Один или два?

Античные авторы употребляют наименование (этникон) интересующего нас города в двух формах (ΚΑΡΚΙΝΙΤΙΣ или ΚΕΡΚΙΝΙΤΙΣ), очень близких, но все же различающихся написанием первой гласной буквы: в одном случае через альфу (Α), в другом — через эпсилон (Ε). Именно это с учетом некоторых нумизматических данных породило длительную дискуссию по вопросу о существовании в Причерноморье — по одной версии одного, а по другой — двух почти одноименных городов и, естественно, их локализации.

Уже в древнегреческом (первом в мире) географическом атласе — «Землеописании» Гекатея Милетского (около 500 г. до н. э.), наряду с несколькими другими топонимами, упоминается и Керкинитида, которую античный географ поместил на северном берегу Понта и назвал «городом скифским». Дважды об одноименном городе и в такой же транскрипции сообщает в своей четвертой книге «Мельпомена» отец истории Геродот, используя этот населенный пункт каждый раз в качестве топографического ориентира — для пояснения географического описания Скифии. В одном случае он подчеркивает, что именно у Керкинитиды впадает в море шестая по его счету река Гипакирис.

Второе упоминание в силу его особой значимости для выяснения местоположения апойкии^* приведем полностью: «Начиная от Истра, — пишет Геродот, — я буду описывать приморскую часть самой скифской страны с целью измерения. От Истра идет уже древняя Скифия, лежащая к югу в направлении южного ветра до города, называемого Керкинитидой. Далее — от этого города обращенную к этому же морю страну, гористую и выступающую к Понту, населяет племя тавров до полуострова, называемого Скалистым; этот полуостров выдается в море, обращенное в сторону восточного ветра» (перевод И.А. Шишовой)¹.

Более поздние сведения источников еще менее информативны. Так, Плиний Старший (I в. н. э.) помещает Каркину на побережье одноименного залива, за которым сразу начинается Таврика². На северном берегу Каркинитского залива размещает город Каркину Помпоний Мела (I в. н. э.)³, а также известный астроном Клавдий Птолемей (конец II—III вв. н. э.). Он расположил город на берегу одноименной реки Каркинит и указал его точное местоположение в градусах⁴. Сложность исчислений александрийского ученого, к сожалению, не позволяет точно определить местоположение этого пункта: где-то на побережье, немного к северу от Херсонесе.

Важную историческую информацию мы можем извлечь из описания Понта Эвксинского претором римской провинции Каппадокия (ныне часть Малой Азии) Флавием Аррианом. В составленном им в 134 г. н. э. для императора Андриана «Перипле» он приводит точное расстояние от Херсонеса до Керкинитиды и от нее до Калос-Лимена. Сам римский наместник в своем плавании по Черному морю достиг лишь Диоскуриады, а его сведения о Кавказском побережье исключительно достоверны. К сожалению, сказанное выше нельзя отнести к его экскурсу о западной части Понтийского бассейна, где он сам не был. Для нас также имеет значение употребление Аррианом наименования города через «эпсилон»⁵. Приведенные выше данные с небольшими изменениями были воспроизведены в «Перипле» безымянного автора (так называемого Псевдо-Арриана), компиляции V в. н. э.⁶.

Приведенные выше отрывочные упоминания Керкинитиды — Каркины — Керкинитиды в нарративных (то есть письменных) источниках на протяжении XVIII — первой половины XIX в. оставались единственным указанием на существование в Северном Причерноморье этого античного полиса. Однако подобные сведения оставляли широкий простор для самых различных, в том числе и взаимоисключающих суждений и догадок о его локализации. В то же время какие-либо конкретные археологические данные в пользу той или иной гипотезы отсутствовали; а следовательно, местоположение Керкинитиды оставалось практически неизвестным.

В середине XIX в. были найдены монеты этого полиса, а в последней четверти того же столетия при раскопках Херсонеса были обнаружены уникальные памятники лапидарной эпиграфики — «Херсонесская присяга» и декрет в честь Диофанта, полководца Митридата VI Евпатора⁷. Они позволили по-новому осветить историю Херсонесского государства и всех входящих в него территорий. В присяге, относящейся к рубежу IV—III вв. до н. э. — периоду обострения политической борьбы внутри гражданской общины херсонеситов и внешней угрозы народу, граждане его клялись не предавать Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной Гавани и других укреплений. В декрете же отражен заключительный этап скифо-херсонесских войн. В нем упоминается освобождение Керкинитиды от захвативших ее скифов понтийскими войсками. Причем в обоих документах этиикон города соответствует его написанию у Арриана и Анонимного автора.

Важность проблемы заставляет нас кратко рассмотреть историю развития взглядов на локализацию древнего города. Необходимость проверки кабинетных гипотез привела, в конечном счете, к поискам реальных остатков античного памятника на местности; их логическим завершением и явилось открытие городища, отождествляемого с Керкинитидой. Поскольку в современной литературе утвердилось мнение о существовании в Причерноморье одного города с таким названием, в предложенной работе будет использоваться более позднее имя полиса, встречаемое помимо письменных источников и монет в местных эпиграфических документах.

Итак, уже в начале XVIII в. один из первых русских академиков немецкого происхождения Ф.З. Байер предпринимает попытку спроецировать данные Геродота на местность⁸: на карте, приложенной к его статье, он помещает Керкинитиду в устье реки Каланчак. К такому же выводу пришел несколько позже французский посол к Крымскому хану Пейсонель и д'Анвиль⁹. Однако уже вскоре — в 1784 г. — другой немец — Тунманн располагает Керкинитиду Арриана у современной Евпатории¹⁰.

Таким образом, с самого начала мнения ученых об интерпретации античных источников, а следовательно, и локализации города, разделились: одни располагали его на северном побережье Каркинитского залива, другие — на северо-западном берегу Крымского полуострова. К сожалению, оба эти предположения были сделаны лишь попутно с рассмотрением других более общих вопросов и основывались не на анализе всей совокупности данных, а лишь на сообщениях отдельных письменных источников, в которых назван этот город. Впрочем, определение местоположения последнего не входило в задачу ни одного из исследований, посвященных более общей проблематике. Кроме того, следует всегда помнить, что авторы XVIII — первых трех четвертей XIX в. не знали такие важнейшие эпиграфические памятники, как декрет в честь Диофанта и «Херсонесскую присягу», а также монеты Керкинитиды, которые еще предстояло открыть.

Приведенная выше точка зрения Тунманна осталась незамеченной; продолжало господствовать первое мнение, обязанное своей популярностью широко известному в Европе произведению Пейсонеля. Наряду с тем появлялись и совсем неудачные попытки локализовать Керкинитиду в других местах, например, возле г. Николаева или на Кинбурнской косе.

Единственным принципиально новым дополнением к этим двум основным позициям явилось предположение немецкого ученого Г. Фридлендера о существовании в Причерноморье двух соименных городов, различающихся в написании первой гласной буквы: одного на побережье Каркинитского, или Тамиракского, залива и другого на западном побережье Крыма¹¹. К этому выводу известный нумизмат пришел на основании сопоставления между собой названия колонии на трех публикуемых им монетах из Минцкабинета Берлинского музея (с аббревиатурами ΚΕΡΚΙ, ΚΕΡ) и данных письменных источников.

Оспаривая выводы Г. Фридлендера, отечественный нумизмат Г. Спасский настаивал на отнесении всех данных — как античных авторов, так и монет — независимо от несущественных, с его точки зрения, транскрибических различий к одному и тому же пункту, расположенному в устье Гипакириса-Каланчака¹².

Таким образом, к середине прошлого века были исчерпаны все возможные варианты интерпретации древних источников, крайне незначительный круг которых, к сожалению, замкнулся. С этого времени всем последующим ученым, писавшим о Керкинитиде, оставалось лишь присоединиться к одной из двух сформулированных точек зрения: часть из них, следуя за Г. Фридлендером, допускали существование двух соименных городов в Северном Причерноморье. Другие, напротив, вслед за Г. Спасским признавали наличие только одного города, располагая его либо на севере Каркинитского залива, либо в Западном Крыму. Попыткой связать эти две противоположные точки зрения явилось предположение В.Ф. Гайдукевича о том, что указанный населенный пункт в IV в. до н. э. был перенесен из-за пределов Крыма на полуостров в связи с передвижением части скифского населения¹³.

Местоположение Керкинитиды на западном побережье Таврики вне зависимости от того, признавали ли исследователи наличие одного или двух городов, определялось с незначительными различиями. Подавляющее большинство сходилось во мнении, что древняя колония располагалась вблизи Евпатории. Н.Ф. Романченко, а вслед за ним Е. Миннз, В.В. Латышев назвали конкретные ориентиры между Биюк-Мойнакским озером и Карантинным мысом (тогда еще на пригородную территорию, вошедшую уже в черту курорта). Упомянутое озеро, по мнению Н.Ф. Романченко, было в античную эпоху заливом, использовавшимся в качестве древней гавани.

Другие ученые помещали тот же полис около Донузлавского озера, которое вполне могло приниматься в период греческой колонизации за одну из рек Скифии. Причем П.О. Бурачков конкретно связывал Керкинитиду с античным поселением у так называемого Беляусекого трактира¹⁴. Однако, как показали раскопки последних десятилетий, городище Беляус ни по своему характеру, ни по размерам и датировке не может отождествляться с Керкинитидой¹⁵. Оно представляло собой куст из четырех сблокированных вместе усадеб с башнями.

Попробуем суммировать все изложенное выше. Главным основанием для сторонников существования в Северном Причерноморье двух близких по названию городов послужило его различное написание на монетах у античных авторов и в эпиграфических документах. Из них становится якобы очевидным, что Керкинитида Геродота и Каркина Плиния Старшего и Птолемея находились в преддверии Таврики; Керкинитида же Арриана, «Херсонесской присяги» и декрета в честь Диофанта определенно размещалась на западном берегу полуострова — на хоре Херсонеса, не столь уж от него отдаленной. Причем если исходить из приведенных Аррианом и компилирующим его автором расстояний, то город должен был находиться на самой западной оконечности Тарханкутского полуострова, на мысе Кара-Бурун¹⁶, где и в действительности располагался один из крупных античных памятников — Караджинское городище. Сторонники второй точки зрения исходили из логически маловероятного факта расположения в ближайшем соседстве двух практически одноименных апойкий — факта для античности если не исключительного, то, во всяком случае, редчайшего. Обоснование своего мнения они выводили из анализа все тех же письменных источников, что и заставляет нас еще раз сгруппировать и сопоставить все имеющиеся в настоящее время данные.

Одной из причин столь различной интерпретации одних и тех же письменных свидетельств могло послужить, во-первых, отсутствие достаточно убедительных археологических данных; во-вторых, то немаловажное обстоятельство, что сообщения античных авторов проецировались на современную топооснову, тогда как в представлении греческих мореплавателей (а, вероятно, отчасти и в действительности) очертания побережья в античную эпоху несколько отличались от нынешних. Сказанное в наибольшей степени относится к мелководному и непригодному теперь для плавания в верховьях Каркинитскому заливу. Он в античный период если и не был лиманом, отделяющимся от моря пересыпью, то, по крайней мере, перегораживался подводным баром, обозначенным в настоящее время Джарылгачской и Бакальской косами¹⁷. При более низком уровне моря (а также учитывая продолжающееся в настоящее время тектоническое погружение дна залива) этот поперечный вал мог располагаться на столь небольшой глубине, что вопрос о судоходстве залива к востоку от упомянутых кос в античную эпоху весьма сомнителен. Ведь недаром эта губа у византийских авторов и на итальянских картах называлась некропилом, т. е. мертвыми воротами, или мертвым входом. Если это так, то возможность основания на северо-восточном берегу залива греческого полиса, а не отдаленных аграрных поселений хоры, довольно сомнительна. Правда, недавно были открыты два античных памятника на севере Перекопского залива, которые относятся, однако, уже к несколько более позднему времени — IV—II вв. до н. э.

С другой стороны, местоположение Керкинитиды у Евпатории полностью соответствует тому приведенному выше месту в описании Геродота, согласно которому от названного пункта начинается горная страна тавров. И действительно, панорама Горного Крыма с Чатыр-Дагом в центре открывается при плавании на корабле сразу у Евпатории¹⁸. Скорее всего древний историк понимал под Таврикой не весь современный полуостров, а лишь ту его горную часть, которая была населена таврами, как это справедливо отмечал ряд отечественных авторов¹⁹. Более того, сам этникон «тавры» происходит, вероятно, от древнего названия Крымских гор (т. е. оронима), являющихся в представлении античных авторов продолжением Малоазийского Тавра, а имя упомянутого народа следует буквально в таком случае понимать как «горцы»²⁰. Напротив, предположение о Керкинитиде за пределами Крыма не соответствует экскурсу Геродота. Такое заключение не является произвольным еще и потому, что Перекопский перешеек в V в. до н. э. был наверняка несколько шире современного, а следовательно, полуостровной характер Крыма был не так четко выражен, как сейчас. Кроме того, конфигурация Каркинитского залива была слабо отражена в античных лоциях, в том числе и более поздних, поскольку греческие корабли от Ольвии, а при необходимости и прямо от Истрии, следовали не вдоль извилистого побережья, а по прямому морскому пути к мысу Херсонес.

При комментировании Геродота следует учитывать и то немаловажное обстоятельство, что он выбрал Керкинитиду в качестве основного географического ориентира. В таком случае выражения древнего историка «у», «около», «напротив», «против» не следует понимать буквально. Достаточно напомнить читателю весьма оригинальное наблюдение Ф. Бруна о городе Истре, находившемся, по свидетельству того же Геродота, около южного устья одноименной реки, тогда как в действительности он расположен в 500 стадиях от современного места впадения южного рукава Дуная в море²¹. Сказанное в значительной степени оправдывает локализацию Керкинитиды не у самой шестой по счету реки Скифии — Гипакирис, как считали многие исследователи, а на некотором расстоянии от нее.

Вопрос о местоположении Керкинитиды, действительно, прямо связан с идентификацией упомянутого Геродотом Гипакириса, одной из рек и ныне впадающих в Черное море. Большинство комментаторов скифского рассказа Геродота принимает за Гипакирис современную относительно небольшую реку Каланчак. Другие — соглашаясь с таким отождествлением в принципе — принимали за ее нижнее течение сам Каркинитский залив. С этой, обязанной своим происхождением Ф. Бруну точкой зрения, согласились недавно несколько современных исследователей. Однако такое отождествление А.Н. Щеглов вполне справедливо (с нашей точки зрения) назвал «фантастическим»²², не соответствующим достаточно подробным гидрографическим знаниям Геродота.

С не меньшим основанием считаться Гипакирисом заслуживает Донузлавское озеро, прорезающее полуостров на протяжении 27 км и достигающее в глубину до 17 м. Оно имеет вид настоящей речной долины, но еще недавно отделялось от моря песчаной пересыпью. Есть все основания полагать, что эта перемычка существовала в античную эпоху. Она могла в отдельных местах иметь промоины и протоки, которые время от времени замывались. С высоты птичьего полета озеро Донузлав практически не отличается от русла реки: в этом может убедиться каждый при подлете к Симферополю, поскольку самолет заходит на посадку над Донузлавом. Хотя, конечно, древние греки не летали, но и у них были все основания принимать его за устье реки. В рассматриваемом гидрониме, так же как и в обозначении других причерноморских рек, таких как Дунай (Данубиос), Днестр (Данастр), Днепр (Данапр), Дон (Танаис), отчетливо выделяется dan, на древнеиранском языке — «река»²³, причем, по мнению лингвиста В.И. Абаева. переход dan-don произошел не ранее XIII—XIV вв., когда осетинский элемент массово не был представлен уже на юге России²⁴. Иными словами, в представлении древнего населения, обитавшего в Крыму, описываемое озеро вполне могло восприниматься за устье реки Скифии — шестой в номенклатуре Геродота. Тем не менее окончательно решить вопрос о Гипакирисе не представляется возможным, и эта река до настоящего времени остается одной из наиболее загадочных у Геродота.

Плиний, как уже было. сказано, вполне определенно помещает Каркинит в преддверии Крыма, у самого перешейка. Описание римского автора может быть объяснено следующим образом. В своей компиляции он использовал источники разнообразные не только по характеру, но и по времени. С одной стороны, он был хорошо знаком с сообщением Геродота о расположении Керкинитиды за пределами Таврики, с другой — от Страбона Плиний получил вполне точное, более достоверное представление о конфигурации полуострова. Однако Плиний не учел того обстоятельства, что под Таврикой Геродот понимал только Горный Крым, а не весь Таврический полуостров, и расположил город перед последним в полном соответствии с географическими представлениями I в. н. э.

Приведенные ниже результаты детального изучения монетного чекана Керкинитиды IV—III вв. до н. э., несмотря на разделение его на две самостоятельные художественно-стилистические группы, однозначно свидетельствуют в пользу их сюжетной и семантической (смысловой) связи между собой^**. Кроме того, налицо и концентрация исключительно в Евпатории денежных знаков с ранним написанием полисного этникона. Из этого вытекает принадлежность всех нумизматических выпусков с неодинаковым начертанием имени города — в первом случае через ΚΑΡΚ, во втором — ΚΕΡΚ — монетному производству одного и того же северопричерноморского полиса. Последние сомнения отпадут, если к сказанному добавить, что только из раскопок Евпатории происходят литые монеты, на которых название эллинской колонии воспроизведено в форме ΚΑ(ΡΚΙΝΙΤΙΣ).

Карантинный мыс в г. Евпатории и промеры глубин морского дна (по В.Ю. Руммелю, 1899).

Заключительным аккордом более чем двухсотлетней дискуссии по вопросу локализации Керкинитиды совсем недавно прозвучали эпиграфические данные. Так, Ю.Г. Виноградов на большом фактологическом материале показал, что смена огласовки городского топонима с ΚΑΡΚΙΝΙΤΙΣ на ΚΕΡΚΙΝΙΤΙΣ вызвана его переводом с ионийского на дорийский диалект древнегреческого языка²⁵. Первоначальное же имя апойкии, как это часто бывает, уцелело в названии соответствующего залива. Такое объяснение снимает кажущиеся противоречия: выходит, что замена «альфы» на «эпсилон» в транскрипции этникона отразила изменение политического статуса Керкинитиды, превратившейся из суверенного ионийского полиса в составную часть более крупного дорийского государства.

Таким образом, все приведенные выше данные окончательно убеждают в справедливости отнесения всех сведений письменных и нумизматических источников к одному и тому же пункту Северного Причерноморья. Единственным в настоящее время памятником, существовавшим в VI—V вв. до н. э. на значительном пространстве от Ольвии до Херсонеса, остается античное городище в Евпатории. И это несмотря на интенсивные археологические поиски, проводившиеся на протяжении более чем столетия. Сторонники наличия на северном берегу Понта (вспомним также) двух одноименных городов полагали, что крымская Керкинитида была основана Херсонесом во второй половине IV — начале III в. до н. э. Открытие же на Евпаторийском городище культурных напластований архаической эпохи снимает подобный довод.

Примечания

*. Апойкия — буквально с древнегреческого — поселение, колония.

**. О монетах см. ниже.

Список использованной литературы

1. Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шишова И.А. Народы нашей страны в «Истории» Геродота. — М., 1982 — С. 134.

2. Скржинская М.В. Северное Причерноморье в описании Плиния Старшего. — Киев, 1977. — С. 96.

3. Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ. — 1949. — № 1. — С. 279.

4. Латышев В.В. Указ. соч. // ВДИ. — 1948. — № 2. — С. 238.

5. Латышев В.В. Указ. соч. // ВДИ. — 1948. — № 1. — С. 272.

6. Латышев В.В. Указ. соч. // ВДИ. — 1948. — № 4. — С. 235.

7. Latyschev В. Inscriptiones antiquae orae septentrionalis Pontr Euxini, Graecae et Latine. — Petropoli, 1916, 1², 352, 401.

8. Вайер Ф.З. О местоположении Скифии каково было в лета Геродотовы // Краткие описания Комментариев Академии наук. Часть 1 за 1726 г. — СПб., 1728. — С. 152—154.

9. Peyssonnel Cl. Ch. Observations historiques et geographiques, sur les peuples barbares qui out habite les bords du Danube et du Pont — Euxin: Avec cartes et figures tailledouce. — Paris, 1765. — P. 6; d'Anville M. Examen critique d'Herodote sur ce quil rapporte de la Scythie // Mémoires de littérature, terés des l'Académie Royale des inscriptions et belles — lettres. — 1770 — № 35. — P. 580.

10. Тунманн. Крымское ханство / Пер. Н.А. Эрнста и С.А. Беляевской. — Симферополь, 1936. — С. 41.

11. Friedlaender G. Kerkine citta del Chersoneso Taurico nella serie numismatica // Annali dell' Institute di corrispondenza archeologica. — 1845. — № 16. — P. 232—234.

12. Спaсский Г. О местоположении древнего города Каркинита и об его монетах // ЗООИД — 1848. — Том 2. — С. 26; то же см.: Археолого-нумизматический сборник. — М., 1850. — С. 180.

13. Гайдукевич В.Ф. [Рецензия] // ВДИ. — 1949. — № 3. — С. 144. — Рец. на кн.: Белов Г.Д. Херсонес Таврический. — Л., 1948.

14. Бурачков П.О. О местоположении древнего города Каркинитеса и монетах ему принадлежащих // ЗООИД, — 1875. — Т. 9. — С. 122; Он же.: Опыт соглашения открытой в Херсонесе надписи с природой местности и сохранившимися у древних писателей сведениями, относящимися ко времени войн Диофанта, полководца Митридата, со скифами // ЗООИД. — 1881. — Т. 12. — С. 232.

15. Дашевская О.Д., Щеглов А.Н. Херсонесское укрепление на городище Беляус // СА. — 1965. — № 2. — С. 255.

16. Аркас З. Сравнительная таблица эллинских поселений по Евксинскому Понту // ЗООИД, — 1852. — Т. 3. — С. 144—145.

17. Невесский Е.Н. Процессы осадкообразования в прибрежной зоне моря. — М., 1967. — С. 140—156.

18. Лоция Черного моря. — Николаев, 1851. — С. 60. См. также последующие издания «Лоций» за 1867, 1892 и 1903 г.

19. Орешников А.В. Материалы по древней нумизматике Черноморского побережья. — М., 1892. — С. 3—4; Дьяков В.Н. Древняя Таврика до римской оккупации // ВДИ. — 1939. — № 3. — С. 72—73.

20. Соломоник Э.И. Тавры и Таврика // Археологія. — 1976. — № 20. — С. 46—50; Щеглов А.Н. Тавры и греческие колонии в Таврике // Демографическая ситуация в Причерноморье в период Великой греческой колонизации. — Тбилиси, 1981. — С. 206.

21. Брун Ф. Черноморье. Сборник исследований по исторической географии южной России. — Одесса. — Часть 2. — С. 8.

22. Щеглов А.Н. Северо-Западный Крым в античную эпоху. — Л., 1978. — С. 22.

23. Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. — М.—Л., 1949. — С. 162, 236; он же. Два зороастризма в Иране (Иран Восточный — Иран Западный. Два лица одной этнической культуры) // ВДИ. — 1990. — № 4. — С. 202.

24. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. — Т. І — М.—Л., 1958. — С. 367.

25. Виноградов Ю.Г., Щеглов А.Н. Образование территориального Херсонесского государства // Эллинизм: Экономика... М., 1991. — С. 333. Правда, долгое время не обращали никакого внимания на вскользь высказанное замечание В. Диттенбергера о том, что форма слова ΚΕΡΚΙΝΤ характерна для ряда диалектов, включая дорийский: Dittenbergero G. Sylloge Inscriptionum Graecarum. Nunc 3 ed. — Lapsiae, 1915. — P. 275.