Шайтан-базар

Вон там, на пригорке дом стоит большой. Стены облупились, провалы окон и дверей говорят о том, что он давно людьми оставлен. Говорят люди, что черт в том доме поселился. Почему такое красивое место выбрал, кто скажет? От него к морю террасообразно виноградники сбегают, справа и слева — фруктовые сады, а выше, на север — отузская деревня с уютными белыми домиками.

Жил в том доме грек-дангалак; клады старинные искал, ямами всю окрестность ископал. Нашел, не нашел, кто знает? Умер давно. Потом армянин богатый поселился; деньги очень любил, больше женщин любил деньги; умер. Потом чабаны в том доме собирались по ночам, виноград воровали, телят воровали, резали, вместе пили, вместе ели; друг друга зарезали. Так наши старики говорили. Потом в доме никто не жил.

Только чабан Мемет мимо отару овец своих гонял, в дом тот заглядывал… ничего не видел.

Один раз сильная случилась гроза. Дождь большой долго шёл, вода с гор побежала, камни с собой несла, кусты, деревья несла. Страшно было. Мемет загнал барашек за стенку, сам спрятался под своды дома. Веселый был человек, горя не знал, Мемет, стоит, поет, за барашками следит. Барашки сбились в кучу, не разбегаются. Пора бы дождику и кончится? Где-то там далеко, на востоке, у самого горизонта голубая лента широкая небосвода чистого появилась. А, здесь, напротив еще больше потемнело, дождь все больше и больше становится. Петь надоело чабану. От нечего делать, стал таяком, палкой такой длинной, с выемкой на конце, которой за ноги барашку ловят, стучать по стене. Стучит и прислушивается. Везде — так звучит, в одном месте — не так. Еще несколько раз постучал. Опять в одном месте не так звучит, как в других местах.

Захотел выломать камень из стены. Вдруг слышит, говорит кто-то: «Лучше, Мемет, не трогай стены! Плохо тебе будет!». Посмотрел вокруг Мемет — никого нет! Кто сказал, если никого нет? Никто! Значит, показалось?… Начал камень выбивать.

«Не тронь, — слышит опять голос, — будешь богатым, червонцем подавишься!»

Сплюнул Мемет с досады, говорит сам себе: «Врешь, шайтан, богатым всегда хорошо, ни один богатый человек червонцем не подавился!» Навалился, как следует, и сдвинул камень с места. Видит выемка в стене, а в ней кувшин с червонцами. Ахнул Мемет, руками всплеснув. Столько золота! На всю деревню хватит. Задрожал от радости, решил спрятать клад, да так, чтобы другие не увидели. Только камень назад никак не вставляется. Не прикроешь таким камнем клад… Высыпал все червонцы в чекмень свой, завернул в узел, под куст до вечера положил.

Дождь прошел, надо выгонять стадо пасти, а глаза сами собой к кусту тянутся. Кажется, сам куст от червонцев, спрятанных, алым стал. Что делать? Гнать на деревню отару — рано слишком, солнце еще высоко стоит! А ноги не хотят от куста уходить. Стал думать, каким богатым человеком теперь он будет. Принесет домой червонцы, отдаст жене: скажет: — На, бери! Сам падишах больше не даст, а я, чабан, все тебе подарю!… «Положим, совсем подарить никак нельзя, что самому останется? Не подарит нужно, а только так просто сказать!»

Смеется, радуется чабан: «Куплю себе дом большой на дороге, открою кофейню! Стадо свое заведу — чабаны свои будут. Ни одна овца не пропадет. Украдет чабан — сейчас же поймаю. Первый богач в Отузах буду» — Так думал Мемет, ожидая, когда солнце за горы станет заходить — гнать стадо домой.

И гнал так, что сам удивлялся. Бежал сам, бежали барашки, бежали собаки.

Прибежал к себе домой, развернул на полу чекмень, позвал жену: «Смотри!»

С ума сошла женщина от радости; побежала к соседке; та — к другой, а та — к третьей. Вся деревня сбежалась. Все ахают, все охают, поздравляют Мемета с удачей. Один имам прошел мимо, не останавливаясь, покачивая головой укоризненно:

— Подарки шайтана впрок не идут!

Послал Мемет за бараниной. Десяток барашек на червонец дали, бабам каурму велел варить. — Кушайте все, вот какой я человек, не как другие.

Все едят, хвалят Мемета: — Добрый человек, хороший человек, уважаемый человек!

Смотрели червонцы. Чужие червонцы, не похожие на турецкие. Какая цена им, кто знает? Сотский советовал позвать караима Шапшала. Шапшал виноград покупал, образованный человек был. Позвали. Тот обещал помочь. Вот скоро поедет в Стамбул, там разменяет найденные червонцы на наши деньги. Только за размен караим третью часть денег себе требует. Долго торговались, сошлись на четвертой. Отдал Мемет караиму все червонцы, себе немного на баранину оставил. Не спал целую ночь, все думал, что слишком много дал за хлопоты. Обидно было. Мучился человек.

На другой день стада на пастбище не погнал. Когда богатый, разве будешь чабаном? Пошел дом торговать в Ялы-Богазе. Никто не жил в доме, который Мемету приглянулся — дешево продали. Без денег, в долг купил. Мулла сделку торговую скрепил, все сделал по шариату. Мастеров нанял дом поправить. Без денег пошли люди, знали, что Мемет самый богатый человек на деревне.

Ждет Мемет возвращения из Стамбула караима Шапшала. А тот все не едет. Пришла ураза, когда нельзя целый день кушать. Недоволен Мемет, к баранине привык. Стал бранить потихоньку старый закон, заставляющий пост соблюдать.

Шайтан смеется: — Скоро Мемет моим будет!

По ночам слышит Мемет чужой голос: «Обманул тебя Шапшал. Пропали твои червонцы. Никогда не увидишь их».

Хмурым встает по утру Мемет. Все радуются: скоро Курбан-байрам; Мемет сердит на всех, не думает о празднике.

Один раз в деревне услышали звон колокольчика. Приехал начальник. Бежит сотский за Меметом.

— Иди, тебя зовет.

— Зачем?

— Ты клад, говорит, нашел, куда его девал? Испугался Мемет. — Скажи, Хасан, что не находил я клада.

— Как скажу? Ведь все знают, что ты нашел!

— Ну, скажи, что меня дома нет.

Почесал сотский затылок и пошел к начальнику.

А Мемет взял со стены ружье и ушел через сады в Ялы-Богаз.

Над ущельем нависла черная туча огромная, темно стало; буря началась такая же, как в тот день, когда Мемет клад нашел. В дом вошел бывший чабан. Неприветлив дом, живого духа в нем нет.

Ветер деревья ломает, в трубе воет; собаки на дворе воют, нехорошо воют, покойника чуют.

Положил Мемет чекмень на пол, лег спать. Спал, не спал — не знает. Только видит, в углу на корточках сидят гости незваные, в прошлом жившие: грек-дангалак, армянин-хозяин, зарезанные чабаны. Сидят, тихонько меж собою разговаривают, стараясь не разбудить Мемета. Пошевелился Мемет, видом своим показывая, что проснулся он. Погладил длинную белую бороду грек, сказал:

— Мемет, мы к тебе пришли. Сначала я скажу, потом он скажет. Посмотрим, кого ты послушаешь…

Долго говорил грек, душу свою спасти просил, на мечеть мулле дать, бедному соседу дать, сироту в дом принять… Напишет мулла в Стамбул, поймают Шапшала, вернут в Отузы деньги. Не будет Мемет в тюрьме сидеть: начальника хорошо попросят. Когда начальника хорошо просить, начальник добрый будет.

Смеется армянин. — Только Шапшала где теперь найдешь? Давно из Стамбула ушел. Хочешь деньги, можно иметь деньги. Скоро начальник поедет. Насыпь больше дроби в ружье. Близко поедет. Будет много денег.

Поднялся Мемет на ноги. Гости его, только что сидевшие, словно сквозь землю провалились. А звон колокольчика хорошо слышен; звук приближается. Слышит звенит колокольчик. Зарядил ружье Мемет, за окошко спрятался. Шагом едет начальник, дорога плохая. Вспомнил начальник про Меметов клад, оглянулся на дом. Блеснуло в окне что-то, пошло по горам эхо выстрела гулять. Позади начальника ехали верховые: бросились к дому, схватили Мемета, скрутили кушаком ему руки. Не боролся Мемет; знал, что пропал человек.

Сидит он в тюрьме, ни пьет, ни ест, позеленел; всю ночь с кем-то разговаривает. Страшно караульному: один человек в камере сидит, а двумя голосами разговаривает. Сумасшедшим стал, думает. Вдруг, видит, начал Мемет рвать на себе шаровары, схватил что-то в руку, прыгает от радости. Не стал караульный дальше смотреть, зашел за дверь.

Потому и не видел, как вскочил в камеру к Мемету зеленый шайтан, как руку ему на плечо положил.

«Прячь скорей свой последний червонец, Мемет, — говорил шайтан на ухо арестованному, — увидят — отберут. Прячь его в рот!»

Сунул Мемет в рот червонец. Зазвенел засов тюрьмы. Глотнул Мемет и удавился червонцем.

Узнали в деревне, что удавился червонцем односельчанин, заговорили: — Жадный был человек, глупый был человек! Видишь ли, дом в Ялы-Богазе купить захотел! Кто в Ялы-Богазе может жить! Нечего жалеть такого человека!

С того времени никто в том доме не живет и народ его называет Шайтан-сарай. Но живет ли в нем еще шайтан? Что в пустом доме, да еще с такой славой, делать шайтану?

Какой дом под жилище себе шайтан выбрал, кто знает? Но о том, где он поселится, сам делами заявит. А то, что ни молитвой, ни заклинаниями, не выгонишь его, так это — факт!

Закрыл глаза: она передо мной
Нет радости в глазах — печальна.
Не назову любимую женой,
Хоть предназначена судьбой мне изначально.

Смерть не страшна, коль жизни нет,
Безумие всегда наедине со мною,
И сколько б не прожил я лет —
Не назову любимую женою.

Не умирает Дух — легендою живет,
Хоть все давно переменилось.
И каждый год народ чего-то ждет,
Чтоб божество незримое явилось.

Что принесет? Как угодить?
Но торжеством приход его отметят,
И будут есть и будут много пить,
Мечтая о счастливом лете.

И истина, и вымысел едины —
В том и легенды суть.
Есть Дух добра, Дух солнечной долины
О нем века сказания несут.

А истина без вымысла суха,
Не размочить священною водою,
Легенда с вымыслом без истины плоха,
Хоть кажется по возрасту седою.