Могилы горзувитян

Научная необходимость почтительно тревожить останки давно усопших людей вызывается потребностью археологического изучения таких глубоких сторон человеческого бытия, каких не откроет ни один письменный источник. Устройство могилы, вещи, извлеченные из погребения, сам человеческий костяк — все это подвергается тщательному изучению. Добытые археологами сведения позволяют судить об этническом происхождении, поле, возрасте и личности погребенного, о времени его жизни и смерти, верованиях, обычаях, профессии, образе жизни... Без раскопок могильников было бы однобоким изучение древних поселений и никогда бы не были раскрыты важнейшие черты далеких исторических эпох.

Ювелирные изделия готского стиля из могильников Суук-Су и Балготы (как и Чуфут-Кале, Баклы и др.) имеют для нас двоякое значение. Во-первых, они ярко показывают, что в раннесредневековый период Таврика, говоря словами А.Л. Якобсона, «очень существенно отличалась от тогдашнего Херсонеса, переоценка культурной роли которого неминуемо ведет к искажению общей исторической картины»¹. Во-вторых, могильники с этими вещами не менее ярко оттеняют столь же существенные этнокультурные, социально-экономические и политические различия между Таврикой VI—VII вв. и Таврикой несколько более поздней — периода иконоборческих смут и хазарского нашествия.

Гурзуфские могильники по своему местоположению могут быть связаны с описанными выше (стр. 34—43) поселениями. Быт и культура последних, при всей варваризации, имели греко-византийские черты, выдающие преимущественно греческое происхождение их жителей рыбаков, мореходов, быть может, торговцев. Однако могильники эти вряд ли могли целиком принадлежать жителям приморских поселений. Пышные полуязыческие погребения были оставлены, скорее всего, представителями охристианившейся знати «союзных» Византии варваров, т. е. тех, кого Прокопий именует готами. Хотя он и говорит, что готы «любят жить всегда в полях» и не терпят жизни в поселениях, окруженных стенами, социальная верхушка их, по-видимому, уже в VI в. тяготела именно к оседлым поселениям цивилизованных греков-византийцев. С течением же времени развивался, конечно, процесс неизбежной византинизации как социальных верхов, так и низов всего местного населения.

К VIII столетию процесс этот настолько ускорился и зашел так далеко, что привел, как мы видели, к появлению постоянных и многолюдных поселений. Это сопровождалось глубокими изменениями в самом образе жизни обитателей побережья, резкими переменами экономического и социального характера.

Каковы же были причины этих перемен?

Давнее соприкосновение обитателей Южнобережья с античной цивилизацией не могло не оказать стимулирующего воздействия на их быт и культуру. Оно-то и подготовило Таврику к принятию всего, что принесла сюда Византия. Однако всеобщий характер и, главное, быстрота византинизации, охватившей в VIII—IX вв. все южное побережье, свидетельствуют о том, что был в это время и некий толчок извне, который сразу изменил здесь экономическую, социальную и политическую обстановку. Материалы больших Горзувитских могильников, вся совокупность их разнотипных погребений, думается, подтверждают такое наблюдение. Эти могильники сгруппировались вокруг Горзувит как бы в дополнение к трактату Прокопия. Хотя бы беглым рассмотрением их надо дополнить и наш археологический обзор «округи Горзувитской».

Всемирно известные гурзуфские могильники с разновременными, в том числе и ранними погребениями раскопаны Н.И. Репниковым в девяностых годах прошлого века². Один из них, ближайший к Аю-Дагу, находился в старом Артеке; другой — в Суук-Су, на правом берегу одноименного ручья (сейчас это территория лагеря Артек); третий — в урочище Балгота, на юго-восточном склоне холма Балготур, т. е. на восточной окраине Гурзуфа, в наши дни уже полностью застроенной; четвертый — в урочище Гугуш, невдалеке от Ай-Даниля.

В многочисленных и неодинаковых по устройству могилах и семейных склепах обнаружено множество разновременных вещей, в частности металлических украшений: «пальчатых» фибул VI—VII вв., браслетов, перстней, серег, нашивных бляшек, мелких и больших пряжек, массивных поясных застежек V—VII вв. и т. п. Поражают искусственно деформированные, вытянутые черепа, извлеченные из могил, наиболее богатых по инвентарю.

Много общего с захоронениями Суук-Су и Балготы имеют Кореизский и Ялтинский могильники. Ялтинский, открытый А.Л. Бертье-Делагардом при строительных работах (во дворе собственного дома)³, содержал вещи, идентичные находкам Репникова. Чрезвычайно похожие на них большие поясные пряжки из серебра с полихромными вставками и позолотой были найдены в могильнике под Чуфут-Кале⁴, открытом Я.А. Дубинским и исследованном сначала П.П. Бабенчиковым, а впоследствии В.В. Кропоткиным. Чернореченский могильник и раскопанный в 1958—1960 гг. под руководством Е.В. Веймарна могильник близ села Скалистое (б. Тав-Бодрак) тоже дал отдельные близкие по характеру предметы.

Недавно на могильнике Фуны (к северу от Алушты) обнаружены погребения с такими же пряжками, браслетами и серьгами VI—VII вв.^*

Среди погребений Суук-Су были фамильные склепы типа скифо-сарматских или аланских, простые ямы, засыпанные землей поверх настилов из деревянных плах, и такие же ямы, облицованные или только перекрытые плитами. Встречались могилы, сплошь выложенные бутовым, иногда пиленым камнем, или засыпанные, а затем обложенные по краям и заваленные сверху бутом. Различны и очертания могил: прямоугольные в плане, трапециевидные, овальные, бочкообразные... Одной из причин такого разнообразия могла быть этническая неоднородность населения и, вследствие этого, существование в погребальных обычаях разных языческих пережитков, еще не вполне снивелированных единым христианским обрядом. Второй причиной была, по-видимому, разновременность погребений.

О последовательности захоронений судить в данном случае трудно. Перекрывание одних погребений другими, которое обычно помогает установить их относительную хронологию, наблюдается в основном на кладбищах при городских или сельских храмах. Это явное следствие тесноты плотно застроенных территорий. На открытых же и практически неограниченных пространствах проще было вырыть новую могилу чуть поодаль от старой, чем тесниться с риском потревожить прежние захоронения. Если бы места могильников менялись чаще, можно было бы яснее различать их по типам захоронений; приверженность же многих поколений к одним и тем же традиционным некрополям сильно затрудняет эту задачу. Может быть, со временем такую классификацию и удастся осуществить в масштабах всей Таврики, но пока приблизиться к ее решению — в рамках Южного берега Крыма — позволяет лишь большой могильник Суук-Су, где изучено более 200 погребений.

Н.И. Репников различал в Суук-Су два «слоя», или, вернее, яруса могил, разделенных прослойкой погребенной почвы. Каждый из ярусов содержал могилы разного типа, причем в нижнем находились склепы и преобладали простые грунтовые могилы, перекрытые деревом. В верхнем же ярусе склепы отсутствовали и было меньше всего погребений с деревянным перекрытием, а больше плитовых. Н.И. Репников, по существу, никак не датировал нижний «слой», хотя и не раз ссылался на найденные в могилах монеты V, VI, VII вв. Верхний же «слой» Суук-Су он относил к IX—XI вв. Вместе с тем Репников ни слова не сказал о том, был или не был какой-либо хронологический разрыв между верхними и нижними погребениями.

Серебряная пряжка и серьги VI—VII вв. из раскопок могильника Суук-Су.

Неопределенность датировки нижнего «слоя», выдвинутой Репниковым, вызывалась не только присутствием в обоих ярусах некоторых однотипных погребальных сооружений, но и тем, что в могильном инвентаре как нижних, так и верхних погребений, несмотря на разницу в типах могил, были найдены одинаковые вещи. В ряде указанных выше работ^** произведено уточнение датировки могильника путем всестороннего анализа погребального инвентаря могил нижнего яруса. В результате «пальчатые» фибулы, «соколиные» пряжки и другие украшения готского стиля были отнесены к VI—VII вв. и связаны в основном с земляными могилами и склепами. Выяснилось также преобладание сармато-аланского элемента как в погребальных сооружениях, так и в инвентаре погребений. Однако по-прежнему требовала объяснения сама двухъярусность могильника и оставалось не вполне понятным наличие некоторых одинаковых вещей и однотипных погребений в обоих ярусах.

Ко времени археологических разведок 1963—1965 гг. место раскопок могильника ,Суук-Су уже было трудно найти. Еще до работ Репникова, а в особенности после него, тут основательно потрудились кладоискатели. Затем парковые насаждения и застройки, прокладка шоссейной дороги завершили разрушение того, что еще оставалось от самого крупного из средневековых могильников Южного берега Крыма.

Новое обследование позволило выяснить лишь одну, но немаловажную, подробность: двухъярусность могильника не была следствием социально-исторических сдвигов, которые вызвали какой-то перерыв в его существовании; она явилась результатом большого оползня, который медленно и постепенно накрыл часть могильника, незаметно переместив большую группу как относительно ранних, так и более поздних могил поверх синхронных им и самых ранних. Местное же население, которое, видимо, не беспокоил этот процесс, сильно растянутый во времени, продолжало по традиции хоронить умерших на том же кладбище и погружало новые захоронения в толщу оползневого наплыва.

Итак, два яруса могильника Суук-Су можно считать условными. Хронологически неразделимые, они служат лишь своего рода вехами, помогающими установить, какие типы погребальных сооружений и инвентаря более ранние, какие друг с другом сосуществуют и какие приходят им на смену. Кроме того, эта двухъярусность позволяет в какой-то степени выявить типы не только погребений, но и вещей, традиционных для большинства раннесредневекового населения южного берега Таврики.

Благодаря двухъярусности могильника Суук-Су можно достаточно уверенно выделить и относительно поздний тип погребений — плитовые могилы. Особенно много появляется их в Суук-Су и на других гурзуфских могильниках в VIII — IX вв. К этому же времени относятся чисто плитовые могильники в таких местах побережья, где дотоле не было ни поселений, ни каких бы то ни было кладбищ. Это обстоятельство имеет прямое отношение к гипотезе о резком экономическом и этнокультурном сдвиге, который произошел в южной Таврике в VIII—IX вв. в результате толчка извне⁵. Не мог ли послужить таким толчком — своего рода «цунами» — внезапный приток в VIII—IX вв. на побережье Крыма широкой волны греков-переселенцев из Малой Азии? По некоторым данным, с появлением тут плитовых могил совпадает изменение преобладающего антропологического типа. Впрочем, это требует дальнейшего изучения, возможного лишь при известном накоплении материала и сопоставлении его с аналогичными данными из других мест, в первую очередь из Малой Азии.

Серебряная пряжка готского стиля из Гурзуфа (VI—VII вв.).

Возможны, конечно, и иные гипотезы и догадки. Почему не предположить, например, что традиция плитовых могильников была в Крыму, как и в Малой Азии, местной — непрерывной от античного времени? А изменение этнического состава населения не вызвано ли притоком в Крым из Приазовья племен, входивших в Хазарский каганат? Подобное истолкование тоже не беспочвенно, прежде всего для местности восточнее Кара-Дага, особенно начиная от Феодосии, где проходили границы бывшего Боспорского царства. Население этой территории было теснее связано и с Приазовьем и с Малой Азией, а также с долинами предгорий, куда хазары могли свободно проникать через степные пространства Крыма.

Глиняная посуда из нижнего «слоя» могильника Суук-Су.

Посуда из верхнего «слоя» могильника Суук-Су.

«Демографический взрыв» в южной Таврике в VIII—IX вв., разорение в это же время Гурзуфской крепости, передряги, пережитые Алустоном, Сугдеей и другими городами Таврики, — все это явления настолько синхронные, что напрашивается сама собой мысль об их исторической взаимосвязи. Результатом крупных событий мировой истории, протекавших в VIII—IX вв. на территории Восточной Европы, были, по-видимому, и те локальные катастрофы, а также экономические и социальные сдвиги, которые произошли в Таврике, в частности на ее южном побережье.

Эти потрясения и перемены, судя по данным раскопок, преобразили весь облик «округи Горзувитской».

Примечания

*. По сообщению А.А. Столбунова, сотрудника Крымского краеведческого музея.

**. См. стр. 50.

Литература и источники

1. А.Л. Якобсон. Разведочные раскопки средневекового поселения Горзувиты, стр. 109.

2. Н.И. Репников. Некоторые могильники области крымских готов. ИАК, вып. 19, СПб, 1906, стр. 38—43.

3. Е.Н. Черепанова. Архив А.Л. Бертье-Делагарда в Крымском краеведческом музее В сб.: «Археологические исследования средневекового Крыма», К., 1968, стр. 211.

4. В.В. Кропоткин. Из истории средневекового Крыма. СА, XXVIII, М., 1958, стр. 207-212.

5. И.А. Баранов. О восстании Иоанна Готского в связи с археологическими исследованиями последних лет. В сб.: «Средневековая Таврика» (в печати): О И. Домбровский. Фрески средневекового Крыма. К., 1968, стр. 14—15; Его же. Таврика в период борьбы с хазарами В сб.: «Дорогой тысячелетий». Симферополь, 1966, стр. 54—56; О.А. Махнева О плитовых могильниках средневекового Крыма. В сб.: «Археологические исследования средневекового Крыма», К., 1968, стр. 164—165; А.Л. Якобсон. Раннесредневековые сельские поселения юго-западной Таврики. МИА, 68, Л., 1970, стр. 182—195; Ю.Д. Беневоленская. Антропологические материалы из средневековых могильников юго-западного Крыма. МИА, 68, стр. 204—207.