. 11], впоследствии поддержанное другими исследователями, считавшими его вполне аргументированным [Vasiliev, 1936, p. 186—187; Тиханова, 1953, с. 330; Якобсон, 1964, с. 123, прим. 140], что якобы упоминаемый в надписи «сотник» (гекатонтарх) Хуйтани имел еще и христианское имя Димитрий.

Сравнивая это имя с летописными известиями, повествующими о разгроме Ольгердом на Синей Воде объединенных войск трех князей: Хачебея, Кутлубуга и Дмитрия в 1363 г., а также с сообщением А.Л. Шлецера о «повторном» поражении в 1396 г., якобы нанесенном Ольгердом в Подонье ханам Крымскому, Кыркельскому и Манлопскому, исследователи пришли к заключению, что Хуйтани-Димитрий в надписи 1361 /62 г. и Димитрий, упоминаемый в летописи, — одно лицо [Малицкий, 1933, с. 11; Vasiliev, 1936, p. 187; Тиханова, 1953, с. 330].

И если сам Н.В. Малицкий при этом замечал, что «здесь едва ли можно выйти за пределы исторических догадок, поскольку приходится оперировать лишь предположительно установленными фактами» [Малицкий, 1933, с. 11], то со временем в историографии средневекового Крыма это осторожное предположение приобрело характер аксиомы. Так, с момента открытия надписи 1361/62 г. «сотник» Хуйтани был силою желания исследователей произведен в князья. Это мнение прочно утвердилось в литературе, посвященной истории Мангупа [Латышев, 1918, с. 17—21; Васильев, 1927, с. 276—277; Якобсон, 1953, с. 414]. А.А. Васильев поместил Хуйтани-Димитрия в основание генеалогического древа правителей Феодоро [Vasiliev, 1936, p. 282].

В свое время мною была предпринята попытка показать, что нет никаких оснований отождествлять «гекатонтархов» Хуйтани и Чичикия (Цицикия по В.П. Степаненко) с князьями Мангупа, как это делали Н.В. Малицкий, А.А. Васильев и другие исследователи [Мыц, 1991, с. 180—186]. Тем не менее, данный сюжет продолжает «разрабатываться» в работах ряда современных авторов в тональности, предложенной еще Ф.К. Бруном, весьма поверхностно воспринимающих корректировку и реконструкцию событий, предложенную Н.В. Малицким.

Например, В.Н. Залесская по этому поводу пишет: «Сопоставление же этого имени (св. Димитрия — В.М.) с известием в Летописи великих князей литовских о разгроме Ольгердом татар на Синей воде (в Днепровском лимане) и о поражении трех князей, Хачебея, Кутлубуга и Димитрия, с данными о разгроме в 1396 г. тем же Ольгердом (выделено мной — В.М.) около Дона ханов крымского, киркельского и монлопско-го, дало основание считать, что здесь имеется в виду Хуйтани-Димитрий, князь Феодоро, который упоминается в надписи из Мангупской базилики» [Залесская, 1993, с. 372].

В работе А.Г. Герцена и Ю.М. Могаричева, посвященной истории Кырк-Ора-Чуфут-Кале, читаем: «Первым письменным свидетельством о вхождении Кырк-ора во владения татар является упоминание о битве на Синих водах литовского князя Витовта (sic!), с одной стороны, и ханов Крымского, Манкопского и Киркельского, с другой, закончившейся победой Витовта. Следовательно, в 1363 г. Кырк-ор уже принадлежал татарам и являлся центром одного из уделов Золотой Орды» [Герцен, Могаричев, 1993, с. 56]. Не отличается оригинальностью и пассаж, предлагаемый А.И. Айбабиным: «Рассказ о разгроме литовским князем Олердом в 1362/63 или в 1396 г. "трех ханов Крымских, Киркелианских и Монлопких татар" дает основание говорить о сохранении зависимости Мангупского князя от татар и во второй половине XIV в.» [Айбабин, 2003, с. 279].

М.Г. Крамаровский в своей работе «Джучиды и Крым: XIII—XV вв.» пишет: «сегментация власти в Крымском улусе, ярко отразившаяся в структуре воинских сил ордынцев в сражении с Витовтом (sic!) на Синих водах в 1362/63 г., результат конца эпохи Джанибека-Бирдибека, когда в Крыму утверждается новое политическое образование — княжество Феодоро. Сама же воинская акция, проведенная силами трех крымских эмиров — Солхата, Кырк-йора и Мангупа, скорее свидетельство переоценки, чем наступательной "внутриобластной" политики» [Крамаровский, 2003, с. 519], а «защита Крымом ордынских интересов в Подольских землях означала лишь, что налоговые сборы из этого р-на шли через администрацию правого крыла Джучидов. Русский летописец подольстил крымским эмирам (Кутлубуге, Хаджи-бею и Дмитрию), называя их "отчичами и дедичами Подольской земли", но точно определил их басмаческую сущность. Князья Хаджибей и Дмитрий — эмиры Кырк-йора и Мангупа, а многоопытный Кутлубуга — правитель Солхата и Крымского тюмена. Возможно, походный эмир Солхата и Кутлубуга, вступивший в 1381 г. в должность крымского наместника, одно и то же лицо» [Крамаровский, 2003, с. 519]⁴.

Как видно из приведенных выше цитат, авторы не взяли на себя труд хотя бы в общих чертах ознакомиться с существующей по этому вопросу литературой. Иначе они заметили бы, что время правления Ольгерда относится к 1341—1377 гг., а Витовта к 1392—1430 гг. При этом многие исследователи нарушают хронологию и путают места описываемых событий, допуская возможность двух сражений, произошедших в 1363 и 1396 гг. (с интервалом в 33 года), с участием практически одних и тех же лиц (Кутлубуги, Хачибея, Димитрия и Ольгерда или Ольгерда и Витовта вместе).

Столь очевидная «пестрота» и противоречивость мнений о событиях 1363 г. и их взаимосвязь с историей Крыма требует дополнительного обращения к данной теме. Летописи называют участников сражения на р. Синие Воды татарскими «царьками», которые к тому же якобы были братьями. Имена двух татарских беков — Кутлубуги и Хачибея — Ф.К. Брун связывал с упоминаемыми в ярлыке Тохтамыша 1381 /82 г. [Григорьев, 1844, с. 339] наместником Крыма (Кутлубуга) и главой орды (племени) Шюракюль Хаджибеем (в нем он предлагал видеть «хана киркельского»), в то время как «султан Димитрий (выделено мной — В.М.), который, как видно из его имени, был христианин, не мог не быть владетелем манлопским, т. е. мангупским» [Брун, 1871, с. 395]. Не трудно заметить, что в своих выводах относительно исторических событий 60—90-х гг. XIV в. Ф.К. Брун опирался не на источники, а на «авторитетные заключения» своих предшественников и кажущиеся логичными конъюнктурные построения.

Судьбы участников сражения на Синей Воде после разгрома в 1363 г. сложились по-разному. Хаджи-бей в 1381 г. получил ярлык от хана Тохтамыша. Последний раз он упоминается (Ф.К. Брун высказал очередное, ничем не подтвержденное, предположение, что Хаджи-бей погиб в 1396 г. [Брун, 1871, с. 395]) совместно с Кутлубугой в османском источнике 1388 г. По свидетельству турецкого историка XV в. Мехмеда Нешри, Хаджибег и Кутлубуга получили от султана Мурада I «приглашение» принять в 1388 г. участие в походе великого визиря Али паши против Тырновского царства и Добруджанского деспотата. Данное предложение мотивировалось тем, что земли татарских беков находились к северу от устья Дуная и граничили с Добруджанским деспотатом [Мехмед Нешри, 1984, с. 93; Гюзелев, 1995, с. 80]⁵.

Кутлубуга не «фигурирует», как это ошибочно считали, в 1393 г. (?) в качестве посланника Тохтамыша к Ягайле [Григорьев, 1844, с. 337]. Письменные источники сохранили упоминания о двух сыновьях Кутлубуги, принимавших активное участие в политической жизни Орды в 60—90-х гг. XIV в. — Ильясе и Синане. Старшим среди них, по-видимому, был Ильяс. В одной летописной записи под 1365 г. сохранилось свидетельство: «Тое же зимы еда из Литвы [к] весне Ильяс Коултубузин сын был в Тфери» [ПСРЛ. Т. XV, вып. 1, стлб. 79]. В следующий раз он отмечен в договоре между генуэзцами и татарами (февраль 1381 г.) как наместник Солхата. Синан упоминается дважды в «Требнике» (написан на армянском языке в 1349 г. в Солхате неким «господином Стефаном» — «ac Dominica 1349, in Crimea, in Civitate Surchat manu Domini Stephani»)⁶ и хранившемся в конце XIV в. в армянской церкви св. Николая в Каменце. На предпоследней странице «Требника» помещена надпись с латинским переводом, в которой в том числе говорится о Синане, сыне Кутлубея (Dominus Sinan, filius Chutlubei). Первая запись датирована 15 августа 1394 г., а вторая — 1398 г. [Линовский, 1844, с. 512—513]⁷.

Следует отметить, что после сражения на Синих Водах ни один источник не отмечает больше каких-либо военных действий между Литвой и татарами, в которых участвовали бы Кутлубуга и Хачибег.

Наиболее загадочной фигурой среди участников сражения на Синей Воде является татарский бек «Димитрий». Христианское звучание его имени явилось причиной длительных споров в научной литературе. Вне внимания современных исследователей средневекового Крыма, даже не попытавшихся проследить судьбу «князя Феодоро Димитрия» после 1363 г., остался тот факт, что «Димитрий» переправился с остатками своей орды через Дунай и поселился «в Добруджанской степи и поэтому она была названа ордой Добруджанских татар» (ad Dobrucenses usque campos, a quibus Orda Dobruciorum vocata est) [Stanislaus Sarnicius, 1712, col. 1134]. Эти сведения, почерпнутые Я. Длугошем (1480 г.) из хроники XIV в., вероятно, отражали один из этапов заселения татарами Добруджи [Гюзелев, 1995, с. 34].

Г.И. Брэтиану в специальной работе, посвященной татарскому «князю Димитрию», определяет время его правления в пределах 1360—1380 гг. После переселения в Добруджу он упоминается в грамоте 1368 г. венгерского короля Лайоша I (1342—1382 гг.), выданной купцам из Брашова. Им предоставлялись известные привилегии вторгов-ле и во владениях «татарского князя Деметрия» [Brătianu 1965, с. 39—46].

Основываясь на данном свидетельстве, можно прийти к заключению, что, по крайней мере, в 1368 г. орда «Димитра» кочевала в Добрудже, занимая территорию, находившуюся под юрисдикцией Лайоша I. Получается, что «мангупский князь Димитрий» в 1363 г., после поражения, не возвратился в Готию, а переправился через Дунай со своей ордой и кочевал в Добруджанских степях до 1380 г.(?), после чего сведений о нем в источниках уже не имеется. Становится очевидным, что к Мангупу он не имел никакого отношения.

Ст. Кучинский полагал, что «князь Дмитрий» после поражения на Синей Воде владел какими-то землями на Бырладском плато. Верхнем Пруте и даже на Нижнем Дунае. Его упоминание в грамоте венгерского короля Лайоша I (Людовика Анжуйского), дарованной брашевским купцам в 1368 г., якобы вообще не дает возможности точно локализовать владения этого князя [Kuczynski, 1965, s. 174—179]. По мнению Ф. Шабульдо, «Дмитрий» был ханом Ямболукской орды [Шабульдо, 1987, с. 106—107]. Однако, как резонно заметил Л. Войтович, существование этой орды в XIV в. более чем проблематично. К тому же не зафиксировано ни одного Чингизида-христианина, которые были свойственны данному периоду. Поэтому он высказывает предположение, что «подольский князь Дмитрий» (выделено мной — В.М.), участвовавший на стороне татар в битве на Синей Воде, являлся «вассалом Хаджибея, который держал Подольский улус» [Войтович, 2006, с. 504—505].

Сам же Л. Войтович не может привести каких-либо дополнительных сведений о «подольском князе Дмитрии», поэтому он высказывает предположение, что Дмитрий мог являться одним из потомков Болоховских князей. Для дальнейшего заполнения лакуны в «родословной» этого князя Л. Войтович обращается к одному интересному, но спорному источнику — копии латинской грамоты, обнаруженной в XIX в. архимандритом армяно-католической церкви Минасом Медичи (Бжкянцем). В этом документе говорится: «Вот, от великого князя Федора Дмитриевича косогацким армянам. [Те], которые захотят сюда прийти [и] прийдут мне на помощь, я дам волю на три года, а когда будете подо мною, кто где захочет, там вольно посетится» [Войтович, 2006, с. 505]. Сама грамота имела дату 1062 г. Однако датировка вызвала спор среди исследователей. Я. Дашкевич считал грамоту документом XI в. и предлагал читать данную в ней надпись «косогацким армянам» как «ко солхатским армянам» [Дашкевич, 1962, с. 4—18]. В. Микаэлян же доказал ошибочность отстаиваемой Я. Дашкевичем даты документа и определял ее примерно 1641 г. [Микаэлян, 1965, с. 11—18]. Л. Войтович, признавая верным время написания документа, установленное В. Микаэляном, делает неожиданный вывод: «При датировке грамоты по армянскому григорианскому календарю (1062 г. приблизительно означает 1362 г.) в латинской копии можно было легко допустить ошибку. Князь Федор Дмитриевич мог быть сыном подольского князя Дмитрия, который остался на Подолье после отступления отца с ордынцами после поражения на Синих Водах и послал в Крым свой призыв о помощи перед угрозой наступления Кориятовичей» [Войтович, 2006, с. 505]. Очевидность конъюнктурной манипуляции датами (XI—XIV—XVII вв.) позволяет оставить «реконструкцию генеалогии» предполагаемого Л. Войтовичем существования «подольского князя Дмитрия» без критического анализа.

Вызывает также сомнение то, что летописцы (вероятнее всего, компиляторы XV—XVI вв.) достаточно точно озвучили имя третьего участника сражения на Синей Воде. Например, М.Г. Сафаргалиев рядом с именем татарского бека «Дмитрия» ставил знак вопроса, выражая тем самым неуверенность в правильности передачи данного антропонима в редакции летописей и компиляций [Сафаргалиев, 1996, с. 385]. М. Стрийковский называет его «Димейтер-султаном», изгнанным Ольгердом за Дунай. Данное сообщение цитирует Н.М. Карамзин, а затем его повторяет и Ф.К. Брун. Но оно «исчезает» у Н.В. Малицкого и А.А. Васильева.

Поэтому позволю высказать предположение, что летописцы при компиляции хроник (в XVI—XVII вв.) исказили тюркское имя Тимир (Темир, Тимур, Демир?) на близкое по звучанию и понятное христианское имя «Димитр». В тюркском языке имя Димир(ДемирДимирДимур), означающее «Железный», было широко распространено и нашло отражение в многочисленных топонимах. В данном случае уместно вспомнить, что и переправа через Дунай у Исакчи называлась Демир-Капу (Хапу) — «Железные ворота» [Тизенгаузен, 1884, с. 117].

Исследователи, изучавшие историю кратковременного пребывания на престоле Молдавского княжества Юрия Кориятовича, неоднократно обращались к свидетельству русско-литовской летописи. В ней под 1374 г. сообщается: «Того же лета в [о]сенине (осенью? — В.М.) ходила Литва на татарове, на Темеря и быжешь межи их бой» [ПСРЛ, 1922. Т. XV, вып. 1, стб. 106]. Б.Н. Флоря предлагал видеть в упомянутом летописью «Темере» одного из монголо-татарских князей, пытавшихся противодействовать распространению литовского влияния на Молдавию [Флоря, 1980, с. 153, прим. 39]. Этой же концепции придерживается и Л. Войтович, полагающий, что «Юрий Кориятович пробовал проводить активную политику, вмешиваясь в дела соседней Молдовы. Одновременно ему пришлось столкнуться с противодействием ордынцев, которые продолжали считать его княжество частью Подольского улуса, обязанного платить выход-дань. Ордынцы вмешивались в дела соседней Молдовы» [Войтович, 2006, с. 672]. Летописного «Темерю» Л. Войтович определяет так: «Тимур — имя, распространенное среди Чингизидов в XIV в.», и делает предположение, что «один из них держал Подольский улус и пытался расширить свое влияние на Молдову в 1370-х гг., когда там правил господарь Богдан» [Войтович, 2006, с. 672].

Трудно согласиться со столь однозначной и «политизированной» оценкой событий 1374 г., нашедших отражение в летописи. Дело в том, что русские источники фиксируют в этом году сильную засуху («...быша зной велицы и жары, а дожди сверху не едина капля не бывала все лето»), эпизоотию («...на кони и на коровы и на овцы и на всяки скот был мор велик»), и эпидемии, которые затронули прежде всего степь («мор... таки и на люди... У Мамая тогда в орде был мор велик») [Борисенков, Пясецкий, 1988, с. 281]. Летняя засуха, бескормица, падеж скота, голод и эпидемия 1374 г. заставили Мамая покинуть ставку (Орду) на среднем Днепре и перекочевать осенью (сентябрь-октябрь) со своей ордой в Крым, где он находился до весны 1375 г.

Поэтому больше оснований считать, что чрезвычайная засуха вынудила орду Темирбея (Темирбега, Демирбея, «Темери»), кочевавшую в Добруд-же, переправиться через Дунай и направиться вверх по течению в междуречье Прута и Серета. Продвижение орды в северном направлении побудило Юрия Кориятовича выступить против татар с той целью, чтобы заставить Темирбега уйти за Дунай. Летопись не позволяет детализировать ни точное время и место сражения, ни его последствия [Егоров, 1985, с. 216].

Из представленного выше материала видно, что в современной историографии существует четыре персонажа, которые могут одновременно «претендовать» на участие в сражении 1363 г. вместе с Кутлубугой и Хаджибегом на Синей Воде: 1) татарский «царек Дмитрий»; 2) «подольский князь Дмитрий»; 3) «мангупский князь Дмитрий» и 4) «Темеря» (Тимур, Темирбег, Демирбег). Нетрудно заметить, что «подольская» и «мангупская» версии основываются на христианском имени «татарского царька» (или хана) Дмитрия. Интересно, кто же из историографов одним из первых присвоил татарину («брату» (?) Кутлубуги и Хаджибега) христианское имя?

Как было представлено выше, в «Хронике» 1582 г. М. Стрийковского, третий среди татарских «князей», участник сражения на Синих Водах в 1363 г., назван «Димейтер-султаном». В нем пока только отдаленно звучит христианское имя Дмитрий. Однако уже в «Хронике европейской Сарматии» А. Гваньини (последнее издание вышло в 1611 г.) читаем: «Он же (Ольгерд — В.М.) трех татарских царьков, родных братьев, Кутлубака, Качибея и Дмитрия (Kutlubacha, Kaczbeja i Dmitra) наголову разбил и выгнал прочь с Подолья» (выделено мной — В.М.) [Гваньіні, 2007, с. 318]. Следует отметить, что под «Подолией» А. Гваньини подразумевал чрезмерно обширные территории и поэтому писал: «Подольский край очень большой. Он лежит возле валашской и молдавской границы на юге. На востоке он граничит с рекою Доном, которая у Меотийского озера и Евксинского моря, тянется до перекопских татар» [Гваньіні, 2007, с. 416]. Если строго следовать географическим представлениям Гваньини, то в его понимании фраза «выгнал прочь с Подолья» должна была означать изгнание татар за Дон, Перекоп или на территорию Валахии и Молдавского княжества.

Автор «Хроники европейской Сарматии», будучи последовательным апологетом великого князя литовского Витовта, приписывает ему значительные территориальные приобретения и победы, в тени которых зачастую остаются Гедимин и Ольгерд. Например, он с нескрываемой гордостью сообщает: «Во время великого князя литовского Витовта его границы простирались от Черного моря (Euxyny) и Херсонеса Таврического до заливов балтийского и Курляндского морей, до инфляндских и прусских берегов» [Гваньіні, 2007, с. 386].

Вслед за Кромером, Гваньини без тени сомнения пишет: «...Витовт, благодаря своему военноначальнику Альгерду (Algerda) (выделено мной — В.М.), победил три татарские орды и, разгромив их царьков, многих пленил и привел в Литву» [Гваньіні, 2007, с. 327]. И далее, подражая летописному стилю повествования, продолжает: «Года Божьего 1396 Витовт выступил против татар, победил их войско за рекою Волгой (выделено мной — В.М.), привел в Литву несколько орд вместе с женами и детьми, отправил часть пленников королю и его приближенным, а других расселил над рекою Вакой, в двух милях от Вильно, предоставив им достаточно земли» [Гваньіні, 2007, с. 327].

Рис. 2. Северо-Западное и Северное Причерноморье в 60-х гг. XIV в.

В целом, сочинение А. Гваньини, наряду с реальными историческими событиями, наполнено упоминаниями о вымышленных военных походах и их участниках. В его «Хронике европейской Сарматии» постоянно ощущается влияние польских авторов XV—XVI вв. — Марциана и Йоахима Бельских, Бернарда Ваповского, Яна Длугоша, Марциана Кромера, Мацея Меховского, Бартоша Папроцкого, Мацея Стрийковского и др., — хотя он далеко не всегда на них ссылается [Гваньіні, 2007, с. 22]. Зачастую трудно определить степень «творческой переработки» текстов, заимствованных А. Гваньини у различных авторов. Однако благодаря многочисленным изданиям (первое появилось в 1578 г.) в различных европейских городах труды Гваньини приобрели необычайную популярность и оказали сильное влияние на историографию XVII—XVIII вв. (см. об этом более подробно в предисловии к украинскому изданию [Гваньіні, 2007, с. 5—33]).

Для нас в данном случае важно то, что отмеченное у Гваньини около 1578 г. появление татарского «царька Дмитра» получило широкое распространение не только в исторической литературе конца XVI—XVIII вв., но и сохранило свои «позиции» до наших дней. В связи с этим также остается невыясненным вопрос о взаимовлиянии «Хроники европейской Сарматии» и поздних редакций летописей и хроник. Например, явно близким по содержанию к «Хронике» А. Гваньини является запись в Густынской летописи, сформированной как свод в XVII в. [ПСРЛ, 1843, с. 350]. Наиболее тенденциозно события 1363 г. представлены в «Хронике Литовской и Жоматийской» (сер. XVIII в.), в которой говорится, что Ольгерд якобы «убил трех братьев татарских князей Хачея, а Котлобуга, а Дмитрия» [Из Хроники, 1902, с. 155, л. 72—73]. В то же время сообщение о сражении на Синей Воде в Никоновской летописи (XVI—XVII вв.) лишено какой-либо тенденциозности и представляет собой самостоятельную версию [ПСРЛ, 1897, с. 2]. Но сравнительный анализ разновременных и разнохарактерных источников еще никем не проделан.

Представленный выше материал позволяет предполагать, что появление татарского «царька Дмитрия» в «Хрониках» польско-литовских авторов (яркий тому пример — «Хроника европейской Сарматии» А. Гваньини) относится к концу XVI в. В дальнейшем это имя прочно закрепляется в историографии за одним из участников сражения 1363 г. на Синей Воде. Только его «христианское» звучание порождает две откровенно спекулятивные версии. По одной из них, «Дмитрий» являлся «подольским» князем, а по второй — «мангупским». На самом же деле не существовало ни татарского «царька Дмитрия», ни «подольского» или «мангупского» князя Дмитрия. По крайней мере, до настоящего времени не удалось обнаружить ни одного документа, прямо указывающего на это. По моему мнению, наиболее вероятным выглядит предположение, что в свидетельстве русско-литовской летописи 1374 г., где употребляется форма «Темеря» (Тимур, Темир, Демир?), верно озвучено тюркское имя татарского бека, принимавшего участие (вместе с Кутлубугой и Хаджибеем) в сражении на Синих Водах. По крайней мере, других реальных «претендентов» среди татарских беков в данном регионе и в это время мы пока не находим.

По-видимому, до 1363 г. орда «Темери» (Демирбея,Темирбея,Тимурбея?) кочевала в дельте Дуная в районе Демир-Капу. Впоследствии эту территорию занимала орда Кутлубуги, которая располагалась здесь не только до прекращения междоусобной войны в Золотой Орде и укрепления в ней власти Тохтамыша в 1380 г., но и в 1388 г. На тот факт, что сравнительно долго основным местом кочевки (или зимним стойбищем) орды Кутлубуги являлось левобережье устья Дуная, указывает сохранившийся здесь ряд гидронимов с его именем — озеро Кутлубуха и р. Кучук-Кутлубуха.

Как известно, зимники Хаджибея находились на побережье в районе современной Одессы (старое название — Хаджи-бей). Интересно также известие 1405 г. в литовско-русской летописи по Супрасальскому списку, на которое в свое время обратили внимание Н. Молчановский [Молчановский, 1885, с. 180] и В.Н. Малицкий [Малицкий, 1933, с. 14, прим. 2], где говорится: «и наехаша княгиню Александру в татарской земле, на месте нарицаемом Чиберча, и ту изымаше ю у святого Николы, а церковь ту поставил некоторый бесурменин именем Хазибивая» [ПСРЛ. Т. XVI, с. 51]. Можно ли отождествить упоминаемого в летописи «Хазибивая» с Хаджибегом, сказать трудно, тем более что не локализовано точное местоположение данного памятника. Предположительно, упоминаемый в летописи топоним Чиберча соответствует названию современного селения Чобручи, расположенного к северу от Белгорода-Днестровского на берегу реки Днестр [Агульников, 1999, рис. 1, 6].

На основании имеющихся материалов можно прийти к заключению, что в начале 60-х гг. XIV в. в междуречье Дуная и Днепра располагались кочевья трех татарских орд западного улуса, во главе которых стояли беки Кутлубуга, Темирбег и Хаджибег. После поражения, нанесенного им Ольгердом в сражении на Синей Воде в 1363 г., Темирбег со своей ордой ушел за Дунай в Добруджанские степи, а Кутлубуга и Хаджибег бежали к морскому побережью, где располагались их стойбища (рис. 2).

В.Л. Егоров, давая оценку политическим событиям начала 60-х гг. XIV в., сделал предположение, что монголы после ряда крупных военных столкновений вынуждены были навсегда отказаться от обладания западными улусами. При этом исследователь замечает, что процесс вытеснения Золотой Орды с этой обширной территории происходил в несколько этапов, хронологически укладывавшихся в рамки 60-х гг. XIV в. [Егоров, 1985, с. 52].

С подобными выводами трудно согласиться по целому ряду причин. Во-первых, сокращение территории западного улуса за счет перехода части земель под контроль Молдавии (Пруто-Днестровское междуречье) и Литвы еще не означал полную их утрату для Орды. В 60—80-х гг. XIV в. здесь действуют два крупных золотоордынских городских центра [Руссев, 1999, с. 102—123]. Во-вторых, до 1388 г.(?) в дельте Дуная находились кочевья улусбека Кутлубуги. Вероятнее всего, данная территория — междуречье Днепра и Днестра — постепенно переходит под протекторат Литвы только после поражения Тохтамыша от Тимура при Витовте в 1395 г. По крайней мере, в 1395 г. в Северо-Западном Причерноморье, по сообщению Шериф-ад-дина Йезди, находился улус Хурмадая [Золотая Орда в источниках, 2003. Т. 1, с. 357]. Имеющиеся источники указывают на то, что в середине 70-х гг. XIV в. с подольских земель собиралась дань для платы «выхода в Орду»⁸.

До настоящего времени политические отношения трех беков (Кутлубуги, Темирбега и Хачибега) с Мамаем в период междоусобиц в Орде остаются не выясненными [Русина, 1998, с. 64]. Чеканка в 1364—1367 гг. в столице западного улуса Шехре ал-Джедид⁹ монет с именем мамаевского хана Абдуллаха, по-видимому, указывает на признание в это время Кутлубугой и Хаджибегом сюзеренитета марионеточного правителя Орды. Однако затем (1367/68 г.) чеканка монет Абдуллаха в Шехре ал-Джедид прекращается. Некоторое время здесь ведется выпуск анонимных пулов с арабской надписью и титулом «эмир» [Nicolae, 2005, p. 30]. Можно также предполагать, что с 1367 г. отношения между Мамаем и группировкой беков западного улуса (Кутлубугой и Хаджибеем) становятся оппозиционно-враждебными. Об этом позволяет судить текст ярлыка, выданного Тохтамышем в 1381—1382 г. Хаджибегу. В нем Кутлубуга упоминается как правитель Крыма, а «представитель сего ярлыка Бей Хаджи» получает привилегии «как прежде жалованным тарханным ярлыком Тимур-Пулада» [Григорьев, 1844, с. 330]¹⁰. Из этого следует, что Хаджибег еще в 1367 г. получил подобный тарханный ярлык от сарайского хана Пулад-Тимура [Егоров, 1980, с. 191] — одного из противников Мамая. Этим он снискал благосклонность Тохтамыша, подтвердившего права пользования рядом привилегий племени Шюрюкаль, главой которого и являлся держатель ярлыка Бей Хаджи.

По имеющимся в нашем распоряжении источникам, наибольшую известность получил Кутлубуга [Варваровский, 1999, с. 279]. Как уже отмечалось выше, примерно с 1352/53 г. он являлся правителем западного улуса Золотой Орды при ханах Джанибеке (1343—1357 гг.) и Бердибеке (1357—1359 гг.). После начала «великой замятни» в Улусе Джучи Кутлубуга кочевал со своей ордой на левобережье Дуная. Это продолжалось до появления в Северном Причерноморье Тохтамыша¹¹. В 1381 г. в договоре с генуэзцами фигурирует имя Ильяса, сына Инака (Cotoloboga), в то время как при подписании первоначального соглашения в ноябре 1380 г. был назван сторонник Мамая или Конак-Бека [Basso, 1991, p. 11] Jharcas Zico (Яркас Зихо или Черкесе?). О том, какое влияние Кутлубуга приобрел в 80-е гг. XIV в. при Тохтамыше, свидетельствуют документы времени «Солхатской войны» (Bellum de Sorcati) — 1385—1387 гг. В них неоднократно выступает в качестве ключевой политической фигуры Cotolbogha, Qutlug Boga, Cattabogha [Basso 1991, p. 14—15].

И если Кутлубуга и Хаджибег долгое время после поражения 1363 г. принимали активное участие в военно-политической жизни Крыма и Северного Причерноморья, то Темирбег («Димитр», «Демейтер» в позднесредневековых хрониках) со своей ордой оказался в сфере влияния стран Западного Причерноморья (Венгрии, Болгарии, Добруджу Валахии, Молдавии). Поэтому можно снять с «повестки дня» его право на владение Мангупом, как и существование в 60-х гг. XIV в. «мангупского князя Димитрия», что пытались много лет доказать исследователи средневекового Крыма.

Примечания

1. В недавно опубликованных работах Ф. Шабульдо и А. Галенко придерживаются даты Синеводской битвы — 1362 г. [Шабульдо, 2005, с. 16; Галенко, 2005, с. 136—137].

2. Например, Эльмухиби об Инаке Кутлубуге сообщает следующее: «Это один из [тех] четырех, которые по принятому обычаю, бывают правителями в землях Узбека. Переписка с ним, согласно тому, как написан был ему ответ 10 джумадиэльхыра 752 г. х. (= 5 авг. 1351 г.), производилась на тритушке листа, упомянутым калямом; [писалось] да увеличит Аллах всевышний благодать его высокостепенства эмирского, великого, ученого, правосудного, укрепителя, пособника, поручителя, устроителя, зиждителя, покровителя, нойона, эссейфи, величия ислама и мусульман, главы эмиров двух миров, поборника воителей и борцов за веру, вождя ратей, предводителя войск, убежища религии, сокровища государства, пособника царей и султанов, меча повелителя правоверных. Затем [помещалось] пожелание, алама "брат его", адрес: Кутлубуга Инак, наместник кана Джанибека» [Тизенгаузен, 1884, с. 348] («Инак, тюрк.; буквально "доверенное лицо"; как должность и титул в разное время и в разных местах имело разные значения; по-видимому, означает придворных, лично близких к хану» [Золотая Орда в источниках Т. 1, 2003, с. 445].

3. В «Хронике европейской Сарматии» А. Гваньини (первое издание относится к 1578 г.) данный сюжет, помещенный во II книге, в разделе «Ольгерд, литовский князь», явно заимствован у М. Стрыйковского, но дата определяется только приблизительно после 1327 г. Предыдущим хронологическим ориентиром служит сообщение: «В этом же году он тихо напал на новое маркграфство и разрушил его повсюду до Франкфурта и до самой реки Одер». Однако Алессандро Гваньини, в отличие от М. Стрийковского, описывая подвиги князя Ольгерда, лаконично замечает: «Он же (Ольгерд — В.М.) трех татарских царьков, родных братьев, Кутлубака, Качибея и Дмитрия (Kutlubacha, Kaczbeja i Dmitra) наголову разбил и выгнал прочь из Подолии» [Гваньіні, 2007, кн. II, с. 318 (26)]. В комментарии к современному изданию 2007 г. (перевод с польскоязычного издания 1611 г.) говорится, что здесь речь идет «о битве на Синих Водах, которая произошла в 1362 или 1363 г. В этой битве Ольгерд разбил трех татарских вождей и расширил южную границу Великого княжества Литовского до Надпорожья». Это сообщение намного лаконичнее, чем в хронике Стрийковского (Stryjkowski M. Kronika polska... 1846. T. 2, s. 6—7), подобна также аналогичному сообщению Слуцкого и некоторых других летописей ВКЛ. См. также: Синеводская битва в новейших исследованиях. — К., 2005.

4. Даже этот относительно небольшой пассаж содержит ряд хронологических и содержательных несуразностей, от которых можно легко избавиться. Во-первых, Витовт (1392—1430 гг.), конечно же, не причастен к разгрому ордынских войск на Синих Водах, так как это сделал Ольгерд (1344—1377 гг.). Во-вторых, утверждение, что «князья Хаджи-бей и Дмитрий — эмиры Кырк-йора и Мангупа» относится к разряду анахронизмов XIX в. и историографических мифологем, потому что «Керкерского княжества» в составе крымского улуса Джучи никогда не было. Например, еще В.Д. Смирнов, изучая данный вопрос, не нашел свидетельств ранее начала XVII в., касающихся мнимых «князей Керкера» — беках яшлавских-сулешевых как сборщиков части налогов с караимской общины Чуфут-Кале [Смирнов, 2005, с. 117—118, 126, 127, 172, 255]. В-третьих, о «князьях Феодоро» — Мангупа первые реальные свидетельства генуэзских источников (названы как «domino Teodora») относятся только к 1411 г., когда Кериалеси сменяет Алексей I (Старший) [Мыц, 2005, с. 257—258]. В-четвертых, никто в Золотой Орде до конца XIV в. не именовал себя арабским титулом «эмир» (т. е. военноначальник), а пользовались исключительно монгольским — «нойон», или тюркским — «бек». Первым, кто официально в Орде принял титул «эмир» (1397/98 г.), был Идике (Идигей), стремившийся тем самым досадить своему бывшему покровителю Тимуру. Поэтому не исторично и «преждевременно» называть Кутлубугу, Хаджи-бея и «Дмитрия» эмирами.

5. Мое внимание на свидетельство турецкого историка Мехмеда Нешри о событиях, происходивших в 1388 г. в Северо-Западном Причерноморье, обратил Н.Д. Руссев, за что я ему искренне признателен.

6. Стефанос — Степанос — сын Натера из Баберда в области Хахтик (Хахтеац га вар) исторической Армении. Натер в середине 40-х гг. XIV в. со своей семьей поселился в Солхате. В 1359 г. Натер с женой и младшим сыном Григором, назначенным епископом области Хахтик, вернулись на родину в Баберу, село Грзу [Саргсян, 2004, с. 149—150]. Известно несколько рукописей, созданных писцом Степаносом: Библия, написанная в 1350 г. «<...> (в) всемирное правление хана Джанипэка и (при) князе города (Сурхат-Крым) Раматане — мудром судье» и Библия 1368 г. (Ереван, Ма-тенадаран, рукопись № 2705), а также «Сборник» (Лондон, Британский музей 100 (Add. 19.732) 1363 г., который «<...> был написан... в Гуннов стране, в прославленном городе Сулхат, под сенью храма святого Саргиса <...>» [Саргсян, 2004, с. 151—153, 155—156]. Судя по всему, Требник 1349 г. является наиболее ранней из известных рукописей, выполненных Степаносом в Солхате.

7. «Hoc missale est pro memoria ecclesiae S. Nicolai Taumaturgi Pontificis, in Urbe Camenecensi scriptum, aera Armenica 798, ac Dominica 1349, in Crimea, in Civitate Surchat manu Domini Stephani presbyteri: post autem quadraginta quinque annorum scriptionem hoc emit Camenecensis Dominus Sinan, filins Chutlubei, deditque promemoria supradictae ecclesiae S. Nicolai, aera Armenica 847 et Dominica 1394 angusti 15.

Hic autem dominus Sinan Propria Sua pecunia aedificavit eamdem Ecclesiam S. Nicolai aera Armenica 847 et Dominica 1398, sicutpatetex diplomate aedificationis ejusdem ecclesiae, qued conservetur in nostro Magistratu, quodque incipit sic: Hoc meaevoluntatis propriaeque confirmationis manuscriptum est Sinani, fillii Chutlubeji». [Линовский, 1844, с. 512—513].

Из представленных выше двух латинских разновременных записей следует, что «Требник», написанный собственноручно священником Стефаносом (Степаносом) в 798 г. армянской эры (= 1349 г. от Р.Х.) в Крыму, в городе Сурхате (Солхате), через 45 лет был приобретен господином Синаном, сыном Кутлубея, привезен в Каменец и преподнесен 15 августа 1394 г. (847 г. арм. эры) в дар армяно-католической церкви св. Николая как благодеяние. В 1398 г. в следующее свое посещение Каменца, господин Синан, выделивший деньги на строительство (обустройство) церкви св. Николая, находился с дипломатической миссией и собственноручно сделал запись в магистратуре города: «[Я], Синан, сын Кутлубея, подтверждаю как владелец, что мной [церкви св. Николая], по собственной воле [передан] манускрипт».

8. В подтверждение высказанного мнения хочу привести текст грамоты 1375 г. князя Александра: «Во имя отца и сына и св. духа, аминь. Мы князь Литовский, князь Александр Корьятович, Божею милостью князь и господарь Подольской земли, чиним ведомо своим листом всякому доброму, ктож на сей лист посмотрит, штож был брат наш князь Юрий Корьятович придан млин к церкви к матце Божьей оу Смотричи, то и мы князь Александр потверждаем того своим листом. Дали есьмо на веки той млин и место оу млина к церкви и тем мнихом казательного закону; а кто коли исправляют людей к себе оу том листе оу млина, тые люди дали — есьмо им со всем правом; аль-то штож коли все боже и земляне будут город твердиты, тогда тые люди також имеют твердиты, город Смотрич; иж то штож коли все земляне имут давати дань оу Татар, то серебро имеют також тые люди дати (выделено мной — В.М.). А по млину граница горе Смотричом до мосту а долове Смотричом што дуброва межи Ходорковым селом, тое дубровы половина ко млину, а в поле, где себе пооруют нивы, то их имеет прислушати. А на то дали — есьмо свой лист и печать завесили своего кнозтва, а сведца на то. Гринко пан староста подольский, Смотрицкий воевода Рогожка, Прокоп Семенко Карабчиевский, а писан лист оу Смотричи после нарожения Божия лет 1375 нашего лета мца Марта 17 дня оу день Стго Алексея человека Божия» [Линовский, 1844, с. 512].

9. Странной выглядит солидаризация М.Г. Крамаровского с точкой зрения А.П. Григорьева относительно локализации золотоордынского города Шхер ал-Джедид (Янги-шехр) в бухте Провато (Двухякорной), расположенной неподалеку (в 5 км к западу) от Каффы [Крамаровский, 2003, с. 516]. И если историк А.П. Григорьев мог не знать, то работающий много лет в Солхате (в 20 км к северо-западу от Провато) археолог М.Г. Крамаровский обязан был убедиться в полном отсутствии каких-либо следов городской жизни на данном месте. Разведками С.Г. Бочарова в береговом обрезе бухты Провато выявлены только следы небольшого приморского поселения XIV—XV вв.

10. «<...> Тохтамыше Слово мое Начальнику Крымской области Кутлу-Буге, Билярам городничим, Судьям народным, Законодавцам Настоятелям монастырей и братии их, Писцам диванов, Сборщикам пошлин и помощникам их, Завставщикам и разсыльщикам, всяким людям ремесленным и всем: Представитель сего ярлыка Бей Хаджи <...> как прежде жалованным тарханным ярлыком Тимур-Пулада повелевалось: С дымов племени Шюрюкаль податей не собирать, к гоньбе подвод не принуждать, на хлебные магазины платы не требовать, ни каким чиновным лицам, кто-бы они ни были, до Шуракюльцев, будут-ли они внутри или вне Крыма, как свободных от начальника области, ни какого дела не иметь, при общей кочевке взиманием поборов не только зла не причинять, но защищать и охранять, и всем им кочевать наравне с Хаджи-беем (выделено мной — В.М.), вследствие того: да боится всякой налагающей что-либо именем начальника области, всякой причиняющей вред и обиду. Кто же пренебрежет тем, что Бей Ходжи взыскан моею милостью, и вопреки обоих сих ярлыков учинит насилие, тому доброго не будет. В удостоверение чего пожалован ему настоящий ярлык с алою тамгою. Подлинный писан в степи, в Ортюбе, двадцать четвертого дня месяца Зилькагида, 784 года от гиджры, в лето обезьяны (= 1382 г. по Р.Х.)» [Григорьев, 1844, с. 339]. Как видим, в ярлыке речь идет о кочевом племени Шуракюльцев, во главе которого стоял Хаджибег, а не о городе Кырк-оре (Керкере). Поэтому напрасно многие исследователи называли Хаджибега «ханом Киркельским» и пытались связать его имя с никогда не существовавшим «Киркельским княжеством».

11. По данным массарии (бухгалтерской книги казначейства Каффы (вторая половина 1379 — 11 марта 1381 гг.) в это время (до 28 ноября 1380 г.) наместником Солхата при Мамае являлся Сарих (domini Mamay usque ad adventum dominationis domini Sarihi tunc domini Sorchati) [Пономарев, 2000, с. 395, № 157].