Имение Ласпи

В 1804 году часть ласпинских земель в центральной части котловины приобрел французский подданный генерал Карл Потье. В этом ему содействовал французский консул в Севастополе г-н Веккие. Обустройством имения, составлявшего 564 десятины, занялся отчим генерала коммерции советник Вильгельм Рувье со своим зятем Рене Вассалом. В свое время родственники покинули Францию, спасаясь от революции и, прежде чем осесть в Крыму, изрядно поколесили по Европе. Пребывая в Испании, они заинтересовались тонкорунным овцеводством. На юге России Рувье и Вассала по праву можно считать основателями этой весьма прибыльной и прогрессивной отрасли хозяйства. К концу XIX века наследники Р. Вассала владели в имениях Северной Таврии, Буркут и Ново-Софиевка, стотысячным стадом племенных мериносов. Помимо овцеводства компаньонов интересовало промышленное виноградарство. В том же 1804 году В. Рувье занялся опытами по акклиматизации в Крыму виноградных лоз, вывезенных из Малаги. Первоначально предприятие планировалось в Судаке, однако тамошний климат оказался не вполне благоприятным для испанских лоз; район Ласпи, напротив, оказался подходящим по всем показателям.

Идея организации «Училища для насаждения в Крыму иностранных виноградных лоз» была положительно оценена правительством. В. Рувье получил значительную ссуду в 12 тысяч рублей с условием возврата ее в течение 12 лет и обязательствами обучать бесплатно присылаемых на протяжении шести лет мальчиков и ежегодно распространять 20 тысяч чубуков лозы по 25 копеек за экземпляр. Образцовый виноградник ласпинского имения был разбит на площади в 10 десятин. Мероприятие имело исключительный успех. Вскоре были отстроены винный подвал, четыре небольших дома экономии, каптирован самый крупный ласпинский источник. Опыты были продолжены с французскими сортами винограда. Особенно хорошо на ласпинской земле прижился Мускат александрийский. Еще до Крымской войны вина из вассаловских подвалов получили известность в Севастополе, Одессе, затем и по всему югу России.

Вид усадьбы и долины Ласпи. Рисунок Ф. Дюбуа-де-Монпере. 1838 г.

Ласпинские вина в полной мере сохраняли вкус и прелесть малаги и были весьма похожи на испанские. В литературе прошлого века неоднократно отмечалось их превосходное качество, что, не в последнюю очередь, объясняли уникальными климатическими условиями Ласпи, сравнимыми с окрестностями Ниццы. Здесь вызревали самые поздние сорта винограда, а более скороспелые достигали необходимой сладости, позволяющей «выделывать» ликерные вина, ничем не уступающие знаменитым в XIX веке мускатам Лионеля и Ривзальта.

Кроме винограда в имении Ласпи выращивали табак и огородные культуры, «...дававшие продукты необыкновенных размеров, к примеру капусту весом в пуд». Кроме участка под виноградники г-н Рувье получил в пользование 20 десятин казенного леса с разрешением на торговлю строевыми материалами и дровами. Современники не скупились на комплименты в адрес владельцев имения, по достоинству оценивая его как одно из превосходнейших на всем Южном берегу, хотя здесь не было ни сколько-нибудь значимых строений, ни выдающихся парковых ансамблей, ни художественных коллекций. Возможно, что и спустя полтора столетия деятельность владельцев имения Ласпи сохраняет значение положительного примера «цивилизованного предпринимательства».

Вид Ласпинской долины с востока. Рисунок Ф. Дюбуа-де-Монпере. 1838 г.

В середине XIX века Крымский полуостров воспринимался просвещенными европейцами и россиянами как край малоизученный, диковатый и полный экзотики. Этими настроениями полны путевые заметки путешественников и первоисследователей Крыма. В феврале 1834 года гостеприимством ласпинского имения пользовался швейцарский путешественник Франсуа Дюбуа-де-Монпере, упоминавшийся уже в предшествующей главе. Отсюда он совершил ряд геологических и археологических экскурсий. Впечатления о Ласпи — Батилимане, описание здешних геологических и исторических достопримечательностей нашли отражение на страницах фундаментального шеститомного труда, посвященного путешествию по Крыму и Кавказу. Ему же принадлежат три рисунка, запечатлевшие ландшафты котловины и вид скромной усадьбы в ее центральной части.

В то время ласпинским имением управляли братья Кампер. Имением в основном занимался младший брат, Осип Филимонович Кампер. Старший, Карл Филимонович Кампер, глава многочисленного семейства, слывший человеком образованным, в свое время окончившим парижскую Политехническую школу, уделял основное время воспитанию своих детей и занятиям науками.

В записках немногочисленных путешественников, посещавших имение в те годы, сохранились теплые слова о его обитателях. «Да помоги им боже! У них мы испытали истинное гостеприимство, и на этой странице я записываю благодарность», — писал в 1825 году польский врач К. Качковский. В 1838 году Камперы принимали в имении экспедицию академика А.Н. Демидова, отметившего в своих записях атмосферу доброжелательности и гостеприимства, окружившую путешественников:

«В этом небольшом доме мы, люди совершенно незнакомые, были приняты как старинные друзья. Хозяин показывал нам свое большое собрание трав, минералов, окаменелостей, он был так добродушен, что мы могли бы выпросить у него все эти предметы, если бы только были способны употребить во зло благородное умиление, сердечную радость, внушенные ему неожиданною встречею соотечественников, умевших понимать его жизнь, его занятия и иные удовольствия, доставляемые наукою».

Ф. Дюбуа-де-Монпере свидетельствует об археологических интересах К. Кампера, неизменно сопровождавшего путешественника в ласпинских вояжах:

«...Отсюда вверх до долины Ласпи распространяется хвойный лес с руинами семи деревень, которые постепенно обнаруживал господин Кампер. Мы посетили эти места, остатки ни одной из деревень не представляют особого интереса. Это только лишь толстые белые стены, кирпичи и посуда. Не нашлось ничего, что могло бы указать на след старой часовни. Г-н Компер не припоминал, чтобы здесь находились монеты, ни одна раскопка не была представлена чем-либо особенным».

Можно сожалеть, что К.Ф. Кампер не оставил после себя никаких письменных материалов, однако его по праву можно причислить к первоисследователям древностей Ласпи.

В районе мыса Сарыч Карл Кампер описал неизвестный ранее вид крымской орхидеи, которую основатель Императорского Никитского ботанического сада Христиан Стевен назвал в честь открывателя Comperia Compera. Память о семействе Камперов сохранилась и в названии урочища Камперия у мыса Сарыч.

Помимо усадьбы Ласпи, на картах середины XIX века в восточной части Ласпинского залива отмечены еще два имения — Михайловка и Елизаветино. К сожалению, сведений об их владельцах не нашлось. Далее в сторону Фороса за горой Суучкан располагалось одно из имений рода Шаховских.

Ласпинская яйла и урочище Кок-Кия традиционно использовались жителями близлежащих деревень Хайто (Тыловое), Байдары (Орлиное), Кучук-Мускомья (Резервное) и Варнутка (Гончарное) для сезонного выпаса скота и под сенокосные угодья, кое-где располагались горные сады — чаиры. Побережье Ласпинской бухты оставалось пустынным, здесь размещались лишь два-три рабочих балагана и стоянка лесоторговцев, наладивших заготовку дров и их вывоз морем на продажу через Ласпинскую бухту. На возвышенности на территории современного пионерлагеря «Ласпи» находился кордон пограничной стражи. По тропе вдоль бухты вплоть до мыса Айя велось патрулирование берега — низкие места были весьма привлекательны для балаклавских контрабандистов. Пограничную стражу на Южном берегу Крыма нес Балаклавский греческий батальон, впрочем, и контрабандой промышляли все больше их единоплеменники как российского, так и турецкого подданства.