Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
В 1968 году под Симферополем был открыт единственный в СССР лунодром площадью несколько сотен квадратных метров, где испытывали настоящие луноходы. |
Главная страница » Библиотека » В.П. Купченко. «Кара-Даг. Путеводитель»
Вдоль Кара-Дага моремВторой маршрут начинается в Планерском. Он довольно сложен: преодолевать его придется не только пешком, кое-где и вплавь, поэтому весь он под силу только хорошим пловцам, выносливым и тренированным. Надеть лучше всего шорты и легкую рубашку, которые не жалко вымочить; потом они легко и быстро высохнут на солнце. Обуть лучше полукеды или тапочки: в них легче плыть. Еду надо положить в полиэтиленовый мешок. Не забудьте оставить дома часы: продолжительное пребывание в воде вряд ли выдержат самые «водонепроницаемые». А как же быть тем, кто в воде отнюдь не чувствует себя как рыба? Им придется ограничиться лишь первой половиной экскурсии — до бухты Барахты. И в любом случае отправляться в путь можно только при полном безветрии, когда море совершенно спокойно. Улица Победы выводит нас к берегу. Дорога спускается вниз, но, прежде чем следовать по ней, сделаем небольшой экскурс в сторону. Справа, за последними домиками улицы Айвазовского, начинается пустынное плато Тепсень (о нем уже шла речь выше). Как раз здесь сохранились остатки нескольких средневековых построек из местного камня, сложенных на глине, «в елку». Кто же возводил эти неказистые стены? В какое время населяли их люди и кто они были?.. Ученые считают, что поселение на Тепсене возникло в VII веке нашей эры — как раз когда жители Боспорского царства двинулись сюда, спасаясь от нахлынувших в Крым хазар. То были потомки смешивавшихся между собой скифов, тавров, сарматоалан и боспорских греков. В течение VIII—IX веков кочевники почти не тревожат полуостров своими вторжениями, и поначалу незначительное поселение на Тепсене быстро разрастается. Скоро оно стало настоящим городом с многочисленными ремеслами: гончарным, ювелирным, стекольным, железоделательным, с вместительными храмами. Но на рубеже IX и X веков в Крым вторглись печенеги, и жизнь на Тепсене прекратилась. На берегу моря, где сейчас расположились домики заброшенного поселочка Нижние Трасы, в древности также жили люди. По свидетельству некоторых ученых, на рубеже нашей эры здесь находился «порт скифотавров», который псевдо-Арриан называет Афинеоном; во II веке он был уже заброшен. В XIV веке на этом же месте венецианцы построили порт Каллиера, хозяевами которого скоро стали генуэзцы. В начале XX века выход к морю Кордонной балки сторожила башня, построенная, вероятно, генуэзцами. Уже после революции были обнаружены под водой остатки древнего мола. В советское время раскопки на плато Тепсеня вели И. Бороздин, А. Башкиров, И. Барсамов, Р. Орбели, В. Бабенчиков, П. Шульц, М. Фронджуло. Наша дорога проходит мимо здания бывшей электростанции, обслуживавшей трасовые разработки. Несколько лет назад, когда в Планерском еще не было бани, жители поселка приходили сюда мыться. Слева от дороги еще стоит крохотное строеньице, в которое и поступала горячая вода с электростанции. Но если кто-нибудь, по незнанию, пробовал намылиться в этой бане обыкновенным мылом, у него ничего не получалось: вода здесь использовалась соленая, морская. И тут на выручку приходила особая — килоподобная — глина. Слово «кил» по-турецки и обозначает «глина». Это местное название минерала кеффекелита, обнаруженного в XVIII веке минералогом Кронштедтом в окрестностях Феодосии. Кил относят к группе бентонитовых, или сукновальных, глин, которые обладают хорошими абсорбирующими свойствами: поглощают красящие вещества и жиры. Местным населением Крыма килоподобная сланцевая глина издавна применялась для очистки шкур и шерсти, мытья ковров, тканей, а в народной медицине — даже от некоторых накожных болезней. Кил в чистом виде использовался в мыловарении, литейном деле, шампанском виноделии, лакокрасочной и фармацевтической отраслях промышленности. Вопрос о происхождении кила до сих пор остается невыясненным до конца. Одно несомненно, что исходным материалом для него послужили изверженные породы, скорее всего вулканические пеплы. Отложившись в морской воде, они, по-видимому, были переработаны под воздействием различных химических агентов. В окрестностях Кара-Дага почти всюду в береговых склонах встречаются серо-голубые килоподобные глины, а местами — небольшими прослойками или линзообразными гнездами — и настоящий кил. Дорога выводит к маленькому пляжу, справа от которого на месте бывшей камнедробилки трасового карьера оборудована небольшая база отдыха. Из воды торчат железные сваи — это остатки причала, от которого до войны отваливали в Новороссийск нагруженные трасом баржи. У начала тропы горноспасателями установлен щит со схемой Кара-Дага; вскоре внимание привлекает ставной рыболовецкий невод, поднимающийся из воды метрах в ста от берега. Слева от тропы видны остатки домика рыбаков, построенного еще до революции. Но и в средние века была здесь небольшая рыбацкая деревушка, очевидно, снабжавшая рыбой город на Тепсене. А мыс, на котором мы сейчас находимся, называется Мальчи́н, что переводится с тюркского как «собирающий скот», или просто «скотовод» (Малчы). Вероятно, это название можно поставить в связь с исконным занятием жителей этого места. Лягушачья бухта Несколько лет назад в море напротив мыса Мальчин аквалангисты нашли значительное количество средневековых амфор, — по-видимому с корабля, затонувшего здесь вместе со своим грузом. Дальше тропинка выходит к местности, которая подверглась оползню, почти заполнившему пологую балку. Такие оползни и обвалы время от времени заметно перекраивают очертания приморских сланцевых склонов Кара-Дага. В конце 1913 года здесь произошел грандиозный обвал; почти с самой вершины горы Кок-Кая сорвался скальный карниз длиной до 160, толщиной около 30 метров. По описанию современника, «это образовало громадный землистый поток, который проложил себе дорогу сквозь холмы, — раздавив их и раздвинув, — до самого моря, и вышел туда новым мысом». Мыс этот у нас уже за спиной: между рыбацким домиком который чудом был пощажен этой катастрофой, и балкой со следами оползня. Небывалых размеров оползень пережила Кок-Кая и в марте 1926 года. По пути от электростанции мы миновали три безымянных бухточки; впереди — четвертая по счету, носящая труднообъяснимое название Пасха. В бухточке этой есть довольно длинный, хотя и неширокий пляж, на который устремляется по узкой балочке ручеек, оживающий только после дождей. Купаться здесь не слишком удобно из-за торчащих из воды камней — так же, как и в следующей. Лягушачьей бухте, прячущейся за невысоким мысом. Многие связывают это название с округлыми скалами, торчащими по краям бухты из воды: одна из них действительно очень напоминает сидящую лягушку. Однако, по словам старожила Коктебеля художницы Н.А. Габричевской, название это связано с былым обилием на пляже бухточки камней-«лягушек». Искать такое наименование в учебнике минералогии — напрасный труд; перед нами — продукт чисто местного, коктебельского творчества. Здесь издавна разработана целая классификация для самых обычных, отнюдь не драгоценных камней, которые, однако, требовали в обиходе какого-то названия, а порой и коллекционировались.
Камни-«лягушки» водятся и в следующей бухточке, которую называют второй Лягушачьей. И хотя туристы в просторечии и первую и вторую бухты пренебрежительно именуют «Лягушатником», купание здесь уже неплохое. А рядом со второй, — чуть отступя от пляжа вглубь, — находим источник пресной воды. В нем обычно селятся настоящие, живые лягушки, но вода от этого нисколько не хуже. Образование источника связано с разломом скальных пород. Сверху к нему спускается балка, по которой можно выбраться на Кок-Кая. Далее следуют две Гравийные бухты — с прекрасными просторными пляжами из довольно крупной, но чистой гальки. В этой гальке грузно сидят съехавшие сверху, со склонов, глыбы конгломерата и шары подушечной лавы, дающие небольшую, но в жару такую нужную тень. Наверху впереди уже просматривается Чертов палец, а ближе — Чертов коготь, тоже торчащий над обрывом Магнитного хребта. Далее тропинка взбегает на плосковерхий мысок с уютной зеленой рощицей, сгрудившейся справа, под мрачными скальными отвесами. Здесь также имеется источник, и вся эта площадка зовется Ливадия («луговая» по-гречески). Так же называют и крохотную бухточку, приютившуюся под этим зеленым мысом. Сердоликовая бухта Над Ливадией проходит граница между хребтами Кок-Кая и Магнитным, разделенными в нижней части ущельем, кем-то из туристов названным Змеиным (другое название — Родниковое). Тропа поднимается по левому его борту, затем переходит направо. Выбравшись из ущелья, экскурсанты попадают на тропу, идущую примерно посередине вдоль южного склона Магнитного хребта до самого Гяур-Баха. С тропы этой открываются чудесные виды, она удобна, обычно на ней дует приятный ветерок, но мы все же отложим ее «на потом» и будем следовать по своему морскому маршруту. Впереди поднимается из воды вертикальный камень, напоминающий палицу богатыря: основание его, подточенное водой, значительно тоньше, чем верхняя часть. Пройдет какое-то время, и «палица», не выдержав натиска прибоя, обрушится в море, как рухнула туда скала Орел, прежде поднимавшаяся где-то в этих местах (она была воспроизведена на одной из дореволюционных открыток). А дальше в море выступает скалистый Тупой мыс, до которого от Ливадии приходится идти уже без тропы, — перепрыгивая с камня на камень, по скальным обломкам и гравию. Здесь даже те, кто до сих пор воздерживался от соблазна влезть в воду, вынуждены будут искупаться: обходить мыс приходится по воде. Правда, существует так называемая «Трусливая тропинка», лепящаяся по карнизу над Тупым мысом, но она ненадежна, и подвергать себя риску не следует. Подводная же тропа идет на глубине в среднем около полуметра, но фотоаппарат и продукты следует все-таки поместить в полиэтиленовый мешочек: камни скользкие, и нет никакой гарантии, что, сделав неверный шаг, вы не окунетесь до пояса или глубже. Кеды лучше оставить на ногах, тем более, что вскоре все равно приходится выбираться на скалу и дальше огибать мыс по ее выступам. Но вот кончаются последние метры этого пути, и мы ступаем на галечный пляж средней Сердоликовой бухты.
Однако найти в настоящее время сердолик на Кара-Даге очень непросто, да и сбор его запрещается действующим здесь заповедным режимом. Поэтому, не теряя времени зря, направимся в следующую, южную Сердоликовую бухту. Пробраться туда можно и по суше: поднявшись на перешеек Плойчатого мыса, попадем в ущелье Гяур-Бах, откуда прежде не слишком сложно было спуститься в бухту по так называемой «Трубе»: почти отвесному, метров четырех глубиной, колодцу, в стенку которого можно было упираться при спуске спиной. Однако с осени 1973 года «Труба» разрушена, и теперь спуск из Гяур-Баха в Сердоликовую доступен только скалолазам. К счастью, есть еще один путь — в обход Плойчатого мыса, прямо по воде. Снова кеды осторожно ощупывают скользкую подводную тропу, затем взбираются на уступы вертикально поставленных слоев-плоек, давших мысу его название. А уже перед самым пляжем Сердоликовой вновь приходится «искупаться»: здесь довольно глубоко, выше пояса. А вот и знаменитая южная Сердоликовая бухта, широкой полосой уходящая из-под ног. Пляж покрыт крупной галькой, сложенной кое-где в высокие уступы, однако внимание привлекает сейчас не пляж, а водопад, низвергающийся с обрыва коренных пород высотой около шести метров. Этот своеобразный пресный «душ» берет начало почти в центре ущелья Гяур-Бах, и, если отплыть немного от берега, становится хорошо видно все это ущелье с мрачной башней Чертова пальца, громоздящейся в его верхней части, справа. В северном конце бухты, как раз напротив «Трубы», в море выдвинуты остатки причала, разрушенного волнами. О силе их ударов во время шторма говорит и ниша, выбитая в самом основании Плойчатого мыса. Такие же ниши, порой имеющие вид гротов, встречаются и дальше в подножии скального обрыва, ограничивающего бухту почти на всем ее протяжении. Лишь в южной ее части на смену коренным породам (керато-спилитам и спилитам) приходят осыпи остроугольных обломков и глыб, кое-где выходящие к самой воде. С юго-западной стороны Сердоликовую бухту ограничивает мыс Слон, над которым поднимается грандиозная Стена Лагорио, уже упоминавшаяся выше. За мысом прячется небольшая бухта Барахта. Перевалив узкий перешеек, оказываемся в широком ущелье Коридор, зажатом между Стеной Лагорио и тяжелым каменным боком Хоба-Тепе. По этому Коридору (лучше всего руслом водотока) мы и спустимся к пляжу бухты Барахты, гладь которой каменным клинком вспарывает скала Стрижовая. Пляж бухты Барахты (ширина его — до пятнадцати метров) сложен крупной галькой. Во время штормов эта галька снова и снова «бомбардирует» скалы; в основании мыса Слон ею выдолблена довольно глубокая ниша. Сверху по Коридору к пляжу спускается грандиозная осыпь обломков породы, и одна из наиболее крупных глыб, рассеченная трещиной пополам, выкатилась, опередив остальные, прямо к воде. На осыпи кое-где растут кевовые деревья; по бортам ущелья зеленеет трава — вообще все это место производит впечатление укромности и уюта. По-видимому, когда-то тут селились люди; в верхней части Коридора не раз находили целые россыпи обломков средневековой расписной керамики. Сейчас постоянные обитатели бухты — белобрюхие стрижи иногда целыми колониями гнездящиеся в скалах. Они и «дали» Стрижовой скале ее название. Впрочем, эта скала, сложенная кератофиром со столбчатой отдельностью, носит еще одно имя — Парус. Бухта Барахта со скалой Парус Ну, а откуда взялось это остроумное и очень какое-то уютное название — бухта Барахта? Ходячая легенда, связывающая его с В. Маяковским, оснований не имеет: автор «Хорошо» ни в Коктебеле, ни на Кара-Даге не бывал. К тому же достоверно известно, что название это возникло еще до революции. Случилось это во время одной из лодочных прогулок вдоль Кара-Дага группы отдыхающих в Коктебеле. При подходе к безымянной бухточке за мысом Слон кто-то шутливо предложил назвать ее именем того, кто первым ступит на берег. Поднялась суматоха; на ближний к берегу борт мгновенно бросились пассажиры, — и лодка перевернулась. И вот над бухтой, над людьми, со смехом барахтавшимися на мелководье, впервые прозвучало сохранившееся доныне имя... Бухта Барахта расположена примерно в середине береговой линии: половина пути у нас за спиной. Но впереди — наиболее трудная часть маршрута. Поэтому тем, кто чувствует себя усталым и недостаточно хорошо плавает, лучше вернуться назад, отложив продолжение экскурсии до другого раза. Те же. кто по-прежнему стремится вперед, должны дать себе хотя бы получасовой отдых. А затем, если море по-прежнему спокойно, — в путь! Массив Хоба-Тепе тянется вдоль моря грандиозным — более километра длиной — отвесным обрывом. Ни пляжей, ни мелководья здесь нет; до самой Львиной бухты придется передвигаться вплавь. Правда, в нескольких местах скалы образуют выступы, на которых можно передохнуть. Неровная, шероховатая поверхность этих скал позволяет выбраться на них из воды, но места там немного — едва ли больше, чем для пяти-семи человек. И еще раз напомним: пускаться в это путешествие можно только при совершенно спокойном море. Самое легкое волнение должно служить сигналом к отступлению — оно очень быстро может перейти в шторм. В бакланьем мысу, ограничивающем бухту Барахту с юго-западной стороны, прячется узкий сквозной грот: в воду можно спуститься прямо из него. И сразу охватывает какое-то сложное чувство: и радостно, и тревожно, и даже чуть-чуть страшновато. Над головой словно нависает сплошная каменная стена, на десятки метров уходящая ввысь. Под тобой — зеленовато-голубая, покачивающаяся бездна. Нервы напряжены, даже неожиданное прикосновение медузы невольно заставляет вздрогнуть... Но Бакланий мыс обогнут, и перед нами в глубине стиснутой каменными плитами бухточки — черное жерло Ревущего грота. Он словно втягивает в себя, словно открывает вход в какое-то мрачное подземное царство... И вот уже сомкнулись над головой каменные своды. От воды до них не меньше десяти метров, а кажется, что они совсем близко. Покачиваются легкие голубиные перья на воде, и с каждым ее движением грот наполняет тяжелый, какой-то звериный вздох... Грот все уже, все темнее. Пять, восемь, десять метров от входа, а он все тянется, все глубже уходит в толщу окаменелой магмы... Едва заметный прилив воды звучит уже гулким пушечным ударом (можно себе представить, какой здесь стоит рев, когда море разбушуется!). Вода почти черная, и в голову лезут всякие неподходящие мысли: о морских змеях, спрутах... Крепкие нервы нужны тем, кто задался бы целью исследовать с аквалангом дно грота. А легенда говорит, что, нырнув под скалу, можно попасть в огромную подводную пещеру. За Ревущим гротом встречается еще целый ряд неглубоких гротов и ниш. В одном из них скальное дно едва прикрыто водой, по нему барабанит срывающаяся сверху прерывистая струйка: здесь кончается ручеек, берущий начало в Саду чудес. За ущельем, уходящим наискосок вверх, находится квадратный грот Шайтана. В отличие от Ревущего он нисколько не страшен, а назван так потому, что где-то над ним, на Хоба-Тепе, поднимается скала Шайтан («черт»). Но именно здесь, в нижней части Хоба-Тепе, лилась когда-то расплавленная магма. По словам В.И. Лебединского, «здесь первоначально находился выводной канал вулкана, засыпанный продуктами взрывного извержения. Затем в него внедрилась кератофировая магма, не вышедшая на поверхность и застывшая в жерле вулкана». Скала Маяк А впереди трехсотметровым обелиском встает из моря скала Маяк (прежде — Большой Бакланий базар). «Прекрасная столбчатая отдельность!» — воскликнет геолог, а поэт подумает: «Каменный гигант, останавливающий облака...». У подножия этого исполина, сложенного липарито-дацитами, приютились два довольно глубоких грота. Сначала мы попадаем в Голубиную щель, откуда, будто подтверждая это название, с шумом вырывается стайка скальных голубей. Шириной всего около метра, грот этот уходит в глубь скалы метров на пятнадцать, постепенно сужаясь. А в конце его, за скальной перемычкой, прячется еще один узкий сигарообразный грот. Возникновение Голубиной щели связано с постепенным углублением первоначальной трещины в скале. Многовековую неторопливую эту работу вели ветер и солнце; по мере сил помогали им и морские волны. Силы эти, правда, были не слишком велики: даже в сильный шторм волне под обрывами Хоба-Тепе негде «разжиться» камнями и галькой. А именно они придают тяжелым ударам прибоя таранную мощь, выдалбливают в неподатливом камне гроты, ниши, арки. Выветриванием пород по трещине создан в основном еще один, уже по другую сторону Маяка, последний грот Хоба-Тепе — Мышиная щель. Здесь периодически селятся летучие мыши, а прежде они сплошь покрывали стены грота. Эти безобидные для человека зверьки уничтожают колоссальное количество вредных насекомых, поэтому заслуживают бережного отношения. В настоящее же время из Мышиной щели скорее всего вылетят при нашем приближении дикие сизые голуби: летучие мыши распуганы, истреблены... А вообще грозные утесы Берегового хребта отнюдь не безжизненны, о чем говорят и сами названия: Мышиная и Голубиная щели, мыс Бакланий. Кроме голубей, стрижей и бакланов, здесь гнездятся сокол-сапсан, пустельга, ласточка-воронок. Реже встречаются каменный дрозд, черный ворон, зимородок, орлан-белохвост. Чаек довольно много, их то хохочущие, то скрипучие вскрики часто раздаются над скалами, но они здесь не гнездятся. У самой воды можно встретить на камнях водяного ужа, а по нагретым солнцем скалам снуют многочисленные проворные ящерицы. Золотые ворота Кара-Дага Но вот Маяк у нас за спиной. Впереди одна из самых живописных бухт Кара-Дага — Львиная. Своим названием она обязана грандиозной каменной скульптуре — скале Лев, суровым стражем выдвинутой с юго-западной ее стороны. Скала эта представляет продолжение спускающейся к морю мощной дайки кератофира; этой же породой сложены скалы, с трех сторон замыкающие бухту. Скалы эти совершенно отвесны, так и кажется, что небольшой, шириной до двенадцати метров, пляж вот-вот будет вытеснен ими в море Попасть в Львиную можно только морем (скалолазы не в счет), но она может стать и ловушкой: так, профессор А. Турцев, в 1926 году делавший магнитную съемку Кара-Дага, из-за поднявшегося вдруг волнения вынужден был просидеть здесь со своим помощником двое суток... Кое-где с коренных пород на крупную гальку пляжа спускаются осыпи остроугольных обломков. Особенно большая осыпь ползет из ущелья, уходящего вверх к Чертову камину. Она веером покрывает северо-западную часть пляжа и прибрежную полосу морского дна. Чуть дальше, в северо-восточном углу бухты, мы вновь замечаем волноприбойную нишу. Такая закономерность в расположении ниш (вспомним Сердоликовую бухту и бухту Барахту) наталкивает на мысль о постоянном, северо-восточном, направлении морских волн у подножия Кара-Дага. Отдохнув, снова входим в воду; скала Лев — последнее значительное препятствие, мимо которого нам предстоит плыть. Сразу за Львом поднимаются из воды Ворота Кара-Дага — пятнадцатиметровая каменная арка, «выточенная» в кератофирах. До нее уже недалеко, и стоит подплыть к ее складчатому основанию, чтобы рассмотреть вблизи. Ворота часто называют Золотыми, очевидно, это название связано с окрашиванием их лучами восходящего солнца. А теперь — к берегу, до которого от Ворот по прямой 85 метров. Отсюда каменная арка выглядит уже иначе, но впечатление мощи и неприступности остается. Вообще могучее тело Кара-Дага, сложенное в основном монолитной изверженной породой, плохо поддается действию морских волн, и теперешний его облик, по-видимому, сложился очень давно. «Этой же самой картиной, возможно, любовались и генуэзцы, и скифы, — пишет В.П. Зенкович, — а может быть, и Одиссей видел Золотые ворота, Ивана-разбойника, Льва и принимал их за окаменелых товарищей циклопа Полифема...». И уж во всяком случае, мы наверное знаем, что Ворота Кара-Дага видел и хорошо запомнил А.С. Пушкин, проплывавший мимо этих мест в Гурзуф.
Мы сейчас смотрим на Золотые ворота с пляжа Пограничной бухты. Такое название было дано ей Левинсоном-Лессингом, так как здесь, перед мысом Лев, проходит восточная граница распространения спилитов, слагающих нижнюю часть хребта Карагач. Позднее было установлено, что спилиты встречаются и дальше, в Львиной бухте, но название осталось. По осыпи, уходящей наверх за дайку Льва, можно выбраться к Чертову камину. Однако подъем по этой тропе очень сложен. Узкий пляж Пограничной бухты почти весь засыпан крупными и мелкими глыбами вулканических пород, свалившихся сверху, но здесь уже можно пройти (в одном только месте, также в воде, по подводному карнизу). Мощная глыба шаровой лавы отделяет Пограничную бухту от следующей, Пуццолановой. Эта бухточка, приютившаяся с восточной стороны Ивана-разбойника, получила свое название по вулканической породе пуццолану, который здесь пытались когда-то добывать. Названием своим она обязана итальянскому городу Поццуоли, где впервые было обнаружено ее месторождение. Порода эта, подобно трасу, может использоваться как гидравлическая добавка к цементу. Возросшая в начале века потребность в бетоне для портового строительства заставила искать ее здесь. В Пуццолановой бухте В Пуццолановой бухте особенно много глыб шаровой, или подушечной, лавы, которые, по В. Лебединскому, образовались при подводном, причем пульсирующем, извержении магмы. Внутреннее давление поднимавшейся по трещине лавы периодически ослабевало: она часто изливалась не сплошным потоком, а отдельными прерывистыми струйками разной вязкости. В воде жидкие струйки мгновенно свертывались в каплю и, застывая, откладывались на морское дно каменными, разной величины, шарами. Из Пуццолановой бухты тропа ведет нас на перемычку в 20 метров высотой, соединяющую скалу Иван-разбойник со скалистыми склонами Карагача. Такая же перемычка, сложенная делювиальными наносами, была, очевидно, и с западной стороны этой скалы, но там волны постепенно размыли ее, образовав уютную бухточку. Со стороны моря она с трех сторон прикрыта скалами: здесь легко могли укрыться быстроходные казацкие «чайки», не раз осаждавшие турецкую Кафу. Ненавидевшие запорожцев турки, по-видимому, и дали высокой скале, прятавшей их челны, название Харсыз-Иван («Иван-разбойник»), а бухте у ее подножия — имя Разбойничьей (Харсыз-Лиман). Однако и в начале нашего века, незадолго перед революцией, в этой бухте произошел случай, по-своему подтвердивший старое название.
Скала Иван-разбойник сложена породой, когда-то уступившей натиску магмы и давшей ей выход: со стороны моря хорошо видна округлая вмятина, заполненная растрескавшейся, окаменевшей лавой. Размер этой каменной пробки, заткнувшей одну из жерловин вулкана, довольно велик — 14 метров в диаметре! Контрасты света и тени образуют в ее углублении барельеф, напоминающий женщину с ребенком на руках. Общая высота скалы Иван-разбойник — около 60 метров. Пляж Разбойничьей бухты ограничен с севера грандиозной осыпью с оползневой площадкой наверху. С востока и запада встают обрывы коренных пород, состоящих здесь из туфобрекчий. Сам пляж, шириной в 12 метров, покрыт крупной галькой, кое-где сложенной ступенями, — результат работы сильных прибоев. Морем создана и ниша в основании Ивана-разбойника, оказавшаяся на высоте более трех метров над уровнем воды после сравнительно недавнего (в геологическом смысле!) поднятия суши. Она также ориентирована на северо-восток, что подтверждает мысль о северо-восточном направлении равнодействующей волнового режима Кара-Дага. В 1937 году экспедиция Московского университета произвела промеры глубин у Кара-Дага. Оказалось, что в Разбойничьей бухте глубина очень быстро увеличивается до двадцати метров и лишь затем идет постепенно понижающаяся платформа. Еще круче падают подводные склоны под стенами Хоба-Тепе. Этот перегиб склона почти у самого берега, очевидно, соответствует сбросовой линии (вы ведь помните, что чуть ли не половина вулкана откололась и ушла под воду). В народе издавна существует легенда, которая доисторическому катаклизму дает свое бесхитростное объяснение. Приводим ее в записи А.А. Арендт.
Дальнейший путь из Разбойничьей бухты снова готовит нам «хождение по водам». Однако те, у кого после путешествия вдоль Хоба-Тепе появилась «водобоязнь», могут взобраться на Карагач и дойти до биостанции или вернуться в Коктебель сухим путем. Тропа начинается от перемычки между Иваном-разбойником и хребтом, она надежна, но довольно крута. Обегая скалы, углубляясь в узкие проходы между ними, теряясь на камнях и вновь возникая на травянистых участках, эта тропа упрямо лезет вверх, «стоя на хвосте, как кобра перед укротителем», по выражению О. Хлудовой. Но таковы все тропы от моря к вершинам Берегового хребта, а тропа от Ивана-разбойника все же легче, чем, например, та, что идет от пляжа против Ворот Кара-Дага. Здесь уместно еще раз назвать все эти тропы: от Лягушачьих бухт — на Кок-Кая; от Ливадии, через Змеиное ущелье — на Магнитный хребет; от средней Сердоликовой, по Гяур-Баху — к Южному перевалу; от Пограничной бухты — к Чертову камину; от Ивана-разбойника — на Карагач. Осваивая их, следует начинать именно с подъемов и лишь затем, уже зная тропу, предпринимать спуск по ней. Искать же на Кара-Даге «новые пути» — дело рискованное. Те, кто продолжает путь морем, вновь ступает на подводную тропу, узким карнизом идущую под обрывом Карагача. Ноги скользят, глаза невольно всматриваются в прозрачную воду: как бы не споткнуться. Вода то едва достигает щиколоток, то поднимается выше колен. Мягкие космы водорослей тянутся к каменному карнизу из глубины, словно норовят схватить за ноги. В одном месте — там, где стена береговых утесов углом выходит в море, надо быть особенно внимательным. Здесь тропу пересекает неширокая трещина: перепрыгнуть ее ничего не стоит, но зазевавшийся рискует окунуться с головой. К тому же кусты цистозиры делают эту расщелину почти незаметной... Вид на скалу Иван-разбойник Подводный карниз тянется метров на пятьсот. В глухой каменной стене, что высится над водой, морем выбито большое количество неглубоких ниш, и на всем протяжении идет прибойный желоб очень мягких очертаний. В нескольких местах обрыв разорван зияющими трещинами, по которым к морю выносятся обломки скал. Здесь невольно с опаской поглядываешь наверх: а вдруг какому-нибудь камню «заблагорассудится» сорваться вниз?.. Но вот и скала Левинсона-Лессинга — здесь «испытание водой» заканчивается: дальнейший путь к биостанции идет по суше. Скала, названная в честь знаменитого геолога, нависает над узенькой полосой берега мрачной конической башней. У ее подножия приветливо журчит струйка холодной пресной воды. Сама скала сложена неоднородными по составу вулканическими туфами, которые формировались по крайней мере в два этапа. От Карагача скала Левинсона-Лессинга отделена крупной трещиной, и невольно возникает мысль: а не рухнет ли она в конце концов в море? Подножие Карагача действительно хранит следы многих обвалов. Особенно они часты на участке, который нам остается пройти: от скалы Левинсона-Лессинга до устья Черного оврага. Весь берег здесь завален глыбами камней, образующими порой настоящий каменный хаос. Но это уже «мертвые» обвалы, куда страшнее «живые», нет-нет да и срывающиеся сверху. Обычно они происходят после дождей, когда выветренные горные породы подмываются водой и, лишившись опоры, устремляются вниз. Поэтому-то и нежелательны экскурсии в горы сразу после дождей, которые к тому же на Кара-Даге чаще всего выпадают в виде ливней. Кое-где обвалы достигают воды. Таков Кузьмичев камень (или просто «Кузьмич») — крупная скала, метров на двадцать выдвинувшаяся в море. Ее бока уходят почти отвесно в воду, на глубину в четыре-пять метров, По свидетельству Е. Слудской, эта скала в двадцатые годы была облюбована плотником биостанции Кузьмой как постоянное место ловли рыбы — отсюда ее название. Рядом из воды торчат еще два округлых камня, которые носят имя «грибов». Море подточило их основания, действительно сделав похожими на грибы-дождевики. Порой эти камни также величают, заодно со скалой, Кузьмичевыми. В этом-то районе обвалы и осыпи особенно часто меняют береговые очертания. Ряд скал прячется и под водой кое-где составляя целые подводные лабиринты. Один такой лабиринт уходит в море прямо от подножия скалы Левинсона-Лессинга. А между ним и Кузьмичевым камнем две соприкасающиеся вершинами скалы образовали подводную арку — своеобразные ворота в таинственный мир морских глубин Кара-Дага. Вот где раздолье для аквалангиста! На Кара-Даге зимой Море у Кара-Дага населено достаточно плотно. Начнем с того, что здесь живет 139 видов различных водорослей — зеленых, красных, бурых, сине-зеленых. Почти у всех у них звучные, даже изысканные названия: цистозира, занардиния, филлофора, лауренция, церамиум... Среди их зарослей, то струящихся кверху, то клочковатых, то широких, лопушистых, шныряют различные бокоплавы и рачки; надежно устроившись на камнях, поджидают свою микроскопическую добычу моллюски: мидии, гребешки, устрицы; подкарауливают проплывающих мимо рыбок крабы. Морских беспозвоночных у Кара-Дага насчитывается до 350 видов; рыб — 93. Чаще других среди подводных скал можно встретить бычков, каменных окуней, зеленушек. Попадаются сарган, кефаль, смарида, горбыль. Целый ряд рыб «удостоен» звания «морских»: морская ласточка, морская собачка, морской карась, морской налим, морская игла. Есть еще морская лисица и морской кот, но это уже особенные рыбы — скаты. Встреча с одним из них—морским котом — может оказаться малоприятной: на хвосте у него имеется зазубренная костяная игла, укол которой бывает крайне болезнен. Это же можно сказать про морского ерша, скорпену и морского дракончика: у них в плавниках имеются ядовитые железы. А вот морская свинья, или азовка, совершенно безобидна и очень дружелюбна по отношению к человеку, но это не рыба, а млекопитающее — дельфин. У Кара-Дага азовка встречается, правда, не слишком часто (во всяком случае реже, чем другие дельфины: афалина и особенно белобочка, или обыкновенный дельфин). За Кузьмичевым камнем повсюду разбросано большое количество свежего, еще не обработанного морем обломочного материала. Почти все промежутки между глыбами вулканической брекчии заполнены здесь острым щебнем, постепенно осыпающимся с верхней части Карагача, где высятся скалы Трон и Короли. А вот дорогу пересекает крупный оползень, прорезанный многочисленными овражками и промоинами: сверху здесь почти каждый год ползут огромные массы глинистых сланцев. У Черного оврага из такой же темной глины образован дождевыми водами отчетливый конус выноса. За ним идет пляж, сначала неширокий и каменистый, затем расширяющийся до двадцати семи метров и покрытый более мелкой галькой. Здесь кончается хаос глыб, торчащих из воды на всем пути от Кузьмичева камня в таком количестве, что между ними с трудом протискивается лодка. Миновав пляж, огибаем невысокую террасу, подошедшую к самому морю. Остается пересечь устье Карадагского ручья — и мы в парке биологической станции. * * * Наша экскурсия окончена. Отдохнув и искупавшись вы, несомненно, прежде чем направиться к остановке автобуса, еще раз взглянете на темнеющие хребты, по которым (или под которыми) прошли. Но лишь когда уедете отсюда и в привычном круге повседневности будете вспоминать летнее путешествие, вы неожиданно поймете всю силу притяжения, которую таит в себе опаленный солнцем, исхлестанный ветрами, полуразрушенный вулкан над морем. Не раз в вашей памяти возникнет «темная гора — как разметавшееся пламя окаменелого костра»... И не исключено, что перед следующим отпуском, перебирая в уме пункты возможной поездки, вы, в конце концов, снова остановитесь на этом: восточный Крым, Кара-Даг... Тем более, что мы прошли только два из возможных маршрутов. А есть еще подводный, среди изумительного разнообразия скал, — для обладателей аквалангов; и на Святую гору через Северный перевал и Малый Кара-Даг; и по известняковым хребтам, также представляющим целый «затерянный мир» причудливых скал и лесистых долин. А есть еще Кара-Даг весной — в желтой дымке зацветающего кизила, с алыми шариками пионов на взгорьях; и Кара-Даг осенью — в буром золоте дубов, в огненных языках скумпии между скал. И даже зимний Кара-Даг — со снежной опушкой на каменных плечах, под недолгой корочкой льда, в заверти белой вьюги... Многоликий, таинственный, романтичный, он — как подарок тем, кто любит природу во всем разнообразии ее неумирающей красоты и мощи, кто считает себя частью этой природы — матери всего живущего. Только им Кара-Даг откроет свои бесчисленные «тайники», только перед их внимательным взором предстанет во всем своем величии и дикой — но одухотворенной — красоте...
|