Наследники князя Алексея

Дата кончины Алексея неясна и, на основании косвенных данных, будет отмечена ниже. Есть основания считать, что князю Алексею наследовал его сын — тоже Алексей. И отсюда определенная неясность по вопросу о том, о каком Алексее идет речь в генуэзских документах — младшем или старшем.

С именем Алексея мы встречаемся в донесении консулов Каффы протекторам Банка св. Георгия. Они писали в 1455 г.: «Алексей вместе со всеми своими братьями ведет себя враждебно, они устраивают порт в Каламите... неоднократно мы обращались к ним письменно, убеждая жить мирно и соблюдать находящиеся еще в силе договоры. Но это мало помогало. В ответ они и особенно один между ними писали нечто такое, что и стыдно передать»¹. Тот ли это Алексей, что фигурирует в надписях 1425 и 1427 гг.? В этом случае представляется удивительным его долголетие, если отнести начало деятельности Алексея к 1405 г. Далее, можно отметить, что в вышеприведенных надписях Алексей выступает совершенно единолично как владетель Феодоро; ни о каких братьях там речи нет. В донесении консула Солдайи Карла Чикало от 14 мая 1455 г. есть упоминания о его письмах двум из сыновей умершего Алексея.

Другими словами, к этому времени жив был Алексей младший с братьями. Правда, среди этих братьев генуэзцы выделяют лицо с именем Олубей. В 1456 г. к этому Олубею как к «господину Феодоро» обращались с льстивыми словами протекторы, благодаря его за расположение и дружбу.

По другим документам мы имеем иное сочетание правителей: на первом месте стоит не Алексей, а «Олубей и его братья». Малицкий высказывает предположение — не была ли первая половина слова Олубей «сокращенной и тюркизированной формой имени Алексея (младшего)?». При таком понимании «Алексей с братьями» означало бы то же, что и «Олубей с братьями». Тогда получало бы разъяснение другое название Феодоро — Алекса, употребленное в венецианском источнике.

Олубей не был старшим сыном Алексея. Им, как мы знаем из «Эпитафия княжичу», был Иоанн. Возможно, предполагает Васильев, после смерти Алексея произошла борьба за престол, и Хаджи-Гирей поддержал Олубея. Иоанну пришлось остаться в изгнании, в Трапезунде.

Согласно генуэзским документам, князь Алексей (старший) в 1449 г. вновь сделал попытку овладеть Чембало, и это стоило ему жизни. В Синодике Головиных имеется запись: «Помяни... князя Стефана, который стал монахом под именем Симон, и его детей: Григория и Алексея, что погиб в Балаклаве».

Олубей в одном из документов именуется «греком из Феодоро». Д.С. Спиридонов² считал, что это не имя собственное, а родовой титул, обозначающий старшинство — «великий князь». А. Васильев, напротив, считал, что это имя собственное и что татарское влияние при Хаджи-Гирее было столь велико, что Олубей мог взять это имя в честь ханского сына³.

Герб и монограммы на плите из крепости Фуна. 1459 г.

Своего рода «вставной новеллой» выглядят детали семейной генеалогии в «Эпитафии княжичу», согласно интерпретации А.А. Васильева. Отказывая в существовании Алексею младшему, он выдвигает предположение, что князя Алексея, скончавшегося в 1449 г., сменил на княжеском престоле его старший сын Иоанн. Согласно его прочтению эпитафии, князь Алексей рассматривался в ней как усопший правитель, а Иоанн — как сменивший его правитель Готии. Автор эпитафии называет его «господин Хазарии», «великий Иоанн, достигший высшей славы». Он отправился в Трапезунд, где женой деспота Давида была его сестра Мария (с 1426 г.) и где состоялось его бракосочетание с Марией Палеолог. Больше он в Крым не возвращался, и источники молчат о нем. Возможно, причиной тому была междоусобная борьба, разгоревшаяся в связи с болезнью и отходом от дел князя Алексея. Воспользовавшись, вероятно, его отсутствием, княжескую власть захватил его брат, известный в письменных источниках под татарским прозвищем Олубей — великий князь; в генуэзских документах его называют Олубей грек. Он, по-видимому, был в хороших отношениях с крымским ханом Хаджи-Гиреем (как и его дед Алексей), возможно, и воспитывался при его дворе как заложник, посланный туда отцом. В те времена заложничество было гарантией союзнических или вассальных отношений.

Олубей продолжил политику своего отца — дружба, несколько вынужденная, с Хаджи-Гиреем и вражда по отношению к генуэзцам. Согласно генуэзскому документу, «Олубей и его братья открыто похвалялись, что покуда жив их отец и властитель татар, они никого не боятся».

В 1446/47 гг. у берегов Крыма впервые появились турки-османы. Турецкий султан Мурад отправил корабли к Трапезунду, затем они повернули к Крыму, опустошили побережье и взяли значительное количество пленников. На обратном пути буря разметала флот у малоазийского побережья и несколько судов погибли. Это был первый сигнал нарастающей османской угрозы в Крыму.

Надо отметить, что за спинами Кафы и Мангупа вырисовывалось соперничество Генуи и Венеции; последняя, имея более слабые позиции на Черном море, стремилась создать что-то вроде коалиции против генуэзских колоний; в нее были втянуты Трапезунд, Крымское ханство, Феодоро, Молдавия.

Так, в 1446 г. возник конфликт между Каффой и Трапезундом, где в то время царствовал Иоанн IV Комнин. В нарушение договоров с Каффой, он направил своего брата и наследника, деспота Давида с несколькими судами к берегам Таврики, в Каламиту. Давид, чьей первой женой была Мария, дочь Алексея и, следовательно, сестра Олубея, посетил Каламиту и Феодоро, проведя некоторое время со своими шуринами. К сожалению, источники не дают подробностей этого необычного визита⁴. Согласно предположению Васильева, поход Давида Комнина в 1446 г. мог преследовать в качестве одной из целей — посадить на мангупский престол Иоанна, проживавшего в Трапезунде. Однако переговоры с мангупским князем Олубеем закончились установлением дружественных отношений. Действия Давида Комнина были поддержаны и крымским ханом Хаджи-Гиреем, который двинул войска против Каффы⁵. Каффа откупилась продовольствием, подарками и т. д. Однако в 1447 г. побережье Крыма и Трапезунда подверглись нападению турок, и враждующие стороны поспешили пойти на примирение перед лицом гораздо более грозной опасности — османской агрессии.

После взятия турками Константинополя в 1453 г., перед лицом нарастающей турецкой угрозы Генуя заключила соглашение с Банком св. Георгия, располагавшим огромными средствами и почти неограниченным кредитом в коммерческих и политических кругах той эпохи. 15 ноября 1453 г. правительство Генуи уступило все права на Каффу и другие черноморские колонии Банку.

В новых политических обстоятельствах Каффа рассматривала Феодоро как самого важного союзника против турок, тем более что татарский хан поддерживал турецкого султана в его военных предприятиях против Крыма. Князь Феодоро, со своей стороны, учитывая новую расстановку сил, должен был сохранять хрупкое равновесие между турками и татарами.

Согласно нормам средневековья, владетели княжества Феодоро как родственники Комнинов и Палеологов могли претендовать в качестве законных наследников на все бывшие владения Византии в Крыму. На это же претендовала и республика Генуя. Они силой захватили принадлежавшие грекам Судак, Чембало и другие приморские селения, пользуясь упадком Византии и опираясь на поддержку правителей Золотой Орды, которым заплатили за место для своих колоний на подвластной им территории крымского побережья.

В документе 1458 г. протекторы снова обвиняют «Господина Феодоро и его братьев» в том, что те незаконно занимают Готию, принадлежащую Каффе, и, вопреки правам и привилегиям Каффы, открыто устраивают порт в Каламите, нагружают и разгружают суда к великому ущербу для пошлин Каффы⁶.

Итак, с конца 50-х гг. князь Олубей, вероятно в результате междоусобной борьбы, вынужден делить власть с братьями: в течение нескольких лет генуэзские документы по большей части упоминают «Господина Феодоро и его братьев», не называя имен; только в 1465 г. в документе назван «князь Саик», то есть Исаак. Именно он княжил до конца 1474 — начала 1475 г., оттеснив в 1472 г. своего главного соперника — Александра, сына Олубея.

В 1454 г. турецкий султан Мехмед II направил в Черное море большую эскадру; которая прошла вдоль крымского побережья, подвергая его разграблению. Турецкий флот осадил Каффу, действуя в союзе с Хаджи-Гиреем. До штурма крепости дело не дошло, благодаря тому, что Каффа обязалась выплачивать ежегодную дань турецкому султану.

В 1459 г. князь Мангупский Олубей восстанавливает крепость Фуна близ Алушты и передает ее вместе с округом Кинсанус своему сыну, соправителю и наследнику Александру. Тот владел ею до 1472 г.⁷, когда после смерти отца вынужден был отправиться к своему шурину — молдавскому господарю Стефану III, так как власть захватил его дядя — князь Исаак. Найденная здесь плита с греческой надписью, гербами и монограммами в круглых щитах датируется 1459 г. Она утверждала право князей на владение землями и крепостью, игравшей важную роль в обороне княжества. На плите помещены монограммы владетелей княжества — предположительно, слева направо расположены: монограмма князя Алексея, в центре — правящего князя Олубея, в конце — монограмма Александра как владельца крепости и наследника Феодоро.

Особый интерес представляют два щита по краям плиты — справа изображен уже хорошо известный нам двуглавый орел в его мангупской версии — с соединяющей две главы орла сердцевидной фигурой, а слева, в начале — крест в круге с надписями в четырех отделениях ΙϹ ΧϹ ✝ ΝΙ ΚΑ (побеждай). Этот знак отсутствовал в геральдике Алексея старшего; вместе с тем, в поздней Византии он чаще употребляется на правах печати или герба.

Византийская монограмма с именем Христа-Победителя

Появление такого изображения спустя шесть лет после падения Константинополя (1453) может рассматриваться как подчеркнутый символ связи с византийским наследием.

В правление Олубея княжество Феодоро продолжало укреплять свои позиции, его роль в морской торговле усиливалась. По мере роста турецкой угрозы генуэзцы все более склонялись к тому, чтобы рассматривать феодоритов как ценного и, пожалуй, наиболее важного союзника. Согласно инструкциям, полученным властями Кафы от протекторов — управителей Банка св. Георгия, им рекомендовалось установить тесные дружеские связи с Феодоро, невзирая на то, что феодоритская Каламита по торговым операциям стала опережать Каффу в торговле с Турцией.

После падения Константинополя и гибели его последнего императора Константина, небольшое греческое княжество на окраине империи, в Таврике, опираясь на свои династические связи, сочло себя наследником Византии, пусть и ненадолго.

Князь Олубей, по всей видимости, решил взять на себя бремя преемственности и стал величать себя василевсом — императором. На фрагментах парадной посуды княжеского двора, извлеченных археологами при раскопках, имеются монограммы TX и BTX.

«В» — василевс — фигурирует на монетах времен Палеологов. Не означает ли появление этой буквы, что князья Феодоро стали именовать себя василевсами? В связи с этим следовало бы отметить, что в Трапезундской хронике Михаила Панарета «василиссой» названа дочь князя Алексея, прибывшая в 1426 г. из Готии и повенчанная с Давидом Комнином. Этот титул можно толковать как косвенное свидетельство в пользу того, что и отец ее князь Алексей «был или сам член царствовавшей в Константинополе фамилии, или же был женат на какой-либо Палеологине»⁸, — предположение, сделанное еще П.И. Кеппеном, а позднее поддержанное румынским историком Братиану и Малицким.

По всей вероятности, правление Олубея закончилось в 1458 г., поскольку позднее в документах его имя не упоминается. В течение нескольких последующих лет там опять употребляется формула «господин Феодоро и его братья», без выделения главного правителя.

Монограммы на посуде из мангупского дворца

В 1465 г. в итальянских и русских источниках появляется князь Феодоро Исаак. В 1471/2 гг. его уже именуют «Исаак, господин Феодоро». Видимо, в междоусобной борьбе за власть вырисовывались фигуры, находившие поддержку той или иной партии — протурецкой, прогенуэзской или независимой. Считается, что Исаак захватил престол в обход наследника, своего племянника Александра.

Можно предположить, что еще при жизни Олубея против его независимой политики сложилась оппозиция, которую возглавил князь Исаак. Поэтому княжич Александр, разделявший взгляды отца на проведение княжеством независимой политики, не устраивал правящую верхушку Феодоро и вынужден был удалиться в Молдавию, под благовидным предлогом сопровождения своей сестры Марии, выданной Исааком замуж за молдавского господаря.

Укрепление династических связей княжеского дома, гордившегося родством с Комнинами и Палеологами, продолжалось. Дочь князя Исаака — Мария стала женой Стефана III Великого — воеводы, господаря Молдавского, который оказывал упорное и несгибаемое сопротивление турецкой экспансии. В то время он удерживал под своей властью крепость и порт в устье Днестра — древний Маврокастрон, румынский город Четатеа Альба или Белгород Днестровский, позднее Аккерман. Посредством брака с Марией, чья семья была в родстве с Палеологами и Трапезундскими Комнинами, Стефан Великий, как считают румынские историки, мог претендовать на византийский трон в случае, если бы ему удалось нанести туркам поражение и изгнать их из Европы⁹.

Торжественный приезд Марии в Молдавию в сопровождении ее брата Александра отмечен в хрониках. Она прибыла ко двору Стефана 4 сентября 1472 г. и свадьбу отпраздновали 14 сентября. Судьба ее сложилась печально. Она была второй женой молдавского князя и не сумела дать ему наследника; упоминается только о ее двух дочерях. На третий год ее замужества обрушилось как гром страшное известие о падении Каффы и захвате турками после жестокой осады Феодоро-Мангупа и гибели ее родных. После этого Стефан утратил надежду на то, что он когда-нибудь станет владеть Феодоро. К тому же у него появилась новая любовь, ставшая его третьей женой — Мария Войчита, дочь князя Валахии. Несчастная Мария, княжна Мангупская, как ее называли, скончалась в 1477 г. в возрасте 27 лет. Она погребена в монастыре Путна, там же, где позднее был похоронен ее супруг и его жены.

Автопортрет Марии, княжны Мангупской, на погребальной пелене. Путна, Молдавия

Надпись на ее гробнице гласит: «В год 6985 (1477) 19 декабря испустила дух благочестивая раба Божия, Мария, супруга благочестивого Стефана воеводы, царствующего князя Молдавии, сына Богдана воеводы».

Перед смертью она одарила свою новую родину замечательным шедевром, который сохранился до наших дней в монастыре Путна: это собственноручно вышитая ею шелковой нитью и жемчугом по красному шелку погребальная пелена. На ней в фас представлен портрет княгини в парадном одеянии, очень похожем, как пишет А. Васильев, на наряд Елены, супруги византийского императора Мануила II, изображенный на рукописи Дионисия Ареопагита, хранящейся в Лувре, Париж; по краям пелены изображена монограмма Палеологов¹⁰.

Сохранился и другой дар благочестивой Марии — икона Божией Матери, подаренная Григориатской обители на Афоне, и сохранившаяся до наших дней. Особый интерес для нас представляет надпись на прикрепленной к иконе серебряной пластине с молитвой и именем дарительницы — «господарыни Молдовлахии Марии Палеологини, супруги господаря Стефана Великого». Эта чтимая икона прославилась тем, что она дважды во время разрушительных пожаров, находясь в страшном пламени, осталась невредимою¹¹. Монастырь Григориат, где находится икона, расположенный на юго-западной стороне Афонской горы, основан в XIV в. св. преподобным Григорием, славянином из Сербии. В монастыре этом сохранялось до пожара 1761 г. много славянских книг, позднее унесенных сербскими иноками. Пользовался он и покровительством молдавских господарей.

Так сохранились за пределами Таврики два шедевра, свидетельствующие о высоком искусстве, процветавшем в княжестве Феодоро.

Эти обстоятельства свидетельствуют о тесных династических связях, в свою очередь отражавших связи «заморских земель», каковыми, соответственно, являлись по отношению друг к другу Таврика и области вокруг Трапезунда.

Имя князя Исаака было известно и при московском великокняжеском дворе. Согласно сохранившимся русским документам, в 1472/3 гг. иудей из Каффы Хозя Кокос направил в Москву письмо с предложением — не желает ли Иван III женить своего 16-летнего сына на мангупской княжне. Великий князь изъявил согласие. Это было время активных союзнических отношений с крымским ханом Менгли-Гиреем. Весной 1474 г. боярин Никита Васильевич Беклемишев получил от великого князя Ивана наказ — по пути в Бахчисарай к хану завернуть на Мангуп и повидать Исаака. Беклемишев побывал у Исаака, который заверил его в своей симпатии к московскому князю и дал согласие на брак. На последующих переговорах при посредничестве Хози Кокоса, который был и переводчиком, стороны договорились окончательно, и оставалось лишь выяснить размеры приданого. Однако переговоры прервались в связи с внезапной смертью князя Исаака.

В конце 1474-начале 1475 г. Исаак, чья протурецкая политика вызывала недовольство среди части его подданных, был свергнут его племянником Александром, который, как мы упомянули выше, жил у своей сестры Марии, супруги Стефана Великого. Последний лелеял надежду на то, что Феодоро станет его союзником в антитурецкой борьбе, и в этом плане политический курс Исаака его ни в коей мере не устраивал.

Икона Божией Матери, дар Марии Палеологини Григориатский монастырь на Афоне

О его враждебном отношении к Исааку говорит следующее. 10 января 1475 г. Стефан одержал блестящую победу над турками, которые потеряли в этой битве большую часть своих войск. Воодушевленный, он решил проводить новую политику в Крыму. Вскоре после битвы, через своего специального посланца он начал любопытные переговоры с генуэзскими властями Каффы. Он предложил им мир и выплату нанесенного ущерба на условии, что Каффа поддержит его в наступательной борьбе против татарского хана и Исаака, князя Феодоро. Каффа отклонила это предложение¹². Тогда Стефан решил осуществить свой план свержения Исаака с помощью Александра. Он дал ему 300 воинов и отправил их на итальянском судне в Крым с тем, чтобы Александр, захватив власть в княжестве, стал его верным союзником в борьбе с турецкой экспансией.

Энергичные усилия молдавского князя по созданию антитурецкой коалиции подогревались не только надеждами на то, что он сможет сыграть в ней ведущую роль. Согласно представлениям того времени, династический брак с Марией Мангупской — «Палеологиней», как ее называли, в особенности после падения Константинополя, обеспечивал ему особые права на византийский престол как защитнику и представителю восточного православия.

Известно, что в 1472 г. племянница последнего византийского императора Софья Палеолог вступила в брак с великим князем Иваном III. В составе многочисленной свиты византийской принцессы находился князь Константин Гаврас. Здесь, в Москве, вот уже 70 лет жили потомки князя Стефана Гавраса, занимавшие видное положение при дворе великого князя Московского. Род Гаврасов, гордившийся родством с Палеологами и Комнинами, согласно нормам средневековья, мог претендовать на высокое положение и должности. Можно предположить, что под их влиянием Великий князь решил посватать за своего наследника феодоритскую княжну. Родство с византийскими принцессами символизировало преемственность Византийской империи и святой Руси, отныне становившейся хранительницей православия и империи. Невесту Ивана III Софью Палеолог, племянницу последнего византийского императора, советники князя и он сам рассматривали как «отрасль царственного древа, коего сень покоила некогда все христианство православное, неразделенное»; говорили, «что сей благословенный союз, напоминая Владимиров (брак князя Владимира с царевной Анной, сестрой византийских императоров, и крещение Руси в 988 г.), сделает Москву как бы новою Византиею, и даст монархам нашим права императоров греческих»¹³. Историк В.О. Ключевский назвал этот брак «политической демонстрацией», которой «заявляли всему свету, что царевна и наследница павшего византийского дома перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со свои законным супругом»¹⁴. Великий князь Московский отныне стал царем всех православных христиан. Любопытно, что папа призывал преемника Ивана III защищать свои права на наследие Константинополя¹⁵. Таким образом, заключает византинист А.А. Васильев, «падение Византийской империи и брак Ивана III с Палеологиней лежат в основе вопроса о правах московских государей, представителей и защитников восточного православия, на трон византийских василевсов, попавший в руки османов в 1453 г.»¹⁶.

Итак, династический брак символически означал принятие наследства византийских императоров и их фамильного герба — двуглавого орла, ставшего отныне гербом Московского государства.

В свете этих рассуждений ясно, что предполагаемый брак сына Ивана III с феодоритской княжной закреплял бы эти права и давал возможность претендовать на еще реально сохранявший независимость осколок византийского наследства. Подобными же рассуждениями руководствовался и молдавский господарь, воевода Стефан Великий, беря в жены феодоритку Марию Мангупскую — «Палеологиню». Волею судеб они оказались в союзе и родстве через дочь Стефана Елену Стефановну Молдавскую, ставшую женой сына Ивана III. А его первой невесте была уготована участь пленницы в гареме турецкого султана.

Примечания

1. Малицкий Н.Ф. Указ. соч. — С. 39.

2. Спиридонов Д.С. Заметки по истории эллинства в Крыму // ИТОИАЭ. — Т. 2. — Симферополь 1928. — С. 96.

3. Vasiliev A.A. Op. cit. — Р. 222.

4. Vasiliev A.A. Op. cit. — Р. 224.

5. Карпов С.П. Трапезундская империя и западноевропейские государства в XIII—XIV вв. — М., 1981. — С. 113.

6. Малицкий Н.В. Указ. соч. — С. 42.

7. Мыц В.Л. Несколько заметок по эпиграфике средневекового Крыма. XIV—XV вв. // Византийская Таврика. — Киев, 1991. — С. 192.

8. Кеппен П.И. Крымский сборник. — СПб, 1837. — С. 221.

9. Tafrali O. Le trésor byzantin et roumain du Monastère de Poutna. — Paris, 1925. — P. 54.

10. Vasiliev A.A. Op. cit. — P. 242.

11. Путеводитель по св. Афонской горе. — Одесса, 1902. — С. 106.

12. Vassilief A.A. Op. cit. — P. 242.

13. Карамзин Н.М. Предания веков. — М., 1988. — С. 457.

14. Васильев А.А. История Византии. — В 2 т. — СПб, 1998. — Т. 2., С. 284.

15. Pierling L.P. La Russie et le Saint-Siege. — P. 1896. — Vol. 1. — P. 221—239.

16. Васильев А.А. История Византии. — С. 284—285.